Браво, Лёша! (Леонид Фульштинский) / Проза.ру

   Скажу без излишней, а потому неуместной скромности, я по своей натуре человек одарённый. Но при том вовсе не тщеславный. Это не значит, конечно, что вообще не люблю славы. Не буду лукавить, - люблю. В умеренных дозах. А кто, скажите, её не любит? Тут, правда,следует оговориться. Одно дело, когда о тебе говорят: «Наш Андрей Варфоломеевич большого ума человек, и в то же время скромный, вежливый, никогда не выпячивает свой интеллект, не кичится уровнем знаний, презирает показуху и всегда готов протянуть руку помощи тому, у кого случилась беда. Золотой человек, одним словом».
   А бывает другая, дурная слава. «Вон, - бросают вслед, - охламон Гаврюха из двадцать третьей квартиры пошёл. Редкостный гад. Разгильдяй. Забулдыга. Пьянь. Кланьку, жену свою, поколачивает. Для профилактики, говорит. Дети Матвей и Наташка его боятся, стыдно им, что у них такой папочка». Не-ет, «такой футбол нам не нужен», как обозначил свою (и нашу) принципиальную позицию известный спортивный обозреватель Николай Озеров.
   По специальности я слесарь-сантехник. А по призванию – артист разговорного жанра. Участвую в художественной самодеятельности нашего ЖЭКА. Люблю сцену. И это свойство души моей не перекрыть никакими вентилями, задвижками и заглушками, с которыми я имею дело на своей основной работе. Зато на сцене я - о-о-о! – тут мой рабочий инструмент – живой язык и живые люди, зрители, так сказать, слушатели. Именно от них зависит оценка моей работы. Если публика довольна, если получила от моего присутствия на сцене заряд бодрости, значит, скажу, как сантехник со стажем, в сухом остатке у меня абсолютный ноль, - нигде не протекает, не заедает, всё шито-крыто, как и должно быть у мастера своего дела.
   Но, честно скажу, не всегда мне удаётся добиться от зала ожидаемой ответной реакции. Я к ним со всей душой, а они в ответ ни гу-гу. Ну, иногда, услышишь один - два хлопка. И всё. А где овации? Где бурные аплодисменты? Я им Пушкина, - «Письмо Татьяны Онегину», или Маяковского: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!», кстати, очень актуальная для нынешних дней тема, а из зала - хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Ну что это за зрительский успех? Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Напоминает звук капающей из крана воды: хлюп-хлюп, хлюп-хлюп. Могу я, как опытный сантехник, допустить такое, с позволения сказать, хлюпанье? Не могу!
   И придумал я одну тактическую, а может даже, стратегическую хитрость. Пригласил к себе подсобника – смежника Петю, мы с ним на смежных участках работаем, только я специалист по водопроводным трубам, а он по канализационным. Если у кого что забилось, Петя вмиг всё прочистит, после его умелых рук унитаз журчит, как Ниагара.
   Ну, позвал я Петю, выпили мы с ним для затравки понемногу, закусили, чем Бог послал, я и говорю:
   - Ты, Петя, должен оказать мне одну услугу.
   - Я готов, - он отвечает и к бутылке тянется.
   - Ты погоди, - отвожу я его руку, - сперва послушай меня, потом выпьем.
   - Может лучше наоборот, - вносит он встречное предложение.
   - Петя, - отклоняю я его инициативу, - ты уже выпил, остановись, малость передохни, потом мы с тобой напару выпьем, у меня ещё есть, - и показываю ему вторую бутылку.
   - Ну - у, - приободрился Петя, - что ж ты молчал? Что ж ты главного не сказал? Давай, выкладывай, чего тебе от меня надо. Всё исполню в лучшем виде. Ни одна гайка не шевельнётся, ни один болт с резьбы не рыпнется.
   - В этот раз, - отвечаю, - речь пойдёт не о болтах, не о гайках. Речь пойдёт о высоком. О искусстве, в широком смысле этого слова. Ты в искусстве чего-нибудь шурупишь?
   - Ну, как сказать. Это, смотря какое искусство.
   - Искусство наивысшей пробы, высокого полёта искусство.
   - Чего, чего?
   - Того, что в художественной самодеятельности нашего ЖЭКа, я единственный чтец-декламатор. Читаю со сцены стихи. Остальные пляшут, выкаблучиваются, в хоре поют, а я вот стихи читаю, высокое искусство людям несу.
   - Ну и неси себе на здоровье. А я тут причём?
   - Вот я и хочу, чтобы ты был причём.
   - Это как?
   - Ты будешь приходить на мои выступления, и, когда я кончу, должен вскочить со стула, встать во весь рост, хоть он у тебя не очень внушительный и крикнуть как можно громче: «Браво, Лёша!»
   - И всё?
   - Всё, - отвечаю. – От тебя больше ничего не требуется.
   - Слушай, а морду мне не побьют?
   - За что?
   - Ну, скажут, чего орёшь? Чего хулиганишь в публичном месте?
   - Нет, тебе так никто не скажет. Ты же не просто горланишь, а как бы в порыве чувств, как бы в восторге от моего выступления. В концертных залах часто так делают: все сидят, аплодируют, вдруг вскакивает со своего места зритель с горящими глазами и что-то эмоционально выкрикивает, жестикулирует, вот- вот на сцену выпрыгнет.
   - Подставной, наверное.
   - Может и подставной. Да мало ли на какие ухищрения некоторые актёры пускаются, чтобы демонстрировать всенародную любовь. Цветы сами себе покупают, отдают их знакомому, и тот после выступления
торжественно букет этот актёру же и вручает. Тот раскланивается, благодарит публику, руку к сердцу прикладывает. А тебе и цветов никаких не надо. Просто встанешь и крикнешь разок-другой «Браво, Лёша!» или просто, без имени «Браво! Браво!»
   - И часто так придётся кричать?
   - Ну, где я буду выступать, туда и тебя за собой возить буду. Вроде, как реквизит.
   - Допустим, я смогу заорать, но мне-то оно зачем? Что я с этого иметь буду?
   - Будешь иметь бутылку.
   - Две, - сразу корректирует он. – А если ещё бутылку добавишь, за отдельную плату, так сказать, я ещё «Бис!» могу прокричать.
   - Нет, «бис» не надо. Это будет перебор. Хватит одного «браво».
   На том мы и порешили. И через пару дней весь наш коллектив художественной самодеятельности поехал на гастроли в соседний микрорайон. Всё произошло по написанному мной сценарию. Я выступил, прочитал стихотворение Лермонтова, публика вяло отреагировала, и вдруг из центра зала выскочил какой-то мужик и стал кричать: «Браво,Лёша, браво!». Тут же откуда-то из-за петиной спины вскочил другой мужик, протёр глаза, он видимо вздремнул, когда я «Мцыри» читал, и схватил моего Петра за воротник. Повернул к себе лицом, и злобно так, недружелюбно, прошипел: «Чего орёшь, дурак».
   Петя оскорбился, сжал кулак, но не успел его задействовать, тот опередил Петю и засветил ему в глаз.
   - Что ж ты, зараза, делаешь? – заскрежетал зубами Петя
   - А ты не хулигань. Люди после работы пришли, устали, слегка вздремнули, а ты орёшь, как резаный.
   - Да разве я хулиганю? Я же в порыве нахлынувших чувств прокричал. Овация называется.
   - И я в порыве, - тот отвечает. – Моя реакция на твою овацию.
   Теперь Петя ходит с синяком под глазом. Зарёкся громко выражать свои эмоции. А я зарёкся читать. Хотя до сих пор жалко. Такой талант пропадает.