Снова горы зовут. Слышу голос их в синем тумане.
Снова вдаль я смотрю и пьянею от утренних дум.
Я давно повзрослел. И меня так легко не обманешь.
Не сорвусь я мальчишкой на призрачный зов наобум.
Не сорвусь с рюкзачком, пропуская постылую школу,
на заре, одиночкой, сбивая с травинок росу,
водопад Учан-Су многоструйный, шумливый, весёлый
не заманит к истокам своим и ночёвке в лесу.
Я давно поумнел. Не полезу на осыпь бездумно.
Стайка ландышей белых не вынудит сделать бросок.
Чёрный ворон парит над глубоким ущельем бесшумно,
тень его по откосу проносится наискосок.
Горный ветер горчит, а порой обжигает, как перцем.
Долгим эхом глухим о себе даёт знать камнепад.
Я давно повзрослел. Только что же сжимается сердце
и ласкает вершины тоской затуманенный взгляд?
Что-то сердце щемит по весне непонятной тоскою,
что-то снова его тянет в горы, и снова невмочь;
я дневник свой потрёпанный снова найду и открою,
и прочту, как не спал у костра я в ту давнюю ночь.
Я запомнил навеки коварных ловушек обрывы.
И я другу твержу: – Умный в горы, поверь, не пойдёт! –
Только юности спешка, порывы, ошибки и срывы
нашим душам желанней, чем зрелости трезвый расчёт.
Я обдумаю всё. Всё до мелочи выверю, взвешу.
Ах, как горы зовут зыбким голосом первой любви!
И, подкинув монетку, я крикну:
– «Орёл!»
или «Решка!» –
и рюкзак подхвачу, и забуду расчёты свои!..