7.
Хартлей
- Вы сияете, как серебрянный доллар. Уж не посетил ли вас Элон Маск собственной персоной? – Осведомилась она у Грубера, который , как пуля, носился по зданию офиса.
Как обычно, широко улыбнувшись и склонив голову набок, он ответил:
- А вы не так далеки от истины.. Не так уж и далеки!
И хитренько засмеялся.
Перепады в его настроении поражали её – рано утром он был темнее гшрозовой тучи и в ответ на её приветствие, только буркнул что-то невразумительное. Это совсем было не свойственно ему – по натуре он был человек добрый, гурман, сибарит и женщин любил. Да что там, обожал! Неспроста и тему такую подобрал для своего эксперимента, не совсем обычную.
- И как, по вашему, идут дела у наших подопечных? – Поинтересовалась Хартлей.
- О, они превзошли все мои ожидания! Вы только посмотрите на Бартока, какие потаенные страсти ! Прямо шекспировский накал! А вы все так же увлечены Скаджитом?
- А вы уже подпустили им ферамонов? – Вопросом на вопрос ответила женщина.
- Всему свое время, голубушка. Всему свое время. Все еще только в зародыше, все еще только начинается.
- Так чем же вы были так расстроены утром, если дела идут, как по маслу?
Грубер вдруг мгновенно посерьезнел.
- Не для печати говоря, а как дочери моего старинного друга.. – Он понизил голос почти до шепота. – На меня надавили. Сверху.
Он бровями показал – наверх.
- Кто посмел?
- Ну вы же понимаете, там тоже не дураки сидят! Хотя множество билетов было продано через подставных лиц, я -то не вчера родился, и знал, кто за ними стоит.
Короче, наше открытие произвело некоторый ажиотаж в определенных кругах. Мне предложили контракт, большие субсидии для дальнейшего развития проекта, и обещали уплатить неустойку с процентами за прерванное шоу, если я соглашусь на их условия.
- И вы согласились?
- Но шоу-то – продолжается! – Воскликнул Грубер, кивнув на центральный монитор.
- И не боитесь? Не боитесь разгневать всесильных?
- Да, я был очень расстроен, что и скрывать… - Вздохнул толстяк. – Не за себя боюсь, за детище наше… Сколько сил было потрачено на разработки, сколько умов задействовано, и все это – добровольно отдать в лапы демону?
А ведь вы почти разгадали мою тайну – Элон Маск заинтересовался нашим проектом, я беседовал с его представителем незадолго до вашего прихода. Да вы сами знаете, как я всегда к нему относился. Неординарный человек, богатая у него фантазия! А без неё в науке – никуда. А главное, что он печется о человечестве, о всех нас, букашечках! Ну да не мне рассказывать вам о его сумасшедших проектах, которые он таки умудрился воплотить в реальность! Один Спэйс – экс чего стоит! А город Солнца, а электромобиль Тесла! Да позвольте, не вы ли сами мне говорили, что собирались брать у него интервью, о его невероятных мечтах об освоении Марса?
- Ну, до этого дело еще не дошло, пока. Появились на горизонте вы, со своим, не менее ошеломляющим открытием!
- Вот и славненько! Возможно, мне понадобится Ваше присутствие, если мы с ним до чего нибудь договоримся.
Грациозно( при его то полноте) шаркнув ножкой, на удивление маленькой, Грубер откланялся, оставив её в одиночестве наблюдать за «подопечными».
Не могла же она ему признаться, что у неё был свой собственный интерес в его открытии. Многие годы она скрывала ото всех, что не способна видеть предметы в своем воображении. Она не сразу обнаружила эту свою отличность от других детей. Наооборот, она обладала недюжинной памятью на факты и события, и даже была направлена в школу для одаренных детей, потому что её IQ было намного выше. Она не распространялась о своей, как ей казалось, ущербности, но невозможность вообразить себе только что увиденное( лицо,предмет, животное), выводило её из себя. В то же время она была отличным игроком в шахматы, и превосходила других детей в способности логически мыслить. Рисование ей давалось с трудом, она не могла перенести на бумагу только что увиденное, зато могла описать это в деталях.
Услышав от отца о Груберовских разработках, она очень взволновалась. Ей казалось, что, может быть, наблюдение за тем, как «работает» механизм человеческого мышления , поможет ей разобраться и в своей проблеме.
Некоторые люди считали её высокомерной зазнайкой, потому что при встрече она никогда сходу не здоровалась с ними по-имени. Как могла она им объяснить, что она просто не запоминала их имен и не связывала их с определенным обликом. Ну, не совсем – всех. Тех, кто производили на неё сильное впечатление, она помнила. Как , например, Скаджита. У её не создавалось, как такового, визуального облика человека, но, больше, какой-то собирательный образ, состоящий из множества мельчайших характеристик. Иногда ей помогало хорошо развитое обоняние, так как отдельные факты , события и люди ассоциировались с теми или иными характерными запахами. Её мозг, восполняя отсутствие воображения обликов и предметов, компенсировал этот пробел способностью создавать огромную библиотеку, где вся эта информация была систематезирована по совершенно иной схеме, чем у обычных людей. Любому из нас стоило заговорить о ком-то, как мозг мгновенно , а иногда и с задержкой, но вытаскивал из памяти образ того или этого, встреченного ранее человека. Её же мозг не «вытаскивал» ничего, но занимался подбором фактов, связанным с этим определенным человеком и обстоятельствами, когда и где он был увиден.
Бывало, встретит она кого-то, и тут же возникает чувство тревоги, которое невозможно разложить по полочкам. Потом этот кто-то встреченный заговорит, тембр его голоса начинает вызывать определенные ассоциации, а его мимика и присущие только ему одному манеры, например морщить при разговоре нос или облизывать губы, дополняли его характеристику , и, в конце концов , выуживали из памяти какой-то факт из прошлого, о том, где и когда этот человек был встречен, а так же, при каких обстоятельствах.
Существовало и научное слово для описываемого состояния, « афантазия», но , увы, пока не существовало лоического объяснения подобной «аномалии». А она, да, считала себя, в какой-то степени, обделенной. Особенно это мешало ей во взаимоотношениях с теми, в кого она влюблялась.
Все было замечательно, когда она была вместе с любимым. Она видела перед собой его лицо, вбирала в себя его специфический запах, обожала его прикосновения, но стоило им расстаться, она ни за что, ну хоть умри, не могла воспроизвести в памяти его лицо. Запах – могла, ладонь на щеке – могла вспомнить, что тогда ощущала. Она знала, что он брюнет, что на подбородке у него небольшая родинка, что у него – зеленые глаза, что губы у него твердые и крупные. Но все эти детали не воссоздавали целостного портрета в её воображении. Отсюда и её пристрастие к фотографиям – у неё была их целая коллекция. Так же как и коллекция вещей, им принадлежащих. Их вид и запахи будили воспоминания, опять же, сотканные из ощущений, но не зрительных обликов. Иногда, в шутку, она называла себя «фетишистом», горько при этом усмехаясь.
Она еще острее почувствовала горечь, наблюдая за людьми в зеркальных кубах – те двое даже не осознавали, насколько им повезло – обладать недоступным ей даром, запросто данным им от рождения.