Умри, любовь моя, умри. 8. Барток

Ольга Вярси
8. БАРТОК

За что же он её полюбил? Он и сам не смог бы себе объяснить. За ненадуманную грацию? За врожденное умение быть самой собой? А ведь это качество – так редко и почти неестественно в нашем мире. Умение «носить маску» - своего рода мимикрия, помогающая выжить. Ей же она была не нужна. Простоватенькая на вид, она оказалась соткана из множества необъяснимых сюрпризов. Например: её не кусали пчелы. Спокойно наблюдала она за тем, как пчелка ползает по её руке, но при этом рефлекторно не стряхивала её, как это сделали бы многие из нас, а просто, склонив голову набок, Пегги наблюдала за букашкой, как та исследует участки её кожи. Она пахла голубикой, даже зимой, а во время дождя этот запах становился только сильнее. Она не размахивала руками, когда шла, и почти не жестикулировала, когда что-нибудь рассказывала. Ощущение было такое, что она живет в постоянном ладу с самой собой! Он никак не мог взять в толк, как ей это удается? Его-то самого постоянно что-нибудь раздражало, он вечно куда-то мчался, у него всегда были заняты руки и все из них валилось- стоило поднять с полу один предмет, как другой валился опять на пол. У него вечно ни на что не хватало времени. А у неё – всегда его на все хватало. Без всякой натуги – просто было и все. Она вся была – ходячий парадокс, и потому его к ней страшно тянуло.
Прошло пол-года, прежде чем она переступила порог его дома. Он страшно волновался, ему так хотелось, чтобы все прошло хорошо и ничем её не отпугнуло. Ужин удался на славу! Дом был прибран и уютен, даже Маргоша, как ни сопротивлялась, а все же была выкупана и вычесана – она до неприличия могла быть надоедливой, постоянно норовя запрыгнуть к Пегги на колени. А та, казалось, получала полное удовольствие от внимания назойливой котяры и только чесала её за ушком.
Кожей он чувствовал, как наполняется комната чувственными мыслями. У него зудели ладони – так ему хотелось её потрогать. Наконец, он превозмог свой страх и пересел к ней поближе. Она не отодвинулась, и, когда его рука легла ей на грудь, только слегка вздрогнула кожей, но руку его не убрала. Он легонько сжал её, забирая небольшую грудь в свою ладонь. Пегги издала звук, похожий на стон и опрокинулась на спинку софы, на которой сидела. Барток окунулся в волну наслаждения и это его состояние передалось ей и опьянило. Даже больше, чем выпитое ранее вино. Он, наконец, нашел эти неприрученные губы и раскрыл их языком. Её небо было гладким и нежным, а он думал в тот момент, как проникнуть еще глубже, к основанию её языка, как завладеть им, как медленно начать забирать его в себя и не отпускать, ни за что! Не дать уйти, продлить вот это мгновение слияния! Он уже лежал на ней, навалившись грудью, её стоны вводили его в исступление! Она была гибкая и гладкая, как кошка, и, как кошка же, изгибала спину, прижимаясь к нему ближе! Он таки добрался до его тела, расстегнув миллион пуговок на сарафане. «Зачем расстегивать – надо было рвать, рвать!» - промелькнуло в мозгу, но другая, разумная, мысль шепнула возмущенно: «Она тебе этого не простит, порванного платья»! Он еще подумал, как это мысли могут так быстро думаться, почти одновременно? Но это было последнее, что он еще в состоянии был думать. Потом все просто исчезло. Были только стоны, какие-то крики, непонятный и невнятный шопот, судорожные конвульсии тел.. А Пегги-то! Она была просто потрясающе одержима!! Она сама села на него сверху и он захлебнулся от размерянного волшебного ритма, с которым она методично, как на качелях, возносила его в рай – туда-сюда, туда – сюда… Давай, Пегги, Давай! А, это он уже – вслух! Но глаза-то у неё закрыты, словно прислушивается она к чему-то, происходящему внутри себя самой. Туда- сюда.. Лишбы – не кончалось. Нестерпимо пахло нагретой солнцем голубикой и еще чем-то, кажется – его собственной спермой.
 Маргоша, сидя на спинке софы, пыталась дотянуться до них лапой – в странные игры играет сегодня её хозяин,- думала кошка.

Хартлей и не заметила, как по её собственной спине заструился пот – так захватило её увиденное на экране. Сам же Барток, раскачиваясь сидел на стуле, убрав руки с клавиатуры, и, честное слово, ей показалось, что у него была эрекция – об этом свидетельствовало темноватое пятно, растекающееся по его светлым сегодня брюкам – между ног.