Часть вторая - Богиня и волшебник. Глава третья

Элеонора Лайт
РОЖДЁННАЯ НЕБОМ. Часть вторая: Богиня и волшебник

Глава третья

- Странно, что она ещё задумала?...
Мелла спрашивала об этом себя, но ей казалось, что ей отвечает весь окружающий мир, и каждая его часть – что-то своё. С рождением третьего ребёнка – малышки Рэйны – казалось, мир для счастливой матери, вместо того, чтобы сузиться до пределов семейного очага, мужа, детей и родственников, стал, напротив, странным образом расширяться. Это не означало появления у Меллы новых друзей, знакомых и более частых поездок за пределы Авингора (количество их, напротив, уменьшилось по мере того, как выросли повседневные заботы и хлопоты). «Расширение» окружающего мира для неё выражалось в том, что она, в отличие от многих других молодых женщин в её положении, стала замечать в нём куда больше деталей, чем в детстве и юности. Основной виновницей того, что с ней происходило, Мелла считала, разумеется, свою приёмную сестру, с раннего детства отличавшуюся некоторыми странностями и сполна проявившую их в юности, в меньшей степени – свою мать, умевшую в гневе или бурной радости в прямом смысле метать искры из глаз, догадываться о сокровенном ещё до того как оно будет высказано и каким-то мистическим образом поддерживавшую все эти годы тайную связь с существом нечеловеческого рода, опозорившую в своё время саму Иеру – могущественную Королеву Тьмы.
Единственное из этого, что Мелла считала для себя нормальным, было получение и передача вестей от чакаутов – летающих роями небольших крылатых насекомых, с которыми многие дети и взрослые могли вступать в телепатическую связь. Аула, конечно, рассказывала и о перкоттах – маленьких чёрных вестниках, обитающих на северо-востоке страны и так же, как и чакауты, летающих роями. Мелла, конечно, ни разу в жизни не видела ни перкоттов, ни жутковатых пароктусов, бывших излюбленными объектами для научных опытов лиерамских студентов. Однако она всё же верила своей сестре, побывавшей в столь ужасном месте, зная, что та не станет лгать.
Опять же, о неприязни ко лжи: этому Аулу с пелёнок научила её нянька по имени Эйа – такое же странное существо с крыльями и из того же самого племени, что и роковой тайный возлюбленный её матери. Нет, конечно, Мелла не испытывала особой неприязни и отвращения к представителям расы драконид, однако в глубине души считала дружбу людей с этими существами как минимум странной. Ни она, ни Трисия никогда не привязывались душой ни к крылатой деве с золотыми волосами, ни к её друзьям и новой семье, как это делала Аула Ора. И вообще, по её мнению, Аула была и оставалась странным созданием. И вот теперь она, как казалось Мелле, задумала что-то, опять-таки почерпнутое, как подсказала Мать-Природа, из странных снов, которые были вовсе не сновидениями, а подглядыванием спящей девицы за тем, что происходило очень далеко от неё, в местах, в которых она зачастую даже не бывала.
Единственное, чего не подсказали силы Природы – было то, что последние сон и последовавшее за ним решение Аулы были связаны с молодым волшебником Эттом Мором. Знай это наверняка, Мелла бы напустилась на неё с расспросами и привычными издёвками и наверняка получила бы за это от Аулы порцию гнева, слёз и «ветра», а этого, наверное, мудрая Природа допустить не хотела. Достаточно было не столь давней истории на лесном озере.
Так рассуждала Мелла, собирая в большую корзину спелые плоды семи видов кустарников, росших в саду. Это была уже восьмая по счёту корзина из всех, что они успели собрать вместе с Аулой. Босоногие детишки под присмотром няньки резвились неподалёку, устраивая разные шалости и бросаясь друг в друга спелыми ягодами. Здесь обширный сад граничил с лесом, куда выходила узенькая калитка из переплетённых причудливым узором гибких прутьев.
- Куда ты направляешься? – спросила Мелла у сестры, увидев, что та направилась прямо к калитке.
- Хочется прогуляться немного по лесу. Ведь мы уже собрали почти все плоды, можно немного передохнуть.
- Ах… я знаю, ты хочешь прогуляться до озера. Смотри, будь осторожна, иногда там устраивают свидания твои старые друзья.
Глаза Аулы расширились от возмущения, затем сузились от гнева.
- Я виду, что ты опять взялась за старое – поддевать меня? – в сердцах спросила она. – Оставь в покое меня и моих друзей, если я встречу их, то буду прыгать от радости!
- Но лучше прыгай от радости, - парировала Мелла, - встретив того самого… Этта Мора, который когда-то был учеником жреца Ассируса. Помнишь его, наверное?
Ничего не ответив, Аула выскользнула за пределы сада и, прикрыв за собой калитку, привалилась спиной к изгороди, задыхаясь от внезапно нахлынувшей волны смешанных чувств, мыслей и ощущений. Это отнюдь не был гнев: неожиданно для себя она словно услышала зов издали, повторявший снова и снова её имя. Вокруг неё словно возникло серебристо-лиловое марево, в котором она смутно разглядела фигуру Этта, зовущего её по имени. И, судя по всему, он звал её на помощь, но где находился и что с ним происходило – этого она не могла разглядеть и расслышать. Единственные два слова, которые стали понятны её разуму в гуще звуков – это были названия «Эритон» и «Тривия».
- Эритон… Тривия… да это же крайний северо-запад, за пределами Союза Восьми Королевств! Что он там делает?
Придя в себя, она увидела лишь рой удаляющихся чакаутов.
Вот это новость! Теперь ей придётся приложить массу усилий, чтобы снарядить себя в столь дальнее и непростое путешествие. Если Этт и впрямь умудрился застрять в Эритоне и влипнуть в неприятную историю, из которой сам не в состоянии был выбраться, то, разумеется, её участие в этом было просто необходимо. С другой стороны… До Аулы не сразу дошло, что Королевство Тривия и его столица – город под названием Эритон – были в её последнем сновидении и именно там происходили события, которые она видела в этом сне! Насколько правдивы были эти события, она не могла знать наверняка, но точно знала одно – её давний друг находится в Эритоне и там ему грозит серьёзная опасность.
Оставалось только решить, когда ей предстоит отправиться в это непростое путешествие, кого стоит взять себе в напарники, а кого на этом пути следует опасаться.
Пока что единственным решением, которое пришло ей на ум из сокровенных глубин её существа, было – отправиться на озеро. То самое озеро, куда они с сёстрами ходили гулять каждый год, где она встречала своих крылатых друзей с юго-запада и воды которого вздыбила чудовищной лавиной, возмущённая нападками своих не родных по крови сестёр.
Здесь было всё, как и прежде. Зелёная листва, мерно шелестевшая под дуновениями ветра, то слабыми, то более сильными и свежими. Прозрачная вода, радовавшая глаз своими серебряными бликами и кругами, расходившимися то и дело от веселящихся в воде озёрных обитателей. Тёплый воздух, наполненный ароматами цветов, душистых трав и кустарников. Без конца снующие в воздухе, ползающие и затаившиеся под сенью листвы насекомые, разноцветные, пёстро галдящие птицы и маленькие птицеящерки, бегущие вниз и вверх по стволам и порой молниеносно перелетавшие с ветки на ветку. Ленивые, тупорылые зельдюки, похрюкивающие под большими листьями прибрежных растений, и прочие твари, коих в этом благословенном уголке природы и вообще в этом мире было великое множество.
Присев на давно уже знакомый читателю камень неподалёку от буйных зарослей прибрежных деревьев и кустарников, девушка долго и завороженно, не отрывая глаз, смотрела на мерно колышущуюся гладь озера. Но ничего не происходило. Наверное, она просидела так очень долго, поскольку, когда она, наконец, очнулась от своего созерцательного полусна, Небесное Око уже не спеша закатывалось за восточный горизонт, воздух стал прохладнее и в нём замерцали привычные, любимые ею с детства вечерние огоньки. Маленькие звёздочки, такие нежные, хрупкие и воздушные, рождались где-то высоко в небе, медленно падали на траву и на водную глядь озера и таяли, не оставляя никакого следа. Аула протянула руку и ощутила нежнейшее прикосновение, после которого огонёк растворился, оставив на её ладони крошечную капельку слегка фосфоресцирующей влаги. Потом ещё и ещё. Так она забавлялась с огоньками до тех пор, пока её внимание не привлёк странный шум на озере.
Переведя взгляд вновь на водную глядь, в которой отражался свет неистового розовато-серебристо-фиолетового заката и отражение первых отблесков появившегося в небе одного из двух ночных светил, Аула заметила, что «дождь» из медленно кружившихся в воздухе и лениво падавших огоньков усилился. Огоньки стали заметнее и больше и всё стремительнее падали в озеро. Самые большие из них, коснувшись прозрачной воды, не исчезли, а, к величайшему удивлению нашей созерцательницы, стали расти, медленно превращаясь в сказочно красивые фигуры людей, животных и растения. Постепенно вся поверхность озера превратилась в фантастический прекрасный сад, сотканный из призрачного воздушного света,  в самой середине которого была маленькая гладкая площадка. На ней стоял высокий, стройный, удивительно красивый юноша с ясными лучистыми глазами и длинными волосами цвета отливавшей благороднейшим алмазным блеском горной смолы, который звал её – звал с мольбой, настойчиво и неудержимо, и она не могла противиться этому зову.
Ауле казалось, что она, встав со своего камня, подалась навстречу ему, прямо в центр диковинного сияющего сада. Ступив на площадку, она протянула руки навстречу зовущему её прекрасному юноше. Он протянул свои – и вот, мгновение спустя их руки сплелись, а ещё через мгновение они сами оказались в тесных объятиях друг друга и сердца их стучали в унисон.
- Этагор, Этагор… - с каждым биением пульса повторяла она. – Я знаю – ты зовёшь меня спасти тебя. Я спасу тебя, я знаю, какая тебе грозит опасность. Я всё знаю.
- Я знаю это тоже, милая Эас, - ответил юноша. – Мы спасёмся вместе, и тогда весь мир будет спасён от тёмных тисков Зла. Не покидай меня больше никогда!
- И ты меня – не покидай никогда! Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило. Мы явимся вместе перед теми, кто заставляет нас страдать, и пусть они каются, роняя кровавые слёзы на землю Элайи. И пусть там, где они упадут, расцветут кроваво-красные цветы аниохра. Я люблю тебя, и никакая сила в мире не сможет никогда распутать узы, которыми мы связаны навеки!
- Наши узы есть наши ветры, которые мы сплели воедино. Твой вихрь и мой, потоки звёздного шторма, который не прекратить никому никогда, пока сами звёзды не погаснут в этой вселенной. О, Эас, когда-нибудь мы и сами будем сиять в бескрайних небесах яркими звёздами, коими  когда-то были.
И их обоих оплетали вихри – не обыкновенные потоки ветра, а особые, сотканные из множества маленьких огоньков. Любой, наверное, кто бы увидел это зрелище сто стороны, пал бы ниц во влажную траву, думая, что перед ним открылось видение из мира, доступного лишь тем кто достиг последнего этапа Великого Пути.
Пока продолжались эти сладкие грёзы, никто не видел, в том числе и сама Аула, что позади неё притаилась чья-то призрачная крылатая тень. Кто-то невидимый (или кажущийся таковым сам себе) охранял её необычный сон и, быть может, смотрел его наравне с нею, храня неизменное молчание. Пробудившись и обернувшись внезапно и увидев его, девушка наверняка выразила бы немалое изумление и испуг и переполошила бы своим криком всю округу. Однако, приглядевшись, она бы вскоре успокоилась, узнав в этом призраке тень старого друга Тэрра Аверраха, но всё же была бы поражена. Она слышала не раз, что бывший вождь Драконов Алайды был наделён странной способностью бывать в двух или больше местах одновременно, причём тело его при этом покоилось на скромном ложе Пустынного Владыки, а все остальные его появления были лишь бестелесными призраками. В таком виде он частенько являлся и к Алерте Ахан, когда та бывала наедине с собой, и делал это по сей день, а она продолжала хранить от всех свою страшную тайну. Однако то, что он так же является рядом со спящей Аулой и стережёт её сон, показалось бы последней более чем странным.
Совсем не странным, однако, показалось всем то, что Аула заночевала на озере. Так случалось не раз, причём проводить здесь ночи в тёплые сезоны любила не только она, но и её приёмные сёстры, и влюблённые пары со всей округи, и местная детвора. Место это не было таким уж уединённым, как хотелось бы каждому из них, однако, увы, никто из сельчан и приезжих ни разу не видел здесь зрелища, подобного тому, что привиделось сегодняшней ночью Ауле Ора.
Проснувшись утром на том же самом камне и ополоснувшись в озере, девушка, нарвав цветов, как ни в чём ни бывало отправилась домой. Никто, вопреки обыкновению, не задал ей не единого вопроса, где она была и почему не пришла домой ночью, а, судя по решительному выражению лица Аулы, она задумала что-то серьёзное.
Так оно и было. В тот же день, не медля, Аула отправила чакаутов на поиск того, кто сгодился бы ей в спутники в задуманном путешествии. Она знала, что эти удивительные создания способны не только передавать важные новости. Рой чакаутов носился над селением с раннего утра, заглядывая в окна, двери и люки, пока не замер над небольшим домом на северо-восточной окраине Авингора. В этом доме, как было известно, обитал некий Рикс Эвада – путешественник, избороздивший на всё время почти все закоулки материка Эллиоры, побывавший в негостеприимных горах и на смертоносных для враждебных чужаков равнинах Менанторры, в полных приключений тропиках Гинвандии и даже в безлюдной ныне Клирии. Говорят, он также в своё время ожесточённо торговался с сакридскими менялами, пытаясь раздобыть у последних ароматную, долго горящую смолу редкого сорта в обмен на купленный где-то на южных окраинах Дейвазии ментень* из драгоценной серебристой шерсти гигантской крылатой кошки. А так же, что он чуть было не поссорился с самим владыкой Тенгинского Дариата, приревновавшим к нему свою седьмую жену (а всего их у него было восемь) – поводом опять же был злополучный ментень, который Рикс пытался продать ей за двести сорок далли* перед тем, как потерпеть неудачу и отправиться в Сакриду.
В общем, приключений и сомнительных похождений у человека по имени Рикс Эвада было немало. Известный на всю округу и далеко за её пределами авантюрист, проныра и любитель рискнуть всем, что у него есть, иногда и собственной шкурой, этот человек, однако, успевал достаточно времени посещать уединению, где писал подробные мемуары о собственной жизни и вёл заметки о жизни обитателей разных континентов, островов и расположенных на них государств. Было этому субъекту из малого восемьдесят четыре года, однако для типичного жителя мира Элайи, где люди жили, в среднем, по двести тридцать лет,  это был ещё довольно молодой возраст. Впрочем, ему не так уж мало оставалось до достижения возраста мудрости*, начиная с которого, любой из жителей Элайи имел право быть воспроизведённым в старейшины, однако, судя по всему, до состояния мудрости этому прохиндею было ещё далековато. Поговаривали также, что всего шесть лет назад он якобы обзавёлся невесть откуда привезённой любовницей, которую спустя всего две триады удачно сплавил некому заезжему торговцу из Арохена. К счастью, гость оказался гораздо мудрее хозяина и взял несчастную девушку в жёны, освободив её от запрещённого Единым Законом Союза Восьми Королевств ига рабыни.
Грамотные старожилы, знакомые с произведениями мирового эпоса, поговаривали даже, что этот человек до ужаса напоминал им легендарного пирата по имени Анавальд Риктус, и упирали на то, что даже его имя было похоже на имя известного героя-разбойника. И уж, конечно, мало кто желал связываться с личностью такой сомнительной репутации, как Рикс Эвада.
И вот над домом этого-то человека, к вящему удивлению Аулы, и остановился посланный ею рой чакаутов, совершая над почерневшей кровлей почётный круг. Девушка наблюдала, стоя на верхней площадке поблёскивающей в лучах солнца крыши своего дома. Она знала от старейшин селения и местных женщин, кто обитал в мрачной, старой лачуге, однако, преодолев нахлынувшее было смятение, поблагодарила Богов за то, что в Авингоре нашёлся хотя бы один человек, способный доставить её в далёкий, мрачный Эритон. В тот самый, где, по преданиям, написанным ещё Элистатом Меноварским, по ночам выползали из расщелин чёрные щупальца невиданных ещё ни одним смертным существом чудовищ и твари со светящимися, как светляки, глазами, в воздухе пахло золой и плесенью, многие жители занимались магией, причём не такой уж и светлой, а самим Королевством вместо инертной и погружённой в свои личные дела Королевы правил орден жутких колдунов во главе со «всевидящим», «всеслышащим» и «всезнающим» Арэ’Ха. Говорят, эта часть света и её население претерпели наибольшее влияние со стороны тёмных сил и магов Геспиронского Конклава, так же как и народ архипелага Кринган, расположенного к северо-востоку от Менанторры. Однако, несмотря на свою склонность к колдовству и чернокнижию, и те, и другие всё же держали некое равновесие со светлым началом и благими побуждениями внутри себя, которое лишь иногда слегка пошатывалось в ту или другую сторону. Впрочем, последнее было выгодно как тёмным геспиронцам, которым такие соседи, хотя и не были союзниками, не были и врагами, так и остальным народам Элайи, которым эти соседи были также параллельны.
Но всё же, как поняла теперь Аула Ора, в той части света, которая именуется Королевством Тривия, хрупкое и искусно поддерживаемое равновесие сил среди «серых» магов пошатнулось в сторону сил Тьмы и произошло это, как было ей уже известно, в самих правящих кругах Тривии. А значит, заключила она, Тривия становилась под крыло Тёмного Конклава, что грозило её возлюбленному смертельной опасностью. Он же, как она знала, не был причастен к Тьме – он был ни чёрным магом, ни серым. Под его тёмной одеждой и внешностью, делавшей его чем-то похожим на Тёмного Принца, сиял дух Магии Света, исходящей из высших миров, доступных лишь достигшим конца Великого Пути к Изначальной Истине – Великому Свету. То был Этагор – Владыка Света, один из пришедших сюда Посланников древнейшего мира Аттары, сын Эсхора, свергшего своим мечом Света мрачного и жестокого Архонта Тьмы Аффиара. Сравнение с древними богами находилось и в том, что отец Этта Мора, знаменитый волшебник Тор Гийон, собственной рукой сразил насмерть Императора Паллиэна, однако при этом погиб и сам.
Сердце Аулы бешено забилось при мысли о том, что Этт мог пасть в битве с оставшимися Императорами и жуткой Королевой, не годящейся, по геспиронским законам, в Императрицы. Тем более, их было четверо, а он был один, и был он вовсе не воином, а целителем.
Как бы то ни было, управившись с обычными дневными хлопотами и движимая решимостью, она направилась через всё обширное селение к домику на его северо-восточной окраине. Был тёплый вечер, один из тех, когда местные гуляки обычно выходят на улицы и подкарауливают молодых девушек, а женщины стерших поколений не спеша судачат, сидя на длинных скамьях вдоль живых изгородей и стен домов. Опасаясь первого обстоятельства и совершенно презрев второе, Аула заручилась поддержкой старого друга Дэбо, разбудив его, мирно храпевшего в своём сарае на куче свежего сена, которое с другого боку лениво пожёвывали серые, слегка неуклюжего вида двалифы и парочка великолепных меронгов. Поначалу голубокожий верзила испугался странного шума и, дико вращая глазами, сел на своей травяной лежанке, однако, узнав в нахалке с фонарём в руках Аулу Ора, тут же успокоился и пришёл в себя. Поняв из краткого рассказал Аулы, в чём дело, он немедленно согласился проводить её до нужного места, удивившись, правда, тому, зачем ей пришло в голову пойти поздно вечером к Риксу Эваде.
- Чакауты указали мне на него, - объяснила Аула. – Наверное, это единственный человек, который поможет мне добраться до Эритона.
- А ты не боишься? – нещадно коверкая красивый амантийский акцент, спросил дзингианин.
- Кого, Рикса? – Я ни разу не видела его, чтобы бояться, а сплетни меня не пугают.
- Но всё-таки, тащиться на ночь в дом к такому негодяю не слишком разумно, ведь ты девушка, - назидательно произнёс Дэбо, на этот раз гораздо менее исковеркав амантийскую речь.
- А на что мне ты? – сверкнув глазами, неожиданно спросила Аула.
- А верно ведь, сеалиса дэоре*, - просиял её спутник. – Я, стало быть, посторожу. Хотя там ещё живёт старуха, она хозяйка и, похоже, его не боится.
Так они, время от времени прибавляя шаг, дошли до северо-западной окраины, когда было уже светло не от заходящих лучей Небесного Ока, а от на три четверти сияющего розоватым светом диска Ацеры – ночного светила, которое символизировало своим одиночным появлением начало приятногого и богатого на урожай корнеплодов первого месяца осени. Дом упомянутой возничим старухи располагался несколько на отшибе, на вершине холма, поросшего густым кустарником. Дальше к северу от этого места располагалась болотистая низина, а с юга от подножия холма к вершине вела узенькая тропинка с выделанными из известняка ступенями и коваными металлическими перильцами – видимо, для того, чтобы женщине почтенного возраста было удобно подниматься на верх и спускаться вниз.
Жилище наверху холма представляло собой довольно старое строение из чёрно-серого дерева с навесами и каменным фундаментом. Судя по тому, что в высоту оно было больше, чем в ширину, оно было двухэтажным, а наверху была антресоль, что делало дом похожим на миниатюрный старинный замок. Наружная толстая дверь с полукруглым сводом была заперта, однако в окне рядом с нею горел свет.
Недолго думая, возничий постучал в окно. Аула инстинктивно спряталась за его широкой спиной и наблюдала, как внутри заскрипело и кто-то завозился, но не открыл.
Дэбо постучал второй раз, уже настойчивее. На этот раз послышалось ворчание и. наконец, хозяйка открыла дверь. Это была действительно пожилая женщина, однако ещё не совсем старая, чтобы её можно было записать в разряд вещих сифиор*, что уходили в леса доживать свой век в укромных хижинах, занимаясь тайным ведовством, или скитались по миру, пророча более молодым то, что они, по их мнению, заслуживают. Она не была костлявой, одряхлевшей, сгорбленной старухой с длинными прядями совершенно седых волос, как поначалу подумалось Ауле, и она решила, что почтенной хозяйке, наверное, было годов сто семьдесят или сто восемьдесят. Она была закутана с головой в длинное покрывало тёмно-фиолетового цвета, что делало её похожей на одну из величественных правительниц древнего, ныне уже не существовавшего Алессинского царства. Однако на этом её сходство с древними царицами заканчивалось – у тех, по легенде, были стройные станы, приятные лица и ангельские голоса.
- Что вам нужно в такое позднее время? – проворчала хозяйка, небрежно осветив гостей фонарём.
- Мы пришли по делу, госпожа, - не теряясь, ответил Дэбо.
- Какие ещё дела могут у вас ко мне быть? Не знаете, где приткнуться со своей войлой?*
- Она не войла, - внезапно вспыхнув, ответил возничий, крепко схватив за руку Аулу, чтобы та от стыда не убежала в близлежащий лес. – Я сопровождаю эту девушку с южных окраин селения, которая шла сюда по своему делу к господину Риксу.
- Так извольте объяснить этой девушке, что господин Рикс сейчас спит, - ответила надменная старуха. – Я не знаю, кто вы оба такие, чтобы вас впускать. Ступайте прочь и, если ей нужно, пусть приходит утром.
- Послушайте! - настаивал Дэбо, инстинктивно поймав за руку замахнувшуюся было на него женщину. – Я отвечаю сейчас головой за девушку по имени Аула Ора. Она пришла к господину Риксу и надеется на то, что он поможет ей спасти друга, который попал в беду. Ему грозит смерть, и если вы сейчас ей не впустите…
- Да при чём тут друг вашей Аулы Ора и господин Рикс? – взвилась старуха. – Отпусти меня уже, негодяй, твоя рука как клешня тарагула! Ладно, заходите, но если вашей вой… то есть вашей девушке так срочно понадобился мой квартирант, пусть проходит к нему одна, а ты останься здесь, о чём-нибудь поболтаем.
Она провела гостей в небольшую комнату, нечто среднее между парадным залом и прихожей. Рослый Дэбо уселся на низкий, продавленный в середине пуф и принялся болтать со старухой о разных мелочах жизни, не отказавшись от предложенного ею напитка из бобов панока. Аула же, с трудом преодолевая смущение, страх и стыд от того, что хозяйка сочла её за женщину лёгкого поведения, поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и легонько постучала в дощатую дверь.
- Открывай просто и входи, мой квартирант никогда не закрывается изнутри, - сказала ей снизу хозяйка.
Сдерживая волнение, поскольку сейчас ей предстояло увидеть и услышать нечто совершенно для неё новое, Аула отперла дверь, которая скрипела не хуже лестницы. Помещение, где она очутилось, было не слишком прибранным, но его нельзя было назвать и захламлённым. Здесь было довольно жарко, поскольку старуха не забывала вовремя подкладывать дрова в камин. Вдоль стены, где располагалось три небольших застеклённых окошка, стояла ещё совсем не старая кровать ручной работы с изящными коваными ножками, впившимися в пол когтистыми подставками, покрытая двумя сакридскими покрывалами. Однако она была пуста. Обитателя этой комнаты она нашла лежащим головой на столе опять же ручной работы невесть каких чужестранных мастеров, с искусно выжженным узором в виде драконов, извергающих пламя в центр, где было изображено нечто похожее на причудливый водоворот, а в самом центре его была восьмиконечная звезда. Рядом с головой спящего лежала раскрытая толстая тетрадь, около неё – обыкновенный пишущий прибор в виде деревянной палочки с затуплённым остриём и малюсенькой сферой на одном конце и продолговатым эластичным набирателем краски на другом. Тут же рядом стоял опустошённый на две трети сосуд с писчей краской и лампа, драгоценная смола в которой могла гореть, не затухая, целую триаду.
Господин Рикс, как его называла хозяйка этого вертепа, был одет в добротный, украшенный серебряными заклёпками жилет, а на ногах были такие же добротные сапоги, что давало Ауле понять, что перед ней вовсе не бродяга и не нищий, а вполне живущий в своё удовольствие человек, хотя и наживший своё богатство, по слухам, весьма зазорным путём авантюр, сомнительных сделок и рискованных предприятий, порой стоивших благополучия тех, с кем он имел дело. В целом же, поглядев на его лежавшую на столе кисть правой руки с двумя перстнями на пальцах, грязными ногтями и безобразным шрамом (писал же он, как она определила по местоположению чернильницы, левой рукой), нечёсаную гриву тёмно-древесных с небольшой проседью волос, впалые щёки, извилистую татуировку на левом плече, изображавшую морского змея, массивную золотую серьгу и прочие приметы, выдававшие закоренелого авантюриста, она решила про себя, что перед ней – довольно странная и, возможно даже, опасная личность.
И всё же Аула решилась на то, чтобы его разбудить.