Таинственный альбом
Зимние каникулы начались совсем не так, как мечтал Андрей. С неясным, но радостным предчувствием праздников и развлечений пришлось проститься в тот момент, когда вызванный мамой врач строго сказал: «Ветрянка». Темные мамины глаза тревожно оглядели покрытое красной сыпью лицо сына. «Этого я и боялась», - говорил мамин взгляд, и у Андрея сразу стало на душе пусто и холодно, так же пусто и холодно, как на улице города в это зимнее утро. Темными глыбами цепенел в утренних сумерках ледовый городок: видно, зря собирался Андрей от души покататься на всех его горках и катках вместе с друзьями. Теперь он сможет лишь наблюдать из окна за веселящимися ребятами, каникулам которых не угрожала никакая ветрянка. Да и что за болезнь, как у младенца какого-то! А ведь он, Андрей, уже взрослый, пятиклассник.
Первый день долгожданных каникул тянулся медленно и уныло. У Андрея болела голова, зудели лицо и руки, покрытые пузырьками, которые мама время от времени смазывала зеленкой, отчего мальчик вскоре стал похож на какое-то инопланетное существо – красное в зеленую крапинку. К вечеру Андрей совсем приуныл. С улицы, из ярко освещенного ледового городка, доносились веселая музыка и радостные крики катающихся на горках детей.
И папы нет дома, он на гастролях вместе с оркестром, в котором работает кларнетистом.
- Мам, можно посмотреть телевизор?
- Нельзя, сынок, у тебя температура. Надо поберечь глаза, - ответила с кухни мама.
- Мне скучно, - капризно протянул Андрей.
Мама вошла в комнату, вытирая руки бумажным полотенцем, и внимательно посмотрела на сына.
- Пожалуй, я знаю, чем тебя занять. Покажу-ка тебе старый семейный альбом с фотографиями. Ты его еще никогда не видел.
- Почему?
- Старые фотографии бесполезно смотреть просто так. Надо знать, кто на них изображен, а мне все как-то некогда было рассказать тебе об истории нашей семьи.
«Странно - когда мы заболеваем, у родителей сразу появляется для нас время», - подумал Андрей.
Мама достала с антресолей темный тяжелый альбом в кожаном переплете, бережно протерла его и положила на стол.
- Я сама узнала об этом альбоме недавно, после смерти бабушки Лены, - тихо сказала она.
Бабушка Лена умерла прошлой весной, и Андрей до сих пор очень скучал по ней. Фотографий у нее было много, черно-белых и цветных, они хранились в большой старой коробке, и бабушка с Андреем часто пересматривали их. Почему же этот альбом она никогда никому не показывала? Может быть, потому, что он хранит какую-то тайну?
Андрей осторожно потянул вверх тяжелую обложку. С первой страницы на него глянула маленькая девочка с большим белым бантом.
- Это бабушка Лена в детстве, - сказала мама. И точно: глаза были совершенно бабушкины, большие и светлые. На следующей странице мальчик увидел фотографию корабля. Корабль в бабушкином альбоме?
- Мам, а что это за военный в какой-то странной форме?
- На нем форма английского морского офицера, Андрюша, - пояснила мама. – Этот офицер – твой прадед.
- Мой прадед – английский моряк? – оторопел мальчик.
- Да. Ты, наверно, знаешь, что во время войны Англия была нашей союзницей и посылала в Архангельск морские караваны, а корабли конвоя сопровождали их. Твой прадед Эндрю Фланнаган был лейтенантом на одном из кораблей. Несколько раз ходил он с конвоем в Архангельск, но в последнем рейсе был ранен во время обстрела каравана фашистскими самолетами. Ему пришлось остаться в Архангельске, в госпитале. Там Эндрю и познакомился с медсестрой Анной, твоей прабабушкой.
Андрей с изумлением слушал, разглядывая фотографию красивой девушки в изящной шляпке. Конечно, такая красавица не могла не понравиться английскому моряку! Но все, что говорила мама, казалось невероятным:
- Раны не заживали долго, моряк пробыл в госпитале около года. Он женился на Анне и хотел забрать ее в Англию, но не успел: умер от последствий ранения. А еще через полгода родилась бабушка Лена.
Мама вздохнула и перевернула альбомную страницу.
- А потом твоей прабабушке пришлось уехать из Архангельска. В то время девушку, вышедшую замуж за иностранца, ждали большие неприятности. Анну могли бы даже посадить в тюрьму, если бы за нее не вступился лучший друг ее родителей, занимавший какой-то важный пост. Вот тогда-то Анна с маленькой Леночкой и оказалась в Перми, где работала на заводе ее двоюродная сестра. Вот эта, - показала мама следующую фотографию, где на заснеженной улице стояли две закутанные в платки женщины, но ни одна из них не была похожа на красивую девушку в шляпке. Лишь по глазам, в которых таилась боль, узнал Андрей прабабушку Анну.
- Анна стала работать учительницей, жила при школе и растила Леночку. Оберегая дочь, Анна всегда говорила ей, что отец ее погиб на войне, и ни словом не обмолвилась о том, что был он английским моряком. Она боялась за девочку.
Леночка в школьной форме, Леночка в пестром сарафанчике на берегу реки, Леночка с друзьями… с молодым человеком…
- Кто это, мам?
- Это Федор. Лена вышла за него замуж.
Дедушка Федор! А вот и свадебная фотография: странное короткое платье с пышной юбочкой у невесты, строгий, немного мешковатый костюм у жениха…
- А потом родилась ты?
- Нет, сначала Сережа.
- Точно, ведь дядя Сережа – твой старший брат. Это он?
Бабушка Лена держала на руках пухлого младенца в платьице, и трудно было даже понять, мальчик это или девочка. А вот и следующая фотография: снова на руках бабушки сидит младенец, но теперь по большому банту, чудом державшемуся на коротких волосах, можно уже понять, что это девочка. Эта девочка и есть мама.
Последний снимок в альбоме запечатлел бабушку Лену, деда Федора, маму и дядю Сережу. Наверно, сделан он был в фотоателье. Мама и дядя Сережа, уже девушка и юноша, очень были похожи друг на друга.
- Перед смертью бабушка Анна рассказала дочери о том, кем был ее отец, и отдала альбом. Так бабушка Лена впервые увидела Эндрю Фланнагана.
- Значит, по-настоящему у бабушки Лены должна быть фамилия Фланнаган? – пытаясь осмыслить услышанное, переспросил Андрей.
- Да, но все ее документы были оформлены на фамилию матери. Никто не должен был знать тайну этой семьи. Вот и бабушка Лена хранила этот альбом в самом дальнем уголке до самой своей смерти, ничего мне не рассказывая.
- Но почему?
- Она боялась, Андрюша. Тогда все боялись. Ты этого, пожалуй, еще не поймешь.
- А папе ты обо всем этом рассказала?
- Да. Он сказал, что нам надо заняться составлением своей родословной, раз в ней обнаружилось столько неожиданного. Займемся, Андрейка?
- Конечно, мам. Вот ребята позавидуют!
Мама озабоченно приложила руку ко лбу сына.
- Опять жар! Давай-ка выпьем лекарство – и в постель! Придется применить сильнодействующее средство: наволочки бабушки Лены.
- Какое средство? – не понял Андрей.
- Ты не помнишь бабушкины наволочки? В последний раз я давала тебе одну из них, когда ты болел ангиной.
- Это было три года назад! Ясно, что я ничего не помню.
- Ты тогда быстро пошел на поправку. Эти наволочки необыкновенные, ты сам в этом убедишься.
Мама открыла шкаф и достала несколько пахнущих лавандой наволочек. Одну из них она протянула сыну. На наволочке был изображен большой корабль, плывущий по необыкновенно синему морю.
Сон первый
Аюбован!
Морское путешествие подходило к концу. Небольшой пароход медленно приближался к острову, над которым, кутаясь в полуденную дымку, возвышалась горная вершина. Сам остров расцветал среди сияющих голубизной вод Индийского океана, словно диковинный тропический цветок. Пароход покачивало на широких волнах, но, несмотря на качку, все пассажиры высыпали на палубу.
- Смотри, смотри, папа! Это Цейлон? – взволнованно спросил мальчик в матроске, обращаясь к мужчине в форме британских колониальных войск.
- Да, Бенджамен, - спокойно ответил тот, чуть укоризненно взглянув на сына.
Бен понял: мужчине не подобает так явно выражать свое нетерпение. Он принял невозмутимый вид, и теперь только сердце его взволнованно стучало при виде незнакомой земли, где им с отцом предстоит жить. Капитан Майкл Фланнаган был переведен на Цейлон из гарнизона в индийском городке Симле, где служил раньше.
Одиннадцатилетний Бенджамен, хотя и родился где-то в далекой Ирландии, ничего о ней не знал, ничего не помнил, кроме Симлы, где детей почти не было, а взрослые обходились с ним как с равным. И Бен тоже чувствовал себя взрослым. Он привык наблюдать и размышлять. Последние полгода ему пришлось проводить в наблюдениях и размышлениях почти все свое время: отец замкнулся в себе после смерти матери Бена, поэтому и попросил начальство перевести его из Симлы, где все напоминало об утрате, в другой гарнизон. И вот теперь отцу с сыном предстояло высадиться на берег Цейлона. С ними путешествовал и верный слуга Салим, не пожелавший оставить своего сахиба.
Бен впервые оказался на корабле. Это было так захватывающе! Он часами мог наблюдать за работой матросов, с восхищением следил за тем, как капитан или его помощник отдавали команды с капитанского мостика.
«Пожалуй, когда вырасту, стану моряком», - подумал Бен.
Красивая девушка, стоявшая рядом с мальчиком, с нетерпением вглядывалась вдаль, словно хотела что-то разглядеть на трудноразличимом еще берегу.
- Какой чудесный вид, Генри, - обратилась она к своему спутнику, – но мне не терпится уже ступить на твердую землю: эта качка меня изрядно утомила.
Бен усмехнулся про себя: женщине простительно быть нетерпеливой.
- Полностью разделяю ваше мнение, Джулиана, - улыбнулся молодой человек в военной форме.
- Как вы думаете, Генри, мы придем в порт точно по расписанию? Эти индийские пароходы не утруждают себя точным его соблюдением.
- Думаю, что опоздания не будет, и вашему отцу не придется слишком долго ждать.
- Как я хочу, наконец, его увидеть! Почти два года мы с ним жили только письмами, я даже начала забывать, как он выглядит.
«Два года! Я бы не смог прожить так долго без папы… хотя без мамы нам предстоит прожить гораздо дольше, всю свою жизнь». Бен бросил беспокойный взгляд на отца, который казался слишком погруженным в себя, чтобы замечать происходящее вокруг.
Остров тем временем все приближался. Уже можно было разглядеть фигуры встречающих, и среди пассажиров возникло оживление, знакомое всем, кто когда-нибудь готовился сойти с парохода навстречу счастливым улыбкам, радостным приветствиям и крепким рукопожатиям. По нижней палубе сновали смугло-бронзовые матросы-ласкары, не обращая никакого внимания на покрикивавшего на них боцмана и делая вид, что лишь снисходительно позволяют ему выполнять свою работу.
Солнце припекало все сильнее, его жар чувствовался даже через двойной тент. Бен укрылся в тени, радуясь свежему морскому ветру, не дававшему жаре стать невыносимой, но девушка, которую спутник назвал Джулианой, продолжала стоять у самого борта, словно не замечая палящего солнца. Ветер ласково колыхал ее дорожную юбку цвета кофе с молоком, играл золотистыми локонами и дерзко откидывал назад вуалетку, позволяя окружающим любоваться миловидным лицом. Девушка нетерпеливо и немного тревожно пыталась разглядеть лица встречающих на пристани. Иногда она немного виновато взглядывала на молодого офицера, но Генри с улыбкой успокаивал ее:
- Ваш отец непременно встретит вас, Джулиана. Да вот, кажется, я уже вижу его! Точно!
Мисс Джулиана взмахнула муслиновым платочком, и в ответ с пристани радостно замахал рукой какой-то военный. Бен чуть заметно вздохнул, ведь их с отцом не встречал никто.
С парохода спустили три шлюпки. До берега пассажирам предстояло добираться на них, так как мелководье тянулось достаточно далеко. Генри помог Джулиане спуститься в первую шлюпку, Бен с отцом сели во вторую, а горничные и слуги с чемоданами и корзинами разместились в третьей. Широкая спокойная волна неторопливо подняла шлюпки и понесла их к берегу роскошным взмахом талантливого дирижера, повинуясь которому рулевые виртуозно достигли пристани и ошвартовались, а шелестящий хор белопенных бурунов постепенно затих, раскатясь по сияющему песку пологого берега.
Дощатая пристань соединялась с берегом сквозной галереей под такой же дощатой крышей, и оттуда, из переплетений теней и света, улыбались радостные лица встречающих. Пока шлюпка, где сидел Бен, швартовалась к пристани, мальчик успел увидеть, как пожилой полковник протянул дочери руку. Матросы-ласкары помогли девушке выбраться на причал, а следом молодцевато выскочил Генри. Он с улыбкой наблюдал, как девушка, обхватив отца за шею, целовала его красные щеки.
- Ну, будет, Джули, детка! Я тоже очень рад тебя видеть, но девушке неприлично столь крепко обнимать немолодого уже мужчину! Дай же мне пожать руку Генри! Рад тебя видеть, мой друг, - обратился полковник к молодому человеку.- Пройдем немного, у дороги нас ждет экипаж.
Отец и сын остались на пристани одни.
- Ну что ж, Бенджамен, придется нам с тобой подождать, пока Салим разыщет какое-нибудь средство передвижения. До форта тебе, пожалуй, пешком не дойти.
- Хорошо, - рассеянно ответил Бен. Он усердно вертел головой, пытаясь вобрать в себя новые запахи, звуки и краски. Все здесь было совсем другим, чем в суровой Симле. Празднично синело небо, дразнящее кричали что-то яркие попугайчики, мелькавшие в ветвях деревьев, метнулись через дорогу три обезьянки. Воздух, напоенный ароматами незнакомых цветов, казался легким, немного влажным и пьянящим.
Вскоре раздался цокот копыт. Бен поднял голову. Обещанное отцом средство передвижения оказалось вместительной двуколкой, запряженной парой низкорослых лошадок. Кучер-сингалез помог сахибам сесть в двуколку и весело защелкал языком, погоняя лошадок, которые весело затрусили по широкой дороге. Салим примостился сзади.
Бен с интересом смотрел по сторонам, замечая, что и отец ведет себя по-другому. Его глаза стали живыми и молодыми.
- Скоро мы прибудем в Галле, сын, - оживленно заговорил он. - А знаешь ли ты, что этот город - легендарный Таршиш, откуда царь Соломон вывозил драгоценный камни и слоновую кость? По этой дороге ездили, наверно, еще в библейские времена.
Бен с изумлением огляделся: по этой красноватой, странного цвета дороге проезжал сам царь Соломон?
- Откуда ты это знаешь, папа?
- Прочитал в одной книге, еще в Симле. Мне было интересно узнать все о городе, где нам с тобой предстоит жить.
У Бена даже дух захватило, когда впереди выросли высокие каменные стены старой голландской крепости.
-Голландцы назвали эту крепость «Санта Круз Форталеза», - сказал отец.
Санта Круз Форталеза! Звучит, как название книги о путешествиях и приключениях! Да, это была настоящая крепость, камни которой уже успели порасти мхом, но стены оставались мощными и суровыми, неожиданно суровыми для этого сказочного края. На стенах то там, то здесь виднелись старинные чугунные пушки, рядом с которыми странным контрастом вдруг возник прогуливающийся часовой в белом мундире и белом пробковом шлеме. Это было просто замечательно!
Лошадки энергично застучали копытами по мосту, перекинутому через ров и ныряющему в каменные ворота. Свернув несколько раз из одной узкой улочки в другую, двуколка остановилась возле красивого трехэтажного здания, белого, с полукруглыми сверху окнами.
- Новый Восточный отель, сахиб, - провозгласил Салим. – Возница сказал, что это лучший отель города. Думаю, вам и Чхоти-сахибу здесь будет удобно.
Из дверей, кланяясь, выскочили слуги и потащили в отель чемоданы приезжих. Потом навстречу Фланнаганам вышел сам метрдотель. «Такой важный - и босиком», - с удивлением подумал Бен. Сингалез широко улыбнулся и поклонился. У него были добрые глаза, от которых по темному лицу, словно лучики, разбегались морщинки.
Отец расписался в книге приезжих, и вот они с сыном уже шагали по коридору за важно выступавшим метрдотелем. Бен еще никогда не жил в отелях, но этот показался ему довольно просторным и уютным. Метрдотель провел путешественников в просторную чистую комнату, где после дневного жара было прохладно. За окном синева океана плавно переходила в небесную синь.
- Ваш багаж сейчас принесут, - сказал метрдотель отцу, вежливо кланяясь. Капитан дал ему монетку, которую сингалез принял двумя руками и снова поклонился, поднеся руку ко лбу в знак благодарности. Бен подумал, что сингалезы держатся независимо и с чувством собственного достоинства, не так, как индийские слуги, которых он видел в Симле.
- Аюбован, добро пожаловать на благословенную землю Ланки, сахиб, - уже на пороге еще раз поклонился метрдотель.
- Чхоти-сахибу здесь будет хорошо, - приговаривал Салим, размещая чемоданы.
- Салим, не зови меня Чхоти, малышом, я уже взрослый, - в который раз недовольно сказал Бен, а Салим в который раз невозмутимо ответил:
- Для меня младший сахиб всегда будет Чхоти.
Бен сел на край кровати. Он чувствовал себя вырванным из обычной своей жизни. «Словно в гостях, когда не знаешь, чем заняться», - подумал мальчик.
Через час отец заказал чай, и вот они с Беном уже сидят за столиком возле окна, из которого видны красно-бурые черепичные крыши, а за ними – океан. Как это замечательно, когда из окон виден океан! Это даже лучше, чем поросшие лесом горы, окружавшие Симлу.
- Папа, доктор Пакетти говорил мне, что здесь, на Цейлоне, есть гора Адама, - вспомнив про горы, спросил Бен. - Почему она так называется?
- Видишь ли, туземцы считают, что рай наших предков был именно здесь, на Цейлоне. Легенда гласит, что на одном из камней на вершине горы Адама свой след оставил сам Бог. Правда, не знаю, как они именуют его. У них множество богов, совершенно притом странных: то со слоновьей головой, то с десятком рук, а один божок и вовсе обезьяна.
- Если бы здесь действительно был рай, то мы могли бы встретиться с мамой, - сказал Бен, но тут же пожалел об этом, потому что на лицо отца кто-то словно опустил темную штору. А может быть, это просто солнце клонилось к закату? Здесь, недалеко от экватора, день начинался и заканчивался в одно и то же время, в шесть часов.
- Тебе не будет хватать бесед с доктором Пакетти, сын? – пытаясь переменить тему разговора, спросил капитан Фланнаган.
Бен оживился, вспомнив маленького некрасивого итальянца, с которым мог вести разговоры целыми часами – это отвлекало от грустных мыслей.
- Я даже не представлял, что человек может столько знать! Он прочитал много книг, побывал, наверно, во всех странах мира.
- Кстати о докторах: как ты себя чувствуешь? Тебе надо держаться подальше от туземцев, ведь англичане именно от них заражаются лихорадкой. Впрочем, время позднее, дружок, пора и отдохнуть.
Салим помог своему Чхоти-сахибу раздеться и лечь, со всех сторон подоткнул под матрас полог из москитной сетки, и Бен с удовольствием вытянулся на не успевших еще согреться простынях. Ему казалось, что кровать немного покачивается – еще свежи были ощущения от путешествия по морю, - но усталости он не чувствовал, хотя день этот начался так давно, словно в другой жизни. Взволнованный приездом в новое место, мальчик долго не мог уснуть, все лежал и слушал звуки ночи. Отцу, видимо, тоже не спалось. Мерно, словно маятник неких больших часов, звучали тяжелые его шаги. Бен попытался представить, как будет знакомиться с детьми офицеров, размышлял, сможет ли найти себе друзей. В Симле их не было: сначала Бену хватало общества любящей матери, а после ее смерти они с отцом просто не хотели никого видеть, кроме доктора Пакетти.
Вскоре мальчик услышал легкий шум и шелест, который становился все сильнее и сильнее. Крышу словно скребли тысячи маленьких коготков: начался тот кратковременный, но сильный ливень, который несколько раз за ночь освежает измученную зноем землю. Под шум ливня Бен, наконец, заснул.
Разбудил мальчика какой-то громкий звук. Не сразу Бен понял, что это один из слуг принес завтрак. Стук подноса, поставленного на стол, и разбудил мальчика. Бен еще не успел до конца проснуться, лежал, смотрел сквозь полог на озаренную солнцем комнату и ждал, пока уйдет слуга. Но тот не уходил, а крадучись подошел к туалетному столику, повертел в руках отцовский несессер с монограммой и, помедлив, положил обратно. Потом так же осторожно передвинулся к письменному столу, на котором лежала книга, открытая там, где оставил ее отец. Слуга повертел книгу в руках, потом неожиданно спрятал ее в складках одежды и, воровато оглянувшись, тихо вышел.
Бен лежал, не шевелясь, хотя сердце его так стучало, словно хотело выпрыгнуть. Никогда раньше не видел он, как один человек крадет у другого, да еще туземец у сахиба! Первым побуждением Бена было побежать к отцу и все рассказать. Он сел в кровати, но вставать медлил. Что он скажет? «Папа, этот человек украл твою книгу»? Обвинить человека в таком грехе, в том, что он нарушил одну из Божьих заповедей? А если слуга будет отпираться? Поверят ли ему, Бену? В конце концов, папа и сам увидит, что книга пропала, и все выяснит. С этой мыслью Бен снова откинулся на подушки.
Дверь открылась, и в комнату вошел отец в сопровождении смуглого человека, одетого по-европейски. Видимо, это был хозяин отеля.
- Позвольте мне занять лишь одну минуту Вашего драгоценного времени, капитан Фланнаган, и все формальности будут закончены.
Отец вынул из папки чековую книжку, заполнил чек и отдал хозяину отеля. Взгляд Фланнагана недоуменно скользнул по столу. Он выдвинул верхний ящик, заглянул под стол.
- Что случилось, капитан? – спросил хозяин. – У вас что-то пропало?
- Я помню, что, уходя, оставил на столе книгу, но сейчас ее здесь нет.
- Камал! – громко крикнул хозяин отеля, открыв дверь в коридор.
- Я здесь, хозяин, - появился вчерашний метрдотель-сингалез с добрыми глазами.
- Камал, неделю назад, когда постоялец пожаловался на пропажу своей вещи, я уже делал тебе предупреждение. И вот опять! Я больше не намерен это терпеть! Ты уволен! Мне не нужен такой метрдотель, который не в состоянии следить за слугами!
- Но хозяин, я сделал слугам строгое внушение, они знают, что будут выгнаны после малейшей жалобы на них!
- Разговор закончен, Камал.
- Хозяин, я уже пятнадцать лет служу в Вашем отеле, и никогда не пользовался выгодами своего положения, клянусь всеми богами!
- Убирайся, Камал, возьми расчет, и чтобы через четверть часа я тебя здесь не видел!
Бен больше не мог сдерживаться. Он увидел в добрых вишнево-карих глазах Камала такую боль и печаль, что вскочил с постели и бросился к отцу:
- Папа, попроси этого господина не выгонять Камала! Я видел, кто взял твою книгу, это был слуга, что принес чай! Камал не должен быть наказан за то, чего не делал!
Отец с изумлением взглянул на сына:
- Ты видел, как слуга взял мою книгу, и не вмешался?
- Я тогда еще не совсем проснулся, - виновато прошептал Бен.
- Кто приносил в этот номер чай, Камал? – спросил хозяин.
- Чака, новый парень, которого мы взяли два дня назад вместо заболевшего Ашоки. Боюсь, он еще не успел затвердить наши правила.
- Знаете, капитан, эти сингалезы любопытны, как обезьяны, ленивы и нечисты на руку, - возмущенно сказал хозяин отеля. - Им вечно не терпится разузнать, откуда вы, куда едете, богаты или нет, они постоянно выпрашивают чаевые. Но, по правде говоря, Камала за пятнадцать лет я не могу упрекнуть ни в одном неблаговидном поступке.
- Ну что же, тогда я присоединяюсь к просьбе моего сына не увольнять этого достойного человека. Наказание должен получить тот, кто его заслужил, хотя я удовлетворюсь тем, что он вернет мне книгу.
- Хорошо, капитан Фланнаган. Будем считать инцидент исчерпанным.
- Все хорошо, что хорошо кончается, да? – громким шепотом спросил Бен у отца.
Фланнаган и хозяин отеля улыбнулись. Отец потрепал Бена по волосам:
- Сейчас Салим принесет тебе воду для умывания, философ.
Когда Бен с отцом, позавтракав, вышли на террасу, к ним, почтительно кланяясь, приблизился Камал. Его карие глаза лучились, когда он смотрел на мальчика.
- Мой сахиб, вы спасли бедного Камала от нищеты, заступившись за него перед сахибом Мерритом. Камал будет благодарен вам до конца дней. Если позволите сказать, капитан будет служить здесь, в Галле, и ему с маленьким сахибом не следует оставаться в отеле, ему нужен дом. Я знаю хороший дом, с уютным садом, по соседству с лавкой, которую держит здесь мой брат. Его семья будет счастлива получить таких уважаемых соседей.
- Что ж, Камал, я уже и сам подумывал о том, что нам с Бенджаменом нужно постоянное жилье. Вечером я пошлю к вашему брату своего саиса, он посмотрит дом, а потом мы обо всем договоримся.
- Камал вечный ваш должник, капитан.
Капитан Фланнаган знакомился с новым местом службы. После завтрака он отправился в казармы. Бен упросил отца взять его с собой, ведь в Симле он был частым гостем на службе у отца, и его любили все офицеры.
- Хорошо, только не отходи от Салима и никуда не лезь без спроса, - велел сыну Фланнаган.
И вот теперь Бен и Салим сидели на скамье в тени караульного помещения и прислушивались к голосам, доносящимся из кабинета полковника Симмонса. Полковник оказался тем самым человеком, которого Фланнаганы видели на пристани, где он встречал дочь.
- Служба у нас необременительная, капитан, - говорил полковник отцу. –Сингалезы – народ спокойный и терпеливый, здесь нет никаких возмущений, многие из наших солдат никогда не участвовали в боевых действиях. После Симлы ваша должность покажется вам скучной.
- Немного спокойной жизни мне не помешает, господин подполковник, - ответил Фланнаган.
- Советую вам поселиться поближе к казармам. Слышал, вы один воспитываете сына. Сколько ему лет?
- Одиннадцать, сэр.
- Не сочтите за назойливость, но я бы посоветовал нанять ему няню из туземок, здесь все так делают.
- Благодарю за совет, господин полковник.
Вскоре отец показался на крыльце, ловко сбежал по ступеням и предложил Бену осмотреть вместе с ним артиллерийские казармы. Бену все здесь казалось интересным, знакомым и незнакомым одновременно. Казармы были одноэтажными, с широкими крытыми верандами, как и везде в Индии, чтобы палящие солнечные лучи не могли проникнуть сквозь окна в помещение. На небольшом плацу стояло несколько мортир. Один край плаца был отделен сеткой, и там, несмотря на жару, играли в теннис два молодых человека. Капитан усмехнулся: без тенниса не обходится быт ни одной английской колонии.
- Да, похоже, жизнь здесь больше похожа на курорт, - усмехнулся отец. – Давай-ка, заглянем в офицерский клуб.
В клубе царили приятный полумрак и неожиданная в это время дня относительная прохлада. В комнате было двое: молоденький лейтенант, читающий газету, и майор, дремлющий в бамбуковом кресле, предназначенном скорее для лежания, чем для сидения. Увидев Фланнагана, лейтенант вскочил и представился:
- Лейтенант Гриффин, господин капитан. И позвольте вам представить майора Торна.
Услышав свое имя, майор открыл глаза и тут же вступил в беседу. Бену он сразу понравился добрыми, немного грустными глазами и приятной улыбкой. Ему очень хотелось, чтобы у отца скорее появились друзья среди сослуживцев, и майор, по мнению мальчика, вполне мог претендовать на эту роль.
Бен примостился в плетеном кресле и слушал, как новые знакомые отца расспрашивают его о беспокойных нравах уроженцев северной Индии, о стычках и перестрелках. По их словам Цейлон был тихой и благополучной страной, и молодой лейтенант, казалось, даже немного завидовал отцу. Но Бен заметил, что на лицо майора словно набежала тень. Видно, он вспомнил о чем-то своем, и воспоминания эти были тяжелыми.
- Скажите, сэр, здесь есть мальчики моего возраста? – спросил вдруг Бен, прерывая беседу взрослых. Отец посмотрел на него с явным неудовольствием, но майор сразу стал прежним.
- Есть, и немало, друг мой. И девочки есть, - добавил он с добродушной улыбкой. Бен был доволен: его хитрость удалась, майор отвлекся от неприятных мыслей.
Прощаясь, майор Торн похлопал Бена по плечу и предложил Фланнаганам отправиться с ним завтра на небольшую экскурсию по Галле.
- Поедем, папа, поедем! – попросил Бен.
После обеда Салим, осмотревший дом, повел туда капитана Фланнагана и Бена.
- Эта улица, сахиб, называется Маячной. Здесь много лавок, и живут зажиточные торговцы. У Чамандры, брата Камала, двухэтажный дом. На первом этаже он торгует, а на втором живет. Дом, который я осмотрел, удобный и просторный. Вы будете довольны.
Бену нравились добротные дома под черепичными крышами, с верандами, колоннами, увитые зеленью. Вдоль улиц росли деревья, усыпанные розовыми и красными цветами. Все казалось радостным и открытым после строгой Симлы.
Возле нового дома Бена с отцом встречало все семейство Чамандры. Почтенный торговец был одет очень странно: из-под строгого, застегнутого на все пуговицы сюртука спускалась почти до пят длинная белая юбка, волосы были заколоты тремя черепаховыми гребнями. Рядом с торговцем стояла его жена Налика. Ореховый цвет кожи и светлые серые глаза делали ее непохожей на индийских женщин и довольно миловидной.
- Да обратит сахиб свое милостивое внимание на моего первенца и наследника Равиндру, - подтолкнул Чамандра вперед высокого нескладного подростка, который учтиво, но важно поклонился. Зато в глазах второго мальчика, смуглого белозубого Синхалы, так и прыгали озорные искорки. Открытое лицо выражало готовность подружиться, хотя держал он себя не менее степенно, чем брат, не забывая, что перед ним – сахибы.
- А это мои младшие дочери, Маниша и Ануша.
Волосы маленькой Ануши были заплетены в смешные косички, зато Маниша, ровесница Бена, обещала стать настоящей красавицей. Ее глаза были такими же серыми, как у матери, черты лица – тонкими и правильными, а темные ресницы – огромными. Девочки молчали и жались к матери. Одеты они были одинаково, в белые кофточки с короткими рукавами и полосатые полотняные юбки.
- Сейчас жена и дочери принесут вам обед. Мы по обычаю готовим соседям на новоселье карри, - сказал Чамандра.
Девочки тут же что-то зашептали матери, и все трое торопливо скрылись в доме.
- Мои дети говорят на языке сахибов, а жена – нет, - развел руками Чамандра. – Прошу разрешения сахиба показать ему дом! Мой сосед Джитендра разрешил мне вести дела по найму от его имени.
Новый дом Фланнаганов был похож на дом их новых соседей, но верхний этаж выходил на улицу верандой, увитой какими-то растениями. Чамандра повел капитана внутрь, стараясь не поворачиваться к нему спиной, чтобы не проявить непочтения. Сзади следовал Салим. Равиндра и Синхала остались на улице.
На веранде стояли какие-то фикусы в кадках, а под фикусами примостились несколько плетеных бамбуковых кресел, на которых можно сидеть с ногами. Посреди веранды расположился большой круглый стол, а около него - табуреты с плетеными сиденьями. С веранды отдельные входы вели в спальни и салон-гостиную.
- Здесь будет твоя комната, Бен, - сказал отец, показав на дверь слева от салона.
Бен открыл дверь и вошел. После просторного дома в Симле комната показалась ему маленькой и не очень уютной. Простая плетеная мебель, на окнах вместо стекол - легкие бамбуковые жалюзи. Высокая кровать с пологом имела еще и тонкую сетку от москитов. Под потолком колыхалось, словно парус, прямоугольное полотняное опахало.
Бен спустился по лестнице и вышел на улицу. Ему захотелось познакомиться с Синхалой. «Может быть, мы даже сможем подружиться, - думал он. - У меня еще никогда не было друга. Правда, в Симле мне никто бы не позволил дружить с детьми туземцев, но здесь они совсем другие. К тому же, Синхала – наш сосед. Нельзя же не общаться с соседями!».
Синхала сидел на корточках возле двери и тихонько насвистывал. Бен подошел и встал рядом. Синхала продолжал свистеть.
- Меня зовут Бенджамен, - сказал Бен. Свист прекратился.
- Как? - переспросил Синхала.
- Бен, - поправился мальчик, понимая, что туземцу сложно будет произнести непривычное имя.
- Откуда ты приехал? Из Англии?
- Нет, из Индии. Мы жили в Симле.
- Но ведь ты англичанин?
- Нет, я ирландец.
- Как? – опять переспросил Синхала.
- Рядом с Англией есть такая страна, Ирландия.
Синхала пожал плечами. Было видно, что он никогда не слышал об Ирландии.
- Разве у тебя нет сестер и братьев? – спросил он Бена.
- Нет.
- А у меня есть, - гордо сказал Синхала.
- У тебя и мама есть. А у меня нет.
Синхала задумался, а потом решительно встал.
- Сейчас потороплю мать и девчонок, чтобы несли карри. Ведь если у вас в доме нет женщин, должен же кто-то готовить.
- Для нас готовит Салим.
- Ха! Женщины все равно готовят лучше.
Синхала повернулся на пятках и умчался. Бен решил обследовать сад и обрадовался, увидев, что от соседского двора его отделяет только высокая изгородь из каких-то кустов. Сад был маленьким и заросшим, но очень уютным. Как это все же здорово – иметь свой сад!
Бен снова вышел на улицу, ожидая встретить Синхалу, но тут увидел выходящую из соседней двери Налику. В ее руках была кастрюлька, из-под крышки которой шел пар. Маниша с корзинкой в руках торопилась за матерью.
Бен быстро взлетел по лестнице.
- Салим, нам еду несут! Здесь есть стол?
Но Салим уже накрывал чистой скатертью стол на веранде. Налика, кланяясь, поставила кастрюльку с карри, а Маниша вынула из своей корзинки аппетитно пахнущие лепешки. Потом они обе снова поклонились и, пятясь, отступили к лестнице. За ними поспешил и Чамандра, пожелав сахибам приятного аппетита.
Карри оказался необычайно вкусным, острым и пряным. Бен наелся так, что трудно стало дышать. «Прав Синхала, - подумал он, – женщины умеют готовить лучше, чем мужчины».
Потом отец с сыном долго пили чай, глядя, как вечернее небо жонглирует красками – розовыми, желтыми, оранжевыми, а потом лиловыми и сиреневыми.
- Как здесь красиво, - сказал Бен, чувствуя, что у него слипаются глаза. – И наш новый дом мне нравится. И Синхала. Хорошо бы с ним подружиться.
- Не знаю, стоит ли тебе дружить с туземными детьми. Погоди, вот обживемся здесь, и наверняка ты найдешь себе друзей среди детей офицеров. А теперь давай-ка отдыхать. Салим! Проводи Бенджамена в его комнату.
Салим взял в руки светильник из половинки кокосового ореха, украшенный резьбой и наполненный кокосовым маслом, и пошел провожать маленького хозяина. Свет ночника метался по листьям, увивающим столбы веранды, по беленым стенам, словно большая желтая бабочка. Воздух сильно пах какими-то цветами.
«Пожалуй, мне здесь очень нравится», - повторил про себя Бен, прежде чем заснуть.
Бенджамен Фланнаган, который не мог дождаться поездки по городу, обещанной майором Торном, подскочил ни свет ни заря, когда небо зарозовело так неожиданно и радостно, словно наступал самый первый день существования мира. Он не мог даже пить чай, все выбегал на террасу посмотреть, не едет ли майор. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем мальчик оказался сидящим в экипаже.
- Лучше выехать пораньше, - добродушно улыбаясь Бену, сказал майор. – Скоро станет слишком жарко для прогулок.
Туземные лошадки весело мотали гривами и нетерпеливо перебирали ногами. Майор Торн что-то сказал кучеру-сингалезу, и лошадки рванули с места, повинуясь окрику. Путешествие по Галле началось.
Роскошная растительность превратила улицы города в волшебный зеленый шатер. Бену казалось, что экипаж плывет под сплошным колышущимся сводом, украшенным гирляндами вьющихся роз и винограда. Тамаринды, бананы и пальмы были увиты лианами, и в их переплетениях мелькали пестрые попугаи и фазаны. Тени казались прозрачными, а краски –сочными и яркими.
В это утро Бена ждало великолепное открытие: весь город, занимавший небольшой полуостров, до сих пор окружали старинные бастионы. Кто же из мальчишек не мечтает оказаться в самой настоящей крепости, выстроенной более трех веков назад, прикоснуться к камням ее бастионов!
- Первыми здесь появились португальцы, - рассказывал майор Торн. –Есть легенда, что произошло это случайно: португальские корабли сбились с курса и вечером встали на якорь в незнакомой бухте. Утром моряки услышали крик петуха, который по-португальски называется «галло», и в честь этого назвали местность «Галле», а потом построили здесь крепость Санта Круз Форталеза. Через сто лет португальцев прогнали отсюда голландцы и основали здесь этот форт. На территории крепости вырос целый город, с маяком и красивыми домами. А сто лет назад остров перешел к нам, британцам, и вместо Галле главным портом стал Коломбо. Сейчас в форте живут в основном англичане, хотя многие улицы так и носят до сих пор голландские названия.
- Смотри, папа, это ведь те ворота, через которые мы въехали в город!
- Ворота, мой мальчик, построены уже нами, англичанами, - отозвался майор Торн. - Видишь, эта часть стены лучше укреплена с военной точки зрения, так как обращена в сторону острова. Когда ее строили португальцы, то защитили еще и рвом с водой. А голландцы разделили стену на отдельные бастионы, Звездный, Лунный и Солнечный, расставив на них пушки. Смотрите, сейчас прямо перед нами – Солнечный бастион, а слева – Лунный.
«Какие замечательные названия – Солнечный и Лунный, просто как в какой-нибудь старинной легенде», - восхищенно подумал Бен.
Над Лунным бастионом возвышалась темная от времени часовая башня. Она замерла у входа в город, словно старый солдат, не покинувший свой пост. Стены, знавшие бури и ветра, были покрыты мхом.
- Сейчас мы поедем вдоль стен Форта, чтобы Бенджамен смог увидеть все двенадцать бастионов, - сказал майор с довольным видом человека, приготовившего подарок, - а потом я покажу вам туземную часть города.
Лошадки затрусили вдоль крепостных стен, и вскоре из-за деревьев снова показался океан. Стены крепости, выходившие к океану, стали совсем низкими, кое-где превращаясь просто в поросшие травой валы, отвесно обрывающиеся к воде каменной кладкой. За небольшим заливом, медленные волны которого лениво догоняли одна другую, снова виднелся берег, покрытый пышной зеленью, словно торт кремом, и в этот крем были воткнуты белыми свечками стволы высоких пальм.
- Бастион Звездный, - продолжал пояснять майор.
Как бы хотелось Бену рассказать доктору Пакетти об этих линиях бастионов, четкость которых не смогло стереть время, выветривая камни и покрывая их мхом, об этом сияющем океане, на поверхности которого волны, кружа и запинаясь за рифы, рисовали причудливые узоры, о парусах странных лодочек, скользивших вдоль берега бухты! Но майор уже называл дальше: бастион Эола, бастион Клиппенберга, бастион Нептун, бастион Тритон… От этих древних названий у Бена начинало часто стучать сердце: история манила своими приключениями. Еще сильнее застучало оно, когда над верхушками деревьев показался маяк. Раньше Бен видел маяки только на картинках.
- Это Сигнальный бастион, - пояснил майор, когда лошадки немного замедлили шаг на повороте. – Отсюда когда-то подавали сигналы кораблям выстрелами из мушкетов и флажками.
- Поедем скорее к маяку, - тихо попросил Бен.
Майор улыбнулся:
-Если бы я был мальчиком твоего возраста, то сказал бы то же самое. Ну что же, скорее к маяку!
Маяк открылся им во всей своей красе, белоснежный и высокий. Его высоту еще сильнее подчеркивали росшие рядом пальмы, которые пытались, но не могли с ним соперничать.
- Если хочешь, можешь немного размять ноги, мой мальчик, - сказал Бену майор. – А мы с твоим отцом пока выкурим по сигаре.
Бен с радостью спрыгнул на траву и побежал к бастиону, который напоминал капитанский мостик: он выдавался в океан, и подниматься на него пришлось по похожей на трап каменной лестнице. Поднявшись, Бен замер. Как здорово было, наверно, нести здесь вахту, подавая сигналы кораблям! Теплый влажный ветер взъерошил мальчику волосы, океан сиял под солнцем так, что больно было смотреть, сзади что-то взволнованно рассказывали листья высоких пальм. «Мне здесь очень нравится», - в который раз решил Бен.
Медленным шагом мальчик вернулся к экипажу. Отец подал ему руку и помог взобраться на сиденье. Лошадки нырнули в гущу каких-то раскидистых деревьев, затенивших всю дорогу, и побежали, словно в тоннеле. Когда коляска вынырнула из зеленого сумрака, Бен даже зажмурился: таким ярким показался блеск солнца на глади океана.
- Бастион Утрехт, - сказал майор Торн. - А впереди – бастион Аврора.
С бастиона Аврора открывался великолепный вид на гавань, а вдалеке, за гаванью, среди голубовато-зеленых кущ белел огромным колокольчиком буддийский храм.
- Румассала, - сказал майор. – Вам надо как-нибудь совершить туда прогулку, Фланнаган. Сказочная местность. По легенде, которая записана в «Рамаяне», Рама попросил своего друга, обезьяну Ханумана, принести ему какое-то лекарственное растение с отрогов Гималаев, а Хануман по дороге забыл, что именно он должен сорвать. Поэтому он притащил Раме целое Гималайское плато. Когда Хануман нес плато над Румассалой, часть отломилась и упала вниз, поэтому теперь там сплошь и рядом встречаются разные лекарственные травы.
- Вот бы рассказать об этом доктору Пакетти! – сказал Бен отцу.
-Думаю, он читал об этом, Бенджамен, - скрывая улыбку, ответил отец.
- И последний бастион, Черный Форт, - майор махнул рукой в сторону длинного старого одноэтажного здания. – Говорят, что название происходит от цвета его стен, которые были покрыты пороховой копотью, когда там стояла голландская батарея. А вот это длинное здание когда-то было торговым складом голландских купцов, а заодно и продолжением стены Форта, поэтому оно такое массивное. Ворота тоже остались от голландцев.
Над воротами еще был виден старинный герб с изображением львов и петуха и датой «1669 год». Экипаж нырнул в темную тишину ворот, которая тотчас же сменилась оглушительным, многократно усиленным цоканьем копыт по камням.
По ту сторону стены начался другой мир.
- Здесь на пустыре мы устроили площадку для игры в крикет, - сказал майор Торн. – Вы играете в крикет, Фланнаган?
- Я уже давно забыл о развлечениях, - сухо отозвался отец Бена.
Экипаж свернул на дорогу, вскоре выведшую их к океану, трепетавшему под утренним солнцем.
- И здесь дорога красная! – удивился Бен.
- Именно, - довольно отозвался Торн, словно в этом была и его заслуга.
Вдоль красной дороги тянулся лес, под влажной сенью которого еще, казалось, таились ночные шорохи. С другой стороны катились по белому песку отлогого берега жемчужные волны, оставляя около дороги блестящие белые ракушки, словно некий морской бог приветствовал проезжающих, поднося им свои дары.
Бен взглянул на отца и не узнал его. Лицо человека, отказавшегося от радостей жизни, теперь светилось детским восторгом. Майкл Фланнаган никогда не жил около моря, и сияющий простор показался ему безумной щедростью создателя. Он поражал античной красотой, заставляя вспомнить Гомера и «ахейских воинов смуглолицых», летящих к гибели и славе у стен неприступной Трои. Импульсивный и честолюбивый Ахилл издавна был одним из любимых героев Майкла и Бена.
Но вот дорога опять нырнула в зеленую тень. Листья пальм издавали непривычный сухой шорох, иногда больше похожий на треск. Неожиданно перед путешественниками открылась необыкновенной красоты картина: озеро, поросшее розовыми лотосами. Прекрасные нежные цветы покоились на глянцевых листьях с небрежностью богинь.
- Помнишь, Бен, легенду о том, как появился лотос? – спросил сына Фланнаган.
- Конечно, помню. Когда-то из мировых вод поднялся огромный великолепный лотос, на котором, как на троне, восседала богиня, еще прекраснее, чем сам цветок. Увидев ее, Ганг вышел из берегов, потому что все его воды устремились к богине. Бог Вишну взял красавицу за руку, а она назвала ему свое имя – Лакшми. Они сели на алую птицу Гаруду и воспарили над Гималаями.
- Иногда индийские легенды бывают очень красивыми, - неожиданно холодно отозвался майор, – однако чаще они жестоки и непонятны уму европейца. Взгляните на эту исполинскую смоковницу. Это священное для индусов дерево. Говорят, под таким проповедовал сам Будда.
Бену показалось, что майор произнес это с насмешкой и злостью. Под деревом молилось, уронив голову на руки, несколько сингалезов, а бритоголовый, одетый в длинные одежды человек бормотал что-то, перебирая в руках непонятные предметы.
- Кто это? – шепотом спросил у отца Бен.
-Думаю, буддийский монах, - ответил отец.
Неподалеку с отсутствующим выражением замер местный полицейский в синем мундире и красной шапочке с номером на медной кокарде. Маленькие хижины из пальмовых бревен выходили прямо на улицу, и у порогов деловито стряпали еду в глиняных горшках смуглые женщины, окруженные многочисленными ребятишками.
- Здесь принято готовить еду на улице, - пояснил майор, - в доме не становится жарко от огня, а женщины могут покупать продукты у проходящих мимо торговцев, везущих свой товар на базар.
Действительно, по улице непрерывной вереницей спешили к базару люди – покупать, продавать. Крестьяне из окрестных селений везли на маленьких тачках кувшины с молоком, яйца, овощи, цветы и фрукты. Рыбаки несли в огромных плетеных кошелках прямо на головах разные дары моря: крабов, омаров, креветок и, конечно, рыбу. Горбатые волы зебу тянули возы с мешками, полными ячменя и проса.
- Вернемся, пожалуй, в форт, становится жарко, - сказал Фланнаган, озабоченно глядя на сына. Бен, и правда, слегка побледнел.
И вот экипаж снова нырнул в прохладную темноту Старых ворот. Еще немного – и они будут дома. Мелькнули мимо большие старинные дома с садами, лавки и магазины.
- Этот прекрасный дом принадлежит полковнику Джессамайну, - указал майор Торн на роскошный дом, выстроенный в стиле средневекового шотландского замка. – У полковника очаровательная жена и не менее очаровательная дочка, ровесница вашего Бена. Остановимся здесь на минуту, мне надо передать полковнику приглашение на ужин.
Тень пальмы на стене
Андрей открыл глаза и сел, быстро скинув ноги с кровати. Что это было? Он чувствовал себя так, словно и впрямь путешествовал по неведомой стране. Воздух, пахнущий морем, цветами и приключениями, бесконечная гладь океана…
Андрей встал, вышел в гостиную и замер: по стене металась тень пальмы. Сон продолжается? Нет, это лишь тень маленькой пальмы, стоящей на подоконнике. Солнце ярко светит сквозь покрытые диковинными цветами замерзшие окна, а морозный ветер из форточки колышет листья, как это делал ветер с океана на далеком Цейлоне, заставляя тень пальмы гнуться и трепетать.
Мама, услышав шаги сына, выглянула из кухни, откуда восхитительно пахло оладьями.
- Проснулся, Андрюша? Как голова, не болит?
Андрей, прислушавшись к себе, с удивлением понял, что голова не болит, и лицо не чешется.
- Мам, мне как будто легче стало, - с удивлением сказал он, входя в кухню.
- Я же говорила, что бабушкины наволочки творят чудеса, - улыбнулась мать, ловко переворачивая оладушки.
- Только сон мне снился какой-то странный… Нет, не то что странный, а скорее… в общем, как будто все происходило на самом деле.
Мама внимательно взглянула на сына:
- Расскажешь?
Андрей удобно устроился на табуретке, а мама поставили перед ним тарелку с оладьями.
- Мне снилось, будто какой-то парень, мой ровесник, приплыл на корабле на остров Цейлон вместе со своим отцом. Они называли себя британцами. Его отец, военный, сначала служил где-то в Индии, а потом его перевели на этот остров. У них был слуга, индус. Мне даже приснился дом, где они жили в том городе… кажется, он назывался Галле. Зовут парня Бенджаменом, Беном, а фамилия его… Ничего себе! Мам, представляешь, его фамилия Фланнаган! Что же все это значит?
- Это значит, что бабушкина наволочка показала тебе страничку истории нашей семьи. Этот Бен, наверно, отец Эндрю Фланннагана, твоего прадеда. Бабушка говорила мне, что Эндрю унаследовал любовь к морю от отца, который тоже был военным моряком.
- Значит, Бен стал моряком? Не офицером, как его отец? Кстати, мам, почему англичане служили в Индии?
- Индия долго была английской колонией, где всем управляли англичане, «самой блестящей и драгоценной жемчужиной в короне английского короля». Многие индийцы тоже поступали на службу в английскую армию. Их называли сипаями.
- Я помню! В книге Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» есть капитан Немо, который на самом деле - индийский принц Даккар. Он организовал восстание сипаев против Англии, но они проиграли. Жену и детей Даккара убили, а сам он построил себе гигантскую подводную лодку «Наутилус» и стал капитаном Немо.
- Значит, ты должен знать, почему английские офицеры служили в Индии.
- Повезло этому Бену! Мне бы тоже хотелось побывать на Цейлоне. Я никогда не видел океан, а про Цейлон вообще ничего никогда не слышал, даже не знал, что есть такой остров.
- Ты и не мог ничего о нем слышать. Дело в том, сынок, что сейчас этот остров называется Шри Ланка. Если тебе интересно, можешь почитать энциклопедию.
- Да уж, надо же чем-то заняться, когда все гуляют и развлекаются, - проворчал Андрей, доедая оладушку. – Буду энциклопедии читать, как какой-нибудь «ботаник».
Вот и статья про остров Шри Ланка. «Страна получила нынешнее название в 1972 году. К древнему названию острова «Ланка» была добавлена приставка «Шри», что означает «блистательный». Столица…».
- Мам, ты только послушай: «Шри Джаяварденепура-Котте!» Выговорить и то трудно, а как запомнить? А это: «Самые высокие горы острова — Пидурута-лагала, Киригалпота, Тотаполаканда, Кудаха-гала и Шри Пада, или Пик Адама». Пик Адама? Это про него говорил Бен? «Самая длинная река – Махавели Ганга».
Да, все эти слова словно за язык зацепляются, не хотят выговариваться. Так, теперь идет история… Туземцы называют свой остров «Синхала-двипа», страна львов, но никаких львов там нет, а есть слоны, леопарды, медведи, шакалы, обезьяны, крокодилы и много других зверей и птиц. Скорей уж символом Шри Ланки можно считать слона. Они там делают все: и в разных работах помогают, и грузы перевозят, и туристов катают.
Знали об этом острове и Александр Македонский, и ученый Плиний, и древние китайцы. Здесь был торговый центр всего мира. К горе Адама стекались благочестивые странники, которые верили, что именно с этой горы Адам в последний раз взглянул на рай, откуда был изгнан, и где до сих пор виден его след. Сюда, на Цейлон, отправлялись искатели приключений, наслушавшись легенд о подземных богатствах и драгоценных камнях. Синдбад-мореход рассказывал, что день на этом острове всегда равен ночи, что там добывают рубины и сапфиры, и повсюду растут невиданной красоты деревья.
- Мам, о городе Галле в энциклопедии ничего не сказано.
- Скоро папа вернется с гастролей и подключит Интернет, как обещал. Тогда все и узнаем.
Быстро темнело. Зимний день словно стремительно катился с ледяной горки в морозные сумерки. Неужели сейчас на далеком острове Шри Ланка царит лето? Шелестят листья пальм, весело набегают на берег океанские волны, видит сны о минувших веках старинная крепость… Андрей закрыл глаза. Снова болит голова, горит лицо.
- Мам, дашь мне, как вчера, бабушкину наволочку?
На наволочке цвета топленого молока была изображена восточная крепость, мимо которой шел караван верблюдов.
- Мам, а мне приснится сон про Цейлон? Там ведь нет верблюдов.
- Зато есть старинная крепость. Но лучший способ узнать, что ты увидишь во сне – скорее лечь спать, - улыбнулась мама.
Сон второй
Лавиния, магазинчик Чамандры, ночное приключение и фокусы.
Лавиния Джессамайн вышла на террасу. Розовый халатик, розовые щечки, золотые, только что причесанные руками горничной кудри – не девочка, а розовая фея! За круглым столом сидела ее мать с чашкой кофе в руках. Лавиния сделала церемонный реверанс и поцеловала матери руку, а потом деловито уселась на стул с плетеной спинкой. Подскочивший слуга с поклоном налил ей молоко в маленькую серебряную чашечку с тонкой резьбой, подвинул ближе блюдо с восточными сладостями и огромную чашу с фруктами.
День обещал быть жарким, но сейчас в воздухе еще чувствовалась легкая прохлада от освежившихся ночными дождями листьев. Все кругом пело, свистело, щебетало. На жердочке, прикрепленной к двум витым деревянным колоннам, сидел попугай и что-то недовольно бормотал, словно его раздражала утренняя суета. Благоухали цветы, сияли капельками росы ползучие розы и вьюнки, обвивавшие веранду.
По лестнице торопливо сбежал во двор полковник Джессамайн, отец Лавинии. Конюх-саис подвел ему коня, вороного Борея. Майор молодцевато, красуясь перед женой и дочерью, вскочил в седло. Саис отворил ворота, потом ринулся вдогонку выехавшему хозяину, пристроился рядом со скачущей лошадью и побежал, держась рукой за стремя, что было обычным способом передвижения у слуг-туземцев.
Лавиния уже допивала молоко, когда возле ворот остановился экипаж. Девочка с любопытством подняла голову, но, как не старалась, не смогла разглядеть, кто сидит в экипаже. К террасе почтительно приблизился слуга и, поклонившись матери, сказал:
- Мемсахиб, майор Торн просит принять его.
- Проси, - сказала мать и повелительно взглянула на Лавинию. Девочка поняла, что должна уйти, но не огорчилась: она не любила угрюмого майора. Лавиния исчезла в доме, но только для того, чтобы тут же спуститься по боковой лестнице в сад. Она осторожно подобралась к увитой зеленью ограде и, раздвинув стебли вьющихся растений, увидела, что в экипаже майора сидят незнакомый мужчина и мальчик. Зайдут они в дом или не зайдут? Интересно, что это за мальчик? Он, конечно, англичанин, не туземец, но почему Лавиния не видела его раньше?
Майор Торн пдошел к экипажу и что-то сказал сидящему там офицеру, но тот отрицательно покачал головой. «Не зайдут», - разочарованно подумала Лавиния. И действительно, майор вскочил на подножку, и экипаж тронулся. Когда он проезжал мимо ограды там, где пряталась Лавиния, та увидела, что мальчик очень похож на сидящего рядом с ним мужчину. «Наверно, это его отец, - решила Лавиния. - Но кто же они? Я никогда их не видела».
- Лавиния! - раздался строгий голос матери, и девочка бросилась в дом. - Мы с твоим отцом приглашены сегодня на ужин.
Лавиния сразу приуныла. Значит, ей опять придется остаться с гувернанткой, этой скучной мисс Синдинг, и играть гаммы. Скорее бы стать взрослой и тоже выезжать в красивых нарядах, забыв про уроки, ведь она так любит петь и танцевать! Но с матерью не поспоришь.
- Да, мама, - ответила Лавиния тоном послушной девочки, думая про себя, что завидует тем детям, которые могут обнять свою маму, посмеяться вместе с ней. Миссис Джессамайн всегда казалась дочери королевой, к которой ее подданные должны относиться с уважением и трепетом.
- Сегодня вечером ты останешься с мисс Синдинг, - закончила разговор мать.
- Да, мама, - снова сказала послушная девочка Лавиния.
Мать Лавинии собиралась на ужин. Она сидела за туалетным столиком и перебирала драгоценности в чудесной инкрустированной шкатулке черного дерева. Рядом с ней на корточках пристроились три служанки и преданно смотрели на свою сахибу. Лавинии позволялось наблюдать, как мать одевается, при условии, что девочка будет сидеть тихо. Лавиния устроилась в уголке, на плетеном стульчике, и разглядывала мать восхищенными глазами – та казалась молодой и прекрасной, как принцесса из сказки.
Миссис Джессамайн вынимала из шкатулки драгоценности и по очереди прикладывала их к своему платью: белым кружевным оборкам, разбегающимся по синим атласным складкам, словно пена на волнах. Подумав, мать вынула изящную подвеску с синим сапфиром, приложила к груди и осталась довольна. Знаком приказала она одной из служанок застегнуть украшение, и девушки одобрительно зацокали языками, понимая выбор госпожи – сапфир своим синим мерцанием подчеркивал блеск ее синих глаз.
- Дорогая, ты готова?
В комнату заглянул отец, уже в парадном мундире. Он восхищенно оглядел жену и подал ей руку. Мать встала, девушки бросились поправлять складки платья и смахивать несуществующие пылинки, но красавица властным жестом отстранила их и выплыла из комнаты, кивнув на прощание Лавинии.
Девочка сразу заскучала и хотела было устроиться с книжкой на низеньком диванчике, но, увидев приближающуюся мисс Синдинг с нотами в руках, обреченно вздохнула и направилась в залу, где стоял прекрасный белый рояль.
Разыгрывая надоедливые гаммы, она представляла, как экипаж, везущий мать и отца, останавливается у дома посланника. Девочка хорошо знала этот дом. Въезд в аллею, ведущую к нему, обрамляли четырехгранные столбы с мраморными шарами наверху, а у дверей лежали каменные львы, вызывавшие восторг у всех детей Галле. Как бы ей хотелось оказаться сейчас там, на празднике! Она, Лавиния, уже совсем большая, умеет хорошо танцевать и петь, ведет себя так, как требует мама – почему бы родителям не брать ее с собой?
- Не будьте рассеяны, мисс Лавиния, - строго сказала гувернантка, и девочка вернулась мыслями к несчастным гаммам и этюдам. В конце концов, на балы не берут даже Мод, а ведь той уже тринадцать лет.
Но не все дети в этот вечер остались дома. Капитану Фланнагану просто не с кем было оставить Бена, и пришлось взять сына с собой. Однако это всем дамам даже понравилось: такой заботливый и любящий отец! К тому же Бен был спокойным и дружелюбным мальчиком, неизменно вызывавшим у всех симпатию. Сначала дамы, обступив его, расспрашивали о чем-то, но вскоре перестали обращать внимание, и Бен облегченно вздохнул. Ему гораздо больше нравилось быть предоставленным самому себе. Он побывал в бильярдной, где громкоголосый немецкий посланник Готхард обыгрывал в бильярд своих гостей одного за другим, поднялся в гостиную и послушал, как поет романс красивая девушка в изящном белом платье, с цветами азалии в прическе. Ее кожа была более смуглой, чем у остальных дам, а темные глаза своей формой напоминали индийских красавиц.
- Браво, мисс Торн! Прелестно, Сильвия! – наперебой хвалили девушку слушатели.
«Наверно, это дочь нашего нового знакомого, майора Торна», - подумал Бен и решил, что неплохо было бы изобразить мисс Сильвию в виде какой-нибудь индийской богини, сидящей на цветке лотоса – такую картину он видел у доктора Пакетти.
- Сегодня в гостях у посланника будут очень интересные люди, - тихо сказал Бену отец. – Это два русских моряка: капитан и его помощник.
- Я никогда не видел русских, а ты, папа?
- Конечно, нет. Русские считаются врагами англичан и редко появляются в Индии. Просто здесь, на Цейлоне, все так миролюбиво и терпимо настроены, что порой кажется, что у Британии вовсе нет врагов.
- Где хозяин? Прибыли русские моряки! – засуетился управляющий.
– Смотри, Бен, вон они идут! Один из них еще совсем молодой!
Русский капитан оказался высоким и крепким, его светлая борода была аккуратно подстрижена, что придавало ему вид бывалого морского волка. Помощник его и впрямь был очень молод, но держался с достоинством, оглядывая общество живыми серыми глазами.
- Капитан Орлов! Лейтенант Головин! – радостно бросился навстречу гостям посланник. – Я очень, очень рад!
Капитана русского корвета «Отважный» Орлова и его помощника усадили во главе стола, на котором, отражая огоньки свечей, сияли хрусталь и серебро, благоухали цветы в вазах и матово светились на больших блюдах фрукты, напоминая натюрморты знаменитых голландцев.
- Мы с капитаном Орловым давние знакомые, еще по Петербургу, - громко рассказывал посланник. - Мне говорят, что англичане и русские не должны встречаться за одним столом, но я заявляю – это чепуха! В моем доме мои друзья-англичане и мои друзья-русские будут сидеть рядом, и я буду счастлив.
- За хозяина этого гостеприимного дома! – поднял свой бокал русский капитан. Его английский оказался превосходным, а ведь за минуту до этого Бен слышал, как он бойко говорил по-немецки с Готхардом.
«Столько языков знает, совсем как доктор Пакетти», - подумал с уважением Бен.
- Господин Орлов, - продолжал Готхард, - расскажите же нам о вашем корвете. Куда и откуда вы идете? Надеюсь, это не секрет?
- О, конечно нет, - улыбнулся капитан. – Мы идем в Японию, в Нагасаки, чтобы присоединиться к эскадре вице-адмирала Лесовского. Несколько месяцев назад мы вышли из Одессы, нашего порта на Черном море, прошли Босфор и Дарданеллы, миновали Суэцкий канал и Красное море, и теперь сделали остановку у здешних гостеприимных берегов.
У Бена даже дух захватило. От названий веяло странствиями, ветром в белоснежных парусах и неукротимыми океанскими волнами.
- Папа, а что такое корвет? – тихо спросил он.
- Это военный корабль, сын, - ответил отец. – Более точно не могу тебе ответить.
- А скажите, капитан, Красное море и вправду красное? – спросила одна из девиц, широко распахнув глаза.
Бен чуть не рассмеялся вслух: взрослая, а задает такие глупые вопросы. Но капитан ответил серьезно:
- Я бы назвал его Коварным морем, мисс. Коралловые рифы растут в нем, словно грибы после дождя. Карты не помогают: вчера корабль свободно проходил по известной дороге, а сегодня риф стал на несколько десятков дюймов выше, и можно сесть на мель. Только тогда новый риф отметят на карте. Но нынче, проходя мимо Джебаль-Закура, мы видели «Герцога Ланкастерского», болтающегося на рифе, уже отмеченном на карте – просто за несколько часов до этого налетела пыльная буря, и ничего не было видно даже в двадцати шагах.
Бен услышал, как мисс Торн обратилась к сидевшему рядом с ней молодому помощнику капитана:
- А что запомнилось вам, мистер Головин?
Она с трудом произнесла непривычную русскую фамилию. Молодой человек немного смутился, но ответил с приятным мягким акцентом:
- Мне запомнился Елим – знаете, где пророк Моисей перешел море со своим народом, спасаясь от войска фараона. В Писании сказано, что там было двенадцать источников и семьдесят пальм, и представляете - их и сейчас там ровно семьдесят!
- Как бы я тоже хотел быть моряком и повидать весь свет, - тихо сказал Бен отцу, но тот ничего не ответил. Внимание капитана Фланнагана привлекла очаровательная девушка, в чертах которой ему почудилось что-то знакомое. Сын проследил за направлением его взгляда и радостно зашептал:
- Папа, это же та мисс, что ехала с нами на пароходе! По-моему, ее зовут Джулианой.
- Ну конечно же, дочь полковника Симмонса, - догадался отец.
Джулиана Симмонс в разговор не вступала, однако внимательно слушала рассказы русских моряков, и в глазах ее светились живое любопытство и ум. Полковник Симмонс не понравился Бену. Слишком красными были его щеки, слишком громко звучал голос, слишком шумно он двигался и слишком несмешно шутил.
После ужина посланник Готхард сел за рояль, и начались танцы. Бен с отцом вышли на балкон, и капитан закурил сигару. Сквозь открытые двери Бен видел мисс Джулиану, танцующую с молодым помощником капитана.
- Папа, тебе нравится мисс Джулиана? – спросил у отца Бен.
- Довольно милая девушка, - неожиданно холодно ответил помрачневший почему-то Фланнаган.
Прощаясь, капитан Орлов потрепал Бена по волосам.
- Кем думаете стать, молодой человек? Офицером, как отец?
- Моряком! –решительно сказал Бен.
- Вот как? Что ж, могу сказать – прекрасная профессия для тех, кто хочет увидеть весь мир. Приезжайте в Петербург, молодой человек. Я вас со своей дочкой Катей познакомлю. Ей восемь лет, и она очень любит книжки.
- Папа, - сказал Бен как-то утром,– мне бы хотелось послать доктору Пакетти открытку с видом Галле.
- Давай зайдем в магазинчик нашего соседа, мистера Чамандры, - предложил отец. – Он нас уже давно приглашает, поэтому будет рад.
На лестнице из трех каменных ступеней, ведущей в магазин, сидела кошка и сосредоточенно вылизывала переднюю лапу. Она нехотя подвинулась, пропустив покупателей, и продолжила свое занятие.
На звон висевшего на двери колокольчика из задней комнаты важно появился Равиндра и, увидев соседей, низко поклонился.
- Проходите, сахибы, сейчас выйдет отец. Он сам обслуживает наиболее уважаемых покупателей.
В лавке царил приятный полумрак, пахло деревом и благовониями. У Бена даже глаза разбежались. Он с восторгом разглядывал шкатулки и письменные приборы черного дерева, украшенные резьбой сосуды из кокосовых орехов в серебряной и бронзовой оправе; коробки, искусно сплетенные из пальмовых листьев, трости из эбенового дерева, украшенные перламутром, с рукоятками в виде змеиной или слоновьей головы. На полу у стены, свернутые трубочками разных размеров, лежали циновки.
Из дальнего угла холодно и неприязненно смотрели провалами пустых глаз какие-то маски, переливались зеленоватой медью чеканки. На длинном столе были разложены рулоны разноцветных тканей.
- Смотри, папа, как интересно! – воскликнул Бен, таща отца за руку в дальний угол, где на низком резном столе стояли искусно сделанные модели местных лодок и кораблей. Модели были разных размеров, от совсем маленьких до довольно внушительных. На лодках сидели гребцы, а на палубах кораблей были видны крошечные матросы. И все как настоящее!
- Сахибы оказали мне честь, посетив мой скромный магазин! - в комнату вошел сам Чамандра. – Могу предложить любые драгоценные камни, в отделке и без отделки.
- Уважаемый сосед, ваш магазин полон сокровищ, словно пещера Али-Бабы, - шутливо приветствовал торговца отец.
- На Цейлоне торговали всегда, - Чамандра выпевал слова, словно рассказывая сказку. - В нашем Галле встречались торговцы с Запада и с Востока, сюда приплывали на своих кораблях арабские купцы с берегов Красного моря и Персидского залива, малайцы со своего архипелага, часто заглядывали китайцы. Таршиш – так называли его древние мореплаватели-финикийцы. Здесь торговали слоновой костью и золотом, павлинами и обезьянами, и конечно, драгоценными камнями.
Чамандра таинственно поманил Фланнаганов вглубь магазина и жестом фокусника сдернул плотную ткань со стеклянной витрины. Под стеклом тускло замерцали драгоценные камни. Все это и впрямь походило на сказочную пещеру, полную сокровищ.
- Вы можете оценить их красоту, сахиб, - обратился Чамандра к капитану. – Цейлон на языке хинди называется Ратнадвипа, остров самоцветов. Взгляните: огненный альмандин, красный гранат, молочно-белый лунный камень, желтый топаз, лиловый аметист, всевозможных цветов сапфиры: голубые, оранжевые, розовые, желтые, белые!
- Мне казалось, что сапфиры должны быть синими, - растерянно сказал отец.
- О, сапфиры! – воскликнул Чамандра. Равиндра придвинулся поближе, предвкушая интересный рассказ. – Сапфир – камень особый, сахиб. Его носили жрецы Древнего Египта, из сапфира была вырезана печать самого царя Соломона, в Древней Греции он был посвящен верховному богу Зевсу. А сапфирам Цейлона нет равных во всем мире! Наверно, маленькому сахибу будет интересно узнать, как появился на свете первый сапфир?
Бен кивнул. Он не мог отвести глаз от этих сказочно переливающихся камней.
- Прошу, пройдите в соседнюю комнату, - поклонился Чамандра.
Бен с отцом последовали за торговцем в комнату, где стоял удобный плетеный диван. Бен заметил, что Чамандра легко подтолкнул Равиндру к двери, и через несколько минут появилась Налика, неся на подносе большие оранжево-золотистые фрукты.
- Прошу сахибов отведать кокосовое молоко, - сказал Чамандра. Он взял нож, лежавший тут же на подносе, и быстрыми взмахами срезал у кокосов верхушки, а потом жестом фокусника вставил в образовавшиеся отверстия соломинки и протянул Фланнаганам.
Бен осторожно втянул немного напитка, который оказался освежающим и приятным. А Чамандра снова заговорил нараспев:
- Когда-то в стародавние времена, жил на нашем острове юноша по имени Джампал. Как все юноши, Джампал охотился в джунглях. Он не пользовался луком и стрелами, любимым его оружием был бумеранг. Однажды Джампал задержался на охоте и решил заночевать в лесу. В ту ночь он увидел звезду. Она мерцала так, словно хотела что-то сказать молодому охотнику. И Джампал влюбился в звезду. Теперь он больше не ночевал в своей хижине и каждую ночь любовался красавицей-звездой. Когда наступал рассвет, звезда почти касалась земли. Казалось, еще немного – и она войдет в хижину охотника.
- Звезда, останься со мной, - просил ее Джампал, но звезда все же таяла в утреннем небе.
Как-то раз Джампал отправился на охоту, но она оказалась неудачной. Наступил вечер, и опять выплыла в темно-синее небо звезда. И тут из зарослей неожиданно выскочил винторогий козел. Метнул Джампал свой бумеранг, но козел боднул его рогами, и бумеранг взмыл высоко в небо. Врезался он в темно-синий купол и отсек его кусок, тот самый, на котором сверкала звезда. Рухнул купол вниз, на самую высокую скалу, и разлетелся вдребезги. Один из осколков упал прямо к самым ногам Джампала. Поднял юноша камень и увидел, что в осколке купола светится, сияет его любимая звезда. Это и был первый на земле сапфир.
Бен даже забыл, что держит в руке кокос. Он очень любил легенды и сказания, а эта история оказалась красивой, и Бен задумался так, что не заметил, как Чамандра замолчал. Очнулся он только тогда, когда заговорил отец:
- Ваша история очень хороша, мой друг, да и кокосовый напиток великолепен, однако мы хотели бы сделать покупку.
Чамандра встрепенулся:
- Сахиб хотел бы купить драгоценный камень?
- Нет-нет, - перебил отец. – Нам бы хотелось приобрести фотографию Галле.
- О, пожалуйста! Вот целая подборка видов Галле и окрестностей, - все так же радушно заговорил Чамандра, но теперь в его голосе явно звучало разочарование.
Бен неохотно покидал чудесный магазинчик.
- Мне бы хотелось купить маленькую цейлонскую лодку, папа, - сказал он, выходя на улицу.
- Хорошо, что ты так неприхотлив, - отшутился отец. – Я боялся, что ты попросишь у меня парочку сапфиров.
С зеленого холма, на котором возвышалась церковь Святой Марии, открывался великолепный вид на окрестности и бескрайнюю океанскую гладь, но перед внутренним взором капитана Майкла Фланнагана стояла могильная плита, на которой были выбиты слова «Лилиан Фланнаган. Помним и скорбим». Кругом все пело, щебетало, шелестело и сияло, но в душе Майкла царил мрак. Ему казалось, что он, словно легендарный Орфей, спустился в царство мертвых в поисках своей возлюбленной, но в отличие от мифического певца никак не может отыскать ту единственную, что ему нужна, хотя понимает, что, даже отыскав, не сможет вернуть ее к жизни. Он, Майкл Фланнаган, не обладает никаким волшебным даром, кроме дара верной любви, но именно этот дар и приносит ему такое невыносимое страдание.
Полгода прошло с того дня, когда они с Лилиан оказались разлучены навсегда: она, тихо угаснув от лихорадки, осталась лежать на кладбище в чужой земле, а он вернулся домой, изнемогая от невозможности найти ответ на вопрос: как же ему жить без нее?
«Как же нам жить без нее?» – поправил он себя, вспомнив, как после похорон заплаканный Бенджамен без слов крепко обхватил Майкла руками, словно боясь, что и он исчезнет в той неизвестности, куда ушла от него любимая мама. И непонятно, кто кому стал опорой в общем горе, взрослый ребенку или ребенок взрослому. Так они и продолжали жить, цепляясь друг за друга и за воспоминания о нежных руках и ласковых глазах той, что так недолго пробыла рядом с ними на этой благословенной земле.
Полгода прошло, но ничего не изменилось, почти ничего. Просто Фланнаган стал осознавать, что кроме него некому теперь позаботиться о мальчике, и стал уделять сыну все больше и больше внимания. Лилиан занималась Беном сама, никогда не думала взять ему няню-туземку, как делали обычно все английские мамаши, и теперь Майкла беспокоило, что нянькой мальчика стал конюх и единственный слуга, саис Салим. А ведь мальчику пора и учиться. В Симле с ним занимался доктор Пакетти. Надо узнать у сослуживцев, кого они могут порекомендовать в учителя сыну.
Невеселые размышления Фланнагана прервал звон колокола, на который резким кошачьим криком отозвался павлин, сидящий на церковной ограде. В храме закончилась служба. Вскоре из дверей вышли несколько фигур. Две из них повернули к тому месту, где сидел Фланнаган. Майкл встал и направился им навстречу.
- Пуджа закончилась, сахиб, - поклонившись, сказал Салим. – Чхоти-сахиб попросил у падре-сахиба благословение, как вы велели.
- Пап, смотри, какой красивый павлин! – мальчик протянул руку к сине-зеленой птице, важно сидящей на ограде, но павлин недовольно вскрикнул и тяжело шлепнулся на траву по другую сторону. - Когда ты пойдешь со мной на мессу? Мне так хотелось бы побывать в храме вместе с тобой.
- Мама с небес радуется, что ты молишься за нее, Бенджамен. А теперь пойдем домой.
Майкл не мог объяснить сыну, что после смерти Лилиан ему трудно общаться с Богом, трудно славить его теперь, когда с ними нет любимой жены и матери. Конечно, неисповедимы пути Господни, но разве есть какие-то резоны, по которым им с Беном лучше жить без Лилиан? Нет, пройдет еще немало времени, прежде чем нога Майкла Фланнагана переступит порог церкви святой Марии.
Этой ночью Бен долго не мог заснуть и знал, что отец тоже не спит: капитан Фланнаган задумчиво сидел под пальмой во дворе своего нового дома. Мальчик вспомнил большой дом в Симле, где рядом с ним всегда была мать. Когда она покинула их с отцом, в доме все напоминало о ней, и по вечерам просторные и пустые комнаты, в которых еще звучало эхо любимых шагов, повергали его в ужас. Он хотел, чтобы душа матери незримо присутствовала рядом, и в то же время боялся этого.
Здесь же им вполне хватало места, да и до казарм было рукой подать. Отец пользовался каждой свободной минутой, чтобы побыть рядом с сыном. На ночь они рассказывали друг другу истории – Бен и отец, по очереди. Салим на корточках садился у двери и слушал. Но истории рано или поздно кончались, и Бен оставался наедине со своими мыслями.
Вдруг мальчик резко сел в кровати. Где-то неподалеку раздался отчаянный женский крик. Улица наполнилась топотом ног и возбужденными голосами. Крик повторился. Выбежав на террасу, Бен увидел возле колодца толпу людей. В руках мужчин горели факелы, свет которых выхватывал из темноты искаженные злобой лица. Туземцы явно нападали на кого-то. Грубыми голосами ругались мужчины; словно разъяренные кошки, шипели женщины; тут вертелось даже несколько детей, кидавших камешки и визжащих. Бен увидел, как на улицу выскочил отец и бросился прямо в толпу.
Снова раздался жалобный крик. Отец выхватил револьвер. Толпа оцепенела, кольцо людей раздвинулось, и при свете факелов Бен увидел лежащую у колодца девушку. Ее длинные, не собранные в прическу волосы, разметались по песку, нищенская одежда была разорвана в нескольких местах, рядом были разбросаны осколки кувшина. Отец с негодованием обвел взглядом толпу. Туземцы притихли: одно дело, когда перед тобой беззащитная девушка, и совсем другое – офицер с револьвером. Отец наклонился и заглянул полубесчувственной девушке в лицо, а потом перевел взгляд на стоявшего прямо перед ним широкоплечего парня. По жестам, сопровождавшим слова, Бен понял, что отец велел тому взять девушку на руки и нести за ним. Парень испуганно отступил.
Фланнаган повторил свое приказание и направил на парня револьвер.
- Сахиб, ее нельзя трогать, она родия, неприкасаемая, - завопила какая-то женщина так громко, что Бен ясно все расслышал. Толпа загудела.
Но парень, очевидно, испугавшись наведенного на него револьвера, боком приблизился к девушке и с отвращением взял ее на руки. Отец указал ему револьвером в направлении своего дома, и парень угрюмо двинулся вперед. Фланнаган шел за ним, а сзади в бессильной злобе, следовали туземцы. Салим уже ждал сахиба, сжимая в руках ружье. Парень внес девушку в дом, а потом выскочил из дверей так стремительно, словно за ним гнались все его безжалостные языческие боги. Снова завизжали разъяренные женщины.
Бен осторожно спустился по лестнице на несколько ступенек и увидел, что отец и Салим склонились над лежащей без чувств в плетеном кресле девушкой.
- Бечари, бедняжка, - проговорил Салим.
- Надо позвать кого-нибудь из женщин привести ее в чувство, - сказал Фланнаган.
- Нет, сахиб, никто не придет. Эта девушка – родия, неприкасаемая. Даже животному можно оказать помощь, а этой малышке нельзя. Ее любой может побить, может убить, но кормить ее нельзя, лечить нельзя, даже говорить с ней нельзя. Если бы не сахиб, ее уже не было бы в живых, и никто бы не помог.
- Но это же варварство, Салим! Мы же люди, а не кровожадные тигры! Чем неприкасаемые заслужили это?
- Так положено, сахиб. Наверно, в прошлых жизнях они совершили какое-то зло.
- Какое зло совершила эта девушка? Это немыслимо, - схватился за голову Фланнаган. – Что же делать, Салим?
- Сахиб не должен волноваться. Он должен идти спать. Салим все сделает сам. Девушка будет спать в комнате для слуг, а завтра сахиб сможет с ней поговорить.
- Спасибо, Салим, - сказал капитан. – Надеюсь, Бена не разбудили крики.
Бен замер, а потом, стараясь ступать неслышно, поднялся в свою комнату.
Остаток ночи мальчик спал чутко и беспокойно, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Он привык полагаться на Салима, но этой ночью саис так и не пришел в детскую. В полудремотных видениях появлялись то мать, то пострадавшая девушка-туземка, они о чем-то говорили, менялись местами и обличьями, и, наконец, мать взяла Бена за руку, вложила ее в смуглую руку девушки и исчезла.
Бен сел в кровати. Небо в окне слегка начало бледнеть, его густо-синий бархат превращался в легкий шелк лилового цвета, любимого цвета матери. Голубоватые отсветы падали на окружающие предметы, и все казалось прозрачным и каким-то неземным. Мальчик тихо встал, надел легкий халатик и выскользнул на террасу. Здесь он увидел отца.
- Пойдем-ка, сын. Ночью к нам прибыла больная гостья, надо ее проведать, - шутливо сказал отец: он не знал, что мальчик стал невольным свидетелем ночного происшествия.
Внизу их встретил Салим. Капитан испытующе вглядывался в лицо кланяющегося ему саиса, пытаясь разгадать, как прошла ночь для нечастной девушки, но оно, как у истинного туземца, не выражало ничего.
- Как чувствует себя твоя подопечная, Салим? – спросил тогда отец.
- Салим умеет лечить, Салим знает заклинания и травы. Девушка почти здорова, сахиб, но душа ее тоскует. Она хочет говорить с сахибом, но боится.
- Чего же она боится? – удивился отец. – Разве она не знает, что я пытался ей помочь?
- Она знает, я ей все рассказал, сахиб. Она говорит, что ради нее сахиб нарушил закон. Я сказал, что сахибы не подчиняются нашим законам, но она все равно боится, и за себя, и за сахиба.
- Веди меня к ней, - решительно сказал отец и, не дожидаясь ответа, вошел в полутемную комнату. Бен скользнул следом.
На лежанке, покрытой циновкой из листьев кокосовой пальмы, сидела девушка и, неловко держа в худых пальцах иголку, зашивала свое платье. Увидев Фланнагана, она вскочила, бросилась перед ним на пол и обхватила руками его ноги, крича:
- О, сахиб, я твоя жертва!
- Что это, Салим? – только и мог выговорить смущенный и озадаченный отец.
- Она благодарит тебя, сахиб, и говорит, что ты можешь распорядиться ее жизнью, как тебе будет угодно.
- Вставай же, я не статуя Будды в храме, - пытаясь от неловкости шутить, усмехнулся Фланнаган.- Ты говоришь по-английски?
- Да, сахиб, Ришту говорит на ангрези. Ришту рассказывала сахибам и их детям сказки на базарах, и получала за это аны, мелкие монетки.
Капитан жестом указал девушке на лежанку, предлагая сесть, и сел сам, но Ришту опустилась на пол и опять обхватила руками его ноги. Салим и Бен на корточках устроились у двери.
- Почему эти люди напали на тебя? – спросил отец, уже не пытаясь прекратить индийские изъявления благодарности.
- Я сама виновата, сахиб, я хотела набрать воды, несмотря на запрет.
- Тебе запрещено набирать воду? – недоуменно переспросил Фланнаган.
- Да, сахиб, я ведь из родиев, неприкасаемых.
- Что это значит?
- Я расскажу сахибу.
Девушка сложила руки на коленях, подняла лицо и, глядя куда-то вдаль, заговорила:
- Когда-то жила на Цейлоне прекрасная принцесса Наваратна, которая полюбила человека из низшей касты, и у них родился ребенок. Принцессе грозила смерть, ведь она презрела обычаи предков, но Наваратна сумела бежать с ребенком в пустыню. Пустыня стала ее домом, и туда начали собираться все благородные цейлонцы, изгнанные из родных мест за нарушение обычаев. Их потомки и есть родии.
Другие жители Цейлона считают нас неприкасаемыми – родиям запрещено черпать воду из колодцев, жить в городах и деревнях рядом с другими людьми, торговать. Нас все презирают и прогоняют. Вместо одежды мы завертываемся в кусок грубого полотна, едим лишь то, что находим в лесу. Сахибы помогли нам, разрешили жить в своих поселениях, дают нам работу, но все остальные нас по-прежнему презирают и оскорбляют. Ришту рассказывает сказки детям сахибов, и ей бросают монетки, но наступает вечер – и Ришту должна прятаться, иначе ее будут бить за то, что она пройдет по улице или захочет набрать воды из колодца.
Бен с ужасом слушал рассказ девушки. Ему и в голову не могло прийти, что люди могут так относиться к себе подобным. Но не успел мальчик осознать все услышанное, как девушка снова распростерлась на полу у ног отца и закричала:
- Молю доброго сахиба взять меня в свой дом! У сахиба есть сын и нет жены – так сказал Салим. Ришту будет рабой его сына, будет ночи напролет сидеть рядом, оберегая его сон, будет готовить ему карри, рассказывать сказки. Ришту знает много сказок о людях и богах. Люди на улице убьют Ришту, или она умрет от голода. Молю сахиба сжалиться над недостойной!
Фланнаган посмотрел на Салима и Бена. Лицо саиса было, как всегда, непроницаемым, а в глазах сына светились жалость и симпатия к этой так много выстрадавшей хрупкой девушке с длинными смолисто-черными косами.
- Что скажешь, Салим?
Девушка немного приподнялась и настороженно впилась взглядом в лицо саиса.
- Девушка говорит правду, Чхоти-сахибу нужна айя. Сахиб часто должен бывать на службе, ночевать в казармах, а за мальчиком нужен присмотр.
- Решено. Ришту, я беру тебя в няни моему сыну. Жить будешь в комнатке рядом с детской. Присматривай за мальчиком, корми его и развлекай сказками, но на улицу одна или вдвоем с Беном не выходи, только со мной и Салимом.
- О богоравный, да исполнит все твои желания волшебное древо из сада Индры! В каждом рождении буду твоей рабой! – воскликнула пылко девушка и снова распростерлась на полу перед Фланнаганом.
В этот день Фланнаганы обедали вкусным карри, который сварила Ришту в саду на очаге, и Бен остался очень доволен. Вечером мальчик сидел в своей кровати, а на полу у изголовья примостилась Ришту, чей лоб все еще был закрыт белой полотняной повязкой. В новом желтом сари девушка выглядела бы совсем красавицей, если бы не повязка и царапины. Она только что рассказала Бену о ночном происшествии, сделав его, как она считала, более понятным, то есть упустив все особенно неприятные подробности, и теперь Бен лежал молча, пытаясь все это осмыслить.
- Тебе будет хорошо у нас, - решительно сказал он. – Тебя никто здесь не обидит.
- Маленький сахиб так добр ко мне, - прошептала девушка, - и большой сахиб, и Салим – все добры к недостойной Ришту.
- Мы ведь христиане, - объяснил Бен, - а христиане должны быть… (он немного помедлил, вспоминая нужное слово) милосердны. Христос - это наш Бог, - тоже разговаривал с теми людьми, с которыми никто не разговаривал, и даже ходил к ним в гости. А еще Он рассказывал людям про одного человека, который на безлюдной дороге попался разбойникам. Разбойники ограбили его и побили, едва он жив остался. Прошли мимо него несколько путников из его же племени, но никто ему не помог. А потом по той же дороге ехал на ослике человек из враждебного племени, самарянин. И этот самарянин подошел к раненому, перевязал его, посадил на своего осла, привез в гостиницу и там заботился о нем. А на другой день, отъезжая, он дал хозяину гостиницы две серебряных монеты и велел позаботиться о больном. Христос потом сказал, что чужой человек, который помог пострадавшему от разбойников, был ему ближним, а люди своего племени – нет. Мы разговаривали об этом с папой, и я решил всегда помогать тем, кто в беде, чтобы быть им ближним. И с тобой, Ришту, мы теперь ближние, ты понимаешь?
- Ришту нравится бог сахибов, он такой добрый! У нас богов много, есть и добрые, есть и злые. Ришту будет рассказывать Чхоти сказки про них, много сказок. Чхоти любит сказки?
- Очень люблю. Отец подарил мне две замечательные книги со сказками и легендами.
- Маленький сахиб знает тайну книг? Как была бы счастлива мать иметь такого даровитого сына!
Бен поглядел на нее широко открытыми глазами, в которых засветилась печаль – он вспомнил мать.
- Ай, что наделала глупая Ришту! Расстроила Чхоти! Пусть обезьяна утащит у нее последнюю корку хлеба, пусть слон растопчет ее дом! Глупая Ришту! – причитала девушка.
- Не говори так, Ришту, - прервал ее мальчик. – Я знаю, мама все равно видит нас с неба и радуется, когда у нас все хорошо.
- Устами маленького сахиба говорит сама богиня мудрости. Сейчас нужно отдыхать, а Ришту расскажет сказку. Жил-был один раджа, который умел превращаться в разных зверей и птиц, и однажды его душа вселилась в попугая, который похитил волшебный гранат, а в гранате жила заколдованная принцесса…
Голос Ришту успокаивающе журчал, словно тихая речка, и по воде ее сказки плыл Бен в страну снов. Ришту не могла бы найти более благодарного слушателя: отец часто рассказывал мальчику ирландские сказания и легенды, ведь Фланнаганы были выходцами из Ирландии, и сам Майкл в детстве слышал все это от своей бабушки. В душе ребенка евангельские притчи мирно соседствовали с рассказами о подвигах Кухулина и путешествиях Ойсина в сказочную страну, а теперь он был готов поселить там еще и по-восточному хитроумные приключения индийских богов и героев.
Ришту рассказывала, и ее охватывала нежность при виде этого мальчика, росшего без матери в чужой стране. Он, конечно, считает эту страну своим домом, но как далек он от ее обычаев, от ее людей – настоящий маленький британец. Никогда бы не смогла Ришту представить его играющим с детьми туземцев, немытыми и дерзкими сорванцами, ворующими и попрошайничающими на базарах. Эти дети всегда дразнили ее, кидали в нее камнями, а дети сахибов слушали ее сказки и давали ей монетки или сладости. Какое счастье, что теперь не надо скитаться в поисках пищи! Большой сахиб сжалился над ней, и она, Ришту, неусыпно будет присматривать за его сыном и попытается хоть немного стать достойной его милостей. Она каждый день будет молиться всем своим богам о здоровье маленького сахиба – мальчик такой бледный и худенький!
«Завтра я приготовлю ему замечательный карри», - решила Ришту, глядя на уснувшего мальчика, а потом распростерлась на полу перед маленькой статуэткой Будды, благодаря его за снисхождение к ней, недостойной.
Наутро Бен проснулся от звука голосов. Сначала он не понял, что кажется ему таким необычным, но потом догадался: один из голосов был женским, а в их доме так давно не звучали женские голоса. К тому же в последнее время отец больше молчал, а Салим никогда и не был склонен к болтовне. Бену даже казалось, что они скоро вообще научатся обходиться без слов. Когда была жива мама (правда, это время Бен помнил все хуже и хуже), она всегда весело что-то рассказывала, шутила с папой, дружески посмеивалась над Салимом, и в доме словно журчал чистый и живой источник, наполнявший всех радостью и счастьем. И вот снова слышится на веранде голос женщины, правда у Ришту он более низкий, чем у мамы, да и говорит она с акцентом.
- Пойми же, глупец, я должна готовить еду маленькому сахибу! – сердилась Ришту. – Кто только готовил ее до меня? В доме нет ни овощей, ни чечевицы, ни риса, ни имбиря, ни молотой джиры! Сахибы привыкли есть мясо! Как я буду готовить еду без продуктов?
- Слова выскакивают из тебя, словно пчелы из улья, дочь женщины, выделывающей кожи! Говорю же тебе: сахиб не разрешил тебе выходить из дома одной. У нас есть немного кукурузной муки, ты можешь сделать лепешки.
- Ты думаешь, Ришту скажет доброму сахибу, что в благодарность за его милости она накормила Чхоти-сахиба одними сухими лепешками? Ришту должна пойти на базар. Сейчас день, на базаре много людей, там полицейские, никто не тронет даже дочь женщины из родиев.
- Если тебе так надо пойти на базар, болтливая женщина, то я пойду с тобой. Я тоже не хочу огорчить сахиба неповиновением, - раздраженно сказал Салим.
Бен с удивлением услышал, что голос Ришту сразу стал из возбужденно-сердитого спокойным и удовлетворенным, словно девушка заранее знала, чем кончится спор, и только добросовестно играла свою роль. Мальчик выскочил из кровати и выбежал на веранду.
- Салим, я хочу пойти на базар с тобой и Ришту! Мне папа давно обещал показать фокусников, но ему все некогда. А потом я помогу нести домой продукты, ведь Ришту всего лишь женщина, и не сможет поднять тяжелую корзину.
Салим с гордостью сказал:
- Да, Чхоти-сахиб совсем взрослый мужчина, он сможет защитить свой очаг и своих женщин. Он пойдет с нами на базар.
Ришту захлопотала вокруг мальчика, заставила его съесть банан и выпить чашку кофе, хотя Бен всеми силами пытался уклониться от завтрака, помогла ему надеть матроску, пригладила светлые волосы – и Чхоти-сахиб был готов к путешествию. Салим взвалил на плечо две большие плетеные корзины, связанные вместе, новоиспеченная айя крепко взяла за руку мальчика, и они вышли за ворота. Салим настороженно оглядел улицу, но ничего подозрительного не заметил. Сперва они шли по улицам форта, а потом прошли воротами и оказались за пределами городских стен. Бен с любопытством смотрел по сторонам.
Чем ближе они подходили к базару, тем оживленнее становилась улица. Шли за молоком женщины, несущие на головах кувшины, скрипели телеги, везущие овощи на продажу. Бена очень заинтересовал один мальчик, везущий арбузы на повозке, запряженной горбатым быком. Бык казался просто щеголем – на шее у него звенел колокольчик, а на концах рогов сияли на солнце медные наконечники. Но интереснее всего была палка маленького погонщика, который не только несильно ударял ею быка, но и грыз другой ее конец!
- Салим, почему он жует палку? Он голоден? – обратился Бен к идущему сзади Салиму. Проще было бы спросить об этом айю, которая была рядом, но мальчик еще не привык к девушке и немного ее стеснялся.
- Нет, сахиб, он не голоден, - улыбнулся Салим. – Эта палка – всего лишь стебель сахарного тростника, очень вкусный, сладкий.
Базар начался кофейными рядами. Женщины и девушки зазывно пересыпали ладонями шуршащие зерна кофе. Кошелки, корзины, мешки – не зря Цейлон славится своим кофе. Ходят между рядами важные сахибы, задумчиво смотрят, выбирают. Женщины наперебой нахваливают свой товар. Сами сингалезы редко заглядывают в эти ряды, да и покупатели из них плохие, то ли дело англичане – берут помногу, почти не торгуются.
Зато в овощных рядах царит оживление. Хозяйки накупают полные кошелки батата, ямса, бананов, маленькие девочки старательно тащат кокосовые орехи и палки сахарного тростника. За порядком зорко следят полисмены в своих круглых шапочках и с жезлами в руках. Ришту купила Бену его любимый фрукт – мангустан, который всегда своим вкусом напоминал мальчику лимонное мороженое и оставался прохладным в любую жару, прекрасно утоляя жажду.
С интересом наблюдал мальчик, как на угольях жарят бананы, поливая их оливковым маслом. Бананы лежали рядом огромными горами, в каждой грозди было, наверно, несколько сотен сочных желтых полумесяцев. Готовое лакомство протягивали покупателю, завернув в банановый лист. Салим купил Бену и Ришту по банану, но сам есть отказался.
Мальчик все тянул айю туда, где раздавался смех и звучали пронзительно и гнусаво дудочки. В конце концов Ришту попросила Салима показать мальчику фокусников, пока она будет покупать специи и рис.
- Вот уж удовольствие ходить по базару с мужчиной и ребенком, - ворчала про себя она, избавившись от спутников, совершенно не понимавших, как может быть интересным выбор продуктов и спор с продавцом о цене. К тому же она, как истинная женщина, рассчитывала еще заскочить в ряды, где продавались хна и благовония, а потом полюбоваться шалями, шелковыми и атласными тканями и вышитыми коврами.
В это время Бен и Салим, пробравшись сквозь толпу, оказались у матерчатой палатки, перед которой развлекали народ фокусники и заклинатели змей. Только что закончил свои трюки выдыхающий огонь факир и теперь обходил зрителей с глиняной чашкой. Его место на импровизированной сцене занял туземец с обезьянкой. Обезьянка равнодушно сидела на его плече и смотрела, как фокусник взял веревку, вероятно, очень длинную, так она была смотана в довольно толстое кольцо. На конце веревки был привязан бубенчик, который фокусник с силой подкинул вверх. К изумлению Бена бубенчик, вместо того, чтобы упасть обратно, взмыл вверх, а факир только разматывал и разматывал веревку, которую словно тянула вверх невидимая рука.
Вот вся веревка оказалась размотанной, и бубенчика уже не было видно в вышине. Тогда фокусник свободной рукой взял с плеча обезьянку и посадил ее на веревку. Зверек, зная, что от него требуется, деловито полез вверх и через несколько мгновений сделался едва различим в голубоватой дымке. Фокусник начал с видимым усилием сматывать веревку снова в кольцо, и вот уже стало видно обезьянку, которая сидела, обхватив лапами бубенчик. Перепрыгнув на плечо к хозяину, она скорчила уморительную рожицу, а факир, дав ей чашку, стал обходить восторженных зрителей, и вскоре в чашке весело зазвенели монеты.
- Этому должно быть какое-то объяснение, но я просто ума не приложу, какое, - сказал рядом с Беном кто-то по-английски. Приятный женский голос ответил:
- Давайте считать это чудом, Генри. Недаром в нашей родной Англии Индию всегда считали страной чудес.
Бен оглянулся и увидел мисс Джулиану Симмонс: золотые волосы ее прикрывала от солнца широкая шляпка, обвязанная широкой шелковой лентой. Серые глаза девушки внимательно следили за фокусником.
- Пойдем, Джулиана, экипаж нас ждет.
- Еще минутку, Генри, мне давно хотелось увидеть заклинателя змей. Он, по-моему, как раз готовится начать свое представление.
- Слушаю и повинуюсь, - галантно ответил тот, кого назвали Генри. Тут внимание Бена отвлекли пронзительные звуки дудочки, на которой заиграл помощник факира. Зрители притихли и внимательно смотрели, как заклинатель в пестрой чалме ставит перед собой круглую плетеную корзинку и быстро откидывает крышку. Из корзинки молнией взлетела кобра, заставив толпу испуганно ахнуть, и начала раскачиваться на хвосте. Заклинатель взял у помощника дудку, украшенную блестящими монетками и перламутровыми ракушками, и начал выводить гнусавую мелодию. Кобра, качаясь, надула свой капюшон, показывая узор, похожий на два больших глаза.
- Это очковая кобра, самая ядовитая в мире, - прошептал Бену Салим, и у мальчика по спине побежали мурашки.
Заклинатель начал водить дудкой перед змеей. Кобра пристально смотрела на него и ритмично раскачивалась, танцуя свой смертоносный танец.
- Как прекрасно и как страшно, - тихо сказала своему спутнику мисс Джулиана.
Дудка запела еще громче и назойливей. Кобра вдруг неожиданным рывком бросилась вперед. Еще рывок, еще… Змея словно хотела вырваться из плена этих звуков, но дудка не позволяла. Змея свирепела все больше, но тут заклинатель неожиданным движением поднес к ее носу что-то блестящее – и кобра вдруг сникла, будто сдулась, и покорно опустилась в корзинку. Заклинатель торжествующе закрыл крышку. Зрители восторженно закричали. Но это было еще не все. Заклинатель подвинул к себе другую корзину, побольше, и достал оттуда большого пятнистого удава. Малыши, стоящие в первых рядах, испуганно спрятались за спины взрослых, и было отчего – заклинатель приблизился к зрителям, что-то предлагая.
- Он ищет храбреца, который положит этого удава себе на плечи, - прошептал Салим. – Конечно, никто не согласится, это он просто набивает себе цену.
Однако, к изумлению окружающих, вперед вышел спутник мисс Джулианы, жестом показывая, что готов попробовать. Факир осторожно положил удава на плечи молодого человека. Видно, что он прилагает все усилия, чтобы не дать удаву накинуть на этого фаранги петлю. Через несколько мгновений заклинатель уже переложил змею на себя, и обрадованный удав обвился вокруг его груди. Он сжимал и сжимал его в своих удушающих объятиях. Видно, как напрягаются мышцы факира, как багровеет его лицо, но он что-то прошептал и легко толкнул удава пальцем. И огромный удав тоже сдулся, как раньше кобра, и бессильно повис на плече хозяина. Толпа взорвалась аплодисментами. Англичанин тоже получил свою долю восхищения – красивая леди улыбнулась ему, а Бен, раскрыв рот, глядел во все глаза на смельчака, не испугавшегося удава. Салим дал Бену монетку, и мальчик опустил ее в чашку, стоящую рядом с заклинателем. Сделал он это не без опаски – а вдруг удав придет в себя и кинется на него? Но тут к чашке подошла мисс Симмонс и положила в нее целых две рупии. Факир начал почтительно кланяться и быстро что-то говорить.
- Что он сказал, Салим? – с любопытством спросил мальчик, но Салим уже тянул его сквозь толпу. Пора было искать Ришту и идти домой. Айя уже увидела их и помахала рукой. Бен в последний раз оглянулся, но толпа уже сомкнулась снова, и не было видно ни фокусников, ни красивой девушки.
Вечером Бен долго рассказывал отцу о чудесах и фокусах, не забыв упомянуть о смелом англичанине и мисс Симмонс.
- Когда я немного подрасту и привыкну к змеям, то тоже смогу сделать такое. Для этого надо быть очень смелым, правда?
- Правда, Бен. Но иногда еще больше мужества нужно, чтобы поступать храбро и смело тогда, когда никто об этом не узнает, - ответил отец, думая о чем-то своем. - Спокойной ночи, сынок.
Дерево пускает корни
- Мальчик идет на поправку, но теперь надо опасаться осложнений, которые часто бывают после ветрянки, - строго сказал доктор.
- Гулять нельзя? – насупившись, спросил Андрей.
- Вот именно, молодой человек, нельзя, - строго сказал доктор. – И общаться с друзьями нельзя, карантин еще не закончился.
И вот Андрей снова сидит в бабушкином кресле. Сегодня солнце не светит, мороз отступил, и за оттаявшими стеклами тихо роятся большие снежинки. День постепенно из светло-белого становится темно-белым, потом серым, потом окна заливает густая синева, а когда зажигаются фонари на улице, становится видно, что это не синева, а самая настоящая чернота.
- Мам, а на ком этот Бенджамен женился? – вдруг вспомнив свой сон, спросил Андрей.
- Не знаю, сынок. Почему тебя это интересует?
- Его жена стала мамой моего прадедушки Эндрю. Странно, что мы ничего не знаем о своих родственниках.
Мама вышла из кухни, на ходу снимая фартук, и села напротив сына.
- Сейчас многие люди хотят узнать свою родословную, - сказала она.
- Узнать что? – переспросил Андрей.
- Родословная – это своеобразная история семьи. Ее обычно изображают в виде дерева. Представь себе, что ты – лишь веточка на огромном дереве, а остальные ветви – твои родственники.
Мама взяла бумагу и карандаш.
- Смотри, вот это ты. А это мы с папой, - и мама нарисовала две линии. – И у меня, и у папы есть родители, а у тебя – бабушки и дедушки. Их четверо. У каждого дедушки и у каждой бабушки есть свои родители. Итого сколько?
- Восемь, - сказал Андрей.
- Это твои прадедушки и прабабушки, у каждого из которых есть свои родители. И так далее. Понимаешь?
- Прадедушек и прабабушек у меня должно быть шестнадцать, - подсчитал Андрей. – Как же так, мам, я никого из них не знаю! Вернее, теперь я знаю, что у меня была прабабушка Анна и прадед Эндрю, но ведь это только родители бабушки Лены. Я не знаю родителей деда Федора, да и о папиных дедушке и бабушке никогда не слышал. Как же я могу нарисовать это… дерево?
- Все можно узнать, если захотеть. Можно расспрашивать тех родственников, кто еще что-то помнит, можно работать в архивах, где хранятся старые документы. Тогда получится нарисовать большое, ветвистое дерево. А у самых корней помещается обычно тот человек, от которого пошел род. Поэтому и говорят: «узнать о своих корнях». Но можно рисовать дерево и наоборот: от тебя будут расходиться веточки – твои предки.
Андрей водил карандашом по бумаге:
- Так, Эндрю Фланнаган. Его отец – Майкл Фланнаган. Мать – по-моему, ее звали Лилиан. Значит, я уже знаю одного прапрадедушку и одну прапрабабушку.
- Из скольких? – смеясь, спросила мама. – Но ты прав: это очень интересное занятие – восстанавливать свою родословную. Чувствуешь себя исследователем, иногда даже сыщиком.
- Мам, а как узнавать про родственников, если они живут в другой стране? Может быть, у нас есть родня в Англии?
- Или в Ирландии, - задумчиво сказала мать, - кажется, Фланнаганы были ирландцами. Да, это сложно, но можно попытаться. Надеюсь, я еще помню английский.
- Попросим папу нам помочь, - сказал Андрей. – Мам, ведь я, можно сказать, тоже Эндрю?
- Учил бы ты английский как следует, Эндрю, - усмехнулась мама и потрепала сына по волосам. - А сейчас тебя ждет очередная серия.
- Сериал снов «Бабушкина наволочка», - подтвердил Андрей, принимая из маминых рук наволочку с изображенной на ней темноволосой девушкой в индийском одеянии.
Сон третий
Жар, жара и Рождество
Стояла обычная для этого сезона влажная жара. Днем дамы не осмеливались выходить под палящее солнце и лишь вечером, в сопровождении освободившихся от службы офицеров, отправлялись на обязательную прогулку в парк. Бен с отцом тоже решили провести этот вечер в парке. Они заняли скамейку недалеко от ворот, и Бен тут же расставил на ней своих оловянных солдатиков. Большую коробку с солдатиками он часто брал с собой на прогулки. Отец иногда помогал мальчику изобразить какое-нибудь знаменитое историческое сражение.
- Жалко, что у меня есть только британские солдаты, - сказал Бен, доставая из коробки пушку. – Мне хотелось бы разыграть какое-нибудь сражение римской армии. Но я могу представить, что мои солдаты – римские легионеры, а вот эти камешки – варвары, с которыми римляне сражаются.
- Ты бы познакомился с кем-нибудь из мальчиков, - посоветовал отец.
Детей в парке было много, но большинство из них гуляли под присмотром нянь.
- Как же я с ними познакомлюсь, когда они такие несамостоятельные? – недовольно спросил Бен.
- Здесь так принято, - улыбнувшись, ответил отец. – Но, я думаю, ни одна няня не будет возражать против того, чтобы ее подопечный с тобой познакомился.
И тут Бен заметил возле беседки очень красивую девочку. Она походила на роскошную куклу из дорогого магазина: золотистые локоны, пышное белое платье… Вот бы с кем познакомиться, но он никогда на это не решится! К такой даже подойти страшно, хотя она окружена несколькими мальчиками и девочками, и все, видимо, заняты какой-то интересной игрой.
- Ну что же ты? – спросил отец, проследив за тем, куда так пристально смотрит сын. – Подойди и познакомься.
- Папа, когда дело касается женщин, у меня пропадает всякая решимость, - серьезно сказал сын. – У тебя такого никогда не было?
Но капитан Фланнаган уже не слышал Бена. Он увидел, как из экипажа, подъехавшего к воротам парка, выходит мисс Джулиана в сопровождении отца и Генри Парсонса. Он залюбовался девушкой: ее лиловое шелковое платье и шляпка были украшены искусственными фиалками, почти неотличимыми от настоящих. Парсонс учтиво подвел девушку к скамейке через аллею от Фланнаганов и стоял, ожидая, когда она сядет, затем сел сам. Он начал что-то рассказывать девушке, та смеялась.
Бен, почувствовав, что отец замолчал, проследил за его взглядом.
- Может, тебе, папа, познакомиться с мисс Симмонс?
- Как ты сказал про женщин и решимость? – хмуро поинтересовался отец.
- Понятно, - вздохнув, откликнулся Бен. Ему нравилась мисс Джулиана, чья улыбка была такой милой и понимающей.
Слушая болтовню Генри Парсонса, Джулиана вдруг заметила, что со скамейки на другой стороне аллеи на нее глядят две пары глаз. Глаза были так похожи, что сразу можно было сказать – они принадлежат людям, состоящим в близком родстве. Мальчик с бледным лицом и вьющимися каштановыми волосами перестал играть со своими солдатиками, расставленными на краю скамейки, и что-то взволнованно говорил сидящему рядом мужчине. Лицо мужчины, задумчивое и строгое, было не совсем симметричным из-за шрама на левой щеке.
- Кто это? – спросила Джулиана у Генри, но вместо него ответил подошедший полковник:
- Это мой новый капитан Майкл Фланнаган с сыном. Они прибыли на Цейлон на одном пароходе с тобой.
- Вот почему мне показался знакомым этот мальчик, - медленно проговорила Джулиана. – Но его отца я не помню, и это странно, ведь у него такое необычное, запоминающееся лицо…
- У Фланнагана полгода назад умерла от лихорадки жена, - продолжал полковник. - Он сказал, что давно собирается отправить Бена к родным в Англию, но никак не может на это решиться: ему кажется, что мальчик как-то связывает его с умершей женой, которую он очень любил. Он говорит, что Бен – вылитая мать, хотя я считаю, что мальчишка весь в отца. Взгляни сама.
Джулиана снова перевела взгляд на странную пару, но вовсе не для того, чтобы убедиться в уже замеченном ею сходстве. Фланнаган-старший теперь стоял возле скамейки, ожидая, пока Бен сложит в коробку солдатиков. Мальчик закрыл коробку, и оба медленно пошли к воротам парка. Генри Парсонс продолжал еще что-то говорить девушке, пока не заметил, что Джулиана совсем его не слушает.
Этим же вечером в гости к Фланнаганам заглянул майор Торн. Они с отцом пили чай на веранде, а Бен сидел в своей комнате и пытался читать, но вместо этого все время невольно прислушивался к разговору отца с гостем. В Симле ему часто приходилось присутствовать при взрослых разговорах, из них можно было узнать жизнь и характер каждого собеседника. И вот теперь ему было интересно: что за человек майор Торн?
- Мы здесь так оторваны от мира, что очень плохо представляем, что творится на родине, - говорил майор. - Когда я жил в Лахоре, новостей из Англии поступало больше, да и про местные события все время писали газеты. Здесь, среди сингалезов, которые только приветствуют нас и кланяются, мы скоро совсем размякнем.
- Почему же вы покинули Лахор, майор?
- Я слышал, у вас умерла жена, капитан? Тогда мы с вами товарищи по несчастью. Я никогда об этом не говорил, но меня никто и не спрашивал. Вам же я отвечу: смерть жены была не единственным моим горем.
- Я не хотел тревожить тени прошлого, майор.
- Все равно мне никогда от них не избавиться. Как вы, наверно, слышали, моей женой была женщина с гор.
Бен совсем отложил в сторону книгу, предчувствуя необычный рассказ. Майор Торн продолжал:
- Я познакомился с ней, когда наш лагерь переместился в горы на засушливый летний период, и так полюбил ее, что осенью привез с собой в Лахор и женился на ней. Через год у нас родилась Сильвия. Жили мы с женой душа в душу, она просто боготворила меня, никогда не тосковала по родным, по своим горам. Но я замечал, что лахорские дамы ее сторонятся, не приглашают на свои сборища и пикники. Радха никогда не жаловалась, воспитывала Сильвию, а вечерами мы с ней смотрели на звезды и подолгу разговаривали, уложив дочку спать. Еще через год у нас родилась вторая дочь, Камилла. Сначала Радха печалилась, что и в этот раз не смогла родить мне сына, но я нисколько не возражал и против дочки, и она успокоилась. Еще два года мы жили счастливо. Сейчас кажется, что я совсем этого не ценил, принимал как должное. Если бы можно было вернуть эти тихие вечера, когда голова Радхи лежала на моем плече, на коленях у меня спала Камилла, а Сильвия возилась с игрушками у наших ног…
Торн замолчал, будто что-то перехватило ему горло, и торопливо закурил. Молчал и Фланнаган. Справившись с собой, майор продолжил:
- А потом в Лахор пришла холера, которая появлялась там время от времени. Все мужья поспешили отправить жен и детей в горы, где воздух был прохладнее и чище, и куда болезнь не заглядывала. Отправил и я Радху с дочками – сам поехать не смог и поручил их заботам моего друга Барнеби. Но жена, видимо, успела заразиться, и по приезде в горы умерла. Через несколько дней появился Барнеби на взмыленном коне, перед ним в седле сидела Сильвия. Он-то и сообщил мне о смерти жены.
«Еще одно плохое известие, друг Торн, - сказал он. – В тот же день, как умерла Радха, в лагере появились ее родичи и потребовали выдать тело, чтобы совершить свои погребальные обряды. Больше всех неистовствовал какой-то байраги, аскет и прорицатель. Он кричал, что на всю семью Радхи пало проклятие за ее брак с фаранги, как они называют европейцев, и что все, кто свяжет свою жизнь с фаранги, будут прокляты. Мы, боясь беспорядков, отдали им тело твоей жены, да и в самом деле, ей лучше быть похороненной по обычаям ее народа. Девочек взяла к себе жена командира, но в тот же вечер Камилла исчезла из ее дома, и никто не знал куда. Никто ничего не видел. Может быть, это тоже дело рук твоих фанатичных родственников, кто знает? Все попытки разыскать девочку ничего не дали. Я решил привезти тебе Сильвию, ты сможешь лучше о ней позаботиться. Увези девочку подальше отсюда, вот тебе мой совет».
Я тогда чуть с ума не сошел, так тосковал по жене и пропавшей малышке. От безумия меня удержала лишь мысль, что я во что бы то ни стало должен спасти ту единственную, что у меня осталась, спасти Сильвию. Вот так мы оказались далеко-далеко от Лахора, на Цейлоне. Здешние дамы помогли мне вырастить девочку, и теперь я могу гордиться ею. Сильвия красива, умна и прекрасно воспитана, но иногда ее сходство с матерью не утешает меня, а причиняет боль. Наверно, я боюсь, что жизнь моей девочки тоже может сложиться несчастливо из-за ее происхождения: вы же знаете, как англичане щепетильны в вопросах брака.
Что касается меня, то я ни секунды не жалел, что встретил когда-то женщину с гор и полюбил ее. Я так больше не женился, не мог забыть Радху. И все эти годы меня мучает мысль: что стало с малышкой Камиллой? Жива ли она? Не страдает ли? Неужели я ее никогда не увижу?
Бен замер. Это было так знакомо: «неужели никогда»? Этот вопрос он часто задавал себе после смерти матери. Но ведь никто не сказал майору, что его дочь умерла! Она, скорее всего, живет где-нибудь и не знает, что у нее есть отец. Видимо, так же подумал и Фланнаган. Бен услышал, как он сказал:
- Быть может, ваша дочь еще и отыщется, нельзя терять надежду. И не такие чудеса в жизни случаются.
- Спасибо, Фланнаган, благослови вас Бог, - только и мог ответить майор Торн.
Стояла середина декабря, в Индии почти столь же жаркого, как и всякий другой месяц года. Близилось Рождество. Салим уже украсил террасу гирляндой из зелени и гунджи – вьющегося растения с красными ягодами, которым он догадался заменить остролист.
- Пап, кому мы будем готовить подарки на Рождество? – деловито спросил Бен.
- Боюсь, в этом году подарки нам готовить некому. Все наши друзья остались в Симле.
- А майор Торн? – спросил Бен, начиная издалека.
- Да, пожалуй, он - наш единственный друг. Подарю ему коробку хороших сигар.
- А мисс Симмонс?
- Неприлично делать подарки малознакомой девушке, - нахмурился отец.
- Как это странно… Почему нельзя сделать подарок тому, кому хочешь?
- Ты еще мал, мой друг, ты не поймешь, - устало сказал отец и прекратил разговор.
Бен задумался. Взрослые всегда словно играют в какую-то непонятную игру. Если бы ему нравилась девочка, он, конечно же, поздравил бы ее… и тут Бен смутился. Он вспомнил Лавинию Джессамайн. Никогда он не осмелится даже подойти к этой девочке, не то чтобы подарить ей подарок.
Бен спустился во двор. За изгородью раздался шорох, и к ногам мальчика упал небольшой нож. Вслед за ножом над изгородью появилась голова Синхалы.
- Обронил случайно, - небрежно сказал он.
Бен поднял нож:
- Хороший нож. Ты можешь перелезть в наш сад. Ришту сейчас наводит чистоту в доме.
- Это хорошо, что ее нет, - успокоенно сказал Синхала. – Никому не понравится, если Бен-сахиб будет водиться с такими, как мы.
- Какая ерунда! – воскликнул возмущенно Бен. – Ты думаешь, папе или Салиму есть разница, богат ты или беден, англичанин или сингалез?
- Думаю, что есть, - фыркнул Синхала. – Или я такой же воспитанный и наряженный, как твои новые друзья?
Бена удивило, что Синхала так с ним разговаривает. Обычно дети туземцев робели, говорили мало, обращались уважительно не только ко взрослым англичанам, но и к их детям. Но Синхала, видно, был довольно своенравным.
- Что-то немного у меня здесь друзей, - усмехнулся Бен. – Я, видимо, для них тоже плохо воспитан и наряжен.
Синхала засмеялся. Бен улыбнулся с облегчением. Они вдруг почувствовали, что стали друзьями.
- Твоя семья тоже готовится к Рождеству? – спросил Бен у Синхалы.
- Как? – переспросил Синхала. Похоже, он всегда говорил так, когда чего-то не понимал.
- Разве вы не празднуете Рождество и Новый год?
- Новый год празднуем, конечно. Только до весны еще далеко.
- У вас новый год наступает весной? – поразился Бен.
- Да. Это самый лучший праздник.
- Значит, вы не празднуете рождение Христа?
- Это ваш бог? Я слышал про него, - сказал Синхала.
«Раз он сказал «ваш бог», значит, сам он в Христа не верит», - понял Бен и не стал больше расспрашивать, боясь случайно чем-нибудь обидеть нового друга.
- Хочешь пообедать с нами? – предложил вдруг Синхала.
Бен растерялся:
-Я не могу уйти, Ришту меня хватится. Хотя, честно говоря, есть мне уже давно хочется, а она все что-то моет и чистит. Неужели все женщины такие чистюли?
- Еще бы, - важно сказал Синхала, чувствуя себя знатоком в этом вопросе. – Моя мать тоже все время что-то скребет или варит. И Маниша ей помогает. Скоро Ануша тоже всему научится. Только скорее бы она повзрослела, а то пристает все время. Все ей надо знать: что я делаю, куда направляюсь. Просто хвост какой-то. Ну что, идешь к нам?
- Пойдем, - решился Бен. – Только если Ришту потом спросит, где я был, придется сказать правду.
- Ну и скажи, - беспечно отозвался Синхала. – Мы же соседи.
«И друзья», - подумал Бен, но сказать постеснялся. Он перелез через изгородь следом за Синхалой, и, хотя сделал это не так ловко, удостоился одобрительного взгляда нового друга.
Во дворе играла Ануша. Увидев Бена, она быстро спряталась за ствол пальмы и сверкала оттуда глазами, точно маленькая белка. Синхала исчез в доме, откуда тотчас же выскочила Маниша и поклонилась Бену, сложив ладошки:
- Просим сахиба разделить нашу трапезу.
Никогда еще Бен не обедал так забавно. На столе он не нашел ни вилок, ни ложек. Вместо тарелок Налика разложила рис с овощами прямо на пальмовые листья. Посмотрев на Синхалу, мальчик увидел, что тот ест просто руками. Бен никак не мог решиться последовать его примеру, но потом оказалось, что есть руками очень интересно, хоть и не так просто, как кажется. Надо сначала скатать пальцами правой руки шарик из риса, а потом протолкнуть его в рот большим пальцем.
Сначала у Бена получалось плохо, и Ануша хихикала в ладошку, но вскоре дело пошло на лад. Однако, когда после риса подали следующее блюдо, у попробовавшего его Бена даже слезы из глаз потекли, до того оно оказалось острым. Налика что-то встревожено заговорила и протянула мальчику лепешку. Синхала же поглощал это кушанье совершенно спокойно. Потом он показал Бену, как надо пальцами есть куриную ножку, ловко отделяя мясо и забрасывая в рот.
Вдруг на террасу, прямо к ногам Бена, выскочила огромная ящерица. От неожиданности мальчик вскочил и выронил кусочек куриного мяса, который держал в руке. Ящерица схватила мясо и важно прошествовала куда-то вглубь сада.
- Кто это? – спросил Бен, пытаясь скрыть свой испуг.
Ануша снова хихикнула в ладошку, а Синхала объяснил:
- Это наш ручной варан, Вари. Привык, негодник, устраивать набеги на террасу во время обеда.
Вскоре Вари показался снова. Только на этот раз к людям он не подошел, сидел поодаль и иногда высовывал свой раздвоенный язык.
- Вари живет у нас уже давно. Когда мы взяли обезьянку Шушу, он несколько раз нападал на нее, бил хвостом. Теперь Шушу близко к нему не подходит.
- У вас и обезьянка живет? – заинтересовался Бен.- А можно посмотреть?
Шушу оказалась симпатичной, пушистой и ласковой. Она тут же забралась к Бену на плечо и стала своими пальчиками перебирать его волосы. Было щекотно, но приятно. Бен гладил Шушу по теплой пушистой шерстке и думал, как здорово было бы завести свою обезьянку. Надо будет попросить отца…
После обеда Синхала, поманив Бена, двинулся в глубь двора.
- У нас с Равиндрой есть свое убежище, дом на дереве, - понизив голос, сказал он. – Мы забираемся туда, чтобы поболтать без девчонок, и чтобы мать не услышала. Это секретное убежище, но тебе я его покажу, ведь ты обедал в нашем доме, значит, ты – наш друг.
Синхала остановился возле мощного кряжистого дерева и приятельски похлопал его по стволу.
- Привет, Джаянта!
- Его так зовут? – Бен с уважением погладил теплую заскорузлую кору.
- Да. Хочешь забраться наверх?
- Конечно, хочу. Но как, ведь здесь нет никаких сучьев, ствол совсем голый?
- Полезем так, как забираются на пальму сборщики кокосов, - сказал Синхала и вынул из-за пазухи веревку. Бен увидел, что веревка связана в кольцо. Синхала продел в кольцо ступни, схватился руками за дерево и подпрыгнул, встав на ствол сцепленными веревкой ногами. Выпрямив колени, он с ловкостью обезьянки схватился руками еще выше и снова подпрыгнул. Несколько прыжков – и вот он уже сидит на толстой нижней ветке Джаянты.
- Попробуешь, Бен-сахиб? – и Синхала бросил веревку к ногам Бена.
- Только не смейся, - предупредил Бен, продевая ноги в веревочное кольцо. – Я никогда не лазил по деревьям таким странным способом.
Он обхватил руками ствол и подпрыгнул. Ноги, скользнув по стволу и сдирая кору, сорвались, и Бен чуть не стукнулся носом о дерево.
- По-моему, тебе надо снять ботинки, - сдерживая смех, посоветовал Синхала. Бен быстро разулся и снова надел кольцо. Вторая попытка оказалась более удачной, и Бен, хоть медленно и с трудом, все же смог, наконец, забраться на ветку, где уже сидел Синхала. Он поцарапал о кору ногу, ушиб руку, но был очень доволен.
С Джаянты был хорошо виден двор и кусочек террасы, где суетилась Маниша, прибирая стол после обеда.
- Отец говорил, что, если бы мы жили в Ирландии, у меня было бы не меньше десяти кузин и кузенов, - задумчиво сказал Бен, глядя на девочку.
- Бенджамен! Бенджамен! – раздался вдруг отцовский голос.
- Ой, это папа вернулся и ищет меня! Я не думал, что он придет сегодня обедать, хотя иногда он так делает. Он, наверно, рассердится.
- Пойдем, я провожу тебя, - и Синхала начал решительно спускаться вниз, Бен – следом за ним.
Мальчики снова перелезли через изгородь и оказались прямо перед встревоженным отцом.
- Вот ты где, - с облегчением сказал Фланнаган. – А я уж думал, что ты сбежал из дома, чтобы стать бродячим заклинателем змей.
- Это моя вина, сахиб, - Синхала честными глазами смотрел на капитана. – Я пригласил сахиба Бена разделить с нами обед, чтобы показать ему наше скромное жилище. Это знак уважения, сахиб.
- Спасибо, Синхала, - немного растерянно сказал Фланнаган.- Но ты, Бен, мог хотя бы предупредить Ришту! Она ведь испугалась, что с тобой что-то случилось. Надеюсь, ты больше не будешь так поступать. Надо думать о тех, кто о тебе заботится.
- Обещаю, - ответил Бен, понимая, что отец больше не сердится. – Папа, а ты можешь купить мне такую же обезьянку, как у Синхалы?
Как-то, вернувшись со службы, отец показал мальчику красивую открытку, в которой говорилось, что капитан Фланнаган и его сын Бенджамен приглашаются на празднование Рождества в дом полковника Симмонса.
- Что ты об этом думаешь? – спросил капитан сына.
- Ты не хочешь идти, папа, - сказал Бен, чувствуя напряженность в голосе отца.
- В последнее время я равнодушен к праздникам, но мне хочется сделать тебе приятное. Тебе ведь нравится мисс Симмонс? К тому же говорят, что сад полковника самый большой в городе, так что можно будет где-нибудь спрятаться, если мы устанем веселиться.
- Давай пойдем, папа, хотя я тоже немного отвык от веселья, - серьезно сказал Бен. Он хотел, чтобы отец познакомился, а может быть, и подружился с мисс Симмонс.
Но все вышло не так, как они рассчитывали. Проснувшись в рождественский сочельник, Бен попробовал было открыть глаза, но тут же снова их закрыл – так больно резанул по ним утренний свет. Во рту было сухо, а в голове звенело.
- Ришту, закрой шторы, - прошептал он, еще не поняв, в комнате ли айя, и тут же услышал ее тихие легкие шаги, а потом ласковый голос:
- Что случилось с маленьким сахибом?
- Глаза болят, и пить хочется. Закрой, пожалуйста, шторы и дай мне воды.
Немногие дети стали бы обращаться к своей айе, прибавляя слово «пожалуйста», но Бен помнил, что мама всегда скорее просила, чем приказывала слугам, и за это они все очень ее любили.
Ришту озабоченно потрогала ладонью лоб мальчика, потом быстро скользнула к столику и принесла питье. Бен, не открывая глаз, выпил воду, но облегчения не почувствовал. Мальчик понял, что у него снова начинается приступ лихорадки. Обычно эта болезнь приносила ему много страданий, потому что отец не мог постоянно находиться рядом с больным сыном и поручал присмотр за ним или Салиму, или соседке по дому. Эти няньки Бену совсем не нравились: Салим, такой неустрашимый в сражении, терялся при виде больного ребенка, сам страдал не меньше его и совсем не понимал, что надо делать, а соседка, толстая матрона, была озабочена лишь тем, что делают ее собственные дети, поэтому часто убегала к себе, оставляя Бена одного.
Но в этот раз все было по-другому, рядом с ним все время была Ришту. Уже одно ее присутствие приносило мальчику облегчение. Ришту почти незаметными касаниями меняла мокрые полотенца на горячей голове, подносила питье – воду, подкисленную соком лимона, - поправляла сбившиеся простыни. Мгновениями мальчик начинал говорить странные вещи. Это не было бредом в полном смысле этого слова, скорее это были фантазии, возникавшие в охваченной лихорадкой маленькой голове.
- Я король солнца, - говорил Бен, - я живу на солнце. Здесь так жарко и сухо, совсем нет травы и деревьев. Я хотел бы уехать отсюда обратно в Индию, но я не могу. Я не могу, Ришту, и не проси меня, ведь я здесь король, без меня солнце перестанет светить и погибнет. Я привыкну к этому жару, я уже умею ходить босиком по раскаленным углям (когда-то на ярмарке Бен видел факира, проделывающего такой трюк с легкостью), я могу пить очень горячий чай. Как хорошо, что ты даешь мне прохладную воду, Ришту, а горячий чай я выпью потом. Ты будешь жить со мной на солнце, Ришту? А папа? Моя мама живет на луне, ей там прохладно и хорошо, по ночам она смотрит на меня и улыбается.
К вечеру мальчик впал в забытье и уже не обращался к Ришту. Он не чувствовал, как осматривал его приведенный Салимом врач, не видел встревоженного отца, прибежавшего со службы, не различил горького вкуса лекарства, мягко, но настойчиво вливаемого с ложечки ему в рот ласковой рукой айи. Он не знал, что Рождество Христово уже совершилось, и что даже этот далекий мир, больше напоминавший восточную сказку, озарился улыбкой Божественного Младенца, пришедшего для того, чтобы утешить всех страждущих.
В эту ночь Джулиана Симмонс стоял у окна в своей комнате. Ей хотелось немного побыть одной. Гости веселились вовсю, слуги следили за тем, чтобы на столах было все необходимое, и она могла отлучиться на несколько минут. Ночь, окутанная темнотой, словно индийскими шелками, кружила голову незнакомыми ароматами. Неужели сегодня Рождество? Цейлон явно выказывал свой тропический характер, буйный и своевольный. Роскошным цветением, таинственным шорохом прибоя он старался заставить забыть все оставшееся на английских берегах, где в тихом коттедже в Хартфордшире сидят сейчас за празднично накрытым столом ее матушка и сестра Элизабет. Холодный ветер бьется в окна, но в гостиной уютно горит камин, на коврике лениво растянулась серая кошка Пиджин. С каминной доски смотрят фотографии отца и ее, Джулианы. Как-то здоровье дорогой Элизабет? Она была так слаба после лихорадки.
И Джулиана принялась молиться за тех, кто сейчас был за тысячи миль от нее, за самых дорогих людей, с которыми она сегодня не могла быть вместе. Потом ее мысли какими-то неисповедимыми путями перескочили на Бена Фланнагана и его отца. Она получила от капитана письмо с извинениями: он не может принять приглашение, его сын нездоров. Скорее всего, это отговорка, но, может быть, мальчик действительно болен? Девушка вспомнила, как отец сказал, что капитан не в силах отправить сына в Англию, и сейчас она очень хорошо понимала его, тоскуя по тем, кого отделяли от нее моря и континенты. Странный человек… замкнутый, неразговорчивый, некрасивый. И какой замечательный у него сын!
Праздничная ночь неуклонно близилась к концу. Большие южные звезды, стремившиеся сравняться величиной со звездой Вифлеема, в отличие от нее тихо умирали на светлеющем небе. Золотистый, невиданный в далекой Англии рассвет обволакивал чудесный остров, золотистое море старалось не шуметь, чтобы не разбудить тех, кто еще спит, а индийская кукушка, которую тоже щедро позолотили первые солнечные лучи, радостно завела утреннюю песню, словно хвалу родившемуся в эту ночь Богу.
Наутро Бен пришел в себя – измученный, покрытый испариной, похудевший. Приложив ко лбу мальчика ладонь, Ришту убедилась, что жар, наконец, спал. Она поправила Бену подушку, обтерла его лицо влажным полотенцем и принесла мангового сока.
- Посиди со мной, Ришту, расскажи что-нибудь, - тихим голосом попросил мальчик. – Расскажи, как ты была маленькой.
- Что же рассказать сахибу? Ришту не успела побыть маленькой, ей очень рано пришлось покинуть отца и мать и отправиться зарабатывать себе на жизнь. У моих родителей было много детей, и прокормить всех они не могли, ведь неприкасаемые могут зарабатывать только выделкой кожаных ремешков. Поэтому меня и мою сестру еще совсем маленькими отдали за плату бродячему сказочнику, чтобы мы танцевали, пока он отдыхает между сказками, и собирали брошенные монетки. За это он кормил нас, хоть и не досыта.
- И ты больше не вернулась домой?
- Нет, маленький сахиб. Со мной случилось несчастье. Мне было тогда уже десять лет, и мы со сказочником и сестрой пришли в какой-то город, где народ с удовольствием слушал сказки и смотрел наши танцы. Нам удалось заработать целую рупию, и сказочник отправил меня на базар за продуктами. Люди объяснили мне, как туда пройти, и вскоре я уже выбирала рис, приправы, овощи и фрукты, купила даже немного рыбы. Выйдя с базара, я радостно побежала к тому месту, где оставила своих спутников, как вдруг почувствовала удар – и свет померк в моих глазах. Очнулась я в незнакомой хижине, возле меня сидела маленькая тощая старушка. На мои удивленные расспросы она ответила, что меня сбил экипаж прямо напротив ее дома, и ей пришлось взять меня к себе. «Может, боги простят мне мои прегрешения за то, что я не дала тебе умереть на улице, - ворчливо сказала она. – Ты пролежала без памяти два дня». Я похолодела, вспомнив о своих спутниках: они, конечно, потеряли меня. Где же теперь их искать? Я хотела встать, но не смогла, в глазах у меня снова потемнело. Только через три дня я смогла выйти из старушкиной хижины. Моя голова еще болела, но я побрела по городу, пытаясь найти площадь, где оставила сказочника и сестру. Площадь я нашла, но там, конечно, никого не было. До вечера просидела я в тени большой смоковницы, но мои спутники не появились.
- Ты так и не нашла их? – спросил Бен, забыв о своих горестях.
- Нет, не нашла. Никогда больше я не видела сестру. И родных своих не знаю где искать, ведь только сказочник знал, где наш дом. Хорошо, что я запомнила сказки, которые он рассказывал. Я тоже стала развлекать ими детей на базарах и зарабатывать на еду. Спала я где придется, бродила по стране, стараясь держаться поближе к бенглоу, жилью сахибов, ведь местные жители могли побить меня. Они прогоняли меня от их колодцев, не продавали еду и оскорбляли меня. От таких людей и спас меня отец маленького сахиба. Они не злые, они просто считают, что это правильно, по обычаям предков.
- Никто не имеет права обижать тебя! – возмущенно запротестовал Бен. – Я буду тебя защищать!
- Конечно, маленький сахиб достойный сын своего отца, сильный и добрый, но теперь он должен закрыть глазки и немного поспать. Чтобы защищать других, надо самому стать здоровым.
Ришту положила на лоб мальчику свою прохладную узкую ладонь, приятно пахнущую какими-то пряностями, и Бен успокоено задремал – он был еще очень слаб, и разговор утомил его.
На следующий день Бен попросил вынести его в садик. Он чувствовал себя гораздо лучше, хотя все еще продолжал пить горькую микстуру, прописанную доктором. Ришту внимательно посмотрела на него и разрешила. Ей надо было приготовить обед, а мальчик никак не хотел оставаться в комнате один. Она приготовила плетеное кресло в тени под раскидистым деревом, Салим на руках вынес Бена и усадил его в кресло, накрыв ноги пледом – несмотря на жару, мальчика еще лихорадило. Бен с интересом смотрел, как Ришту, сидя на корточках, готовит еду. Она месила тесто для лепешек, надавливая на него костяшками пальцев сжатой в кулак руки. Когда тесто было готово, Ришту нагрела масло в кархае, котелке с сильно прогнутым дном, и стала обжаривать в нем лепешки. Лепешки смешно раздувались в горячем масле, словно недовольные лягушки, и с помощью Ришту выпрыгивали на блюдо, покрывшись румяной корочкой.
Айя же принялась за следующее блюдо. Место кархая на огне занял большой глиняный горшок. Ришту ловко стала резать овощи и заправлять их приправами из маленьких глиняных чашечек.
- Кинза, куркума, джира, перец, имбирь, - приговаривала она, - полезайте все в горшок, приготовьте вкусную еду маленькому сахибу, чтобы он выздоровел и стал сильным. А где у нас зеленый горошек?и
Вскоре рис с овощами весело булькал в закрытом горшке.
- Пока Ришту будет делать чатни, она расскажет маленькому сахибу сказку, - сказала девушка.
- Это сказка, которую рассказывал твой сказочник? – спросил Бен.
- Маленький сахиб все запомнил, все, что говорила недостойная Ришту! – восторженно сказала девушка. – Да, это его сказка. Она понравится маленькому сахибу.
Тут Бен заметил, что за оградой, увитой вьюнками, кто-то прячется. Синхала и Маниша! Бен решил не подавать вида, что заметил это. Ришту начала мелко резать маленькие помидоры и рассказывать.
- Правил когда-то островом Цейлон могущественный раджа, по имени Джимутакету, и был у него сын, молодой царевич Кандарпакету. Вот как-то раз, когда сидел царевич Кандарпакету в своём прекрасном саду, пришёл к нему один странствующий купец и рассказал о чуде, которое видел, путешествуя по свету.
— Есть в Индийском океане одно чудесное место, — сказал купец. — Там в четырнадцатый день лунного месяца прямо из волн морских вырастает волшебное дерево кальпа, и стоит на нём тахта, вся в драгоценных камнях, а на той тахте сидит прекрасная, подобная богине Лакшми девушка и нежными пальцами перебирает струны вины.
- А что такое вина? – поинтересовался Бен.
- Это такой музыкальный инструмент со струнами, которые перебирают пальцами, и получается прекрасная музыка. Так вот, услышал это царевич Кандарпакету и решил найти прекрасную девушку. Сел он в лодку и один отправился в путь. Долго плыл и, наконец, приплыл к тому месту, о котором говорил ему странствующий торговец. И вот точно в назначенный день увидел царевич Кандарпакету, как появилось прямо из волн волшебное дерево вместе с красавицей, играющей на вине. Прекрасная девушка так понравилась ему, что он сразу влюбился в неё. Не раздумывая, прыгнул Кандарпакету в воду и поплыл к ней.
- Он умел плавать, - заметил Бен. –Меня тоже отец учил, но я так и не научился.
- Бен-сахиб поправится и будет плавать словно рыба, - ответила Ришту, пересыпала нарезанные помидоры в глубокую глиняную миску и начала резать кинзу, продолжая рассказ:
- Но едва царевич оказался в воде, как поднялась буря. Огромные волны заходили по морю и стали всё дальше и дальше уносить царевича от лодки. Долго боролся отважный царевич с волнами, но силы оставили его, и он лишился чувств. Волны выбросили царевича на песчаный берег. Пришёл он в себя, встал на ноги и увидел перед собой прекрасный город, весь из золота. Солнце так ярко сияло на золотых стенах домов и куполах храмов, что на них было больно смотреть.
Обрадовался царевич, пошёл в город и видит – стоит прекрасный золотой дворец. Вошёл царевич во дворец, а там, в огромном, роскошном зале, на тахте, украшенной драгоценными каменьями, сидит та самая красавица, которую он искал, а перед ней танцуют прекрасные танцовщицы. Служанка красавицы подошла к царевичу Кандарпакету и почтительно приветствовала его. Царевич спросил:
— О служанка, скажи мне, что это за город и как зовут красавицу, что сидит на тахте и играет на вине?
— Это Канчанапур, Золотой город. Правит им повелитель мудрецов и волшебников. А красавица, что сидит на тахте и играет на вине, — его дочь Ратнаманджари, что значит «Сверкающая драгоценностями». Она дала клятву, что выйдет замуж за того человека, который первым увидит Золотой город собственными глазами. Многие пытались добраться до него, но до сих пор никому не удавалось это сделать.
Затем служанка взяла царевича за руку и подвела к красавице Ратнаманджари. Через несколько дней сыграли свадьбу, и счастливый царевич остался жить в Золотом городе вместе с царевной. Но вот однажды царевна Ратнаманджари говорит царевичу:
— О махараджа, всё, что ты видишь здесь, принадлежит тебе, и ты можешь ходить куда тебе вздумается. Но только никогда не переступай вот этой, золотой черты, которая называется Пределом знаний.
Услышал это царевич и подумал: «Почему это Ратнаманджари запретила мне переступать золотую черту?» Любопытство царевича разгоралось всё сильнее и сильнее, и однажды он не выдержал, подошёл к золотой черте и уже занёс было ногу, чтобы переступить её, как вдруг черта изогнулась и так ударила его, что он тут же упал без чувств.
Когда царевич очнулся, то увидел, что снова лежит в своём саду на острове Цейлон. Горько заплакал царевич и хотел было лишить себя жизни, но потом передумал. Надел он одежду странствующего монаха и пошёл бродить по всей земле в поисках своей прекрасной жены, но так и до сих пор и не может её найти.
- Вот как может лишить разума неуемное любопытство, - закончила сказку Ришту, перемешивая в миске помидоры, кинзу и перец и кидая хитрый взгляд на ограду. – А чатни наш готов.
«Ришту заметила Синхалу и Манишу! – догадался Бен. - Заметила и не стала прогонять, чтобы они тоже послушали сказку!»
Со стороны ограды послышался легкий шорох, словно ветер пробежал по листьям, и стало тихо.
- Конечно, нехорошо быть любопытным, - задумчиво сказал Бен, - но иногда так хочется что-то узнать!
- Все узнается в свое время, - наставительно сказала Ришту, наливая в чай молоко и добавляя имбирь и сахар. – Обед готов. А вот и большой сахиб идет, - радостно воскликнула она, подняв голову.
Майкл Фланнаган, улыбаясь, направился к сыну, радуясь, что видит его веселым.
- Я вижу, обед уже готов! Сейчас умоюсь и присоединюсь к вам.
Майкл поцеловал сына и ушел в дом.
- Может, госпожа Ришту и мне расскажет сказку? – вкрадчиво спросил Салим. Он все время поддразнивал девушку, пытаясь таким способом показать ей свое дружеское отношение.
- Охотно, господин. В одном городе жили две обезьяны. Они были очень рассеянные. Одну звали Лапту, а другую –Джапту. Они очень любили груши, потому что тот, кто их ест, будет красивым и ловким. Однажды обезьяны увидели большое грушевое дерево со спелыми плодами, и им захотелось унести домой побольше груш. Но куда же их положить? Тогда обезьяны стали смотреть по сторонам и увидели под кустом какой-то круглый предмет, похожий на шар, весь усыпанный острыми иглами. Обезьяны очень обрадовались и стали катать его по земле, усыпанной грушами, пока все плоды не оказались на иглах. Но этого им оказалось мало, и они забрались на дерево, чтобы нарвать еще груш. А тем временем этот круглый предмет с грушами на иглах побежал прочь: у него оказались четыре ноги! Мало того, он еще и посмеялся над глупостью обезьян. Да и как не смеяться - непонятный круглый предмет оказался дикобразом. Он быстро убежал с грушами на спине и накормил своих детей спелыми плодами, а глупые обезьяны поплелись домой с пустыми руками. Хорошая сказка, сахиб Салим?
Майкл Фланнаган с Беном отправились в армейские конюшни. Когда мальчик был еще болен, он выпросил у отца обещание покатать его на настоящей армейской лошади. Бен еще был бледен и казался не вполне здоровым.
- Какого коня ты возьмешь для меня, папа – Урагана?
- Нет, друг мой, Ураган слишком строптив, ты поедешь на Долли…
Тут Фланнаган внезапно замолчал. Около золотисто-рыжего коня стояла девушка в костюме для верховой езды. Девушка ласково похлопывала коня по крутой шее, и ее локоны, раздуваемые ветром, смешивались с блестящей конской гривой. Этой девушкой была мисс Джулиана Симмонс.
Обычно невозмутимый, Майкл почувствовал, что ему не хватает воздуха. Однако Бен, увидев девушку, оживился и потянул отца за рукав:
- Папа, смотри, это ведь мисс Симмонс!
Джулиана услышала его возглас и обернулась. Передав поводья своему темнокожему слуге, она, ласково улыбаясь, подошла и положила свою тонкую руку в перчатке на плечо мальчика.
- Как ты себя чувствуешь, Бенджамен? Я слышала, ты был нездоров.
- Благодарю вас, мисс, сейчас мое здоровье уже не внушает опасений, - важно повторил Бен фразу, сказанную врачом.
Джулиана улыбнулась, но, повернувшись к Майклу Фланнагану, встретила тревожный взгляд синих глаз. Ее улыбка угасла.
- Доброе утро, мисс Симмонс, - поклонившись, сказал капитан.
- О, вы знаете мое имя! – воскликнула Джулиана.
- Здесь вас все знают, - сказал Бен уверенно.
- И все знают, что тебя зовут Бенджамен Фланнаган, - засмеялась девушка. – Раз мы с тобой так известны, то непременно должны стать друзьями. Ты решил заняться верховой ездой?
- Бен все эти дни неважно себя чувствовал, мисс,- вступил в разговор Майкл, - и я пообещал ему, что как только ему станет лучше, я разрешу ему покататься верхом.
- Папа сказал, что мне придется взять Долли, но я ее не люблю, она такая скучная, - с обидой сказал Бен.
- А что ты скажешь насчет моего Огонька? – лукаво улыбаясь, Джулиана указала на своего еще не оседланного коня.
- Нам бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью, мисс Симмонс, - растерянно сказал Фланнаган, не ожидавший такого поворота событий, но Бен перебил его.
- Он такой, каким и должен быть конь! Я был бы счастлив, мисс!
Джулиана что-то тихо сказала своему конюху-саису. Тот быстро вынес из конюшни офицерское седло и оседлал Огонька, а потом легко поднял мальчика на коня. Бен счастливыми глазами смотрел сверху на отца и Джулиану. Девушка ободряюще улыбнулась и сказала:
- Мой саис побежит рядом с конем и будет держать его. Не бойся.
- Я не боюсь, просто на незнакомом коне лучше не мчаться сразу галопом, - хитро ответил Бен.
Джулиана и Майкл стояли рядом и смотрели, как Бен, стараясь прямо держаться в седле, сидел на спине Огонька, а индус легко трусил рядом. Некоторое время Джулиана не решалась повернуться к Фланагану и все смотрела вслед удаляющемуся коню. Но вот Огонек скрылся за конюшней, и девушка, сделав над собой усилие, повернула голову. Майкл не смотрел на нее.
- Знаете, мисс Симмонс, у Бена очень слабое здоровье, - заговорил он, - он такой же хрупкий, как Лилиан, моя жена. Она умерла от лихорадки. Каждый раз, когда мальчик заболевает, я ожидаю самого худшего. Давно надо было отправить его в Англию, но я не могу. Может, придет время, когда я очень об этом пожалею, но пока мы вместе, то помним Лилиан, пока мы вместе – мы семья. Боюсь, что мы не сможем жить вдали друг от друга.
Он сказал это так просто и печально, что на глазах Джулианы выступили слезы.
- Я не знаю, что ответить вам, мистер Фланнаган, - тихо ответила она. – Может быть, вы и правы, и короткая жизнь с любимым человеком счастливее долгой жизни в разлуке с ним. Не видеть, как растет твой сын – что может быть печальнее для человека, особенно если это такой чудесный парнишка, как ваш Бен.
- Спасибо, мисс, - сказал Майкл, глядя, как счастливый Бен скачет к ним на Огоньке.
- Это было просто замечательно! У вас великолепный конь, мисс Симмонс!
- Ты, наверно, хочешь стать кавалеристом, как многие мальчики?
- Нет, мисс, я бы предпочел стать моряком, ведь Британия – морская держава. И лучше всего – капитаном военного корабля.
- О, у тебя большие планы, - улыбнулась мисс Джулиана. – Но все же, думаю, научиться хорошо ездить верхом не помешает даже моряку.
Потом Майкл Фланнаган с сыном стояли и смотрели, как слуга-индус сменил мужское седло Огонька на дамское и подсадил в него мисс Джулиану.
- До свидания, Бенджамен! - помахала она мальчику рукой. – До свидания, мистер Фланнаган!
Огонек легко понес свою всадницу по дорожке, а Майкл и Бен долго смотрели ей вслед. Серебристая вуаль развевалась за спиной девушки, словно хвост кометы.
Джулиана чем-то напомнила Фланнагану ушедшую жену, только она была ярче и непосредственнее. Он тут же упрекнул себя: как он может сравнивать кого-то с Лилиан? К тому же надо помнить, что он - вдовец с ребенком, а рядом с Джулианой всегда толпятся самые блестящие молодые люди, например, Генри Парсонс.
Фланнаган еще не знал, что сердце не подчиняется доводам рассудка.
Сочельник
- Мам, я хочу научиться ездить верхом, - сказал Андрей на следующий день. Он сидел в кресле, которое мать выдвинула на середину комнаты, чтобы ей удобно было мыть пол. Мама с утра развила бурную деятельность, что неудивительно – ведь сегодня сочельник, а завтра – Рождество! По заведенной бабушкой Леной традиции Рождество считалось более важным праздником, чем Новый год. Это и понятно: как праздновать Новый год, если еще идет рождественский пост? Да и разве сравнишь по важности простое наступление следующего года с днем рождения Бога? Андрей был с этим совершенно согласен, хотя его иногда немного огорчало то, что он живет не так, как его друзья. Но, с другой стороны, у него ведь получается два праздника вместо одного!
- Научишься, если хочешь, - немного запыхавшись, ответила мама. – У меня знакомая есть, тренер на ипподроме, можно с ней поговорить.
- Здорово! - обрадовался Андрей. – Не хочется отставать от своего… прапрадеда.
Влажный пол вокруг кресла уже блестел, словно водная поверхность, и Андрей чувствовал себя черепахой Тортилой, которая сидит в кресле на листе кувшинки, плавающем по озеру. Обычно Андрей помогал маме приводить дом в порядок, но сегодня ему это строго запрещено. Ну хоть елку-то мама разрешит наряжать? Надо же как-то почувствовать праздник. Обычно в сочельник они с мамой и бабушкой ходили в храм на рождественскую службу. Папа редко мог присоединиться к ним, ведь у музыкантов новогодние и рождественские праздники – самое напряженное время: концерты, концерты…Но сегодня мама в храм не пойдет, она не хочет оставить Андрея одного.
- Мам, а как ты думаешь, англичане на Цейлоне праздновали Рождество?
- Думаю, что праздновали, - уверенно ответила мать, не переставая орудовать шваброй.
- Но елку они вряд ли наряжали, - размышлял Андрей. – Откуда на Цейлоне елки?
- По-моему, тогда и в Англии не было принято наряжать ёлки, - не очень уверенно сказала мама. – Про гирлянды и венки из остролиста я слышала, а про ёлки – нет. Знаю еще, что обязательно на столе должен был стоять рождественский пудинг, пропитанный ромом, чтобы его можно было поджечь, а в пудинг запекалась монетка.
Мама подошла к креслу и подвинула его на место вместе с сидящим Андреем.
- Просохнет – и начнем наряжать ёлку, - сказала она.
Вот и хорошо! Когда украшаешь ёлку, не вспоминаешь о том, что хочется есть. Сегодня, в сочельник, по традиции нельзя есть до первой звезды. Андрей считал это правильным и терпел, но все же лучше заняться чем-то интересным.
Вынутые из коробки игрушки радостно встречались и мамой, и Андреем, ведь почти с каждой из них были связаны какие-то воспоминания.
- У игрушек, как и у людей, есть своя жизнь, своя история, - задумчиво сказала мама, глядя на зайца с отбитым ухом, игрушку, которая висела на елке еще тогда, когда бабушка была просто Леночкой, девочкой с большим бантом.
- Жалко, что они говорить не могут, я бы их расспросил о том, какие праздники они видели, - добавил Андрей.
- Кстати, ты забыл включить в родословную дядю Сережу, его жену и детей, - вспомнила мама.
- Мам, помнишь, ты говорила, что прабабушка Анна приехала сюда к своей двоюродной сестре, той, что на фотографии? Ты что-нибудь о ней знаешь?
- Нет, - растерянно ответила мама. – Даже не помню, как ее зовут, но постараюсь узнать. У нее, наверно, тоже есть дети и внуки.
Елка таинственно сияла огоньками, блестели, тихо поворачиваясь на нитках, игрушки, снова почувствовавшие себя новыми и красивыми. Тихо звучала старинная музыка, мама любила слушать ее в праздничные вечера. Завтра будет радостное: Рождество, подарки под елкой, звонок от папы… Может быть, мама разрешит Андрею нарисовать еще несколько веточек на семейном дереве. А еще впереди – новая наволочка и новый сон. О чем же?
Сон четвертый
Слон, тайна, карнавальный вечер и верный Хануман
Следующие несколько дней Бен был таким рассеянным, что Ришту испугалась, не заболел ли мальчик снова. Она напоила его отваром из целебных трав и заставила после обеда отдыхать в кресле на веранде. Раньше Бен возразил бы против такого провождения времени, сказал бы, что хочет поиграть с соседскими детьми, но сегодня безропотно согласился, чем еще больше напугал свою айю.
- Рассказать Чхоти-сахибу сказку? – спросила она, не зная, как отвлечь мальчика.
- Нет, Ришту, спасибо, что-то не хочется. А скажи, мой папа может жениться еще раз?
Девушка пристально посмотрела на него.
- Тебе бы хотелось этого?
- Я не знаю. Конечно, я не могу забыть маму, все время смотрю на ее портрет и думаю, что бы она мне сказала, если бы мы встретились снова, но я ведь понимаю, что мы никогда не сможем встретиться, только на небесах. Поэтому я бы не возражал, если бы папа женился, только на доброй и красивой леди, такой, как мисс Джулиана. И по-моему, она нравится папе. Ришту, как ты думаешь, спросить у него об этом, или он рассердится?
- Лучше пока не говорить ничего сахибу. Мужчина обычно очень долго думает, прежде чем жениться второй раз. Если же ему понравится эта леди, то он решит все сам, и у тебя будет новая мать.
- Я так и сделаю, Ришту. Хотя я бы долго не думал, если бы был взрослым, и мне бы кто-нибудь нравился.
- Маленький сахиб подрастет, и у него будет самая прекрасная на свете свадьба. Ришту тогда будет старой, но маленький сахиб возьмет ее айей для своих детей.
- Ришту, а какая бывает свадьба в Индии? Я никогда этого не видел, а ты?
- Ришту часто рассказывала сказки на свадьбах, развлекала гостей, зарабатывая монетки – много монеток, ведь на свадьбах гости веселы и щедры. Обычно все, кроме жениха, собираются в доме невесты, танцуют, поют свадебные песни. Вечером невеста выходит во двор дома. Она прекрасна, как принцесса, на ней - красное сари, на руках красные браслеты. Во дворе дома воздвигают навес, украшенный цветами, гирляндами и разноцветными огнями. Под навесом стоит большая чаша, до краев наполненная рисом, а сверху лежит цветок кокосовой пальмы – это символизирует счастье. Наконец верхом на лошади прибывает жених. Он одет под стать невесте: нарядный кафтан расшит золотым шитьем, подпоясан ярко-красным кушаком, на голове яркий тюрбан. Жених и невеста садятся у огня, потом встают и семь раз, взявшись за руки обходят вокруг огня, обмениваются гирляндами цветов. Теперь они - муж и жена! Гостей всегда бывает очень много, они веселятся, поют и танцуют прямо на улице, и прохожим сразу понятно, что в доме свадьба. Это очень красиво, маленький сахиб, но ты будешь жениться по обычаям своей страны, а Ришту их совсем не знает.
- Наверно, я буду венчаться в церкви, как мама и папа, - задумчиво сказал Бен. – У них тоже была очень красивая свадьба, мне мама рассказывала. Знаешь, Ришту, у меня ведь много родных в Ирландии, только я не знаю, где это. Наверно, очень далеко. Там живут мои дедушки и бабушки, дяди и тети, которых я тоже не знаю.
Ришту решила перевести разговор.
- Видел ли Бен-сахиб слонов? – весело спросила она.
- Слонов? - непонимающе переспросил мальчик, еще думающий о другом.
- Ну да, слонов. Тебе хотелось бы покататься на слоне?
Глаза мальчика заблестели. Ришту увидела, что ей удалось отвлечь его от ненужных мыслей, и продолжала:
- Когда вернется большой сахиб, Ришту попросит его позволить тебе покататься на слоне. Это очень интересно.
Вот так случилось, что на следующий день Майкл Фланнаган повел своего сына кататься на слоне. Салим еще накануне сговорился с одним зажиточным туземцем, державшим слонов, что тот позволит арендовать одного из них на несколько часов. Туземец сначала отказывал, говоря, что его слоны очень заняты – выполняют разные трудовые повинности и возят туристов, - но несколько рупий сделали его более сговорчивым. Он даже предложил за ту же цену предоставить на два часа своего махаута, погонщика.
Бен шел, подпрыгивая от нетерпения и жалея, что Ришту осталась дома, но девушка очень неохотно появлялась на людях. Тогда Бен успокоил себя, пообещав, что все-все запомнит и расскажет своей айе, поэтому все время вертел головой по сторонам. Его интересовали и взмывшая в небо, словно струя фонтана, стайка зеленых попугайчиков, и садовник, поливающий розы в чьем-то богатом саду, и полосатая пальмовая белка, перебежавшая дорогу. Катились мимо легкие экипажи, запряженные маленькими лошадками, с трудом проползали груженые повозки, влекомые недовольными волами. Вот около маленькой молельни резвятся обезьянки, считающиеся священными, и с любопытством оглядывают прохожих – не угостят ли бананом?
Еще издали Бен завидел стоявшего посреди улицы большого слона, рядом с которым суетился его хозяин в огромной чалме. Махаут, жующий бетель, невозмутимо стоял рядом с Салимом, поджидая сахибов. Бен с восторгом оглядел серого ушастого красавца. Так близко видеть слона ему еще не приходилось. Слон казался каким-то слоновьим принцем, он был весь разрисован какими-то узорами, покрыт яркой вышитой попоной, и даже на его лбу красовалась кокетливая шапочка с кистями.
- Папа, это же Ганеша, слоновий бог, мне Ришту про него рассказывала!
- Ганеша – не слоновий бог, а бог людей, у него только голова слоновья, - улыбнулся Майкл.
Бен оставил эту реплику без внимания и спросил хозяина:
- Как зовут вашего слона? И как мы на него заберемся? Он такой высокий!
Хозяин льстиво улыбнулся:
- Его зовут Хау, сахиб – это самый лучший мой слон. Он терпелив, как мать, добр, как ребенок, мудр, как отшельник. Я приставлю к его боку лестницу, чтобы вы могли забраться в хоудах.
- Куда? – не понял Бен.
- В ту беседку наверху, - объяснил хозяин. – В ней две скамеечки, и вам будет очень удобно.
И действительно, на спине у слона возвышалась небольшая изящная беседка с двумя поручнями по бокам и с ярким навесом сверху. Махаут принес лестницу и приставил ее к слоновьему боку так спокойно, словно к забору. Бен нерешительно приблизился и взялся за лестницу рукой. А вдруг слон отойдет? Но отец и Салим подбадривающее улыбались, и мальчику на захотелось показать себя трусом. Он решительно полез вверх по лестнице. Слон стоял спокойно, только его шершавый серый бок чуть шевелился от дыхания. Ударившись о лестницу коленкой, Бен залез, наконец, в хоудах и с замиранием сердца посмотрел вниз. Пыльная дорога показалась ему очень далекой, а хозяин – чалмой на ножках. Из-за противоположного поручня беседки показалась голова отца. Он довольно ловко занял свое место в хоудахе и сделал знак махауту.
- Где же сядет погонщик? – удивился мальчик.
- Сейчас увидишь, - загадочно ответил отец.
С восторгом Бен наблюдал, как туземец хлопнул слона по хоботу, и тот, поняв, что от него требуется, согнул его, образовав что-то вроде качели, на которую ловко вскочил махаут. Слон неторопливо поднял погонщика хоботом себе на шею, где тот и устроился, держа в руках небольшую палку, а потом вопросительно обернулся к сахибам.
- Поехали, - велел Фланнаган.
Махаут кольнул слона палкой, и тот, словно корабль, поплыл вперед. Пассажиров закачало, словно на настоящем корабле, подул легкий ветерок. В тени навеса было приятно и легко, высота захватывала. Слон двигался небыстро, но сзади него все равно оставалось облачко пыли, а в животе у мальчика что-то прыгало, когда беседку потряхивало на неровностях дороги.
Махаут затянул монотонную песню. Вот уже и околица. У колодца женщины наполняли водой кувшины из тыквы, ставили их на головы и, покачиваясь, словно танцовщицы, плыли прочь. Темнокожие ребятишки возились в пыли рядом с павлинами, выглядевшими, словно грязные курицы. Увидев Бена, дети что-то залопотали и стали показывать на него пальцами. Бен гордо отвернулся и увидел, как на лугу по воде ходят волы и тащат за собой плуги. За плугами шлепают мужчины в коротких юбочках.
- Папа, зачем они вспахивают воду? – удивился мальчик.
- Они пашут землю для посадки риса, - рассмеялся Майкл. – Рис ведь растет в воде, мой друг.
Бен поджал губы – многого он еще не знает!
Вскоре слон начал подниматься на небольшой холм, а когда перевалил через него, то путешественникам открылась замечательная картина: в небольшой котловине сияло озеро, словно в зеленую чашу вылили расплавленное золото. Там, где берег был песчаным, плескались на мелководье мальчишки и девчонки, и огненные брызги, как нимбы, реяли вокруг их курчавых голов.
Слон, повинуясь погонщику, медленно вошел в воду и показался Бену самым настоящим кораблем, разрезающим воду. Мальчик немного перегнулся через поручень. Его отражение плыло в окружении белых облаков. Ребятишки, увидев слона, несмело переместились поближе, потом еще поближе, уже стало видно, как любопытством сияют их глазенки. Махаут отвязал от беседки соломенную кошелку и что-то крикнул слону. Тот на несколько мгновений замер, опустив хобот в воду. Ребятишки, видно, уразумев, что будет происходить, замерли тоже. Бен ничего не понимал и вопросительно глядел на отца, боясь пошевелиться.
Вдруг слон резко вытащил хобот, подняв его вверх – в хоботе трепетала довольно крупная рыбка! Ребятишки весело завизжали, а Бен захлопал в ладоши. Слон скромно, словно не слыша криков восторга, опустил рыбку в кошелку и снова сунул хобот в воду. Так он повторил несколько раз, и в кошелке засеребрились скользкие пленницы. Махаут одобрительно похлопал слона по загривку, поставил корзину в хоудах, поклонившись Фланнагану-старшему. Тот не понял, что означал поклон - то, что махаут дарит им рыбу, или что то, он благодарит за возможность заняться рыбной ловлей на арендованном ими слоне.
Тем временем махаут опять что-то тихо сказал слону. Маленькие глазки Хау хитро заблестели, он снова опустил хобот в воду, но сразу же поднял его и окатил подобравшихся довольно близко ребятишек сильной струей воды. Те завизжали, захохотали, попадали в воду, взбивая руками новые фонтаны брызг, и солнце сияло на их блестящей мокрой коже. Бен даже немного позавидовал этим маленьким проказникам, их вольному и веселому житью, но вовремя вспомнил, что он сахиб, ему не к лицу так себя вести.
На обратном пути Бен все время с опаской поглядывал на кошелку, словно боялся, что серебристые рыбки выпрыгнут оттуда, но те лежали смирно. Снова мерно покачивался слоновий корабль, тягуче пел махаут, порхали птицы в высоких деревьях по краям пыльной дороги. Вдруг взгляд Бена привлекла нищенка, совсем еще девочка. Она сидела, прислонившись к стволу пальмы, прижав колени к груди и пытаясь прикрыть лохмотьями свои босые ножки. Перед девочкой стояла чашка для сбора подаяний, но она была пуста. Нищенка исподлобья окинула взглядом слона и сахибов, но сразу же снова опустила голову, словно заранее понимая обреченность любой попытки вызвать сочувствие. Бен вдруг с пронзительной ясностью вспомнил рассказ Ришту, как та осталась без родных, одна, в чужом городе. Вдруг что-то похожее постигло и эту девочку?
- Папа, давай отдадим этой девочке нашу рыбу, - неожиданно потянул Бен отца за рукав. Задумавшийся о своем Майкл не сразу понял, о чем говорит сын, а когда понял, то сразу сделал знак махауту, и Хау остановился. Погонщик вопросительно посмотрел на Фланнагана, тот протянул ему кошелку и кивнул на девочку. Махаут от изумления даже перестал жевать бетель.
- Отдай ей! – сказал настойчиво Майкл.
Туземец недоверчиво взял кошелку, еще раз взглянул на девочку, потом на сахиба – и скользнул вниз по слоновьему хоботу. Подойдя к девочке, которая при его приближении еще сильнее подобрала под себя босые ножки и втянула голову в плечи, словно испугавшись, погонщик высыпал в ее чашку все содержимое кошелки. Серебристые ленточки рыб скользнули на землю, на девочкины ноги. Она пыталась удержать их худенькими ручками, забыв натягивать на ноги рваное платье, широко распахнутыми глазами глядела на нежданного благодетеля. Туземец что-то сказал, девочка негромко ответила. Махаут показал на своих седоков. Девочка по-кошачьи гибко встала на колени и уткнулась лбом в пыль в благодарственном поклоне.
После того, как махаут занял свое место на шее слона и палкой велел ему продолжать путь, он неторопливо сказал на ломаном английском:
- Сахиб не надо тратил рыба. Она ее продать. Варить рыба нет – сирота. Дом нет, ничего нет.
- Пусть продаст, - взволнованно сказал Бен, - продаст и купит себе поесть. Я не знал, что в Индии так много сирот! Папа, может, мы возьмем ее к себе?
- Нет, друг мой. Не забывай, мы уже взяли к себе Ришту. Много женщин нам не прокормить, - шутливо ответил Фланнаган. Бен шутки не принял и всю дорогу был грустен и задумчив. Оживился он, только прощаясь с Хау. Мальчик похлопал слона по хоботу и скормил ему целую палку сахарного тростника.
- Спасибо тебе за прогулку и за рыбу, - тихо сказал он, а Майкл опустил несколько монет в руку довольного махаута.
Вечером отец с сыном собрались в парк. В последнее время они бывали там нечасто. Бена к концу дня обычно немного лихорадило, и доктор запретил ему вечерние прогулки, но сегодня мальчик был переполнен эмоциями, и отец решил, что общение с другими детьми окажет на него благотворное воздействие. Надо отвлечь его от дружбы с соседями-туземцами, ведь каждый англичанин видит в них лишь слуг, а не друзей.
Ришту с удовольствием согласилась пойти в парк. Сахиб сказал, что все дети гуляют там со своими нянями, чем же она хуже? Девушке льстило, что она, еще недавно отверженная всеми, будет выступать в почтенной роли няни. К тому же в парке не было никакой опасности встретиться с настроенными против нее туземцами. Девушка надела новое, недавно купленное Фланнаганом сари для выходов из дома, сари цвета абрикоса в мелкий черный горошек. Ришту чувствовала себя в нем почти принцессой.
Появление Ришту и в самом деле вызвало в парке необычное оживление: уже многие слышали о том, что Фланнаган спас какую-то туземку от разъяренной толпы и взял няней к своему сыну. Девицы сочли это ужасно романтичным, дамы – неприличным, а молодые люди – глупым донкихотством. Но полковник Симмонс и майор Торн высказали свое одобрение поступку Фланнагана, говоря, что он поддержал офицерскую честь, о которой нынешняя молодежь иногда, к сожалению, забывает. Никто, правда, не знал, что думает об этом мисс Симмонс. Девушка избегала разговоров о Фланнагане.
Майкл пытался поймать взгляд мисс Джулианы, но не мог. Она его не заметила? Нет, вот кивнула, но скорее Бену, чем ему. Но ведь видела?
- Папа, - отвлек его Бен, - можно я подойду к тому мальчику? Его зовут Грегом, я познакомился с ним возле конюшен. Вон он, со своей айей.
- Конечно, мой друг. Ришту, пойди с ним, - сказал капитан.
- Да, сахиб, - проговорила Ришту, поправила Бену матросский воротник и, опустив глаза, последовала за ним к увитой розами беседке, вокруг которой вперевалку, сопя и пыхтя, носился Грег, пытаясь убежать от веселого кареглазого мальчугана. Но Бен немного покривил душой, говоря, что хочет подойти к Грегу. Он подметил, что в беседке на скамеечке чинно, как полагает воспитанной девочке, сидела Лавиния Джессамайн. Иногда, вытянув шейку, она выглядывала из-за резных перилец на неуклюжего Грега и тихо смеялась. Увидев приближающегося Бена, девочка кокетливо поправила голубое муслиновое платьице и тряхнула золотыми локонами, перевязанными голубыми шелковыми лентами. Это и есть тот мальчик, которого она видела в экипаже майора. Почему же он никак не начнет разговор? Придется заговорить самой. Это неприлично, но Лавинии очень хотелось, чтобы другие девочки позавидовали, что она первая познакомилась с приезжим мальчиком.
- Как вас зовут?
- Бенджамен Фланнаган.
Все в порядке, мальчик представился первым. Лавиния продолжала:
- А меня - Лавиния Джессамайн. Мой папа – полковник, а мама – первая красавица города.
Бен промолчал. Он-то считал первой красавицей мисс Джулиану, но не говорить же об этом Лавинии!
- Говорят, я очень на нее похожа, - продолжала девочка.
Бен знал, что должен подтвердить это, но почему-то молчал.
- Ваш отец всего лишь капитан, а мой – полковник, - не унималась Лавиния, и Бен подумал, что очень непросто вести разговор с красивыми женщинами.
- Я познакомлю вас со своими друзьями, Бенджамен, - снисходительно сказала девочка, подумав, что мальчик, приехавший из дикой Индии, просто еще не знает, как вести себя в приличном обществе, поэтому она, Лавиния, возьмет его под свое покровительство.
Тут к ним подбежал Грег и предложил поиграть в «кота и сметану». После игры все почувствовали себя добрыми знакомыми. Лавиния снисходительно выслушала рассказ Бена о катании на слоне, о рыбе и сверкающем под солнцем озере, о нищей девочке. Какой же, однако, странный мальчик! Отдать рыбу нищенке… Родители Лавинии никогда не позволили бы ей сделать это. Может, потому, что она девочка? Тогда Лавиния попробовала представить на месте Бена кого-нибудь из знакомых мальчиков. Нет, не получается. Этот Бен все же какой-то странный.
Но разговор Бена и Лавинии был неожиданно прерван. К беседке подошел высокий мальчик немного старше Бена. Он держал себя немного высокомерно, как взрослый.
- Здравствуйте, Лавиния.
- Здравствуйте, Питер. Познакомьтесь, это Бенджамен Фланнаган.
- Питер Чейни, - едва кивнув, представился мальчик. – Лавиния, прочли ли вы ту французскую книгу, которую я вам дал?
- Конечно, Питер, - важно ответила Лавиния.
Следующий вопрос, который задал Питер, прозвучал на незнакомом Бену языке.
«Верно, это французский», - подумал Бен, и лицо его вспыхнуло.
Лавиния так же бойко ответила Питеру по-французски, и тот свысока оглядел Бена, словно говоря: «Что ты тут стоишь, если ничего не понимаешь?»
Бенджамену очень захотелось сказать или сделать что-нибудь такое, чтобы Лавиния сразу же перестала обращать внимание на этого зазнайку, но он ничего не смог придумать. Тогда Бен встал и пошел к Ришту. Не оглядываясь. Ему все равно, как воспримет Лавиния его уход. Наверно, он покажется невежливым, ну и пусть. Разговаривать с этим Питером так, словно Бен какой-то бессловесный туземец, тоже не очень-то вежливо.
Когда Ришту и Бен возвращались к скамье, где сидел отец в компании майора Торна, мальчик сразу заметил напряженный взгляд отца. Он оглянулся и увидел на соседней скамье мисс Джулиану, увлеченно разговаривающую о чем-то с Генри Парсонсом. Теперь Бен хорошо понимал отца: вот таковы они, женщины!
После Рождества стало известно, что полковник Джессамайн приглашает всех в свой дом на карнавал. Обычно карнавалы проводились только для взрослых, но в этом году полковник уступил просьбам Лавинии и решил, что в одной из зал будут веселиться дети.
Все матери словно сошли с ума, выдумывая своим сыновьям и дочкам умопомрачительные костюмы. Мать Лавинии решила, что такой красавице, как ее девочка, подойдет только одеяние Клеопатры, прекрасной египетской царицы. Она сразу же заказала ей струящееся платье из золотистой ткани и расшитый камнями воротник-оплечье. Но что надеть на голову? И миссис Джессамайн обратилась к местному умельцу Каруне, который мастерил великолепные изделия из бронзы и серебра, украшая их удивительными узорами. Каруна колдовал над головным убором прекрасной египтянки целую неделю, и создал изящнейшую вещь – широкий, украшенный драгоценными камнями золотой обруч, заканчивающейся на лбу насторожившейся змеей с изумрудными глазами. Над ушами от обруча отходили вниз два веерообразных крыла, словно какая-то сказочная птица обхватила голову Клеопатры.
Маленькая Клеопатра была показана мисс Джулиане, чей безупречный вкус уже стал известен всей колонии. Мисс Джулиана костюм одобрила, но задумалась: кто же займется костюмом Бенджамена Фланнагана? Матери у него нет, туземная няня ничего в этом не понимает, а мужчины… разве можно им доверить такое дело?
Вечером на прогулке в парке мисс Симмонс решительно направилась прямо к капитану Фланнагану. Тот был так взволнован встречей, что не сразу понял, о чем говорит ему девушка.
- Разве Бен не получил приглашение на маскарад?
- Конечно, получил, мисс Симмонс.
- Позвольте спросить, какой костюм вы ему приготовили?
- Костюм?
- Ведь это маскарад, капитан, туда все должны являться в маскарадных костюмах.
- Да-да, теперь понимаю. Нет, мисс Симмонс, у Бена нет костюма.
- Тогда разрешите мне вам помочь.
- Вы хотите придумать Бену костюм?
- Не только придумать, но и помочь сшить! Принимаете мое предложение?
- Мне бы не хотелось затруднять вас… - никогда слова не давались капитану Фланнагану так трудно.
- Мне это доставит удовольствие, иначе мне предстоит чувствовать себя чужой на этом празднике, - засмеялась Джулиана. – Остальные прекрасно обходятся без моего участия.
И капитан не смог отказаться от помощи, так искренне предложенной, в результате чего Бен стал обладателем наряда придворного лютниста – черного бархатного камзола с видневшейся сквозь прорези рукавов белоснежной рубашкой, с отложным воротником из кружев и беретом, украшенным белым пером. Мисс Симмонс даже выпросила у Готхарда, в коллекции которого имелись музыкальные инструменты, настоящую старинную лютню и научила Бена брать на ней несколько аккордов.
Но Бена сейчас занимал вовсе не карнавал. Он терпеливо сносил примерки, понимая, что это необходимо. «У каждого есть свои обязанности», так говорит отец, но никто не заставит Бена увлекаться этим, словно тщеславная девчонка. Нет, у них с Синхалой появилась настоящая мужская тайна!
Все началось как-то утром, когда за изгородью послышалось энергичное птичье щелканье – так Синхала вызывал Бена.
- Твой отец уехал в казармы, Ришту с Салимом ушли на базар, - сказал он. – Я видел. Никто не узнает, что ты ушел из дома.
- А я собираюсь уйти из дома? – удивился Бен.
- Собираешься. Я хочу тебе кое-что показать.
Бен нерешительно почесал нос.
- Видишь ли, я обещал отцу никуда не уходить без спроса.
- Если никто не узнает, что ты куда-то ходил, зачем спрашивать? От взрослых просто так не отделаешься, а раскрывать им свою тайну я не хочу.
- Это тайна? – оживился Бен.
- Это моя главная тайна, - торжественно сказал Синхала. – Обещай, что никому не скажешь.
- Обещаю.
- Чем поклянешься?
- Даю слово ирландца. Папа говорит, что это самое твердое слово на свете.
- Тогда бежим.
Бен перелез через изгородь во двор к Синхале, потом оба мальчика выскочили на улицу. Босые пятки Синхалы мелькали так быстро, что Бен с трудом успевал за другом. Они бежали прямо туда, где белел на фоне синего неба маяк.
Добежав почти до маяка, Синхала обогнул бастион и быстро спустился вниз по прибрежным камням. Запыхавшийся Бен последовал за ним, и вот они уже стоят над самой водой, в которой плещутся солнечные пятна. Поодаль в воде загадочными цветами мерцают коралловые рифы. Розовые, белые… настоящий подводный сад. В этом саду чувствовали себя хозяевами юркие синие рыбки, снующие между кораллами.
Синхала испытующе поглядел на Бена, словно спрашивая себя еще раз, можно ли доверять новому другу, и, наконец, решился.
- Один, два, три, четвертый…
Синхала поддел подобранной веткой камень, один из тех, что составляли поросшую мхом стену бастиона, и камень неожиданно легко сдвинулся с места. За ним оказалось что-то, завернутое в темную тряпицу. Синхала вынул сверточек и настороженно огляделся по сторонам. Пусто, только шумят волны да пальмы.
- Смотри! – Синхала жестом фокусника развернул тряпицу, и Бен вскрикнул: под солнцем синим пламенем запылал драгоценный камень!
- Сапфир! – шепотом сказал Синхала.
- Это клад? – тоже шепотом спросил Бен.
- Это мое, - гордо сказал Синхала.
- Где ты его взял?
- Ты думаешь, я украл его? Нет, мне оставил его в наследство дедушка.
- Тогда почему ты не держишь его дома, а прячешь здесь?
- Потому что дедушка хотел, чтобы я о нем никому не говорил. Он сказал, так велели ему боги. Дедушка часто разговаривал с богами, и они сказали ему, что сапфир изменит мою жизнь, сделает меня счастливым. Дедушка очень любил меня, больше, чем Равиндру.
Бен осторожно прикоснулся пальцем к камню. Он был холодным, но холодным приятно, как мороженое в разгар жаркого дня. Рожденные его гранями синие лучи переплетались и сливались точно так же, как переливались, играя, солнечные лучи в синих океанских волнах.
- Как же он может сделать тебя счастливым?
- Я знаю. Когда подрасту, куплю на него корабль.
- Корабль? – встрепенулся Бен.
- Да. У моего дяди есть лодка, вон такая, - и Синхала кивнул в сторону берега, где лежали вытащенные на песок туземные лодки с парусами. – Но я куплю себе настоящий корабль, как тот…
Бен посмотрел в другую сторону. В гавань входил стройный парусник с тремя мачтами. Он, словно лебедь, плыл мимо низких рыболовных суденышек, неловких катамаранов, похожих на дракончиков китайских джонок.
- На такой корабль, пожалуй, одного камня не хватит, - усомнился Бен.
- Тогда я буду работать и заработаю, - решительно сказал Синхала. – Вот увидишь, у меня будет корабль.
- Я тоже решил стать моряком, - сказал Бен, – только на военном корабле. Недавно я видел настоящего капитана. Он русский, командует военным кораблем. У него красивая форма, и он побывал во многих странах. Наверно, и в сражениях тоже. Я хочу быть военным моряком, хочу воевать, совершать подвиги.
Свет, отраженный сапфиром, трепетал на бурой стене, словно ночной мотылек.
- Нет, войны – это не по мне, - проговорил Синхала, заворачивая камень обратно в тряпицу и пряча в стену. – Бен- сахиб, ты дал слово молчать. Никто не должен знать про сапфир.
- Я тоже никому не говорил, что хочу быть военным моряком. Теперь мы знаем тайны друг друга и будем их хранить, - ответил Бен.
Ясный январский день уже грозил перерасти в вечер, когда к дому вице-консула стали съезжаться экипажи. Первыми прибыли на карнавал дети. Зеваки из числа местных жителей с изумлением наблюдали, как по расстеленной ковровой дорожке к дому шли маленькие джентльмены и дамы в странных одеждах. Сингалезы и не ведали, что бывают на свете трубочисты, Коломбины, шахматные короли и китайские мандарины. Истинный восторг вызвало у них появление Лавинии в золотом платье и в головном уборе работы Каруны. Девочку сопровождал высокий шахматный король Питер Чейни, на светлых волосах его ловко сидела корона, да и держался он по-королевски надменно. Толстяк Грег был просто уморителен в коротких штанишках-буфах, а изящный менестрель с лютней вызвал шепот одобрения.
Зала была освещена множеством свечей, и Бену показалось, что он очутился в великолепном восточном дворце. Стены были сплошь задрапированы шелками и увиты цветами, цветы стояли и в высоких напольных вазах, и в широких чашах на столах. Столовые приборы и хрусталь сияли огнями, на низких столиках возвышались вазы с фруктами. Играла музыка. Дети с изумлением разглядывали это великолепие.
- Бенджамен, ваша лютня – настоящая?
Сердце Бена подпрыгнуло. Рядом, словно золотое видение, появилась Лавиния Джессамайн вместе со своей подругой Китти, темноволосой девочкой в костюме павлина.
Вместо ответа Бен извлек из лютни несколько аккордов, и в глазах Лавинии засветился интерес.
- А петь вы умеете? Я умею. Меня учат пению и игре на пианино.
- Вам, Бенджамен, такие праздники, наверно, в диковинку, - раздался над ухом Бена голос. Мальчик обернулся. Перед ним стоял Питер Чейни.
- Не стоит глазеть по сторонам с глупым видом, - насмешливо продолжал Питер. – Иначе все поймут, что вас редко приглашали в хорошие дома.
Бен молчал. Конечно, он раньше не бывал на таком роскошном празднике, но ведь Питер хотел его задеть, Бен это прекрасно понял. И происходило все в присутствии Лавинии! Бен почувствовал, что грубость Питера как-то связана с девочкой, и решился ответить.
- Настоящий мужчина должен уметь скрывать свои чувства, - сказал он свысока. – Вы, Питер, напрасно выражаете их, показывая свою неприязнь ко мне.
Питер Чейни на мгновение оторопел, но тут в разговор вступила Китти.
- Питер, не дадите ли мне почитать вашу книгу, о которой рассказывала Лавиния?
Питер принял важный вид и учтиво поклонился. Китти отвела его в сторону и бойко о чем-то затараторила.
- Не той птицей Китти нарядилась, - засмеялась Лавиния. – Ей надо было надеть костюм сороки. Сейчас она заговорит Питера до смерти. Не хотите пригласить меня на танец, Бенджамен?
- Я не умею… - растерялся Бен.
- Не умеете? – недоверчиво переспросила девочка. В Индии все англичане старались учить детей тому же, что и в Англии, чтобы потом, вернувшись на родину, те смогли появиться в хорошем обществе. Не мог же Бен объяснить девочке, что после смерти матери его образованием никто не занимался?
- Ну что ж, тогда давайте смотреть, как танцуют взрослые, - решила Лавиния. – Если выйти на террасу, оттуда все будет видно в открытую дверь.
Бен послушно проследовал за Лавинией. На террасе было по-вечернему прохладно. В большой зале звучала музыка, кружились пары. Бен увидел мисс Джулиану в изящном серебристом платье, танцующую с Генри Парсонсом, и отца, который беседовал с полковником и майором Торном, сидя в креслах в глубине залы.
- Как идет мисс Симмонс ее наряд! – восторженно сказала Лавиния. – Я бы хотела стать такой же красивой, когда вырасту. Моя мама тоже очень красивая. Это платье стоило кучу денег, папа даже немного сердился. Но мама всегда поступает так, как захочет. Когда я вырасту, тоже буду так делать. Мужчины все равно ничего не понимают в нарядах.
«Очень даже понимают, - подумал Бен. – Например, я понимаю, что мисс Джулиана даже в простом платье будет красивой и милой, а мать Лавинии мне совсем не нравится. Она все делает как-то ненастояще».
- Я почему-то не вижу мисс Сильвии, - сказала тоном взрослой дамы Лавиния. – У нее обычно бывают очень необычные наряды. Ой, чей это экипаж подъехал? Какой он чудной!
Экипаж был великолепен. Украшенный позолотой, обтянутый восточными тканями, он напоминал яркую и дорогую шкатулку. Бен и Лавиния бросились к перилам. Им очень любопытно было увидеть, кто же приехал в таком чудесном экипаже. Слуги, стоявшие на запятках, бросились открывать дверцу, а потом отступили с низким поклоном. Из экипажа вышел кто-то в одежде туземца, но из-за чалмы дети не смогли разглядеть его лицо. Они заметили только, что одежда его выглядит богато и изысканно.
- Прямо как принц из сказок, - сказала Лавиния. – Кто это так нарядился?
И тут же в зале раздался громкий радостный голос полковника Джессамайна:
- Друзья мои! Сегодня поистине счастливый для меня день! Я вижу у себя в гостях одного из моих лучших друзей! Разрешите же сделать вам сюрприз и представить гостя, которого я счастлив приветствовать в своем доме. Мой старый друг и замечательный поэт - принц Мадхав!
Слуги распахнули двери, и в залу вошел тот самый человек в костюме индийца, которого Бен и Лавиния видели с террасы. Все замолчали, так царственно красив был новый гость. Его лицо с тонкими чертами казалось нежно-смуглым в обрамлении синей чалмы, скрепленной надо лбом большим сапфиром. Словно царевич из индийских сказаний, он был одет в вышитый шелками и золотом кафтан и остроносые сапожки.
- Это не ряженый! – прошептала Лавиния. – Это настоящий индиец! Да еще принц!
- Дорогой друг, я позволил себе явиться к вам в этом наряде, лишь зная, что приглашен на карнавал, иначе принял бы более цивилизованный вид, - с улыбкой сказал принц приятным голосом с легким акцентом. - Прошу вас, представьте меня своим друзьям.
Каждой из девушек и дам Мадхав почтительно кланялся, прикладывая руку ко лбу, и говорил какой-нибудь изысканный комплимент.
- Прошу всех за стол! – пригласила миссис Джессамайн.
- Пойдем, - Лавиния потянула Бена к той зале, где был накрыт стол для детей, но внезапно остановилась и снова приникла к двери.
- Мисс Сильвия Торн, - объявил дворецкий.
В вошедшей в залу индийской красавице не сразу можно было узнать мисс Сильвию. Она была прекрасна в темно-вишневом сари с золотой каймой из вышитых по-восточному затейливых стеблей и листьев невиданных цветов. На тонких запястьях тусклой позолотой горели массивные браслеты, а гладкую прическу с пробором украшали белые цветы кутаджи – индийского жасмина. Придавая Сильвии еще большее сходство с индийской девушкой, на ее лбу красовался тилак, красноватое пятнышко.
-Как чудесно! Правда, Бенджамен? – прошептала Лавиния. Но не только она пришла в восторг при виде новой гостьи. Бен заметил, что принц Мадхав тоже не сводит с нее глаз.
- Словно индийский царевич и царевна, - задумчиво сказал мальчик.
На следующий день по форту Галле распространился слух, что принц-поэт Мадхав решил остаться в гостях у Джессамайнов на неделю или две, и даже более того – предложил молодежи поставить спектакль в домашнем театре полковника. Отец Лавинии был завзятым театралом и создал в своем доме небольшой зал со сценой, отделяющейся от рядов бархатных кресел тяжелым занавесом, на котором был изображен Аполлон в окружении девяти муз. Миссис Джессамайн с удовольствием выступала в любительских спектаклях, но Лавинии участвовать в них пока не разрешалось.
Принц решил поставить в театре красивую сказку своего сочинения на темы индийских легенд. Сам он по просьбе всех дам взял себе роль царевича Рамы, мисс Сильвия Торн получила роль Ситы, мисс Джулиана – королевы Кайкейи, Генри Парсонс взялся играть злодея Равану, а брата Рамы Лакшману, молодого и изящного, предложили сыграть юной Мод.
Но кому поручить роль бога-обезьяны Ханумана? От ее исполнения многое зависти, ведь находчивый и храбрый Хануман – любимый герой сингалезов.
- Предлагаю попробовать в этой роли Бенджамена Фланнагана, - неожиданно сказала Джулиана.
- По-моему, замечательно! – воскликнула порывистая Мод. – А его приятеля Грега можно сделать медведем Джамбаваном.
- Пошлем им приглашения, - решил принц.
Но это приглашение не вызвало радости ни у капитана Фланнагана, ни у Бена.
- Не хочу я быть обезьяной, - сердито сказал мальчик.
- Мне тоже не нравится, что тебе предлагают кривляться на сцене. Давай напишем принцу вежливый отказ, - решил отец.
Но в тот же вечер Бен изменил свое решение, потому что Синхала, узнав о том, что Бену предложили играть Ханумана, пришел в восторг:
- Хануман – настоящий герой! И вовсе он не обезьяна, на самом деле он – сын бога и сам бог. В честь него у нас даже праздник есть. Соглашайся, Бен-сахиб! У тебя получится. Только обещай, что пригласишь нас с Манишей на спектакль. А не пригласишь, - тут Синхала хитро прищурился, - мы сами как-нибудь проберемся.
В общем, отказ так и не был написан, и на следующий день Бен уже появился на репетиции в особняке Джессамайнов. Лавиния, обиженная тем, что ей не дали никакой роли, холодно поздоровалась с мальчиком, зато принц Мадхав учтиво приветствовал его и пригласил занять место на сцене.
Через десять дней капитан Фланнаган уже сидел в небольшой театральной зале, ярко освещенной и украшенной цветами. Рядом с ним – вы только подумайте! – устроились в театральных креслах Синхала и Маниша. Накануне Бен чуть не рассердил отца, доказывая тому, что надо непременно позволить его друзьям увидеть спектакль.
- Это не принято, Бенджамен, как ты не понимаешь? – горячился отец. – Полковник Джессамайн будет недоволен. Это развлечение для англичан, и никто не пустит туда сингальских детей!
- Пустит, если ты приведешь их! Иначе я сам буду просить принца Мадхава, чтобы он разрешил им смотреть пьесу. Ведь это Синхала уговорил меня играть Ханумана! Ирландцы всегда борются с несправедливостью, ты мне это сто раз говорил.
И вот теперь окружающие косились на Синхалу и Манишу с недовольством и даже возмущением: кто додумался привести сюда сингалезов? Гости Майкла Фланнагана? Нет, все же этот капитан совершенно не соблюдает традиции. Разве можно позволять своему ребенку общаться с детьми туземцев? Лучше бы он подобрал сыну хороших друзей среди воспитанных и образованных английских мальчиков! Миссис Джессамайн говорит, что Бен даже танцевать не умеет.
Синхала и Маниша тоже чувствовали себя неуютно, но гордость не позволяла им это признать. Их пригласил сюда Бен, и ради него, ради спектакля они готовы потерпеть временное неудобство. Наконец под звуки ситара занавес раздвинулся, и Маниша взволнованно схватила брата за руку - на сцене появилась королева Кайкейи. Замер и Майкл Фланнаган: Джулиана Симмонс в струящемся золотом одеянии казалась сказочным видением. Мелодичным голосом она начала произносить немного нараспев:
- В давние времена, когда боги воевали с демонами, царь Дашаратха, мой супруг, взяв меня с собою, выступил в поход. Демоны, напав внезапно ночью, истребили много отважных воинов. Царь был в этой битве тяжело ранен, но спасен мною и в благодарность за это обещал исполнить два любых моих желания. Напомню же сегодня ему о его обещании и потребую двух даров: избрания моего сына Бхараты на царство и изгнания царевича Рамы в лес.
Появление Рамы и Ситы вызвало гул восхищения в зале. Оба носили высокие короны и цветочные гирлянды. Сильвия была великолепной Ситой, достойной такого Рамы, как Мадхав.
-По наговору жестокой Кайкейи я вынужден удалиться в леса на четырнадцать лет, - с горечью произнес Мадхав.
Тут выступил вперед Лакшмана - из Мод получился настоящий юный царевич, преданный своему старшему брату:
- Этот лук в моей руке — не просто игрушка, этот меч может разить врагов. Тучею стрел покрою я небо над полем битвы, и никто — ни конный, ни пеший, ни на колеснице, ни на боевом слоне — не пробьется сквозь смертоносный град. Повели, брат, и я всю землю сделаю подвластной тебе!
Но что же скажет прекрасная Сита?
- Жена всегда разделяет участь своего мужа. И потому, Рама, если ты обречен на изгнание, то и я отправлюсь с тобою. Пойду впереди тебя, ступая по терниям и колючей траве. В лесном безлюдье, в дебрях, где бродят дикие звери, под сенью деревьев, напоенною благоуханием лесных цветов, я буду тебе утехой и помощницей. С тобой не страшны мне скитания в глуши, а без тебя не нужны и небесные чертоги.
Рама смотрел на Ситу сияющими глазами:
- Я не хотел, чтобы вы жили в лесах, но, если вы решились, я не могу оставить вас. Следуйте за мною и разделите мое изгнание
После ухода Ситы, Рамы и Лакшманы на сцене появился страшный Равана. Его маска изображала сразу десять голов, а к плечам сзади были приделаны картонные руки – Равана был десятиголовым и двадцатируким демоном-ракшасом. Майкл Фланнаган узнал Генри Парсонса только тогда, когда тот заговорил.
- Ни один воин в мире не может одолеть в бою Раму, - рассуждал коварный ракшас. - Не берут его ни копья, ни стрелы, ни секиры. А стрелы самого Рамы не знают промаха и несут с собой неминуемую гибель. В битве Раму никто погубить не может, только коварством можно его победить. Если похитить Ситу, его любимую жену, он без нее жить не сможет. Решено. Сегодня же утром я вернусь на Ланку вместе с Ситой.
Чтобы выманить из хижины Раму и Лакшману, Равана посылает демона в виде золотого оленя с серебряными пятнами.
Олень пробегал по траве меж деревьев тенистых,
Сверкали алмазы на кончиках рожек ветвистых,
В отличье от многих собратьев, покрытый не бурой,
А золотом и серебром отливающей шкурой.
Капитан так и не понял, кто был наряжен шустрым оленем, но его прыжки и кульбиты вызвали у зрителей одобрительный смех. Олень завлек в лес Раму и Лакшману, решивших поймать его по просьбе Ситы, а у дверей хижины появилась колесница, сделанная из золотой бумаги. На этой летающей колеснице Равана похитил прекрасную Ситу и увез к себе на Ланку.
И взмыли в лазурное небо, на горе бедняжке,
Волшебные кони — зеленые, в чудной упряжке.
Маниша крепко схватила Синхалу за руку: наконец на сцене появился славный Хануман. Бен! За ним вразвалку вышел Грег - медведь Джамбаван. Хануман доложил Раме, что обезьяны за один день замостили камнями пролив между Индией и Ланкой.
- Ты знаешь, я не просто обезьяна, - звонким мальчишеским голосом говорил Хануман. - Я ношу этот облик, чтобы помогать своему народу. Но на самом деле я Сын Ветра, мой божественный отец одарил меня двумя бесценными свойствами - возможность менять по желанию свой вид и способность мгновенно, со скоростью мысли, перемещаться куда захочу. Я помогу тебе найти Ситу!
Бен взмахнул руками, изображая, что летит на Ланку, а голос невидимой Сильвии, глубокий и красивый, произнес:
- Освещая путь сыну Ветра, на середину неба взошел месяц, окруженный звездами, и озарил сиянием своим землю.
Навстречу Бену поплыл серебряный, освещенный свечой месяц.
- И при свете месяца увидел Хануман остров Ланку, равного которому нет в мире, - продолжал голос за сценой:
Стеной золотой обнесен, этот остров чудесный,
От ветра гудит, в океан обрываясь отвесно.
Колышутся стяги, и кажется музыкой дивной
Висящих сетей с колокольцами звон переливный.
На Ланку, ее золотые ворота и храмы
Глядел в изумленье сподвижник великого Рамы.
В ее мостовых дорогие сверкали каменья,
Хрусталь, жемчуга, лазурит и другие вкрапленья.
Был каждый проем восхитительных сводчатых башен
Литьем золотым и серебряной ковкой украшен.
Смарагдами проступни лестниц усыпаны были,
И чудом площадки в светящемся воздухе плыли.
То слышался флейты и вины напев музыкальный,
То клик лебединый, то ибиса голос печальный.
Казалась волшебная Ланка небесным селеньем,
Парящим в ночных облаках бестелесным виденьем.
Бен медленно шел по сцене, словно по настоящему священному лесу, где тропинки вымощены драгоценными камнями, деревья склоняются к чистым водам рек, на прозрачных прудах цветут лотосы и лилии, а вдали высится гора, покрытая лесом.
Но вот появилась Сита, и Бен-Хануман спешит обрадовать ее:
- Я послан к тебе Рамой. Скоро ты увидишь его и Лакшману здесь вместе с несметным войском обезьян. Имя мое — Хануман. Я пересек океан и проник в Ланку, обманул бдительность моих врагов и пришел сюда увидеть тебя.
- О могучий, приведи сюда скорее непобедимого Раму с отважным Лакшманой, - взмолилась Сита.
И вот на сцене закипела битва. Маниша испуганно прижалась к Синхале, ведь храбрый Хануман все время появлялся там, где было всего опаснее. Маниша уже забыла, что сражение ненастоящее, она боялась за Бена. Но тяжело ранен был не он, а Лакшмана.
Мудрый царь медведей, приблизившись к раненому (и чуть не наступив на него при этом), сказал:
- Спасти его можно, но для этого нужна трава, которая называется «дар богов». Она растет только в северных горах. Быстро добраться туда – значит, совершить чудо.
И снова выступил вперед Хануман:
- Я, Сын Ветра, говорю тебе, что скоро Лакшмана встанет с земли. Я найду целебную траву.
Бен снова взмахнул руками, отправляясь в полет. Декорации медленно менялись: вот Хануман пролетает над горами, над равнинами, остались позади горы и реки, красивые города и цветущие сады, показались впереди Гималаи, увенчанные снегами. Бен опустился на колени возле большой горы из папье-маше и стал искать целебную траву, но найти не мог.
- Я не могу найти эти травы, - воскликнул он, - но не могу и вернуться без них.
Тогда Бен-Хануман схватил гору обеими руками и, раскачав, выдернул ее из земли. Вместе с горой в руках пустился он в обратный путь и вскоре снова оказался рядом с лежащим Лакшманой.
Медведь Джамбаван быстро нашел траву, растер ее в лапах, приложил к ранам, Лакшмана и тут же вскочил на ноги, готовый к битве:
- Где мой лук? Где мои враги?
Рама обнял Ханумана и сказал:
- Люди никогда не забудут тебя! Они будут поклоняться тебе, как божеству!
У Рамы осталась последняя огненная стрела, подаренная самим Шивой. Меткий выстрел - и Равана повержен!
Тут же рассеялись тучи над прекрасной Ланкой, запели птицы, звери вылезли из нор, выбежала навстречу Раме прекрасная Сита. Дождь цветов посыпался на колесницу Рамы.
Счастливый Бен, стоя рядом с другими актерами, слушал слова, которыми заканчивалась пьеса:
- Из всех великих воинов Рама был самым великим, из всех прекрасных жён Сита — самой прекрасной, а из всех верных друзей Хануман — самым верным.
Конец! Актеры вышли вперед. Они кланялись и кланялись, а овации все не смолкали. Майкл Фланнаган аплодировал громче всех. Бен показал себя хорошим актером, да и пьеса получилась красивой – настоящая индийская легенда. Жаль, что роль Джулианы Симмонс оказалась слишком маленькой…
Лавиния Джессамайн тоже хлопала в ладоши, но на душе девочки скребли кошки. Почему ей не дали роль? Она бы сыграла ее нисколько не хуже, чем Бен или Грег, ведь она не раз участвовала в детских спектаклях. Мама всегда говорила, что ее дочь так красива, что смотреть на нее – одно удовольствие. Сари ей очень подошло бы… А теперь этот Бен, конечно, зазнается. Вон он, разговаривает с какими-то туземцами, да еще так по-дружески! И почему только отец разрешает ему водиться с ними… Нет, она, Лавиния, только холодно поздравит его, и все. Никаких восторгов, никаких комплиментов.
Но Бен даже не заметил Лавинию. Он вернулся домой счастливым, и только вечером, уже лежа в кровати и заново переживая весь спектакль, вдруг подумал, что Лавиния так и не поздравила его. Почему? Она ведь была там, он заметил ее в зале, но после спектакля не подошла, как другие, чтобы поздравить новоиспеченного актера. Может быть, ей не понравилось, как он играл? Надо будет спросить ее об этом.
Уже засыпая, Бен вспомнил, как хвалил его игру Синхала, и как сияли серые глаза Маниши, когда она сказала застенчиво: «Вы настоящий Хануман, Бен-сахиб, настоящий верный друг».
Расти, дерево
Андрей сосредоточенно смотрел на монитор компьютера. Сейчас на нем должно вырасти дерево. Нет, это не какая-нибудь новая компьютерная игра, это настоящая программа «Генеалог», которую купила ему мама.
- Температуры у тебя нет, бабушкины наволочки помогают, можно и за компьютером посидеть, - сказала мама, отдавая Андрею диск, и по блеску ее глаз мальчик догадался, что маму не меньше, чем его, интересует составление родословной. Конечно - это же словно книгу написать, ведь каждый человек, каждый лист и каждая ветка родового дерева имеет свою историю, иногда совершенно необыкновенную.
И Андрей начал внимательно заполнять первую карточку. Андрей Жданов… дата рождения… И вот на чистом листе появился он, Андрей. Трудно представить, что вокруг него должно теперь вырасти настоящее дерево. Да, сделать это будет очень непросто, ведь он так мало знает о своих родственниках. Но раз мама сказала, что все это можно узнать, значит, так оно и есть. И работа предстоит увлекательная, вроде работы сыщика – искать документы, проверять версии.
За час на экране появились папа и мама, дядя Сережа, дед Федор и бабушка Лена, прабабушка Анна и прадедушка Эндрю. На ветке, идущей от папы, поселились дед Алексей и бабушка Настя, дальше ветка обрывалась. Да, пока очень немного, но ведь еще несколько дней назад Андрей и этого не знал.
Мальчик закрыл программу, и ему снова захотелось пересмотреть бабушкин альбом. Альбом так и лежал на тумбочке возле кровати. Андрей осторожно открыл его. Белый бант маленькой бабушки Лены на первой странице, фото корабля на второй, портрет офицера. «Похож я на него или нет?» - подумал Андрей, косясь в зеркало. «Кажется, глаза похожи. И подбородок. Нос вот подкачал, у прадедушки он прямой и красивый, а у меня - какой-то картошкой». Андрей закрыл ладонью нос у офицера на фотографии. Может, так сходство будет больше? Да, пожалуй.
И тут Андрей заметил, что из-под нижнего края фотографии чуть высунулся желтоватый краешек какой-то бумаги. Что это может быть? Мальчик метнулся к шкафчику, вытащил пинцет и осторожно, едва дыша, принялся вытягивать бумагу. Бумажка оказалась небольшой, сложенной вдвое. Вытянув, Андрей аккуратно расправил ее прямо на альбомном листе. Какие-то выцветшие буквы на пожелтевшем фоне… Буквы выписаны изящно, по-старинному. Что же тут написано? «Эндрю»… нет, «мать Эндрю Екатерина». Екатерина? «Отец - Бенджамен». А это что? Слово явно начинается на «п», а заканчивается на «т», но между этими буквами столько крючочков!
- Мама, смотри, что я нашел! Не знаешь, что это за слово?
У мамы даже руки задрожали, когда она взяла бумажку.
- Может быть, «Плимут»? Так город называется.
- Где? В Англии?
- Да. Но что такое «мать Эндрю Екатерина»? Почерк похож на почерк прабабушки Анны. Значит, она записала что-то, чтобы не забыть, и спрятала.
- Она записала имена родителей своего мужа, да, мам?
- Похоже, так. Но что же получается: мать у Эндрю тоже русская? Или бабушка Анна перевела на русский английское имя, что-нибудь вроде Кэтрин?
- Вряд ли, мам, ведь имена «Эндрю» и «Бенджамен» она не переводит.
- Андрюша, мы это непременно выясним, и тогда наше дерево пустит еще одну веточку.
И мама чмокнула Андрея в лоб, но тут же озабоченно потрогала его рукой.
- Давай-ка выпьем лекарство – и в кровать. Опять температура поднялась. Это все я виновата, не надо было разрешать тебе сидеть за компьютером.
- А наволочка, мам?
Мама улыбнулась и сняла с полки новую наволочку.
Сон пятый
Не отправиться ли тебе в путешествие?
По Галле разнеслась необыкновенная новость: принц Мадхав берет в жены Сильвию Торн. Лавиния Джессамайн услышала, как мать холодно сказала одной из своих подруг:
- Это вполне подходящий брак для девушки, чья мать была туземкой. Никто из англичан не женился бы на ней.
Эти слова Лавиния и повторила вечером Бенджамену Фланнагану, встретившись с ним в парке.
- Почему? – не понял Бен.
- Так не принято, - надменно сказала Лавиния. – И вам, Бенджамен, не надо было приводить в наш театр туземцев.
- Но они мои друзья!
- Мы не должны дружить с туземцами. Они – слуги, а мы – хозяева.
- У людей не может быть хозяев, они ведь не зверушки! – возмущенно сказал Бен.
- И все равно дружить с сингалезами нельзя, - Лавиния оставалась непреклонной.
- Христос учит нас любить всех людей, - не сдавался и Бен. – Он сам одинаково ко всем относился.
- А с кем бы вы предпочли дружить – со мной или с этими туземцами? – сменила тактику Лавиния.
Бен замолчал. Почему он должен выбирать? Ему очень нравится Лавиния, но почему при этом он не может дружить с Синхалой и Манишей? Это ведь совсем разные вещи!
- Что же вы молчите? – продолжала обиженно Лавиния. – Странно вы поступаете: отдаете нищенке рыбу, приводите в театр туземцев. Знаете, над вами все будут смеяться, а я не хочу дружить с мальчиком, над которым смеются. Можете не выбирать, с кем вам дружить: я с вами больше не разговариваю.
Лавиния отвернулась от Бена так резко, что золотые локоны подпрыгнули на плечах, и решительно пошла прочь. Бен стоял и чувствовал, что его сердце перестало биться. Может быть, оно разбилось? Он слышал, что красивая женщина может разбить мужчине сердце. Что же тогда будет? Он умрет?
Бен и его отец получили приглашение на свадьбу принца и Сильвии. Большой дом на берегу океана показался мальчику настоящим дворцом: высокие белые колонны, просторные залы. Цветочные гирлянды свисали с потолков и арок, плавали в фонтанах, обвивали спинки стульев, а пол был усыпан лепестками роз. В саду, в резной беседке, увитой розами, молодой музыкант играл на флейте, которой нежным звоном вторил почти невидный в листве клавесин.
Красивая и счастливая невеста, мужественный прекрасный принц… Бену казалось, что ожила одна из тех прекрасных легенд, которыми зачитывались они с отцом. Так и должно быть: самая красивая девушка должна выйти замуж за самого лучшего мужчину.
Вот и в жизни его отца тоже был такой день, когда сказка, казалось, ожила, но ведь в любых сказках героям предстоят испытания разлукой или даже гибелью. Дейрдре и Найси, Тристан и Изольда… И теперь обручальные кольца родителей хранятся в маленькой шкатулке из слоновой кости. Бен однажды видел эти кольца: две руки держат сердце.
Кто же теперь будет держать сердце отца? Бен точно знал, что отец постоянно думает о мисс Джулиане, так же как он, Бен, думает о Лавинии. Лавиния оказывает предпочтение Питеру Чейни, а рядом с мисс Симмонс всегда оказывается Генри Парсонс. Правда, сегодня лейтенант Парсонс находится на службе. Почему бы отцу не воспользоваться этим и не поговорить с мисс Джулианой? Но папа на это не решится, так же как Бен не решится подойти к Лавинии, опасаясь ее насмешливого высокомерия.
После свадебного обеда принц Мадхав пригласил гостей на берег, где их уже ждали приготовленные для праздничного катанья странные цейлонские лодки, щедро украшенные цветами. Уже темнело, легкий ветерок наполнял треугольные паруса, заставляя лодки дрожать на волне, словно снедаемых нетерпением породистых лошадок. Бену еще никогда не приходилось видеть такие творения рук человеческих: узкая и длинная лодка была выдолблена из цельного древесного ствола, а сбоку к ней прикреплялось, видно, для устойчивости, длинное бревно-поплавок. На каждой пироге стояли три туземца с веслами. Гости осторожно рассаживались на узких скамеечках, скреплявших между собою высокие борта, сплетенные из пальмовых веревок.
Мисс Джулиана заметила, что оба Фланнагана отошли в сторону, в тень высокой пальмы, и последовала за ними.
- Бенджамен, тебе разве не хочется прокатиться на пироге? – спросила она.
Отец вздрогнул при ее приближении, а Бен с готовностью ответил:
- У меня на море сильно кружится голова, хотя это и странно, ведь ирландцы очень любят море.
- Знаешь, мне тоже не по душе морские прогулки. Давай лучше пройдемся вдоль берега и полюбуемся лунной дорожкой – вдруг по ней пробежит какой-нибудь шаловливый эльф. А капитан составит нам компанию?
Фланнаган молча склонил голову в знак согласия. Они медленно двинулись вдоль полосы прибоя. От восходящей луны струилась серебристая дорожка и разбивалась на осколки у самых ног. Белый песок матово сиял в лунных лучах, резко пропадая в черном сумраке банановой рощи и среди высоких пальм, чьи листья казались искусно сделанными блестящими веерами, медленно колышущимися на фоне звездного неба. Листва невысоких кустарников сохраняла свой зеленый цвет, но с фантастическим голубоватым оттенком. Звенели колокольчиками тоненькие голоса древесных лягушек.
Бен с удивлением смотрел, как мимо них яркими светящимися точками носились какие-то жучки. Несколько деревьев были усыпаны этими жучками сверху донизу – казалось, все дерево соткано из дрожащих и переливающихся синих, зеленых и золотых огоньков.
- Это же просто сказка! – тихо сказал мальчик. – Отец, помнишь, мы читали про царицу фей Титанию, вокруг которой тоже роились маленькие светлячки? Смотри, а вот и феи идут!
Навстречу шли две девушки, и их смуглые лица были озарены сказочным золотистым светом. Когда они приблизились, Бен понял, в чем секрет: на головах девушек были надеты подобия тюрбанов из прозрачного тюля, в которых сидели такие же светящиеся жучки.
- Какое чудо! – воскликнула Джулиана. – Жаль, что у меня нет такой короны!
- Я отлучусь на минуту, - сказал отец и быстро направился вслед светящимся красавицам.
Мисс Симмонс и Бен остались на берегу. Мимо проплыла пирога, полная цветов, смеха и песен. Бен вздохнул.
- Вы, правда, скоро уедете? – спросил он, глядя, как пирога пересекает лунную дорожку.
- Не так скоро, еще через два месяца, - ответила Джулиана, понимая, что мальчик спрашивает вовсе не об этом.
Бен вдруг словно нырнул в холодную воду:
- Мисс Симмонс, вам нравится мой папа?
- Конечно, очень нравится. Он прекрасный человек. («Боже, как отвечать на такие вопросы?»)
- Мне кажется, что и вы ему нравитесь. А еще мне кажется, что люди, которые друг другу нравятся, никогда не должны уезжать друг от друга. Когда я вырасту, то построю большой-большой дом и поселю в нем всех, кого люблю, и кто меня любит. Правда, будет замечательно?
- Да, если те, кого ты любишь, будут любить и друг друга тоже.
- Об этом я как-то не подумал, - Бен замолчал. Джулиана облегченно вздохнула: рядом с этим мальчиком она чувствовала себя прогуливающейся по тонкому льду.
Вдали показался Фланнаган. На его лицо сказочные отблески бросал светящийся тюрбан, надетый на голову. Другой точно такой же он нес в руках. Подойдя к Джулиане, он спросил:
- Вы позволите, мисс Симмонс?
- Позволю, если назовете меня Джулианой.
- Вы позволите… Джулиана? – изменившимся от волнения голосом повторил Фланнаган.
Девушка чуть наклонила голову. Майкл осторожно, затаив дыхание, увенчал тюрбаном высокую прическу. Зелено-золотые огни заплясали в серых глазах, и Майкл почувствовал, что ему очень хочется высказать этой девушке все, что у него на душе. Если бы не присутствие Бена, он, возможно, и решился бы на это, так как ему показалось, что Джулиана смотрит на него как-то особенно.
- Отец, мисс Симмонс, - раздался голос Бена, - теперь вы точно Титания и Оберон! А я буду вашим Пэком! Куда мне лететь?
- Пошлем-ка мы тебя с поручением, Пэк, - басом, подражая Оберону, сказал Майкл. – Лети в дом и принеси шаль мисс Симмонс, ветер с океана становится прохладным.
- Пэк исполнит твое поручение, король! – крикнул Бен и умчался, оставляя темные следы на светлом песке. Пора оставить отца и мисс Джулиану одних.
Мисс Джулиана и Фланнаган шли вдоль берега, сами не понимая куда. Прибой шепотом пытался подсказать этим недогадливым людям, что настало время сказать те слова, что давно созрели в их душах, ведь более подходящего места и времени не будет. Звезды складывались в необыкновенные созвездия, объясняя на своем языке, что пути двух людей пересекаются не чаще, чем орбиты отдаленных планет, и не надо упускать свой случай. Две какие-то ночные птицы, сплетая свои голоса в чудесном дуэте, пели о единственной в жизни встрече, когда соприкасаются души, от века предназначенные друг другу. Но эти двое были всего лишь людьми: она ждала, а он молчал. Светились фантастические венцы на их головах, взволнованно мерцали глаза, но прибой, звезды и птицы так и не дождались тех слов, которые, по их мнению, обязательно нужно было сказать.
И вот уже мчится им навстречу Пэк, вестник того, что близится рассвет, и Титания с Обероном разойдутся, так и не поняв друг друга, а с увитой цветами террасы все несется над примолкшим океаном чудесная музыка Моцарта.
Наступил апрель, а с ним – праздник Пасхи.
- Папа, мы пойдем на праздничную мессу? – спросил Бен.
- Нет. Не могу. Если хочешь, Салим отведет тебя в храм.
- Ты больше не веришь, что Христос воскрес? – Бен затаил дыхание в ожидании ответа. Задумался и капитан Фланнаган.
- А я верю, что Он воскрес, и воскресит всех людей, когда придет время, и воскресит маму. Как ты можешь не верить в это? – упрямо продолжал Бен.
- Я не могу сказать, что не верю, сын. Просто, видишь ли, я еще болен. Моя душа больна. Когда болезнь пройдет, мы с тобой снова пойдем на мессу.
- Хорошо, - задумчиво проговорил Бен.
А через несколько дней предпраздничная суета охватила соседний дом: сингалезы праздновали Новый год. Дом Чамандры гудел, словно улей. Налика сбилась с ног, готовя разные кушанья, Ануша и Маниша ей помогали. Уже побывал в доме астролог, который перед праздником предсказывал каждой семье, когда надо начинать праздник, когда зажечь первый огонь в очаге и съесть первый кусочек пищи.
- А еще астролог предсказывает, когда должен быть готов кирибат, - объяснял другу Синхала. Мальчики сидели на ветке Джаянты и свысока посматривали на женскую суету.
- Кирибат? – переспросил Бен.
- Кирибат – это рис, сваренный в молоке, - пояснил Синхала. – В месяц «бак» на землю пришел Интраведа, Принц Мира. Он хотел одарить всех миром и счастьем. Принц появился из молочного моря «кири», на белой повозке, а на голове его был венок из белых цветов. В честь него и варят на новый год кирибат.
Синхала принюхался:
- Пахнет сладостями. Ты придешь к нам на праздник? Будут гости, дядюшка Камал с семьей. Слушай, а не поможешь мне соорудить качели? Девчонки очень просили. Это тоже новогодняя традиция. Я думал, Равиндра мне подсобит, но они с отцом куда-то уехали.
Такие качели Бену никогда раньше не приходилось мастерить. Они с Синхалой взяли широкую гладкую доску и подвесили ее на лианах, зацепив одним концом за арековую пальму, а другим – за самый толстый сук Джаянты, а потом по очереди покачались, пробуя, все ли правильно сделано. Качели получились удобными.
- Девчонки будут довольны, - снисходительно сказал Синхала, словно не он только что с удовольствием взлетал на гибких лианах вверх, к качающимся на ветру пальмовым листьям. Тут с веранды раздался голос Налики, что-то кричавшей сыну.
- Обедать зовет. Приходи вечером! - успел только сказать Синхала и умчался прочь. Бен перелез через изгородь и, стараясь не попадаться на глаза Ришту, пробрался в свою комнату. Ришту не должна догадаться о его визитах в соседский двор, ведь ей так хочется считать себя настоящей няней английского мальчика, играющего только с такими же, как он, английскими детьми. Детей сингалезов она недолюбливала, хотя никогда не говорила Бену об этом.
Вечером Бен никуда не пошел. Он сидел на веранде, прислушивался к веселым голосам, доносящимся из соседнего сада, и безумно завидовал Синхале, который может веселиться в кругу большой и дружной семьи. Вдруг Бен вздрогнул, услышав удары барабана. Что случилось? Он никогда не слышал, чтобы в доме Чамандры кто-то играл на барабане. Бен спустился во двор и нерешительно подошел к изгороди. Перелезть? Но во дворе Синхалы, наверно, куча народу, и все будут смотреть на него, как на чужака. Нет, он не будет портить чужой праздник.
И тут из-за изгороди одновременно выросли две головы. Синхала и Маниша! Их волосы блестели, смазанные каким-то маслом, и так же блестели от радости глаза.
- Ты обещал прийти, - укоризненно сказал Синхала.
- Не обещал.
- Ты не отказался, значит, обещал. Пойдем, отец велел пригласить тебя и твоего отца.
- Отец на службе, а мне Ришту не разрешит.
Синхала решительно перебрался через изгородь:
- Я сам с ней поговорю.
И исчез в саду. Маниша робко взглянула на Бена:
- Бен-сахиб, пожалуйста, пойдем.
- А кто у вас играет на барабане?
- Мама и ее сестры, - улыбнулась Маниша. – В новый год женщины всегда играют на рабане, чтобы отогнать злых духов. Пойдем, Бен-сахиб, каруна-кара, пожалуйста.
- Готово! – Синхала ловко перепрыгнул изгородь и уже с той стороны добавил: - Справиться с Ришту было нелегко, но я победил. Она разрешает тебе праздновать с нами.
Странно, но Бен вовсе не почувствовал себя чужим среди веселящихся сингалезов. Живые темные глаза, приветливые белозубые улыбки… Все окружили его, женщины в новых ярких нарядах наперебой старались угостить чем-нибудь вкусным, мужчины предлагали пожевать бетель, от чего Бен настойчиво отказывался. Вари и Шушу не было видно. Наверно, они скрылись подальше от этой веселой суматохи. Бен с интересом смотрел, как дети и взрослые катают кокосовые орехи. Это было похоже на веселое катание пасхальных яиц.
Темнело. Налика поставила в плетеные светильники глиняные мисочки с маслом и зажгла огонь. Сад озарился таинственным светом и превратился в сказочный лес.
- Бен-сахиб, окажите мне честь, покачайтесь со мной на качелях, - неслышно подошла Маниша.
Бен послушно встал и последовал за девочкой. Маниша велела Бену сесть на доску, а сама встала у него за спиной. Бен сильно оттолкнулся ногами, и качели взмыли вверх. Все выше и выше раскачивала их Маниша, ее юбка, пахнущая имбирем и какими-то травами, билась за спиной мальчика, словно птичьи крылья. А потом Маниша запела. Голос ее оказался невысоким, мягким и звучным. Сингальские слова тоже звучали музыкой, непонятной и зачаровывающей.
- Сегодня новый год, все дарят друг другу подарки, - сказала Маниша, когда песня кончилась. - Мне нечего подарить вам, Бен-сахиб, поэтому я подарю вам эту песню на вашем языке. Это качельная песня.
Чели-чели, мои качели, братик,
Видимо-невидимо в саду ареков, братик,
Плывут корабли в далекий океан,
А мы качаемся на золотых качелях, братик…
Английские слова получались у Маниши необычно ласковыми и успокаивающими. Словно подражая девочке, в листве запела какая-то птица.
- Только в канун нового года поет птица Коа, - сказала певучим голосом Маниша.
- О чем она поет? – спросил Бен.
- О том, что гораздо труднее найти счастье, чем его потерять, - непонятно ответила девочка, и в ее голосе прозвучали грустные нотки. Новогодний вечер закончился.
Майор Торн затосковал. По вечерам его все чаще видели в офицерском клубе, где перед ним стоял стакан виски. Иногда он заходил в гости к Фланнаганам и обязательно приносил Бену какое-нибудь лакомство.
- Знаешь, Синхала, - сказал как-то Бен другу, - я понимаю, как майору плохо. Мисс Сильвия уехала, и ему очень одиноко, почти так же, как было нам с отцом, когда не стало мамы. Я знаю, утешать его бесполезно. Меня после смерти мамы все тоже пытались утешать, но это совсем не помогало.
- Майору надо уехать отсюда, куда-нибудь далеко-далеко, - глубокомысленно сказал Синхала. – В других местах и жизнь пойдет по-другому.
- Но я ведь не забыл маму, уехав из Симлы, - возразил Бен.
- И все же ты горюешь по ней гораздо меньше, - сказал Синхала.
Бен замолчал и задумался. Может, Синхала прав? Может, он начал забывать маму? Ведь он уже думает о том, что было бы, если бы папа снова женился…
- Почему в жизни все так сложно, Синхала? – тоскливо спросил Бен. – Почему все время надо выбирать? С кем дружить, на ком жениться?
Синхала пожал плечами. Ему нечасто приходилось выбирать, а если и приходилось, он делал выбор решительно, не колеблясь.
- Твой отец снова хочет жениться? – спросил он.
- Нет.
- Тогда что выбирать?
- Понимаешь, мне кажется, что ему нравится одна девушка, но он никогда не решится сказать ей об этом.
- Да, так бывает, - глубокомысленно подтвердил Синхала. – Но я долго раздумывать не стану. Если мне понравится какая-нибудь девушка, я сразу ей об этом скажу.
- Ты не сможешь! – со знанием дела сказал Бен. – Это ты сейчас так уверен, а потом увидишь ее и…
- Тебе самому кто-то нравится! – догадался Синхала, и его темные глаза озорно сверкнули.
- Теперь я уже и не знаю, нравится она мне или нет. Она красивая, но, по-моему, не очень добрая.
- Тогда забудь о ней. Злая жена – наказание богов.
Бен засмеялся. Как будто он жениться собирается!
- Мы же с тобой решили стать моряками, - напомнил строго Синхала. – Какие у моряков жены? Вот станем старыми, тогда и женимся.
- Отца только жаль, - сказал Бен.
- Слушай, ты должен с ним поговорить. Может быть, он думает, что оскорбит тебя, если женится на другой женщине. Скажи ему, что ты не будешь возражать. Ведь ты не будешь?
- Конечно, нет. Мне кажется, что в нашем сердце может жить несколько разных людей, и каждого мы любим по-своему. Мама бы не обиделась, а может быть, была бы даже рада видеть нас счастливыми.
- Скажи это своему отцу, - решительно заключил Синхала.
Но разговор Бена с отцом закончился гораздо быстрее, чем ожидал мальчик.
- Тут не о чем говорить, друг Бен, - сказал отец. – Мне никто не нужен.
- Папа, но тебе ведь нравится мисс Симмонс?
- Она предпочитает другого. Никогда больше не будем касаться этого вопроса, сын. Договорились?
Голос отца стал чужим и жестким.
- Договорились, - тихо ответил Бен.
Слова Синхалы словно услышал кто-то, управляющий нашей жизнью. Через несколько дней, придя к Фланнаганам, майор Торн обратился к Бену:
- Бенджамен, а не отправиться ли тебе в путешествие?
Бен молчал, ожидая подвоха.
- Тогда, может быть, мне спросить об этом твоего отца? Капитан, вы не будете возражать, если я приглашу Бенджамена составить мне компанию в поездке?
- Вы куда-то едете, майор? – удивился Майкл Фланнаган.
- Да, я получил небольшой отпуск, чтобы увидеться с сестрой и ее сыном, которые уже месяц живут в Коломбо. Алекс, сын моей сестры Сесилии – студент-биолог, он прибыл на Цейлон для изучения животных и растений. Через два дня я отправляюсь к ним в гости. Не хотите отпустить со мной Бена? Мальчику будет интересно увидеть новые места.
- Это лишние заботы, майор. Бен еще слишком мал, чтобы быть необременительным попутчиком.
- Пустяки, капитан. Лучшего попутчика, чем Бен, и желать нечего. Терпеть не могу путешествовать в одиночестве, а выбор спутника здесь невелик.
- Бенджамен, ты хочешь увидеть Коломбо? - растерянно спросил отец.
Конечно, Бен хотел, и не просто хотел – он мечтал о путешествиях, да и майор Торн ему нравился: он был надежен, доброжелателен и спокоен.
- Что ж, собирайся в дорогу, Бенджамен, - едва заметно улыбнувшись, заключил майор.
- Папа, можно взять в путешествие Синхалу? – спросил Бен, когда гость ушел.
- Что за вздор, - недовольно отозвался отец. – Хватит и тебя! Не понимаю, зачем майор предложил тебе это. Он слишком любезен.
- Он одинок, - тихо сказал Бен. - Но мне нужен будет слуга, а ты не захочешь отпустить Салима.
- Конечно, я его не отпущу, - нахмурился отец. – К тому же у майора есть свой саис.
- Не буду же я просить обо всем чужого слугу, - не отступал Бен. – А Синхала может все.
- Тоже мне, всемогущий Синхала, - отец усмехнулся и задумался. Действительно, было бы удобно, чтобы у Бена был свой слуга. – Но согласится ли твой туземный приятель?
- Конечно, согласится! - Бен понял, что битва выиграна. – Он тоже любит путешествовать.
Вечером, взобравшись на Джаянту, Бен поспешил поделиться своими новостями с другом, но Синхала, выслушав все, неожиданно замолчал. Бена его молчание обескуражило. Он решил, что Синхала обиделся на предложение стать саисом.
- Синхала, это же не по правде! Я так сказал отцу, чтобы он разрешил мне взять тебя с собой. Я совсем не собираюсь делать из тебя слугу.
Но Синхала упорно молчал. Бен почувствовал себя неловко.
- Может, ты боишься, что майор будет против? Нет, он возражать не станет, его жена была туземкой.
Синхала все так же молча принялся спускаться с дерева.
- Синхала! - окликнул его Бен, но ответа не получил. Обиженный, он подождал, пока тот скроется в доме, и тоже спустился на землю. Вот тебе и друг! А ведь он, Бен, так доказывал отцу, что Синхала должен поехать! Нет, никогда не понять ему этих туземцев.
На следующее утро из-за изгороди раздался птичий посвист, но свистел явно не Синхала. Бен с удивлением обнаружил за кустами Манишу. Девочка еще никогда не вызывала его сама. Что-то случилось?
- Бен-сахиб, - умоляюще сказала Маниша, покраснев, - пожалуйста, не сердитесь на Синхалу.
- Я не сержусь, - холодно ответил Бен. – Я предложил ему поехать со мной, но он не хочет, вот и все.
- О, он очень хочет, Бен-сахиб, очень хочет! Он даже ночью не спал, я видела.
- Почему же он не согласился? – недоуменно спросил Бен.
- Понимаете, он считает, что мужчине нельзя показывать свое нетерпение, нельзя сразу согласиться. Попросите его еще раз, Бен-сахиб, каруна-кара, пожалуйста! Он себе не простит, если вы уедете без него, но он гордый, сам об этом снова не заговорит.
- Он гордый, а я, значит, не гордый, - проворчал Бен.
- Вы говорили, что Синхала вам друг.
Слова Маниши вдруг напомнили Бену другие ее слова, сказанные после представления в театре: «Вы настоящий Хануман, Бен-сахиб, вы верный друг». Каким же он будет верным другом в глазах Маниши, если не сделает шаг навстречу?
- Я еще раз предложу Синхале поехать со мной. Скажи ему, что я буду ждать его на Джаянте.
Глаза Маниши засияли:
- Боги да благословят вас, Бен-сахиб!
И девочка исчезла за изгородью.
Еле-еле выкроил Бен время, чтобы поговорить с Синхалой. Ришту то и дело подзывала его, чтобы показать, куда и что она укладывает в дорогу, дать наставления, как себя вести, какое лекарство пить, если случится нездоровье. Только под вечер Бену удалось ускользнуть в соседский двор. Синхала уже ждал его на Джаянте.
- Синхала, только от тебя зависит, отправлюсь ли я в это путешествие, - устроившись на ветке рядом с другом, начал Бен. Темные глаза друга непонимающе глянули на него.
- Понимаешь, отец отказался отпускать меня без саиса, - продолжал Бен, – поэтому я снова прошу тебя: поедем!
Синхала мгновение помедлил, а потом сказал, словно нехотя:
- Раз так, я готов служить сахибу и отправиться с ним в путешествие.
- Синхала! – укоризненно воскликнул Бен. – Я ведь сказал тебе, что это понарошку. Ты вовсе не должен мне служить. Мы же с тобой друзья.
- Так нельзя, - серьезно сказал Синхала. – Каждый играет свою роль. Если я буду твоим сахибом в глазах людей, я должен играть свою роль хорошо. Вот когда я стану капитаном, и ты придешь на мой корабль, тогда я уже не скажу: «Я слуга сахиба». Я скажу: «Пришел мой друг, примите его с почтением».
- Синхала, мы отправляемся завтра. Майор Торн заедет за нами рано утром.
- Самое главное – выбрать удачный день для начала путешествия, - Синхала сразу почувствовал себя важной персоной. - Лучше всего отправляться в дорогу в четверг, но и среда - тоже неплохо. Важно не встретить перед отъездом кого-нибудь с кувшином воды или молока, или человека с белыми цветами в руках. И ни за что не говори, куда едешь, это тоже приносит несчастье.
- Кому я буду говорить? – засмеялся Бен. – Ришту и Салим и так знают, Маниша тоже.
- Реветь будет, - задумчиво сказал Синхала.
- Кто? Маниша? Почему?
- Она не хочет, чтобы я ехал. Сказала, скучать будет. Вот глупости! А по-моему, она по тебе скучать будет.
- Придумал! – возмущенно прервал друга Бен. – Я ей никто, а ты брат.
- Ты – наш друг. К тому же ты ей нравишься.
Бен покраснел и начал отколупывать ногтем кору с ветки. Синхала посмотрел вниз и начал что-то насвистывать.
- Вон она, на веранде. Сюда посматривает. Хочет узнать, что мы с тобой решили. Надо ей рассказать.
- Вещи собери! - крикнул Бен, когда Синхала начал с ловкостью змеи скользить вниз по стволу. – И приходи завтра на рассвете.
- До завтра! – раздалось снизу.
- Это зебу, волы. Видишь, у них на спине горб? Их держат вместо лошадей и ослов, которых на острове почти нет, - говорил майор, удобно откинувшись на сиденье в экипаже, который нес их с Беном по красной дороге. Дорога то подходила к самому берегу океана, то снова ныряла в заросли.
Бен с интересом слушал и смотрел. Цейлон весело просыпался. Солнце золотило верхушки деревьев, хижины, крытые пальмовыми листьями, были похожи на домики из книги сказок. Их высокие лохматые крыши свисали чуть не до земли, почти закрывая окна. Вокруг домов бродили утки, тощие собаки, маленькие свиньи непонятного темного цвета. Прямо на улице женщины варили что-то глиняных горшках. Навстречу экипажу выбегали полуодетые смуглые ребятишки и с любопытством разглядывали путешественников. Синхала, который следовал за сахибами в другой двуколке, составляя компанию Даситу, саису майора, принимал важный вид, словно заправский путешественник.
Жены рыбаков несли на продажу рыбу и крабов в корзинах, подвешенных к двум концам изогнутого шеста, который они держали на плече.
- А что это за черные фигуры торчат из воды? – спросил Бен, когда дорога снова свернула к океану.
- Это рыбаки, - пояснил майор. - Так на Цейлоне ловят рыбу. Рыбаки во время отлива втыкают в дно шесты, на которые привязаны поперечные жердочки, и с них весь день ловят рыбу.
- Но это неудобно, - удивился Бен.
- Почему-то ведь они выбрали этот способ, - невозмутимо ответил майор.
- Смотрите, дети забираются на пальму!
Майор улыбнулся и немного сдвинул на глаза пробковый шлем, чтобы солнце не слепило его. Действительно, шесть ребятишек друг за другом, как обезьянки, взбирались на кокосовую пальму, цепляясь за нее руками, а ногами перебирали по стволу, словно взбегали наверх. Получалось это у них ловко, ничего не скажешь!
- Такую работу часто поручают мальчишкам, - пояснил майор. – Кокосовая пальма для сингалезов – доброе божество. Посуди сам, Бенджамен: из ее древесины делают мебель, кокосы употребляют в пищу, кокосовое масло используют, когда делают мыло и лекарства.
- У Салима есть светильник, который он заправляет кокосовым маслом, - вспомнил Бен, – светильник из половинки кокосового ореха.
- Из скорлупы ореха делают еще и ложки, и чашки, из листьев плетут корзины и циновки, а из волокон вьют веревки и морские канаты, упругие и очень прочные. Видишь, какая важная персона эта пальма?
Днем путешественники остановились на обед в маленьком трактире, и майор с удивлением наблюдал, как его юный попутчик ловко ест карри руками. Вилок в заведении не оказалось, и майору пришлось довольствоваться чашкой кофе.
К вечеру деревенских хижин стало меньше, замелькали в тени деревьев беленькие английские домики и красивые виллы. Бен заметил, что по обе стороны дороги растут то ли высокие кусты, то ли низкие деревья, распространяющие по округе сладковатый пряный запах.
- Коричные сады, - пояснил майор. – Корица всегда была главной пряностью, главным богатством Шри Ланки. Мы уже подъезжаем к Коломбо.
Это было очень вовремя, так как Бен почувствовал, что от тряски и усталости у него начинает болеть голова. Экипаж остановился возле уютного белого домика, утопающего в зелени, откуда навстречу майору выскочил долговязый молодой человек со светлыми волосами, напоминающими солому. За ним спешила полная высокая дама. Она радостно улыбалась, непрестанно что-то говоря:
- Приехали, приехали, мои дорогие! Стивен, как мы рады тебя видеть! А тебя, дружок, как зовут? Бенджамен? Ты устал, Бенджамен? Стивен, как твое здоровье? Как Сильвия? Алекс, Алекс, позаботься о мальчике!
Тетушка Сесилия увлекла брата в дом. Синхала и Дасит принялись носить вещи, а Бен в растерянности стоял перед крыльцом, пока к нему не подошел долговязый Алекс. Он приветливо обнял мальчика за плечи:
- Спорим, ты еще никогда не видел такой разговорчивой дамы, как моя матушка? Похоже, дяде не скоро удастся вставить словечко. Пойдем, я покажу тебе сад и дом.
Дом оказался неожиданно просторным, со светлыми комнатами и верандой. Сад тоже понравился Бену. Он был живым и ярким, каждое дерево, каждый цветок жили своей бурной жизнью, показывая себя с наилучшей стороны. Пальмы приветливо склоняли над садом свои зонты, пытаясь защитить от зноя его обитателей, на бананах желтели аппетитные полумесяцы, акации спорили красотой убранства с миртами, а перед самой верандой, словно король, величественно замер огромный тамаринд. Веселыми нарядными детьми разбежались по саду лилии и орхидеи, а в тени лавра скромно цвели примулы – воспоминание о далекой Англии.
Тем временем небо залилось румянцем, предвещавшим скорый закат. Солнце неумолимо снижалось, прячась за пальмы, на листьях тамаринда заиграли розово-золотые блики. Потом свет вокруг начал гаснуть, как в театре под началом представления. Мягко, неслышно на Коломбо опустилась ночь. Приветствуя высыпавшие на небо огромные звезды, заверещала ночная птица. Словно призрак, скользнуло мимо Бена какое-то темное пятно. Мальчик вздрогнул.
- Не бойся, это дикая кошка, - засмеялся Алекс. – И учти: первую ночь ты будешь спать плохо, по себе знаю. Я пугался каждого шороха, а их здесь предостаточно, уж ты поверь. К тому же слуга-туземец сразу же поведал нам с матушкой, что в полночь в дом является призрак прежнего хозяина, которого обрекли на это боги в наказание за что-то. Видимо, поэтому мы так легко сняли этот дом. Но не тревожься, приятель: никакого призрака за все это время мы не видели, а к шуму летучих мышей и прыжкам диких кошек быстро привыкли.
- Бен-сахиб, - взволнованно зашептал вынырнувший из темноты Синхала, - Бен-сахиб, нельзя ночью стоять возле тамаринда! Это дерево принадлежит демонам, ночью оно испускает яд. Подышишь – и умрешь!
- Ух ты, еще одна страшная история! – оживился Алекс. – Пойду, пожалуй, запишу. Я решил написать книгу со всякими приметами и суевериями туземцев. А ты, Бен, беги-ка к столу. Матушка тебя сейчас так накормит, что никакие тамаринды и призраки не потревожат тебя до утра.
И действительно, спал Бен прекрасно, но, проснувшись, вдруг ощутил какую-то тревогу. Он еще никогда не оставался без отца и сразу почувствовал, как его не хватает. Мальчик смотрел на потолок, на котором тени пляшущих под утренним ветерком листьев рисовали странные картины, и вставать ему не хотелось. Дома он сразу побежал бы к Ришту, которая угостила бы его чем-нибудь вкусненьким, а здесь…
Дверь неслышно отворилась, и вошел Синхала.
- Сахиб велел помочь тебе одеться, - сказал он, смеясь глазами.
- Сам уж как-нибудь с этим справлюсь, - ворчливо сказал Бен и спрыгнул с кровати. – Синхала, к тебе ночью призрак не заходил?
- Нет, только какой-то одуревший бандикут. Он метался по комнате, натыкаясь на все подряд, пока не выскочил в окно.
Бен засмеялся. Синхала улыбнулся сдержанно, как полагается саису.
- Сахиб Торн сказал, что после завтрака вы с сахибом Алексом поедете смотреть порт.
- А ты?
- Куда же Бен-сахиб без своего саиса! – гордо сказал Синхала.
Город поразил Бена просторными улицами и высокими домами, портом, полным всевозможных кораблей и лодок, красиво одетыми дамами и джентльменами, прогуливающимися под зонтиками по эспланаде. Коломбо совсем не походил на небольшой уютный Галле с его улицами, устланными, словно ковром, желтыми и красными цветами фикусов. Он был официальным и чопорным, здесь каждый дом чувствовал себя важным и неповторимым.
Поражали воображение мальчика и сияющие чистотой витрины, в которых были выставлены всевозможные товары. Когда Алекс ненадолго зашел в фотосалон, Бен и Синхала не могли оторваться от выставленных в витрине фотографий, на которых были изображены виды Цейлона.
- Вот бы научиться фотографировать, - с завистью сказал Бен.
- Попроси у сахиба Алекса, пусть он тебя научит, - предложил Синхала.
- Алекс, мне хотелось бы научиться фотографировать. Это очень сложно? – спросил Бен, когда молодой человек вышел из магазина с полными руками свертков.
- Не боги горшки обжигают, - туманно ответил Алекс, но, увидев лицо Бена, засмеялся:
- Ты хочешь научиться, друг Бен? А фотоаппарат у тебя есть? Ладно, для начала попробуешь фотографировать моей камерой. Кстати, не хочешь ли завтра отправиться вместе со мной в ботанический сад Перадению? У меня есть рекомендательное письмо к директору, буду просить разрешить мне фотографировать редкие растения.
- Конечно, хочу! А майор тоже поедет?
- Нет, дядя останется, им с матушкой надо вдоволь наговориться, особенно матушке. А нам составит компанию Синхала.
Синхала энергично закивал, на этот раз не заставляя просить себя дважды.
И тут Бен увидел невероятную картину: по улице, впрягшись в двуколку, бежал человек! И что было еще более невероятным, в двуколке сидел другой человек. Человек ехал на человеке!
- Алекс, что это? – только и смог вымолвить Бен.
- Рикша, - ответил молодой человек, не понимая, что так поразило Бена. – Их много в Коломбо.
- Но разве можно ездить на человеке? Для этого есть лошади!
- На человеке ездить дешевле, друг мой, - весело сказал Алекс, но тот же, увидев лицо Бена, стал серьезным:
- Сингалезы – не люди для европейцев. А этим беднягам надо как-то зарабатывать на жизнь, Бенджамен.
- Кто же хуже, - голос Бена дрогнул, - те, кто ездит на людях, или те, кто разрешает им это?
- Ты многого не понимаешь, друг Бен, - проговорил Алекс.
-Так всегда отвечают взрослые, если не хотят признаться, что что-то устроено неправильно, - возмущенно ответил Бен. – Неужели я когда-нибудь стану думать, что это справедливо? Клянусь, что нет, слово ирландца!
Синхала с уважением смотрел на своего друга. Оказывается, есть и такие британцы…
Вечером Алекс с важным видом показывал мальчикам и дяде свою коллекцию бабочек.
- Конечно, основную коллекцию я оставил дома. Это лишь бабочки Индии и Цейлона. Надеюсь, что после этого путешествия у меня будет самая полная коллекция в Англии.
Бен с недоумением смотрел на прекрасные создания, приколотые иголками к бархату коробки.
- Их надо изучить, друг Бен, и описать, чтобы все о них знали. А как сделать это, не поймав ни одной бабочки? – сказал Алекс, заметив выражение лица Бенджамена.
- Они очень красивы, - заметил Бен, пересилив себя, и Алекс расцвел:
- Гордость моей коллекции - это, конечно, цейлонская древесная нимфа. Она обитает только на Цейлоне, но уже знаменита: ее изображают на марках, открытках, закладках и даже на игральных картах.
Бабочка и в самом деле казалась нимфой – почти прозрачная, серебристо-белая, точно невесомая, лишь крылья украшены тонким черным узором.
- Эта бабочка называется не менее романтично – «Цейлонская роза». Видите эти красные пятна на брюшке? Так бабочки предупреждают птиц о том, что ядовиты. Весьма мило с их стороны, не так ли? А вот у этой бабочки название неожиданно грозное – «Цейлонский тигр», из-за белых полосок на темных крыльях.
- Скорее уж зебра, - сказал Бен.
- О, ты знаешь зебру? –удивился Алекс.
- Я читаю книги, - с достоинством ответил Бен.
- А это - «Голубая бутылочка». У нее на черных крылышках можно разглядеть голубые рисунки в виде бутылочек. Подкрасться к «голубой бутылочке» очень легко, поэтому у меня таких бабочек целых три. А это «Аполлон Чарльтона», названа в честь майора Чарльтона, коллекционера бабочек Индии.
Бабочка была серебристой, с узором из красных и синих пятнышек на нижних крыльях. Бен подумал, что Бог проявил такую фантазию и изобретательность, создавая бабочек, потому что хотел украсить ими Свой мир и доставить людям радость. Только жаль, что для изучения приходится убивать эти волшебные создания, достойные мира эльфов.
Отец вернулся
Андрей сидел за компьютером рядом с отцом. Гастроли, наконец, закончились, и знаменитый кларнетист превратился в доброго домашнего папу.
Целый день он разбирал свои вещи, рассказывал маме и Андрею о поездке, с довольным видом вручал им привезенные из разных стран подарки, а после ужина уютно устроился на диване. Вот тогда мама с Андреем, прижавшись к папе с двух сторон, перебивая друг друга, начали рассказывать ему о находках в бабушкином альбоме и о попытках построить родовое дерево.
- Это же замечательно! – воскликнул папа, выслушав рассказ. – Покажи-ка, Андрейка, что у вас получилось!
И вот они сидят перед экраном, на котором раскинуло ветки построенное Андреем дерево.
- Что-то моя веточка оказалась почти пустой, - пошутил отец. – Придется мне срочно вспоминать всех своих родственников. Ты молодец, сын. Людям важно знать свои корни. Если ты – маленькая веточка на большой ветке, то должен расти так, чтобы это дерево не испортить, не изуродовать.
- Пап, проведи поскорее Интернет, - попросил Андрей. – Мама обещала, что мы узнаем что-нибудь о родственниках дедушки Эндрю.
- Непременно, сын. У меня уже у самого руки чешутся. Только ты должен поскорее поправиться.
- Я уже почти здоров. Бабушкины наволочки лечат меня. Пап, если ты придешь посидеть со мной перед сном, я расскажу тебе историю о Бенджамене Фланнагане.
Сон шестой
Странные растения и зверюшки, Зуб Будды и работа детектива
- Я не хочу, чтобы Синхала ехал в третьем классе, а я в первом, - запротестовал Бен. – Он мой друг, и это несправедливо.
- Ну что мне делать с твоей тягой к равенству, Бенджамен? – сокрушенно вопросил Алекс. – Хорошо, я куплю билеты во второй класс, но потом не жалуйся.
Жаловаться Бену было некогда. Так же, как и Синхала, он никогда не ездил на поезде, и все вызывало у него восторг и искренний интерес. Вагон оказался полупустым, поэтому мальчики смогли все рассмотреть. Везде царил порядок, кондуктор, проверяющий билеты, был в белой одежде и шлеме.
- Как быстро! – прошептал Синхала, когда поезд набрал ход.
- Боишься? - спросил Бен.
Конечно, Синхала отрицательно помотал головой, но Бен видел, что другу страшновато. Самому ему было даже весело смотреть с высоты насыпи на залитые водой рисовые поля, на крестьян, которые брели по воде вслед за своими волами. Иногда мелькали мимо окон высокие пальмы с очень большими листьями.
- Это талипотовая пальма, - пояснил Алекс. – Под ее листом могут спрятаться от дождя двадцать человек. А еще из ее листьев делают бумагу вроде пергаментной. Пальма цветет только раз в жизни огромным желтым цветком, а потом погибает.
Дорога стала подниматься вверх, на холмы, и начала петлять, словно хотела запутать следы.
- Видите ту старую дорогу? – спросил Бена один из попутчиков, важный смуглый человек в очках. – Здесь когда-то разбойничал Сарадиэль.
- Кто? – переспросил Бен.
- Легендарный разбойник. Конечно, молодые сахибы не слышали про него, но я могу рассказать.
Алекс с интересом придвинулся поближе.
- Что же, послушаем! Местные сказки – занимательная штука.
- Это не сказка, - немного обиделся попутчик. – Все знают, что Сарадиэль существовал на самом деле. Надеюсь, сахибы не рассердятся на меня за мой рассказ, ведь Сарадиэль был врагом англичан.
- Рассказывайте, почтенный, - немного насмешливо перебил его Алекс. –Лично нам обижаться не на что.
- Сарадиэль родился неподалеку, в маленькой деревушке. Его отец торговал кофе. Сарадиэль был смышленым парнишкой, и его взяли в храмовую школу, но он часто дрался с другими учениками, особенно с теми, кто был из богатых семей. Его возмущало, что они сидели ближе к учителю, были лучше одеты. И вот в одной драке пущенный его противником камень разбил голову другому мальчику. Сарадиэль испугался, что обвинят в этом его, и сбежал. Он решил мстить британцам и стал нападать на них на большой дороге. Первой его жертвой сделался богатый торговец из Канди, который немилосердно обирал местных крестьян. Сарадиэль ограбил его, а деньги раздал бедным.
- Прямо как Робин Гуд! – воскликнул Бен.
- Вскоре все услышали о Сарадиэле, особенно после дерзкого нападения на казармы в Коломбо, когда он украл оружие и патроны. Тогда власти объявили награду тому, кто схватит юного разбойника живым или мертвым. После долгих поисков Сарадиэль все же был пойман и скован наручниками по рукам и ногам. Тем, кто сопровождал его, было запрещено снимать с него наручники даже тогда, когда он ел, запрещено продолжать путь с наступлением темноты. Но, несмотря на все предосторожности, Сарадиэль сбежал! Прямо в наручниках!
Бен увидел, что глаза Синхалы блестят: он явно наслаждался рассказом.
- Сарадиэль еще не раз попадал в опасные ситуации, но всегда ускользал. Один раз он ускользнул от полицейских, вися под брюхом быка, другой раз переоделся женщиной. Люди стали бояться ездить по дороге в Канди. Но один из соратников, польстившись на награду, выдал Сарадиэля. Тот был ранен и попал в плен.
Синхала затаил дыхание. Ему хотелось, чтобы и на этот раз с помощью какой-нибудь необыкновенной уловки этот герой одурачил британцев и освободился.
- На этот раз убежать ему не удалось, - слова рассказчика рассеяли иллюзии. – Сарадиэля повесили. Люди, которые пришли посмотреть на казнь, ждали увидеть огромного страшного разбойника, но увидели невысокого худого человека с приятным лицом. И многие плакали, потому что Сарадиэль стал для бедных и угнетенных воплощением справедливости.
- Я смог бы защитить его, если бы был рядом! – воскликнул Синхала. – Только предатели могут польститься на деньги.
- Одного такого звали Иудой, - усмехнулся Алекс. И тут Бен поднял голову. На протяжении всего рассказа его мучила какая-то мысль, и теперь он понял:
- Может быть, он и был благородным разбойником, но мне это не нравится. Это не по-христиански.
- Он же раздавал деньги бедным! – возмущенно сказал Синхала.
- Он раздавал не свои деньги, а украденные.
- Он же отнимал их у тех, кто сам грабил бедных!
- А Господь не сказал, что у таких можно красть. Разве в Библии написано: «Не укради только у хороших людей»? Господь сказал «Не укради», и все! И разбойник этот попадет в ад, даже если он и раздавал деньги бедным.
- А как же раскаявшийся разбойник, который умирал вместе с Христом? Ему Господь обещал рай, - коварно вопросил Алекс.
- Он раскаялся и поверил в Бога.
- Но Сарадиэль был язычник, он не знал про бога англичан, - вмешался Синхала.
Бен задумался. Действительно, откуда этому туземцу было знать, что он поступает неправильно?
- Может, тогда Господь простит его, - нерешительно заключил он. – Но я все равно не буду считать его героем. Вот если бы он свои деньги и одежду раздал, как Франциск Ассизский…
А поезд взбирался все выше. Далеко внизу остались долины, ближе стали далекие горы. Иногда поезд проезжал под нависшими сверху скалами, образовавшими туннель.
- Смотри, Синхала, водопад! – воскликнул Бен, но Синхала молчал. Он явно думало чем-то своем. На мгновение над водопадом вспыхнула радуга и тут же исчезла.
- Перадения! – объявил контролер, проходя через вагон, и через несколько минут поезд, замедлив ход, остановился возле маленькой аккуратной станции, на которой Алекс нанял экипаж до ботанического сада. Молодой человек осторожно поставил на колени сумку с фотографическими принадлежностями и оберегал ее от толчков и тряски. Бена в поезде немного укачало, и он с удовольствием вдыхал влажный душистый воздух.
- Как тебе понравился поезд, Синхала? – спросил Алекс.
- Если я не смогу стать моряком, то непременно стану машинистом! – и лицо Синхалы расцвело восторженной улыбкой.
Перадения встретила путешественников почетным караулом огромных фикусов, выстроившихся по обеим сторонам входной аллеи. Бен с изумлением огляделся: каких растений здесь только не было! Самые разные пальмы, обвитые лианами и какими-то ползучими цветами, разноцветные орхидеи, гордые фуксии! Сад переливался красками, точно павлиний хвост. Даже Синхала смотрел по сторонам, разинув рот от удивления.
- Просто рай для ботаника, - сказал Алекс. Этот сад – природная теплица. Тропическая температура, большая влажность… Вот тропическая Флора и показывает себя во всей красе.
Флора, действительно, была волшебницей: растения напоминали самые разные вещи, а иногда невиданных животных. Вот перед Беном предстало что-то треугольное, вот показалось дерево, усыпанное гроздьями алых цветов, словно охваченное огнем. Со следующего дерева свисали какие-то длинные желтые трубочки, а у великана, который, судя по табличке, назывался «эвкалипт», кора была словно разрисована полосами всех цветов радуги!
Когда Бен прочитал табличку под следующим деревом, он с беспокойством поднял голову. На табличке было написано: «Берегитесь падающих пушечных ядер!» Откуда здесь пушечные ядра? И тут же догадался, что так называются висящие на дереве плоды. Они действительно очень походили на пушечные ядра. Бен перевел надпись Синхале, и тот засмеялся.
- Невероятно, но на этом дереве живут сразу и цветы, и плоды, - сказал Алекс. Бену же дерево чем-то напомнило рождественскую елку: плоды-шары и большие оранжево-розовые цветы были похожи на елочные игрушки. Мишуры только не хватает!
- А это – гордость сада, фикус Бенджамена.
Бен вздрогнул от неожиданности, услышав свое имя. Синхала восхищенно присвистнул. Посреди огромной лужайки стояло дерево, но какое! Оно раскинулось гигантским зеленым шатром, способным укрыть целый полк солдат. Подойдя к дереву, Бен словно попал в рощу, так как у этого одного-единственного дерева было множество стволов. Они переплетались, ползли по земле, поднимались вверх, точно большие удавы, играющие в какую-то игру. Ну и дерево-Бенджамен! Конечно, Алекс уже фотографирует его. Надо будет попросить одну из фотографий и показать отцу. Он, наверно, и не знает, что есть на свете такие деревья.
Когда путешественники вошли в следующую аллею, им вдруг показалось, что они куда-то падают, что земля покосилась под ногами. Но оказалось, что это деревья по обе стороны дороги росли под наклоном!
- Это араукарии, их еще называют «пьяными деревьями», - пояснил Алекс. Мальчики невольно наклонили головы: так все выглядело естественнее.
- А это бамбук, - показал Алекс, когда путешественники вышли на дорогу, ведущую к реке Махавели. – Есть бамбук черный, бамбук желтый, зеленый. Зеленый бамбук растет невероятно быстро, по футу в день. Утром еще был тебе по колено, а вечером смотришь – уже по пояс.
Над бамбуком гордо, словно плюмажи, развевались листья, бросающие на дорогу приятную тень.
- А ведь, между прочим, бамбук – это трава, - хитро прищурившись, сказал Алекс. Синхала недоверчиво покосился на него, но ничего не сказал.
- Что это за плеск? – насторожился Бен.
- Рядом река, - ответил Алекс, - наверно, какая-нибудь рыба плеснула.
Но плеск повторился. Это явно был кто-то покрупнее рыбы. Алекс поспешил туда, увлекая за собой ребят, и их взглядам предстала необычная картина. Полускрытая толстым корявым корнем дерева, в реке сидела большая кошка, серая, в пятнах.
- Кошки же не любят воду, - прошептал Бен, но тут кошка подобралась, метнулась из-за корня и когтистой лапой ударила по воде. Серебристым огоньком взлетела и упала на берег извивающаяся рыба.
- Это кошка-рыболов, - догадался Алекс. – Я читал про нее, но никогда не видел своими глазами. Потрясающе!
Он тут же вытащил камеру и принялся снимать. Кошка-рыболов быстро расправилась с пойманной добычей и снова вернулась в реку, где и запечатлел ее Алекс. Но необычная кошка была не единственным неизвестным Бену животным, встреченным в Перадении.
- Как вы думаете, что это висит на дереве? – хитро спросил Алекс. Бен и Синхала одновременно подняли головы. С высокого дерева свисали черные мешочки.
- Тоже какие-нибудь плоды? – спросил Бен, уже перестав чему-либо удивляться, но удивиться ему все же пришлось, когда один из мешочков вдруг сорвался с ветки, расправил крылья и полетел!
– Разрешите представить: летучие лисы! – со смехом объявил Алекс. Что бывают летучие мыши, Бен знал, но лисы! Да, будет что рассказать отцу…
Потом прямо под ноги Синхале выбежал скорпион, но мальчик схватил его и зашвырнул подальше в заросли.
- Я их не боюсь, - сказал он. – Мы с Равиндрой их даже в банке держали.
Зато когда появился бурундук, Синхала отскочил в сторону и завопил:
- Ой, полосатый!
Вот тогда уже Бен и Алекс смеялись до слез.
Да, всевозможных зверюшек и птиц было в Перадении множество. Сновали повсюду маленькие серые белки, грелись на стволах деревьев ящерицы, неподвижные и незаметные, которые невозмутимо разрешали Алексу фотографировать себя. Хуже обстояло дело с бабочками. Они никак не хотели сидеть на месте, когда Алекс наставлял на них объектив фотоаппарата.
- Агамемнон! – вдруг прошептал молодой коллекционер, замирая перед черной бабочкой, крылья которой были испещрены зелеными пятнышками и точками. Эти крылья ни на секунду не оставались в покое и трепетали даже тогда, когда бабочка сидела на листе.
- Ну посиди же ты спокойно, - простонал Алекс, но бабочка сорвалась и полетела. Алекс кинулся следом.
Следуя за ними, Бен оказался в зарослях папоротников. Он никогда еще не видел таких великолепных растений. Они казались странной фантазией природы. Резные листья каждого растения чем-нибудь отличались от других, и тени, отбрасываемые ими, походили на изящное кружево. Это кружево трепетало и на воде серебристого ручейка, бегущего с веселым щебетом под сенью этого маленького леса.
- Алекс, что это за растения? – спросил Бен приближающегося Алекса. Тот был доволен: Агамемнон все же займет свое место в фотоколлекции.
- Это папоротники, самые древние растения на земле, - ответил он.
- Можно, я попробую их сфотографировать? – робко спросил мальчик. Он уже представил, как гордо говорит Лавинии: «Это мой снимок. Я фотографировал растения в Перадении по заданию научного общества». Питеру Чейни такое и не снилось!
- Конечно, попробуй, - с готовностью подхватил Алекс. – Это несложно, у меня прекрасная фотокамера. Смотри, поворачиваешь ключик, и пленка перематывается на следующий кадр. Тянешь за шнур, и взводится затвор объектива. Потом остается только нажать на кнопку.
Он протянул Бену фотокамеру и исчез за ближайшим кустом папоротника, разглядывая узор на его листьях. Бен, закусив губу от усердия, вглядывался в объектив, пытаясь поймать красивую перистую ветку, когда вдруг почувствовал, что кто-то выхватил камеру у него из рук. Он вскрикнул и поднял голову. На ветке дерева, прямо над головой мальчика сидела обезьяна и, гримасничая, смотрела в объектив так же, как только что это делал мальчик.
- Алекс! – с ужасом закричал Бен.
- Что случилось? – показалась из-за папоротников голова обеспокоенного Алекса.
- Обезьяна! Она утащила фотокамеру!
Алекс тотчас увидел воровку, которая не обращала внимания на людей, занятая новой игрушкой. Он несколько раз подпрыгнул, пытаясь ухватить негодницу за хвост, но у него ничего не вышло.
- Я виноват, - прошептал Бен, - но я не ожидал…
- Как же ее поймать? – Алекс беспомощно огляделся. – Попробовать накинуть на нее лиану?
Вынув перочинный нож, он срезал тонкую лиану и, сделав на ней петлю, попытался заарканить обезьяну, но та, испугавшись, большими скачками взобралась еще выше и снова занялась камерой.
- Сейчас она разберет ее по винтикам! – в отчаянии воскликнул Алекс.
- Синхала, как нам ее поймать? – спросил Бен, но, не услышав ответа, обернулся. Синхалы рядом с ними не было.
- Алекс, Синхала тоже пропал, - сказал Бен, но Алекс не услышал мальчика, занятый мыслями о спасении фотокамеры. И тут Бен увидел друга. Осторожно и тихо перебираясь с ветки на ветку, Синхала, сам сейчас чем-то напоминающий обезьяну, подбирался к похитительнице. Бен затаил дыхание и потянул Алекса за рукав, молча кивая в сторону Синхалы. Алекс тоже замер. Заметит обезьяна мальчика или нет? Как может Синхала передвигаться по дереву так бесшумно?
Синхала двигался все медленнее и медленнее, то и дело замирал, чтобы обезьяна его не заметила, но той не было дела ни до чего вокруг. Она вертела камеру то так, то эдак, отчего у Алекса вырвался тихий стон.
Вот Синхала уже совсем рядом с обезьяной, прямо за ее спиной. «Только бы не обернулась, только бы не обернулась!» - твердил про себя Бен. Медленно, очень медленно вытянул Синхала руку и… хвать! Смуглая рука крепко схватила воровку за шкирку. Обезьяна возмущенно завопила, свободной лапой колотя мальчика по голове, но Синхала уже держал камеру, которую обезьяне пришлось выпустить. Мальчик отпустил негодующую обезьяну, на помощь которой уже направлялись несколько сородичей, и ловко спрыгнул с дерева. Алекс схватил камеру и стал взволнованно ее осматривать.
- Уф, кажется, все в порядке. Эта глупая зверюга не успела ничего испортить. Синхала, я твой должник. Проси все, что хочешь!
Синхала засмеялся. Что может дать ему этот странный английский парень, изучающий травы и деревья? Он, Синхала, и так будет заботиться о нем и о сахибе Бене, ведь без него те просто пропадут.
- Лишь глоточек воды, сахиб, - попросил он.
- Просьба, достойная короля, - сказал Алекс, доставая флягу и протягивая ее Синхале.
«Англичанин дал туземцу свою флягу, - удивился Бен. - Это тоже достойно короля. Большинство из моих знакомых выбросили бы фляжку после того, как из нее пил сингалез или индиец».
- Попробуешь еще раз, Бен? – Алекс протянул фотокамеру мальчику, но тот отстранился:
- Что-то больше не хочется. Вдруг эта обезьяна приведет на подмогу своих родичей и украдет вместе с камерой и меня?
- Трусишка, - засмеялся Алекс, но от Бена не укрылся вздох облегчения, с которым тот спрятал камеру в футляр.
«Когда-нибудь у меня будет своя фотокамера, и я буду фотографировать все, что захочу», - подумал мальчик.
Прогулка по Перадении продолжалась, пока солнце не начало клониться к закату, а мальчики не почувствовали, что очень голодны.
- Ну что ж, едем в Канди, - с неохотой сказал Алекс. – Вернусь сюда завтра один, еще поработаю.
- А мы что будем делать? – спросил Бен.
- Поскучаете в номере. А потом я свожу вас посмотреть на Зуб Будды.
Зуб Будды… это звучало красиво и загадочно. Засыпая вечером в своей кровати в номере «Королевского отеля», Бен предвкушал необычное зрелище. Интересно ему было увидеть и город Канди, чье название уже манило чем-то сладким и сказочным. Сегодня увидеть город они не успели, вечерняя синева уже сгустилась на многолюдных улицах, когда экипаж привез усталых путешественников из Перадении.
Бен и Синхала, хоть и проголодались, но с трудом проглотили ужин и сразу же отправились спать. Прежде, чем заснуть, Бен успел заметить, что Алекс вытащил свои тетради и стал что-то увлеченно писать. «Наверно, описывает все диковинные растения, что мы сегодня видели», - подумал мальчик и заснул. Во сне он, гоняясь за визжащими обезьянами, карабкался на огромные фикусы, качался на лианах и швырял в непослушных зверьков пушечными ядрами.
Когда погоня закончилась полной победой Бена, в окно заглянуло утреннее солнце. Постель Алекса уже была пуста, а на аккуратно расправлено покрывале лежала записка: «Лежебоки! Уехал в Перадению. Никуда не уходите, завтрак и обед вам принесут в номер, я договорился. А вечером нас ждет Зуб Будды!»
Бен еле дождался вечера и возвращения усталого и довольного Алекса. Мальчик испугался было, что Алекс так устал, что откажется вести их на прогулку, но тот был настроен исполнить обещание. Он даже нашел местного проводника, молодого веселого Аруну, и вскоре Бен и Синхала уже спешили вслед за ним по оживленным городским улицам. Город словно сбежал вниз в высоких гор, окружающих его, оставив многие дома прямо на склонах. Остальные же стремились к озеру в центре города.
- Это озеро – искусственное, - на ходу рассказывал Аруна. – Последний король Канди велел выкопать его и построить посреди озера летний королевский дворец. А рядом с ним – храм Зуба Будды.
Храм напоминал сахарный дворец: белый, с резными оградами и граненой башенкой, накрытый остроконечными колпачками крыш.
- Там и живет Зуб Будды, - продолжал Аруна. – Не забудьте: перед тем, как войти в храм, надо снять обувь. Сам Зуб, вы, конечно, не увидите, он находится за решетками, в последнем из семи хранилищ. Комната закрывается на три замка, ключи то них хранятся у трех монахов, которые дважды в день орошают Зуб водой из золотых кувшинов.
- Тогда как же его увидеть? – удивился Бен.
- Увидеть можно только ларец, украшенный драгоценными камнями.
- К великому Будде нельзя являться без подношений, - добавил Аруна, - но вы можете купить возле храма цветы лотоса или сладости.
- Я не пойду, - вдруг сказал Бен.
- Почему? – удивленно спросил Алекс. Физиономия Синхалы тоже выражала недоумение.
- Я не буду приносить жертвы языческому идолу.
- Вот ерунда! – фыркнул Алекс. – Какие жертвы? Просто знакомство с достопримечательностью, и все.
- Нет, не все, - упрямо сказал Бен. – Ты Библию читал? И про святых? Все мученики отказывались класть что-то на алтарь языческих богов, даже когда им говорили, что это просто традиция такая, что это ничего не значит. Но они считали, что нельзя кланяться идолам даже в шутку. Нет, я не пойду.
Синхала и Аруна смотрели на мальчика с изумлением. Они не могли понять, что случилось, но Алекс, похоже, понял.
- Аруна, в Канди есть христианский храм?
- Конечно, сахиб, собор святого Павла. Вон он, совсем недалеко.
- Отведи туда сахиба Бена, а мы с Синхалой покажем себя страшными язычниками и отнесем лотосы запертому за решеткой ларцу.
И, не глядя на мальчика, он зашагал к храму. Синхала нерешительно последовал за ним, бросив растерянный взгляд на Бена, но тот уже спешил за Аруной, который огорченно приговаривал:
- Напрасно сахиб не пошел к Будде, этот храм очень почитаем. В него люди приходят издалека. В конце лета будет праздник Зуба, можно увидеть слоновий парад, десятки слонов, украшенных колокольчиками, в красивых попонах. Тем, кто почитает Зуб, боги даруют удачу и здоровье.
- У меня свой Бог, - запыхавшись от быстрой ходьбы, сказал Бен. – Я к чужому не пойду.
Из дверей собора слышался голос органа.
- У вашего бога красивый голос, сахиб, - уважительно сказал Аруна. – мне нравится его слушать. Сахиб хочет посмотреть кладбище? Смотрите, здесь похоронен какой-то англичанин, убитый слоном, а здесь - капитан Ларди, который изучал реку Махавели.
- «Сэр Джон д’Ойли», - прочитал Бен надпись на невысоком выщербленном надгробии.
- Говорят, этот сэр был странным англичанином, сахиб, - понизив голос, сообщил Аруна. – Он говорил по-сингальски, знал наши обычаи, водил дружбу с туземцами.
«Видно, и тогда считали странным того, кто дружит с сингалезами, - с горечью подумал Бен. – Ничего не изменилось, а ведь прошло уже почти сто лет».
В храме Бен не задержался, так как не хотел заставлять Алекса и Синхалу ждать себя. Они встретились у озера. Синхала казался довольным: будет о чем рассказать сестрами и родителям, ведь никто из них никогда не бывал в Храме Зуба.
- Там, внутри, очень красиво, господин ревнитель веры, - насмешливо сказал Алекс.
- Что делать, я упрям, как ирландец, - засмеялся Бен, вспомнив, как отвечал отец, когда ему необходимо было настоять на своем.
- Может быть, сахибы хотят увидеть танцы? – вмешался Аруна. – Это очень интересные танцы.
На берегу озера уже звучала музыка. Она манила ритмичным стуком барабанов, извивающейся мелодией дудочки. Конечно, Бен заинтересовался, и не зря: кандийские танцы оказались необыкновенным зрелищем. Что только не происходило на помосте, украшенном цветами! Вот заклинатель змей приручает кобру, которая качается и извивается, как самая настоящая змея. Вот танцовщик изображает павлина, важного и гордого, и его движения очень похожи на птичьи. Рядом с помостом расположились музыканты в белых юбках. Они и сами слегка пританцовывали, ударяя в барабаны, позвякивая каким-то металлическими тарелочками. На их головах в такт музыке покачивались большие белые тюрбаны. Но те звуки, что Бен приписал дудочке, издавал совсем другой инструмент.
- Это морская ракушка, - пояснил Аруна.
Бену показалось странным то, что в танцах участвуют только мужчины.
- А почему не танцуют женщины? – спросил он.
- Такая традиция, - коротко ответил Аруна. – Эти танцы должны танцевать мужчины.
Но тут на помост вышли красиво одетые девушки.
- Эти девушки – танцовщицы из храма Паттини, им можно, - непонятно сказал Аруна.
Танцующие девушки походили на разноцветных птиц, они легко порхали, иногда замирая, иногда кружась, их изящные пальцы словно плели тонкое кружево. Звенели браслеты на ногах и руках, сияли при свете факелов украшения в волосах танцовщиц. И вдруг Бен замер. Неожиданно среди танцовщиц он увидел мисс Сильвию! Конечно, такого быть не могло, и Бен понял это в то же мгновение, но сходство было просто поразительным! Девушка улыбалась улыбкой Сильвии, смотрела на зрителей ее глазами. Случайное сходство?
И тут в ушах мальчика словно прозвучал печальный голос майора Торна: «Неужели я никогда не увижу свою Камиллу?» А вдруг эта девушка и есть потерянная дочь майора? Но как узнать? Бен с трудом досидел до конца представления. Его не заинтересовала даже прогулка по горящим углям, за которой Алекс и Синхала следили, затаив дыхание. И только в гостинице, вызвав Синхалу на веранду, Бен рассказал другу о своих сомнениях.
- Может быть, тебе показалось? – с недоверием спросил Синхала.
- Показалось, что девушка похожа на мисс Торн? А тебе часто кажется, что одни люди походят на других?
- Нет, - подумав, признал Синхала.
- Вот именно. Человек или похож на кого-то, или не похож. Как может показаться?
- Пусть даже так, но ведь это не значит, что эта танцовщица - обязательно пропавшая дочка майора.
- А если?
Синхала задумался, но долго думать он не любил.
- Значит, надо все выяснить, - решительно объявил он. – Скажем майору, пусть он все разузнает об этой девушке.
- Нельзя, - покачал головой Бен. – Вдруг мы ошиблись? Тогда он будет страдать, как будто потерял дочь еще раз.
- Можно сказать об этом Алексу-сахибу.
- А он тут же расскажет все майору, ведь взрослые не умеют хранить тайны. Нет, надо нам узнать все самим. Пойдем в этот храм и постараемся встретиться с девушкой.
- Пойду я один, - сказал Синхала. – Ты не знаешь ее язык, она не знает твой. Да и англичан сингалезы недолюбливают.
- Не побоишься?
- Я хочу стать моряком. Я не должен бояться даже шторма. Почему мне надо бояться людей?
Бен вздохнул. Придется согласиться с Синхалой. Он пойдет, а Бену останется сидеть в своем номере и ждать.
Алекс ушел на встречу с каким-то знакомым ученым, а Бен лег на кровать и стал смотреть, как темное небо наливается звездами, которые начали кружиться в танце, словно сказочные сияющие танцоры. И незаметно для себя он уснул.
- Проснись, Бен-сахиб!
Кто это легко трясет его за плечо? Синхала? Что он здесь делает? Но, тут же вспомнив все, Бен резко сел в кровати. Сна как не бывало.
- Что ты узнал, Синхала?
Тот озабоченно покачал головой:
- Совсем немного, Бен-сахиб, совсем немного. Эту танцовщицу зовут Майей. Она живет при храме уже десять лет.
- У нее есть родители?
- Она их не помнит. Ей сказали, что они умерли.
- С кем же она жила до того, как попала в храм?
- Майя говорит, что ее воспитывала бабушка.
- Она сама с тобой говорила?
- Сама. Я пробрался во двор храма и нашел ее.
- Мне бы никогда это не удалось. Синхала, ты молодец. Но что нам делать дальше? Боюсь, то, что мы узнали, не очень нам поможет..
- Надо говорить с теми, кто знает, откуда она взялась в храме. Но такие люди меня даже на порог храма не пустят.
- Придется все же посвятить в тайну Алекса, - решил Бен. – Попросим его отправиться в храм и все разузнать о Майе.
Синхала пожелал Бену-сахибу доброй ночи и растворился в темноте коридора. Бен старался не заснуть, чтобы дождаться Алекса и все ему рассказать, но сон оказался сильнее.
За завтраком довольный Алекс без умолку рассказывал Бену о новых фотографиях, о том, что один из новых знакомых пригласил его отправиться в дождевой лес Синхараджу, где диковин не меньше, чем в Перадении. Бен слушал вполуха, дожидаясь момента, чтобы сказать Алексу о том, что волновало его гораздо сильнее, чем все природные диковины в мире. Наконец, был подан кофе с какими-то вкусными пончиками. Алекс откинулся на спинку стула и стал пить кофе маленькими глотками. Надо решаться!
- Алекс, мне нужна твоя помощь.
Глаза юноши сразу стали внимательными.
- Что случилось, друг Бен?
- Понимаешь, это связано с твоим дядей.
- Дядюшкой Стивеном?
- Ты ведь знаешь, что у него, кроме мисс Сильвии, была еще одна дочь?
- Да, это печальная история, - помрачнев, ответил Алекс. – Мы уже научились не вспоминать о ней.
- Мне кажется, что я ее нашел.
- Нашел Камиллу? – Алекс поставил чашку на стол так резко, что капли кофе попали на белоснежную салфетку. – Где?
- Помнишь, мы смотрели танцы? Майя была там, среди танцовщиц храма Паттини.
- Майя? Мою пропавшую кузину звали Камиллой.
- Я знаю, знаю, но здесь, в храме, ее называют Майей.
- Но, может быть, это вовсе не она? Я не обратил внимания ни на одну из девушек.
- Ты, наверно, давно не видел мисс Сильвию.
- Да, пожалуй, мы лет восемь не виделись.
- Вот! А я видел ее совсем недавно. Майя невероятно на нее похожа.
- Боюсь, ты ошибаешься, друг Бен. Не хотелось бы ворошить былое в дядиной душе.
- И я об этом подумал, поэтому и прошу о помощи тебя. Синхала был вчера возле храма и виделся с Майей, но она сказала лишь, что не помнит своих родителей, а до храма жила у бабушки. Она ничего не помнит, Алекс, но ведь должен быть кто-то, кто знает ее прошлое. Может, ты поговоришь с кем-нибудь в храме?
Алекс задумался. Бен видел, что тот не может до конца поверить, что такое возможно. «Наверно, он думает, что я просто ошибся. А вдруг я и вправду ошибся? Нет, надо все разузнать, прежде чем говорить о девушке майору».
- Ты прав, Бен. Если не проверим, то будем всю жизнь упрекать себя. Я пойду в храм Паттини.
Бен радостно встрепенулся. Конечно, у Алекса все получится! Он умеет разговаривать с людьми, с ним охотно болтают туземцы.
- Алекс непременно все узнает, - сказал Бен Синхале.
И Алекс узнал.
- Друг Бен, мы ошиблись, - сказал он, вернувшись. – Майя никогда не жила в Индии. В храм ее привела бабушка, сингалезка. Она была больна и беспокоилась о девочке, которая после ее смерти осталась бы одна. Майю взяли в храм. Бабушка навестила ее три раза, а потом больше не приходила. Все решили, что она скончалась. Вот и все. Твоя Майя – сингалезка.
- Ты видел ее, Алекс?
- Нет, мне не разрешили. Да и для чего? Ведь я уже видел ее среди танцовщиц и ничего не заметил. Мы сделали все, что могли, друг Бен, но Майя – не Камилла. И не стоит говорить об этом дяде.
Бен кивнул, но в душе его поднялась буря. Что-то здесь не сходилось! Не мог он поверить, чтобы так походили друг на друга девушка-сингалезка и дочь английского майора. Алекс давно не видел Сильвию, он не представляет, как сильно сходство! Что же делать?
И вдруг Бена осенило: «Ее надо сфотографировать, а фотокарточку показать майору. Уж он-то увидит, что это – вылитая мисс Сильвия. Но как? Алекс и слышать об этом не захочет. Значит, надо сделать все самому. А Синхала мне поможет».
Синхала сперва поежился, когда Бен ознакомил его со своим планом: потихоньку от Алекса взять фотокамеру и сфотографировать Майю во время танца.
- Сахиб Алекс будет сердиться, если узнает, - с сомнением сказал он.
- Конечно, узнает, - усмехнулся Бен, - ведь проявить пленку без него мы все равно не сможем. Но фотография-то уже будет у нас!
- Алекс-сахиб почти не расстается с фотокамерой. Как мы сможем незаметно взять ее?
- За обедом он снова встречается со своим новым другом-ученым. Тогда мы и возьмем камеру. Ты не знаешь, сегодня будут танцы?
Когда мальчики спросили об этом Аруну, их разочарованию не было предела. Танцовщицы храма Паттини танцуют редко, сахибам очень повезло, что они успели увидеть этот танец, сказал Аруна. Опять неудача!
- Если бы я умел обращаться с камерой, то сам бы сделал снимок. Уж я-то проберусь куда угодно, - с сожалением сказал Синхала.
- Тебе придется на этот раз взять меня с собой, - решил Бен. – Ты вызовешь Майю, поговоришь с ней о чем-нибудь, а я спрячусь и незаметно ее сфотографирую.
- Вдвоем трудно остаться незамеченными, - засомневался Синхала.
- Больше я ничего придумать не могу. Придется рискнуть.
И вот Бенджамен сидел за большим цветущим кустом во дворе храма Паттини. С большими предосторожностями, одному ему известным путем Синхала провел его так, что никто мальчиков не заметил. В руках у Бена подрагивала камера, которую удалось незаметно взять у Алекса. Где же Синхала? Сможет ли он вызвать Майю во двор? А вдруг их кто-нибудь заметит и прогонит раньше, чем удастся сделать фотоснимок? А вдруг снимок не получится, ведь Бен еще никогда сам не фотографировал? Как там учил Алекс: «Поворачиваешь ключик, и пленка перематывается на следующий кадр. Тянешь за шнур, и взводится затвор объектива. Потом остается только нажать на кнопку».
И тут сердце Бена дрогнуло, снова обманутое внешним сходством танцовщицы с мисс Торн. Мальчик готов был поклясться, что сама Сильвия стоит сейчас рядом с Синхалой, вертя в руках белый цветок и что-то рассказывая. Вот она улыбнулась… нет, такое сходство не может быть случайным. Скорее, скорее! Бен поймал в объектив лицо девушки, потянул за шнур и нажал кнопку. Фотоаппарат щелкнул, да так громко, что Майя обернулась. Ее лицо стало испуганным. Она что-то сказала Синхале и исчезла за первой же дверью. Эх, жаль, что не удалось попробовать еще раз. Вдруг первая фотография не получилась?
- Надо уходить, - бросился к Бену Синхала. – Майя сказала, что слышала, как щелкнул затвор ружья. Она уверена, что в кустах прячется стрелок, и сейчас она поднимет всех на ноги. Бежим!
Мальчики тихо и быстро, словно ящерицы, выбрались за ограду тем же путем, что пришли. Но откуда Майе знаком звук взводимого затвора?
Алекс, узнав обо всем, конечно, рассердился.
- Ты повел себя глупо, друг Бенджамен. Я уже не говорю о том, что с фотокамерой могло что-то случиться. Больше меня беспокоит то, что случиться что-нибудь могло с тобой, а ведь дядя отпустил тебя под мою ответственность. Вас могли поймать во дворе храма, а это никому не понравится – английский мальчик во дворе храма Паттини! Ваше счастье, что вас никто не видел. Синхала, а ты прекрати потворствовать непродуманным выходкам своего сахиба!
- Алекс, я признаю, что неправ, но пожалуйста, прояви фотографию, - умоляюще сказал Бен. – Я из-за нее, можно сказать, жизнью рисковал.
- Сейчас он еще начнет гордиться этим! – хмыкнул Алекс. – Придется тебе запастись терпением, маленький авантюрист. Фотографию можно проявить только в Коломбо. Здесь у меня нет ни оборудования, ни химикатов. Вот так!
Маленькая комнатушка в доме сестры майора сегодня вечером походила на пещеру ведьмы. Здесь тускло горел красный фонарь, растворялись в больших мисках какие-то порошки. Алекс, похожий на волшебника, колдовал над кусочками бумаги, погружая их в миски, а потом вынимая оттуда большими щипцами. В полумраке Бен не мог разглядеть, что изображено на снимках – то ли лица, то ли ветки деревьев, - поэтому вздохнул с облегчением, когда высохшие фотографии легли, наконец, на большой стол в гостиной. Алекс даже за голову схватился, но глаза его сияли: предстояло много работы, но работы увлекательной. Бен же быстро пробегал глазами снимки, ища среди изображений цветов и листьев женское лицо. Где же, где же? Вот! Получилось! На этом снимке Майя очень походила на мисс Сильвию.
- Алекс, смотри!
- О, я и забыл, друг Бен, что ты, в отличие от меня, фотографировал девушек. Слушай, а ведь если бы ты сказал мне, что это моя кузина Сильвия, я мог бы поверить тебе. Странно, что я не заметил этого сходства раньше, там, на берегу озера.
- Может быть, ты просто невнимательно смотрел?
- Что ж, придется показать фото дяде. Боюсь, этого не избежать. Мы не имеем права скрыть от него хоть что-то, что может помочь ему вернуть дочь. Дядя – человек умный и решительный, он будет знать, что делать.
- Что будет знать дядя? – весело спросил майор, входя в комнату. Здесь, в Коломбо, он словно стал другим человеком, веселым и открытым. Он подолгу разговаривал с сестрой, катался с ней в экипаже, беседовал с Алексом на ученые темы, поддразнивал Бена.
- Дядя Стивен, мы с Беном хотели показать тебе один фотоснимок, - и Алекс протянул фото майору.
- Еще одна белка? – пошутил тот, но взглянув, побледнел и опустился в кресло.
- Кто это? Ведь это не Сильвия, нет, не она, но как… Ради Бога, Алекс, кто это?
Рука, державшая фотографию, дрожала, неестественным стал голос майора.
- Это танцовщица храма Паттини, Майя. Сирота-сингалезка.
- Это моя дочь, - прошептал майор. – Это Камилла. Вы нашли Камиллу.
- Но, послушай, дядя, ты можешь ошибаться. Мы можем ошибаться. Возможно, это просто поверхностное сходство.
- Бенджамен, ты видел Сильвию. Это поверхностное сходство?
Бен отрицательно помотал головой.
- Именно Бен и сделал это фото. Я не верил ему, дядя, и он стал сыщиком на свой страх и риск.
Майор благодарно взглянул на мальчика, но видно было, что его мысли заняты совсем другим.
- Я поеду туда немедленно! – воскликнул он.
Бен встречал восход, сидя на террасе и совершенно не заботясь о том, что зловредный тамаринд еще может испускать смертоносные запахи. Дом еще спал, хотя в ветвях уже начинали звенеть утренние песни птиц. Легкий шорох заставил мальчика оглянуться.
- Синхала, ты почему не спишь?
- А почему не спит Бен-сахиб?
- Мне захотелось домой, к отцу, - ответил Бен с обидой. - Майор все не возвращается, Алекс отправился в какую-то Сигирию и тоже пропал, а его мать только причитает да руками всплескивает, переживает за них. Хорошо, что ты со мной поехал, а то бы я здесь ума лишился.
- Они скоро вернутся. Сигирия – это очень интересно. Я слышал, как Алекс говорил сахибу Торну, что взял бы тебя с собой, но дорога далека и неудобна, а у тебя слабое здоровье. Жаль, мне бы хотелось увидеть Львиную Скалу.
- Какую скалу? – заинтересовался Бен.
- Сигирия - это и есть Львиная Скала, мне рассказывал о ней отец.
Синхала устроился на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад, и устремил взгляд в розовеющее небо. Сейчас последует история, понял Бен.
- Давным-давно правил нашим островом царь Датусена. Говорят, он был мудрым, но мне в это не очень верится, потому что завещание он оставил дурацкое: отдал царство не старшему сыну Кассапе, а младшему, Могаллану, а чтобы старший не возмутился, царь просто решил от него избавиться. Он дал Кассапе маленькое войско и отправил его на войну, чтобы тот погиб. Но Кассапа разгадал план отца и решил завоевать царство силой. Это ему удалось, и он убил Датусену, а потом построил крепость на высокой неприступной Львиной Скале. Отец говорил, что крепость эта была полна чудес. Представь: огромные львиные лапы, вырезанные из камня, и между ними начинается лестница, длинная лестница, ведущая к вершине скалы. Журчат вокруг дворца фонтаны, сияют под солнцем бассейны…
Голос Синхалы стал точь-в-точь таким, как голос его отца Чамандры, когда тот рассказывал Бену с отцом легенду о сапфирах.
- Стены дворца снаружи выложены драгоценными камнями, а внутри разрисованы изображениями красавиц. Живи да радуйся! Но Кассапа решил все же помериться силами с братом. И вот два войска встретились на равнине. Наверно, Кассапа победил бы, но его слон все испортил. В разгар битвы ему вдруг захотелось пить, и он свернул к ближайшему водоему. Войско решило, что их предводитель убегает, и тоже стало отступать. Тогда Кассапа покончил с собой. Его братец Могаллан разрушил крепость на скале и устроил столицу совсем в другом месте. Про крепость забыли надолго. Лишь не так давно ее развалины обнаружил английский охотник.
- Жаль, что Алекс не взял меня с собой, - с завистью сказал Бен. Ему захотелось своими глазами увидеть эти развалины.
- Переменчиво человеческое счастье, - философски сказал Синхала.
- Это ты обо мне? – удивился Бен.
- Нет, о Кассапе.
- А я не удивляюсь. Бог разгневался на него за то, что он убил отца.
- Наверно, - согласился Синхала.
А вечером вернулся майор Торн. Бен сидел за столом, вполуха слушая веселую болтовню тетушки Сесилии, и не заметил, как к дому подъехала коляска. Неожиданно дверь столовой распахнулась, и Бен увидел майора, к которому робко жалась темноволосая девушка. Майя! Тетушка Сесилия встала, держась за сердце, и впервые в жизни не могла ничего сказать.
- Сестра, позволь представить тебе мою дочь Камиллу.
Тут дар речи вернулся, наконец, к тетушке Сесилии. Она бросилась к племяннице и принялась обнимать ее, при этом без умолку что-то приговаривая. Бен увидел, что глаза Майи наполнились слезами. Отчего она плачет? Не рада, что вернулась в родную семью? Может быть, она хотела остаться в храме? Но майор, казалось, вовсе не был обеспокоен слезами дочери. Он подошел к Бену и крепко пожал ему руку.
- Только тебя, Бенджамен, я должен благодарить. Ты вернул мне дочь. Я в неоплатном долгу перед тобой. Камилла, это и есть наш друг Бен.
Девушка робко подошла к мальчику и поцеловала его. Поцелуй скользнул по щеке легким прикосновением мотылькового крыла.
- Да благословят вас боги, сахиб, - тихо проговорила Майя.
- Дочка, дочка, отвыкай от этого обращения! – воскликнул майор. – Ты ведь сама англичанка. Обращайся к Бенджамену по имени!
- Она привыкнет, братец, привыкнет, - защебетала тетя Сесилия, - дай же девочке время. Камилла, ты, наверно, очень голодна, дитя мое, садись же скорее к столу. Сейчас я велю подогреть жаркое.
- Я не ем мясо, - тихо сказала Камилла.
- Ах, боже мой, чем же мне тебя накормить?
– Я думаю, карри будет в самый раз, - улыбнулся майор. Камилла, не поднимая глаз, кивнула.
Тетушка, всплеснув руками, умчалась, чтобы распорядиться приготовить для девушки карри. Майор направился вслед за ней. Бен и Камилла остались в столовой одни.
- Мисс Камилла, а почему вы приняли щелканье затвора фотокамеры за звук взведенного курка? – спросил Бен. Как непривычно называть девушку Камиллой после того, как долгое время он думал о ней как о Майе!
Щеки Камиллы порозовели.
- Я слышала эти звуки, когда англичане напали на нашу деревню в Индии. Они убили моего дедушку и дядю, мы с бабушкой случайно спаслись. После этого-то она и увезла меня сюда, на Шри Ланку.
- Майор Торн вас так долго искал! Вы знали, что у вас есть отец?
- Нет. Я даже и подумать не могла, что могу быть дочерью англичанина…
- Теперь вы счастливы?
-Да, сахи… да, Бенджамен, я счастлива.
Но Бен снова заметил, что на глаза девушки навернулись слезы.
- Знаешь, Синхала, по-моему Камилла совсем не так счастлива, как должна быть. По-моему, ее что-то печалит, - говорил Бен, лежа в постели. Синхала сидел рядом на ковре, по-индийски сложив ноги.
- Раз англичане убили ее родных, она должна их ненавидеть, - задумчиво сказал он.
- Это ужасно! Она всегда считала англичан врагами, и вдруг оказалось, что в ее жилах течет английская кровь! Наверно, поэтому она и плачет…
- Это пройдет, - вздохнул Синхала. – Больно сбрасывать старую кожу, но под ней всегда оказывается новая.
- Новая жизнь начнется и у майора. Теперь ему некогда будет скучать по Сильвии. Интересно, как Сильвия отнесется к объявившейся сестре?
- Кровь – не вода, Бен-сахиб. Что бы ты сказал, появись у тебя сестра?
- Я был бы очень рад! – воскликнул Бен. – Но у меня не будет сестры. Теперь уже не будет. Я тебе завидую. У тебя есть сестры, и они очень хорошие.
- Особенно Маниша, - улыбнулся уголками губ Синхала. – Если бы ты не был англичанином, то мог бы на ней жениться, и мы стали бы братьями.
- Ты и так мне как брат, Синхала, а Маниша – как сестра. И мне совершенно все равно, что вы не англичане.
- Но тебе нравится светловолосая английская девочка, - усмехнулся Синхала. Он встал и задул стоявшую на столе свечу. Луна сразу же вступила в комнату полновластной хозяйкой и залила лица мальчиков призрачным голубоватым светом, сделав их похожими на лицо бога Кришны в индийской книге.
- Спокойной ночи, сахиб, - сказал Синхала и исчез, растворился в темноте ночи, не успев даже выслушать ответное пожелание Бена.
«Теперь мы сможем вернуться домой, - подумал Бен. – Хотелось бы только повидать перед отъездом Алекса».
Коляска свернула на дорогу, ведущую к крепости Галле, когда закатные лучи позолотили старые стены, превратив крепость в волшебный замок. На этот раз рядом с Беном сидел Синхала, а майор с дочерью путешествовали в отдельной коляске. Мальчики чувствовали себя свободнее и всю дорогу весело болтали обо всем на свете. Оба понимали, что, вернувшись домой, они снова должны будут «играть свои роли», как говорил об этом Синхала, но сейчас они могли побыть просто друзьями, не сахибом и саисом, а просто Беном и Синхалой.
- Представляешь, Алекс подходит ко мне и протягивает фотокамеру. Я думал, он хочет дать мне попрактиковаться, а он говорит: «Друг Бен, ты вернул дяде дочь, вернул радость в нашу семью. Молодец, что настоял на своем, когда я не захотел тебе помочь, в чем сейчас очень раскаиваюсь. Разреши мне хоть немного отблагодарить тебя, прими наш с дядей подарок – эту фотокамеру». Она совершенно новая, Синхала! И она моя! Я смогу фотографировать все, что захочу! К тому же Алекс накупил мне кучу всяких химикатов для проявления пленок и печатания фотографий! Разве не здорово? Пусть теперь Питер Чейни попробует…
Но тут Бен замолчал: не к лицу мужчине обнаруживать свои чувства.
- Складно болтать и попугай может, - с готовностью поддержал друга Синхала, поняв, о чем тот думает. – А для того, чтобы делать фотографии, надо быть мастером.
- Я научусь, я уже кое-что умею. Я сделаю твой портрет, Синхала.
- Лучше сделай портрет Маниши. Она у нас красавица.
- Я вас всех сфотографирую, - с энтузиазмом подхватил Бен, - и бастионы, и море, и пальмы. Если я когда-нибудь уеду в Ирландию, то буду все это вспоминать.
И тут оба замолчали. Да, когда-нибудь им придется расстаться. «Сбрасывать старую кожу всегда больно», - вспомнил Бен слова Синхалы.
- Я знала, что маленький сахиб сегодня вернется, - плача от счастья, говорила Ришту, суетясь вокруг коляски. - Перед домом всю ночь каркал ворон!
А с крыльца, сияя, уже сбегал навстречу Бену отец.
Снова болен
- Ура, нашлась родня деда Эндрю! – воскликнула мама, закончив читать письмо, полученное по электронной почте. - Нашлась, правда, не в Плимуте, как мы с вами сначала решили, а в Портсмуте. Там живет кузина Эндрю Кэролайн. Она уже старенькая, и мне написала ее дочь Патриция. Получается, что эта Патриция приходится троюродной сестрой нашей бабушка Лене. Но что-то не сходится…
Андрей пытался понять, что же не так, чем озабочена мать, и, наконец, понял.
- Мам, но у деда Эндрю не может быть кузины! У Бенджамена Фланнагана не было ни братьев, ни сестер, да и его отец был единственным ребенком в семье. Откуда же взялась эта Кэролайн?
- Попробую выяснить, - решительно сказала мама. – Теперь уже отступать некуда.
И она застучала по клавишам, иногда сверяясь со словарем, а Андрей снова взял энциклопедию. Надо же узнать, что это за Портсмут такой…
И перед глазами мальчика, словно слайды, стали сменять друг друга картины из истории этого старинного английского города.
Вот римляне, заняв Британию, сооружают здесь форт Портус Адурни, чтобы защищать южное побережье. Вот король Альфред Великий захватывает двадцать датских кораблей, побеждая их в сражении, а Портсмут становится главной базой королевского военного флота. Вот вырастает здесь замок Порчестер с каменной сторожевой башней. Вот король Ричард Львиное Сердце, которого Андрей знает по роману Вальтера Скотта «Айвенго», выдает Портсмуту городскую хартию и разрешает проводить в нём ярмарку. Вот драматические события разворачиваются здесь. Моряки, не получив обещанного жалования, убивают епископа Чичестерского, и на весь город на полвека наложена анафема, а горожан начинают преследовать несчастья. Вот в городе появляется первый в Англии сухой корабельный док, где отныне будет трудиться большинство жителей города. Вот адмирал Нельсон, который вскоре одержит блистательную победу над французами в Трафальгарском сражении, отбывает из Портсмута, чтобы принять командование флотом, а народ кричит ему вслед: «Благослови тебя Господь!»
Вот начинается Вторая мировая война. Теперь Андрей читает очень внимательно, ведь, может быть, именно из Портсмута отправился в свой последний рейс Эндрю Фланнаган. От бомбежек город сильно пострадал, была разрушена ратуша.
А теперь над городом возвышается башня-парус, поднявшись на которую, можно увидеть, наверно, и средневековые укрепления, и величественный кафедральный собор, и дом, где родился Диккенс, а в доках стоят флагманский корабль Генриха Восьмого «Мэри Роуз» и знаменитый «Виктори» адмирала Нельсона. Может быть, и он, Андрей, когда-нибудь все это увидит?
Но болезнь не желала расставаться с Андреем. Только было он созвонился с другом Антоном и радостно сообщил, что завтра ему разрешили немного погулять, как утром проснулся с температурой и лающим кашлем.
- Я же говорил, что возможны осложнения, - покачал головой вызванный вновь врач. – Этим ветрянка и опасна. Не побереглись вы, молодой человек.
Андрей промолчал, промолчала и мама. Не объяснять же, что все предписания они выполняли точно, и осложнение это – просто невезение какое-то. Мальчик почувствовал, что его охватывает равнодушие. Он уже не хотел ни поправляться, ни думать о чем-нибудь. Все интересы и разговоры показались ему странными и чужими, в голове начали звенеть какие-то голоса. К вечеру он начал бредить. Обеспокоенная мать напоила его лекарствами и дала последнюю из бабушкиных наволочек. Андрей уже не видел, что на наволочке был изображен какой-то храм. Он провалился в сон.
Сон седьмой
Девочка Беатриче, боги и маги, ответ на письмо
Через несколько дней Симмонсы возвращались в экипаже с вечерней прогулки. Вдруг экипаж дернулся в сторону, потом резко остановился, и раздался сердитый возглас возницы. Мисс Джулиана выглянула в окошко и увидела знакомую фигуру – даже в сумерках она поняла, что это Майкл Фланнаган. Он выглядел так, словно бежал, сам не сознавая куда, и чуть не попал под их экипаж.
- С вами все в порядке, Фланнаган? – крикнул полковник.
Капитан поднял голову и, казалось, только теперь узнал полковника.
- Прошу меня простить, но мой Бен… ему опять плохо, нам нужен доктор.
Полковник сказал твердо:
- Ступайте-ка домой к сыну, Фланнаган. Я пришлю вам доктора немедленно. Поспеши, Джеймс.
Джулиана растерянно смотрела, как Фланнаган, спотыкаясь, побежал обратно к дому.
На следующий день доктор, зашедший к Симмонсам на обед, сказал:
- Да, дела у парнишки Фланнагана неважные. Боюсь, этот климат убьет его так же, как и его мать. Я, конечно, сделаю все, что могу – но боюсь, что толку будет мало.
Джулиана побледнела и, извинившись, вышла из-за стола. Она долго сидела у окна в своей комнате и глядела на высокое и безучастное индийское небо – ему было все равно, будет жить Бен или уйдет вслед за матерью, но она, Джулиана, успела полюбить этого мальчика и… тут девушку поразила внезапная мысль – она успела полюбить его отца! Теперь она поняла, что ей стал очень дорог этот человек с усталым и печальным лицом, в глубине глаз которого таилось пламя. Это пламя жгло его. Что это было, горе или какое-то другое чувство? Сможет ли он жить, если Бен тоже покинет его? Нет, это вовсе не было ей безразлично.
На следующее утро у дома Майкла Фланнагана остановился экипаж. Из него вышли мисс Симмонс и Генри Парсонс. Смуглый слуга вытащил большую корзину. Салим открыл посетителям двери и с поклонами проводил в чистую и светлую комнатку, куда вскоре вошел Майкл Фланнаган. Он выглядел измученным и побледневшим, но, увидев мисс Джулиану, словно просветлел. Не теряющий своей самоуверенности Парсонс поздоровался с ним за руку и стал объяснять, что они приехали справиться о здоровье Бенджамена и привезли ему фрукты. Джулиана не говорила ничего, но смотрела на Фланнагана так, словно хотела в чем-то убедиться.
- Я хочу повидать Бена, - вдруг сказала она.
- Вряд ли это разумно, Джулиана, - неодобрительно заметил Парсонс. – У мальчика лихорадка, ты можешь заразиться.
- Прошу вас, не надо, мисс Симмонс, с ним его няня, айя, - запротестовал и Майкл. Но Джулиана решительным шагом подошла к двери, из которой вышел Фланнаган, и отворила ее. Навстречу ей кинулась смуглая девушка и быстро начала что-то говорить, показывая на кровать, где среди подушек, бессильно откинувшись назад, лежал Бен. Джулиана подошла к кровати и положила руку на горячий лоб мальчика. Бен вздрогнул и открыл глаза.
- Я рад, что вы пришли, мисс Симмонс, - сказал он. – Я лежу и не могу ничего делать, даже читать. У меня глаза болят. Я бы поболтал с друзьями, но им нельзя ко мне приходить.
- Кого из друзей ты хотел бы видеть? Грега?
- Нет. Мой лучший друг – Синхала. Он не англичанин, он туземец, но очень хороший друг. А еще есть одна девочка… но она никогда бы не пришла навестить меня. Скажите, мисс Симмонс, может ли нравиться женщина, которая плохо к тебе относится?
- Конечно, может, Бенджамен. Недаром древние изображали любовь слепой.
- Но я не слеп, я вижу, что эта девочка капризная и не очень добрая, но мне все равно она нравится, - и Бен закрыл глаза.
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю, Бен?
- Хочу, - вздохнул мальчик. Конечно, мисс Симмонс хочет уйти от этого неловкого разговора.
-Это произошло в Италии, давным-давно, в то время, которое мы сейчас называем средневековьем. Однажды мальчик вроде тебя встретил на пороге церкви девочку, свою ровесницу. Девочка была одета в чудесное алое платье и показалась мальчику ангелом, слетевшим с небес. Она лишь мельком взглянула на мальчика, но он влюбился в нее с первого взгляда. Потом он узнал, что это дочь богатого купца, и у нее дивное имя – Беатриче. Когда мальчик начал писать стихи, он посвящал их только ей, Беатриче, ему казалось, что нет никого в мире прекраснее, добрее и милее ее. Но познакомиться с ней мальчик смог только через десять лет, и это был печальный день. От смущения он что-то бормотал, и девушка высмеяла его перед своими подругами. В тот день мальчик решил, что Беатриче останется для него лишь мечтой, лишь музой, он будет посвящать ей стихи, но никогда не станет искать с ней встреч. Этот мальчик стал великим поэтом, его звали Данте Алигьери.
- Значит, на самом деле Беатриче была не такой доброй и милой, как ему показалось? – тихо спросил Бен. – И он понял, какая она на самом деле? Почему же он продолжал посвящать ей стихи?
- Эта девочка стала для Данте просто мечтой о прекрасном. Ее образ дарил ему вдохновение. Такая любовь дается некоторым людям, чтобы они еще здесь, на земле, увидели чудесный Небесный город. Данте там и жил, в Небесном городе, потому он и стал великим поэтом, которым никогда бы не сделался, если бы не любовь к Беатриче.
- А если не видишь, никак не видишь Небесный город? – блестящие от жара глаза Бена впились в лицо девушки.
- Господь не посылает нам ничего напрасного, - ответила Джулиана. – Даже несчастная любовь должна чему-то нас научить. Вот если бы всегда знать, чему именно…
И девушка вздохнула. «Она говорит о своем», - понял Бен.
Когда Фланнаган, озабоченный долгим отсутствием гостьи, заглянул в комнату Бена, то увидел, что девушка что-то тихо рассказывает мальчику. Он прикрыл дверь и с беспокойством посмотрел на Парсонса.
- Если Джулиана решила что-то сделать, ее никто не остановит. А ведь полковник просил меня оберегать ее. Хорошо, что через месяц мы уедем в Англию, не надо будет все время за нее волноваться, - невозмутимо сказал Генри.
Фланнаган почувствовал, что его сердце сжалось и похолодело. Конечно, он все время уговаривал себя, что его чувство обречено остаться безответным, но с каждой встречей мисс Симмонс все больше и больше очаровывала его и против воли заставляла на что-то надеяться с безрассудной уверенностью всех влюбленных. Поэтому слова Генри, которые так безжалостно лишили его этой надежды, оказались для него ударом. Когда девушка тихо вышла из комнаты Бена и сказала, что мальчик уснул, Фланнаган холодно произнес:
- Благодарю вас за заботу, мисс Симмонс, но прошу вас больше не подвергать ваше здоровье опасности. Вы слишком добры.
Джулиана недоуменно взглянула на него – так фальшиво прозвучали эти слова – и опять увидела затаенную муку на его лице.
- О чем вы говорили без меня с мистером Фланнаганом, Генри? – спросила она, уже сидя в экипаже.
- Собственно, ни о чем. Я лишь сказал, что ты не бережешь себя, и это правда. Что я должен сказать полковнику?
- Не думаю, что тебе стоит рассказывать ему о нашем сегодняшнем визите, Генри, - ответила девушка.
С того дня Джулиана больше не появлялась в домике Фланнаганов.
Синхала все эти дни не находил себе места. Он слонялся вдоль изгороди, надеясь что-нибудь узнать о здоровье Бена, но Ришту и Салим показывались в саду лишь мельком, и тут же исчезали в доме. Глаза Ришту часто были заплаканными. Неужели все так плохо? Бен стал первым встреченным Синхалой англичанином, который разговаривал с туземцами не свысока, не с презрением, а как с людьми, такими же, как он. Бен-сахиб считал Синхалу и Манишу своими друзьями. Почему же боги разделили людей, поставив между ними преграды, которые невидны глазу, но которые никак нельзя убрать, даже если очень захочешь? Но Бен всегда говорил, что его бог считал всех людей одинаковыми. Может, этот бог более мудр, чем боги сингалезов? Тогда почему другие англичане поступают так, словно не знают, чему учит их английский бог?
Вечером к ужину пришел дядюшка Камал.
- Как здоровье вашего маленького соседа? – спросил он. – Я слышал, он болен. Мне жаль. Маленький сахиб был добр ко мне.
- Он очень болен, брат, - печально ответил Чамандра. – Вчера капитан провожал врача до экипажа, и я слышал, как врач сказал, что надежды на выздоровление почти нет. «Если не произойдет чудо», - добавил он.
- Чудо может сотворить только Эи, - тихо сказал Камал.
- Кто это, дядюшка? – встрепенулся Синхала. Чамандра с укором посмотрел на брата.
- Не стоит говорит об этом при детях, - сказал он.
- Я взрослый! – твердо сказал Синхала.
- Что же, брат, в этом нет тайны. Эи – человек, который знает все болезни и демонов, их насылающих. Он может вылечить человека, не видя его. Он знает все снадобья и заговоры. Он может все. Он может исцелить маленького сахиба, не входя в его дом, ведь англичане не верят туземным лекарям.
- Но у нас нет таких денег, - ответил отец. – Эи берет за обряд очень дорого. Он считает, что чудо не дается бесплатно.
- Зато он может даже воскресить умершего. Я без колебаний отдал бы все, что у меня есть, но есть у меня лишь мое жалование. Этого мало для Эи.
- Я скопил немного, но это пойдет на приданое Манише, она уже входит в возраст невесты, - отозвался Чамандра. – Капитану же говорить бесполезно, англичанин никогда не согласится на лечение у Эи.
- Остается только молить всех богов, чтобы они даровали исцеление маленькому сахибу, - голос Камала дрогнул. Синхала вскочил, выбежал в сад и залез на Джаянту. Слезы душили его. Шушу забралась на руки и гладила хозяина по лицу теплой лапкой, словно хотела утешить. Как ужасно, когда жизнь человека зависит от его богатства. Неужели богатые негодяи должны жить дольше, чем славный Бен? И ничего нельзя сделать.
А если… Тут Синхала схватился за ветку, потому что у него даже голова закружилась от такой мысли. Мысль эта была вовсе непрошенной и очень неприятной. Забралась она в голову Синхалы против его воли, но мальчик уже не мог справиться с ней. Если… если отнести Эи сапфир? Нет, нет, это невозможно, это тоже несправедливо, так же несправедливо, как… Нет, не так же. Ничто не может сравниться по несправедливости со смертью Бена. Разве он, Синхала, не сможет жить без своего корабля? Он сможет наняться матросом на любое судно и, возможно, станет хорошим моряком. Если же сейчас он ничего не предпримет, ему всегда будет казаться, что он купил корабль ценой смерти Бена. Нет, это будет не жизнь для Синхалы!
Мальчик еще долго сидел на дереве, и мысли бились в его голове, как пойманные рыбы в сети рыбака, но другого решения не было. Эта ночь изменила Синхалу. Он и впрямь стал взрослым, потому что принял взрослое решение. Мальчик еще не знал, что это называется жертвой.
Как только начало светлеть, Синхала отправился к маяку. День выдался ненастный, ветер гнал к берегу волны, которые словно воевали друг с другом, стремясь быстрее достичь земли. Встречая на пути камни, волны гневно обдавали их вихрем брызг, досадуя на внезапное препятствие. Пальмы у маяка гнулись и трещали, юбка била мальчика по ногам. Он спустился к самой воде, где его тут же обдало брызгами, и быстро вытащил завернутый в тряпку сапфир. В душе Синхалы тоже набегали друг на друга волны разных чувств, но он сжал зубы и пустился бежать по пустынным улицам туда, к воротам форта, где начиналась красная дорога, которая приведет его к Эи.
Небо становилось все темнее, все сильнее бились на ветру листья пальм. Океан заволокло серой дымкой, он закипел, словно огромный котел, и в тот момент, когда Синхала подбежал к жилищу Эи, на землю обрушился ливень.
Мальчик быстро юркнул в дверь и остановился. В полутьме со стен на него жуткими глазами уставились маски демонов, которые насылают болезни. Эи умеет подчинить себе их всех, значит, он спасет Бена. Но вдруг Синхале стало страшно. Что отвечать, если Эи спросит, где он взял сапфир? Вдруг он подумает, что мальчик его украл?
- Ты пришел с хорошими мыслями, входи же, - раздался глухой, но властный голос, и Синхала увидел сидевшего на циновке старика с пронзительными глазами. Он читает мысли?
- Ничего не надо бояться тому, кто хочет сделать доброе дело, - продолжал старик. – Садись вот сюда, напротив меня. О чем ты хочешь попросить?
- Исцелить моего друга.
Слова давались Синхале с трудом, даже голос стал каким-то сиплым.
- Твой друг –англичанин, - укоризненно сказал старик. Бен не удивился. Конечно, Эи должен все знать, ведь он творит чудеса.
- Он - самый лучший англичанин на свете! И он очень болен. Врач сказал, что мой друг умрет, если не совершить чудо. Вы умеете совершать чудеса, я знаю. Прошу вас исцелить Бена. Возьмите вот это… как плату.
Синхала дрожащими руками развернул тряпку и вынул сапфир. Старик удивленно посмотрел на камень, но потом перевел взгляд на мальчика.
- Ты отдаешь ради англичанина все свое богатство?
- Мне не нужен камень, если Бен умрет.
- Дай мне время спросить богов, - непонятно сказал старик и закрыл глаза.
Снаружи вовсю бушевал ливень, но низкая лохматая крыша не позволяла увидеть, что же делается за окном. Слышно лишь было, как шелестят пальмовые листья, неистово колотят по ним дождевые струи, подвывает ветер да грохочет невдалеке океан. Вспышки молний бросали странные отсветы на лицо старика, на маски демонов, насылающих болезни, и те словно гримасничали, потешаясь над незваным гостем.
- Я не возьму твой сапфир, - тихо сказал старик, не открывая глаз. – Богам не угодно, чтобы твой друг поправился. Я ничего не могу сделать.
- Но отец говорил, что вы… что чудо…- у Синхалы перехватило горло.
- Так бывает, сынок, бывает. Иначе бы все наши друзья жили вечно. Не всегда богам угодно сохранить человеку жизнь, и сегодня они сказали мне об этом.
- Они сказали, что будет лучше, если Бен умрет? – не мог поверить Синхала.
- Он умрет. Смирись с этим, сынок. Бог англичан возьмет его в свой мир, где нет горя и болезней, туда, куда он взял уже его мать.
«Он и это знает. Он и вправду умеет читать книгу богов, где они записывают судьбы. Значит, надеяться больше не на что».
Синхала завернул сапфир обратно в тряпку. Только сейчас он заметил, что ливень кончился. Уже открывая дверь, которая вела из темноты жилища в свежий, омытый дождем мир, мальчик услышал слова старика:
- У тебя обязательно будет свой корабль, сынок.
Маниша остановилась под Джаянтой, пристально вглядываясь в темноту. Ни шороха, ни движения. Где же братец? Его с утра не видно, родители начали беспокоиться.
- Синхала, - тихо позвала девочка. – Синхала, ты здесь?
- Здесь, - прозвучало из ветвей, но голос совсем не походил на голос Синхалы, он был усталым и безжизненным. Маниша быстро вскарабкалась на дерево.
- Что случилось, братец?
Лицо Синхалы было похоже на маску. Он молчал.
- Братец, куда ты ходил сегодня утром? Я же вижу, что ты что-то задумал. Мне ты можешь сказать.
- Я ходил к Эи, - таким же безжизненным голосом ответил брат. Маниша тут же вспомнила вчерашний разговор.
- Ты просил его вылечить Чхоти-сахиба?
- Да.
- Но ведь отец сказал, что у нас нет таких денег.
- У меня был сапфир, подарок дедушки. Но Эи не взял его. Он сказал…
- Говори же, братец, - взмолилась Маниша, предчувствуя беду.
- Он сказал, что спасти Чхоти он не может. Богам угодно, чтобы он умер.
Маниша закрыла лицо руками. Хорошо девчонкам, они могут плакать, подумал Синхала. Тогда, наверно, горе не так терзает душу. Но через мгновение сестра отняла руки от лица, на котором теперь читалась решимость, совсем такая, как накануне на лице Синхалы. Девочка тоже приняла решение.
- Братец, я знаю, как спасти Чхоти-сахиба.
- Как глупая девчонка может сделать то, что не смогли сделать мудрецы?
- Я пойду к Махасохоне.
- Что? – Синхала чуть с дерева не упал, хорошо еще, что вовремя за ветку ухватился. – К Махасохоне? И где ты собираешься его искать?
- Ты, братец, и сам знаешь, где живет этот демон, насылающий на людей смертельные болезни.
- Знаю. На кладбище. И у тебя хватит смелости?
- Когда-то Махасохона и сам был человеком, братец, знаменитым воином по имени Джаясена. А великан Готембара отсек ему голову на поединке. Тогда друг Джаясены заменил отрубленную голову звериной, и Джаясена ожил, но уже в обличье демона Махасохоны. Может быть, Махасохона вспомнит, что и его любил его друг и хотел спасти. Ведь только он может справиться со смертельной болезнью, запретить ей погубить Чхоти.
Синхала почувствовал, как сердце его дрогнуло. Конечно, тот, кто насылает болезнь, может отозвать ее обратно. Как он об этом не подумал! Там, где бессильны боги, помогут демоны!
- Лучше не надейся на его доброе сердце, а принеси ему жертву. Говорят, Махасохона очень любит жареную рыбу.
- А сегодня мама как раз рыбу жарила! Рыба вкусная, Махасохона должен смилостивиться над Чхоти. Сейчас станет совеем темно, и я пойду.
Синхала задумался. Встречаться ночью на кладбище со страшным демоном… Бррр, страшно! Но ведь Маниша девочка! Ей, наверно, еще страшнее. Неужели он, Синхала, меньше нее дорожит своим другом Беном? Неужели он, мужчина, отпустит девчонку ночью на кладбище одну?
- Я пойду с тобой.
- Ой, как хорошо, братец! Я бы и сама попросила тебя об этом, но считала, раз я все это придумала, мне и идти.
- Бери рыбу, да тихонько, чтобы никто не видел, и жди меня у дверей.
Две маленькие фигурки быстро скользнули по улицам уснувшего форта. В воротах их остановил часовой.
- Куда собрались на ночь глядя?
- Недалеко, - честно глядя ему в глаза, ответила Маниша. – Тетю больную идем проведать, рыбу жареную ей несем. Через час вернемся.
- Возвращайтесь быстрее, пока моя смена. Потом заступит капрал Маллинс, у него не проскочите. Заставит в караулке до утра сидеть.
- Спасибо, - проговорила Маниша, и брат с сестрой поспешили дальше. Ярко светила луна, слабо колышущиеся листья пальм бросали на землю причудливые тени. Тени дрожали, то ли испуганно, то ли зловеще, завораживая своим мельканьем, точно пестрый капюшон кобры. Маниша вздрогнула, услышав жутковатый крик птицы-демона. Раз кричит птица, значит, демоны где-то рядом. Нельзя бояться, нельзя, трусливых Махасохона убивает на месте! Она должна помнить, что она спасает жизнь Бена-сахиба.
Вот уже и ограда кладбища. Маниша почувствовала, что корзинка с рыбой дрожит в ее руке.
- Ты помнишь, что нельзя бояться? – громким шепотом спросил сестру Синхала. – Кто его испугается, умрет на месте.
- Я постараюсь.
- Не бойся - и все. Мы ведь не просто так сюда пришли, нам надо спасти Бена-сахиба. Так что бояться нечего. Ой! – и Синхала, вздрогнув, крепко сжал руку Маниши.
Из-за надгробного камня бесшумно, словно тень, появилась черная собака. Ее узкая морда потянулась к корзинке, откуда аппетитно пахло рыбой.
- Прошу вас, господин, принять это подношение, - быстро заговорила Маниша. Она встала на колени и начала доставать из корзинки рыбу, раскладывая ее перед собакой. – Покорно молим вас отогнать смертельную болезнь от нашего друга Чхоти. Вы могущественный и всеми почитаемый, вы все можете. Если вы исцелите Чхоти, мы будем носить вам жареную рыбу каждый месяц.
Собака с жадностью набросилась на еду. Маниша и Синхала осторожно пятились, пока не отошли от места трапезы на приличное расстояние, потом повернулись и быстро, не оборачиваясь, зашагали к форту. Руки Синхалы были холодны, как лед, а Маниша мелко дрожала.
- Как ты думаешь, братец, это был он, Махасохона?
- Кто же еще будет бродить ночью по кладбищу в виде черной собаки? Конечно, он.
- Я все правильно сказала?
- Ты хорошо говорила, сестра. Он должен помочь.
- Синхала, как ты думаешь, бог Чхоти помог бы?
- Помог бы. Только мы просить его не можем. Нас он не послушает, ведь он – бог сахибов.
- А Чхоти говорил, что к нему все могут обращаться, он всех слышит и жалеет.
Синхала ничего не ответил сестре, и в молчании они дошагали до ворот.
- Быстро вы воротились, - улыбнулся им знакомый сержант.
А в пустой церкви стоял на коленях перед статуей Божией Матери капитан Фланнаган. Он снова молился, молился со всем жаром души, боящейся потерять единственное, что у нее осталось.
«Бедный Бен был бы счастлив, увидев меня здесь, - думал Майкл Фланнаган. – А я, глупец, отговаривался какой-то болезнью души. А может быть, это и впрямь болезнь – малодушие? Моя душа стала маленькой и глупой. Она не могла простить Богу уход Лилиан, забыв, что теперь надо день и ночь молить Его о том, чтобы был жив и здоров Бен. Я же перестал молиться, я дулся на Господа, как обиженный ребенок, и Он отвернулся от меня».
- Матерь Божия, - умолял Фланнаган, - оставь мне Бена. Больше мне ничего не надо. Отними у меня все: военную карьеру, мечты о любви, только упроси Господа оставить мне Бена! На этом чудесном острове все живет и цветет, как в первый день творения, и звери, и деревья, дай же жизнь моему сыну! Он хороший мальчик, он сможет принести пользу людям и Богу. Только оставь Бену жизнь, и каждое воскресенье мы с ним будем стоять здесь, благодаря Тебя за милосердие. Пощади Бена, Божья Матерь! Лилиан, ты сейчас у Бога, упроси Его даровать жизнь твоему сыну!
Священник выглянул из исповедальни и снова скрылся. Он не хотел мешать человеку в те минуты, когда тот ясно понимает, что ничто не может совершить чудо, кроме его горячей молитвы и безоглядной надежды на это чудо.
Сзади раздались осторожные шаги. Капитан оглянулся – к нему приближался Салим. Сердце у Фланнагана перестало биться. Неужели Бен… Господи, Господи, дай мне сил!
- Сахиб, доктор говорит, миновал кризис. Мальчик будет жить.
Фланнаган порывисто повернулся к алтарю, и огоньки свечей закружились вокруг него, словно огненное колесо.
- Что с вами, сахиб? – откуда-то из гулкой пустоты раздался голос Салима. Что здесь делает Салим? Что он сказал? Бен будет жить? Господь услышал его молитву.
- Скорее, Салим, скорее, домой!
Вечером мисс Джулиана Симмонс сидела в саду. Она не поехала на прогулку – у нее не хватило бы сил изображать веселость, беспечно болтать с кавалерами и подругами, зная, что недалеко от нее умирает чудесный парнишка, а его отец, который стал ей так дорог, безуспешно пытается удержать сына рядом с собой. Она готова была бежать туда, забыв обо всех условностях, но что она может сделать? Фланнаган ясно дал ей понять, что не хочет ее видеть.
Тихо гас вечер, душно пахли тропические цветы. Джулиане вдруг показалось, что пряные восточные запахи душат ее, ей захотелось вдохнуть сырой и холодный ветер Англии, увидеть поросшие вереском холмы. Там должен был жить Бен – и был бы здоров.
Неслышно подошла смуглолицая горничная и протянула ей письмо.
- Только что принесли, мисс, - сказала она.
- Принеси свечу, - потребовала Джулиана.
Девушка распечатала письмо и при свете свечи увидела незнакомый почерк. Она начала читать и почувствовала, как быстро застучало ее сердце. Письмо было от Майкла Фланнагана.
«Дорогая мисс Симмонс! Джулиана! Мы с Беном будем уже далеко, когда вы прочтете это письмо. Я хочу спасти сына. Мы едем в Калькутту, а там сядем на пароход, идущий в Англию. Я никогда больше не увижу вас, поэтому могу сказать: я люблю вас, Джулиана. Да простит меня Лилиан, я ничего не мог сделать со своим чувством. Сначала я восхищался лишь вашей красотой, которой восхищались и все остальные, но разве они знали вашу душу? А ведь она – сокровище еще более драгоценное. Это сразу понял Бен, ведь дети все чувствуют. Он часто говорил мне, что хотел бы иметь такую мать, как вы, но что я мог ему ответить? Вы красивы, молоды, богаты, Генри Парсонс увезет вас в Англию и обеспечит вам достойную и спокойную жизнь, а я никогда не забуду вас. Прощайте же, вспоминайте иногда Бенджамена и преданного вам
Майкла Фланнагана.»
Свеча выпала из рук Джулианы – и в саду стало темно, словно невидимой рукой был опущен занавес после окончания последнего акта этой драмы.
На пароходе, отходящем из Калькутты в Англию, заканчивались приготовления к отплытию. Сновали матросы, слуги-индусы, нагруженные тюками и чемоданами. В каюте первого класса на диване сидел завернутый в плед мальчик с бледным измученным лицом. Вокруг него суетилась его айя, устраивая своего подопечного поудобнее – она тоже уезжала вместе с ним. Высокий суровый мужчина стоял на палубе, последний раз окидывая взглядом разноцветье и суету Индии, которую он уже, наверно, никогда больше не увидит. Он оставлял здесь двух женщин, которых любил, и по последней из них, живой, он тосковал, может быть, даже больше, чем по умершей.
Вдруг на причал вылетел экипаж и остановился у самого трапа. Фланнаган не поверил своим глазам: из экипажа вышла мисс Джулиана Симмонс в дорожном платье и стала подниматься по трапу на пароход. За ней слуга-индус нес сундук. Капитан против воли рванулся к ней навстречу. Джулиана лихорадочно искала кого-то глазами, и, увидев Фланнагана, протянула к нему руки.
- Зачем вы здесь? – забыв поздороваться, пробормотал он.
- Я пришла ответить на ваше письмо, ведь вы не оставили мне обратного адреса, - ответила девушка, но глаза ее жили обещанием чуда.
- Но ведь вы собирались уехать в Англию с Парсонсом…
- Да, он должен был отвезти меня. Генри – муж моей сестры Элизабет. Сама она не смогла привыкнуть к здешнему климату и уехала, а Генри собирался дослужить еще три месяца и тоже отправиться в Англию, вот отец и поручил ему отвезти меня – он очень беспокоится о моем здоровье.
- Значит ли это… – Фланнаган не мог продолжать.
- Это значит, что я последовала за вами, чтобы стать матерью Бену, и женой – вам, если правда то, что вы написали мне в прощальном письме.
- Дорогая! – только и мог сказать Майкл.
Бен открыл глаза и увидел знакомое ласковое лицо, склонившееся над ним.
- Вы больше не уйдете от нас? – спросил он.
- Я пришла, чтобы стать твоей мамой, Бен, - ответила Джулиана.
- Тогда я поправлюсь, обязательно поправлюсь.
Мальчик закрыл глаза и даже не заметил, как пароход отошел от пристани. Он лишь чувствовал, как волны мягко покачивают его, и теплый ветер гладит его волосы, словно Бен качается на легких качелях в чудесном зеленом саду, а ласковый голос сероглазой девочки тихо напевает:
Чели-чели, мои качели, братик,
Видимо невидимо в саду ареков, братик,
Плывут корабли прямехонько в океан,
А мы качаемся на золотых качелях, братик…
Прощай, Цейлон!
Выздоровление
- Я совсем здоров, мама, - тихо сказа Андрей, увидев, что мать на цыпочках вошла в комнату и вглядывается в его лицо. Он ощущал большую и тихую радость, то ли оттого, что ничего не болело, то ли оттого, что сон зажег в нем счастливую искорку уверенности в том, что все будет прекрасно, что в жизни бывают счастливые концы, что те, кого ты любишь, непременно будут рядом.
Мама присела рядом и провела рукой по лбу сына. Да, жар спал, кашля нет…
- А я письмо получила.
- От Патриции? – встрепенулся Андрей. – И что она пишет?
- Представляешь, у Бена Фланнагана все же была сестра! Младшая сестренка. Это Мэриан, дочь Майкла и Джулианы.
- Все правильно! Раз Майкл Фланнаган женился на Джулиане, у них вполне могла родиться дочка.
- А женой Бенджамена стала Катя Орлова. Помнишь капитана Орлова?
«Приезжайте в Петербург, молодой человек. Я вас со своей дочкой Катей познакомлю. Ей восемь лет, и она очень любит книжки», - вспомнил Андрей слова капитана. Значит, Бен все же приехал в Россию и женился на его дочери. Как все интересно и запутанно! Словно невидимая паутина плетется из всех встреч и расставаний, причудливый узор создается из сотен и тысяч нитей. Дерево растет, и на нем не должно быть кривых веток, а для этого придется постараться ему, Андрею. Он теперь тоже немного садовник.
Мама ушла, и Андрей услышал, как она говорит по телефону, торопясь обрадовать папу, что сыну лучше.
А перед глазами мальчика качались океанские волны, над которыми вздымался белый парус высокой башни, и с этой башни смотрели на него Майкл и Лилиан, Бен и его маленькая сестренка Мэриан, Эндрю и Анна, бабушка Лена и неведомая Патриция. А там, где волны набегали на золотой песок отлогого берега, у воды стояли двое, смуглолицые парнишка и девочка в одинаковых белых юбках, и девочка, глядя вдаль, негромко пела:
Чели-чели, мои качели, братик,
Видимо невидимо в саду ареков, братик,
Плывут корабли прямехонько в океан,
А мы качаемся на золотых качелях, братик…