Этой ночью я не спала совсем. Странное ощущение, того, что я нахожусь в неуправляемом потоке, не покидало ни на секунду. Впервые оно появилось, когда я открыла ларец с чудесными камнями Марии. То, кто-то перебирал кастаньеты в уголке моего сознания, то камерная, концертная гитара переливалась звуками, выворачивая наизнанку содержимое моей памяти, то плакала скрипка, смычком которой служили жилы моей души.
Что-то должно было произойти, оно уже происходило. И не было ни сил, ни возможности, ни желания останавливать это. Дробь барабанных палочек становилась все громче и четче. Мир уже давно стал черно-белым. Впереди вдали красным пятном мелькал чей-то свитер. Девочка-подросток бежала по лестнице со множеством ступенек. Лестница извивалась, делая невероятные повороты и изгибы. Девушка устала, но продолжала двигаться вперед, все быстрее и быстрее, будто на вершине лестницы ждет смысл всей ее жизни….
Но вот из предрассветного сумрака появляется пункт назначения, конечная остановка этого стремительного бега – прекрасный многоглавый храм, озаренный розовым, восходящим солнцем.
На его пороге стоит ангел с черными крыльями и женщина, закутанная в тонкую вуаль. Ее черты едва видны. Она протягивает к девушке руки. В них крошечная шкатулка. Ангел тоже протягивает к ней руку. На одном из его пальцев кольцо, узор которого повторяет узор шкатулки.
Но девушка останавливается, не добежав до них пары ступенек. Оборачивается. Ее лицо искажено болью и злобой. Она смеется, громко, страшно. Слезы текут из ее глаз. В ее руках оказывается старинная книга. Она раскрывает ее и начинает читать.
С каждым ее словом, стены храма ветшают и превращаются в руины. Рассвет становится глубоким вечером. Руки женщины бессильно опускаются. Вуаль ползет с ее лица. Под ней оказывается древняя старуха. Ангел, пытаясь прикрыть женщину крыльями, в изнеможении падает на колени. Лицо его стремительно стареет.
- Нет…, не надо, прости, - кричит он.
Я чувствую на губах соль его слез, в груди его сердечную боль и просыпаюсь от страшного крика женщины расставшейся с возлюбленным, потерявшей молодость и единственное дитя.
- Юля, Юля, что с тобой? Проснись, доченька. Это только сон. Мама трясет меня за плечи. Ее лицо встревожено.
Я понимаю, что это я кричала и плакала, что это мое сердце сжималось от боли.
Я попыталась встать. Меня мутило. Голова кружилась. Руки и ноги сводила судорога.
- Мама, мамочка, что со мной? Я не хочу этого. Мне страшно. Я плакала долго, не силах остановиться. Мне казалось, что рухнул весь мой мир. Если я не могу этого исправить, тогда зачем жить? Если все уже предрешено. Нет выбора. Есть только судьба….
Юля, Юленька, смотри на меня – мамин голос стал громким и жестким. Ее голубые глаза потемнели.
- Выбор есть всегда!
Каждое слово четко отпечатывалось в моей голове. Она подняла руку, и свежий поток воздуха заполнил мои легкие. С выдохом я пришла в себя.
Четкий план действий уже выстроился и ждал своего воплощения.
- Спасибо, мамочка. Ты как всегда на высоте…
- Я люблю тебя, доченька.
Пять минут в ванной комнате, чашка кофе, под внимательным маминым взором, и я уже на пути к квартире Марии.
На этот раз процесс поисков шел намного быстрее. Я знала, что искать. Крошечная шкатулка для колец была на самом дне ларца. На ней был именно тот рисунок, который я видела во сне. Мои попытки открыть шкатулку не увенчались успехом. Похоже, чтобы ее открыть, к узору на ее поверхности, нужно было приложить что-то типа печати.
Тогда я решила зайти с другой стороны, попытаться отыскать кольцо. Если, я правильно истолковала свое видение, оно должно было находиться у Виктора, вернее Алана, ведь все это касалось ордена. Мне сегодня предстояло с ним увидеться, для разговора вместе с Александром, и я решила взять шкатулку с собой в академию.
Но Виктора там не оказалось. Его лекцию отчитал другой профессор. В конце он поинтересовался, не желает ли кто поработать ночным санитаром в психиатрическом отделении больницы. Причем, приступать нужно уже сегодня ночью. И вдруг наш молчаливый Дэнис, вызвался на эту работу, чем удивил большинство из нас.
- И зачем тебе это надо? – напрямик спросила Лейла, когда мы вчетвером сидели в кафе после лекций.
- Я всегда считал, что мужчина должен сам себя обеспечивать.
Лейла одобрительно кивнула головой.
- Согласна, но психиатрическое, ночью, не страшновато?
- Спасибо, Лейла, я смогу за себя постоять.
Денис и Дмитрий одинаково многозначительно улыбнулись.
- Что? – слегка обидевшись, надула губы Лейла, - психиатрия это не мое, психбольных не люблю, и, вообще, собираюсь быть детским врачом.
- Не обижайся, котенок, - Дмитрий слегка приобнял Лейлу за плечи. Но после трех лет регулярных ночевок с акулами, эти сумасшедшие рыбешки нас не пугают.
Так мы узнали, что братья три года прослужили в военно-морском флоте.
Остаток вечера мы провели в палате Александра, слушая рассказы ребят о своей службе, которые они шутливо называли сказками.
Александр быстро поправлялся. Он уже ходил, но пока с костылем. События, приведшие его в больницу, продолжали для всех оставаться тайной.
Дэнис сходил в описанное Александром кафе, но бармен, работавший в ту ночь, на следующий день уволился и уехал, не оставив адреса.
Служительница метро усиленно пыталась помочь вежливой паре, так заботящейся о своем друге. Но все ее воспоминания сводились к вздохам и причитаниям о «пареньке, что головой ударился», и старой легенде, о призраке метро.
Я же была вынуждена, отшутиться, сказав, что так и не побеседовала с Виктором, сочтя свои подозрения о паранойи фантазиями студента-медика, находящего у себя и своих друзей все изучаемые болезни.
В восемь вечера Дэнис засобирался на дежурство. Я решила проводить его, в надежде найти Виктора в больнице.
Энгель, действительно был там. Выглядел он еще хуже прежнего. Под глазами залегли черные круги. Лицо осунулось и посерело.
- Профессор, к вам студенты, по поводу ночных дежурств, – объявила санитарка, проводив нас до его кабинета.
Увидев меня после такого представления, Виктор пришел в ужас. Во всяком случаи, именно это выражение появилось на его лице.
- Ты хочешь здесь работать? – спросил он, странным образом совместив угрозу, недоумение и страх в своем вопросе.
Не зная, как реагировать, я, молча, показала на Дэниса. У профессора вырвался вздох облегчения. Денис с любопытством смотрел на нас обоих.
- Пожалуйста, подождите меня в кабинете, - обращаясь ко мне, сказал Виктор.
- А, вы, молодой человек, пройдемте со мной, я объясню вам ваши обязанности.
- Следующая "сказка" за тобой, – заговорщически шепнул мне Дэнис.
Оставшись в кабинете одна, я решила использовать эту возможность для того чтобы лучше узнать его хозяина.
Это была достаточно большая комната с высоким потолком, украшенным старинной лепкой. Стены, до половины отделанные панелями под темное дерево, сверху были обтянуты мягкой тканью успокаивающего зеленого оттенка. В высокие окна были вставлены цветные стекла, отчего воздух в комнате переливался всеми цветами радуги и казался густым и вязким.
Картины, украшающие стены были необычны. Вот, странным образом вписанный в узкую полоску холста, вытянутый силуэт ангела, здесь мертвенно-бледные человеческие лица разместились вместо нот на нотном стане. А здесь зима, ворвавшаяся в цветущий вишневый сад, и едва различимая, пара – мужчина и женщина под одним зонтом, удаляющаяся в никуда. Эта картина навела меня на мысли о Булгаковских мастере и Маргарите и дарованным им господом Богом покое.
Кожаный диван с парой вышитых вручную подушек. Старый дубовый стол на изогнутых ножках. На столе фотография молодого смеющегося Виктора и такой же юной улыбающейся девушки, с удивительно знакомым лицом. Они кажутся такими счастливыми и беззаботными.
Я держала фотографию в руках, когда дверь кабинета отворилась. Я постаралась поскорее поставить рамку на место, но Виктор явно успел заметить, что я так внимательно рассматривала.
Он сделал несколько порывистых шагов в направлении стола, но, будто передумав, остановился. Помолчав минуту, тихо сказал: «Это мы с Кирой во время медового месяца. Она пятнадцать лет была в состоянии психогенного ступора, после потери ребенка, а сегодня пришла в себя».
«Так это та самая женщина, которую я видела в индивидуальной палате, эта жена Виктора», - мелькнула мысль, а вслух я почти прошептала: «Но, это же хорошо…, наверно…».
- Наверно, - грустно улыбнулся Виктор, – прости, что забыл о своем обещании. Завтра мы обязательно поговорим с Александром.
- Да, спасибо, – я продолжала стоять у стола, украдкой посматривая на фото. В присутствии профессора, я постоянно терялась, не зная как себя вести. То мне казалось, что я слишком навязчива, то я старалась не показаться глупой. Постоянный анализ того как я выгляжу со стороны, путал мысли и сбивал дыхание.
- У тебя что-то случилось, Джулия?
Звук собственного имени вернул меня к реальности. Я достала шкатулку и положила ее на стол.
- Что это? – спросил Алан.
- Мне кажется это должно быть у тебя.
Виктор взял шкатулку в руки. Для меня все сразу стало очевидно. На его безымянном пальце было кольцо с точно таким же замысловатым узором, что был на шкатулке. Это кольцо вполне могло быть использовано в качестве ключа-печати.
Виктор долго рассматривал шкатулку. Похоже, он не видел сходства рисунков. Так ничего и не заметив, он непонимающе взглянул на меня.
- Откуда у тебя это кольцо Виктор?
- Мне еще в юности его подарила одна «видящая» – Мария, твоя прабабушка?
- Пожалуйста, дай мне его.
Все еще не понимая, Энгель снял кольцо и протянул его мне вместе со шкатулкой.
Выпуклые линии узора на кольце точно вошли во впадины рисунка на шкатулке. Легкий щелчок, и она открылась. Крошечный, перетянутый золотой нитью свиток, выпал на стол.
На тончайшей папиросной бумаге, знакомым каллиграфическим почерком было написано:
"Дорогие мои!
Если вы это читаете, значит пришло время, и вы, наконец-то нашли друг друга.
Да, да. Я обращаюсь к вам обоим. К тебе, моя милая правнучка Джулия, и к тебе Алан Холдер".
Мы с Виктором настороженно переглянулись, и я продолжила чтение.
"Только соединив кольцо и шкатулку, вы могли найти эту записку.
Ты, Алан, всегда был очень способным «видящим», хотя и излишне упрямым. Но жизнь уже внесла свои коррективы в твою судьбу. Я же всегда относилась в тебе как к родному внуку, хотя мы и очень редко встречались. Я наблюдала за тобой, за твоими успехами и ошибками. Ты знаешь, что я обладала даром ясновидения. Уже до рождения моей правнучки, я знала, что тебе суждено сыграть значительную роль в ее жизни. Я же хотела для нее только лучшего.
В юном возрасте ты допустил страшную ошибку, решившись лишить жизни своего ребенка...".
Я не могла не посмотреть на Виктора. У меня не было никаких сомнений, что это письмо о нем. И, скорее всего в моем взгляде отражались все мои эмоции. То, что я прочитала, не укладывалось в моей голове, и я искала опровержений.
Губы его дрожали, глаза были полузакрыты. Судорога невыносимой боли исказила его лицо почти до неузнаваемости. Но он стоял прямо, не пытаясь оправдаться или вырвать у меня послание. Мое сердце захлестнула холодная волна ужаса. Мне ничего не оставалось, как только продолжить чтение.
"Ребенок действительно обладал колоссальным потенциалом великого «видящего». Но, искусственно поддерживаемый баланс добра и зла, понятие эфемерное, выдуманное людьми для оправдания своих неблаговидных действий. Он либо есть, либо его нет. Ни один дурной поступок не может увеличить количество добра в мире. Цель не оправдывает средства. Никакой пресловутый уровень баланса не стоит человеческой жизни".
Я поразилась практически дословному повторению фразы, сказанной мною Виктору в нашей недавней беседе об Александре. Так вот, почему он тогда так отреагировал….
"Как и не одно доброе дело не может вести к росту насилия и боли. Относительность человеческих поступков всего лишь хитрый голос тьмы.
Но каждый человек имеет право на ошибку. Не судите, да не судимы будите. И у каждого должен быть шанс ее исправить. Я постаралась сделать все, чтобы дать тебе этот шанс. Ты был достаточно наказан, и, если урок усвоен, ты сможешь исправить содеянное.
Твой сын не погиб. Умер другой ребенок, от которого из-за его болезни, отказалась его родная мать. Именно он похоронен в могиле Энгеля младшего. Твой же мальчик жив".
Тихий всхлип вырвался из груди Виктора. Теперь его глаза были широко открыты. Взгляд был устремлен в никуда, а по щекам катились слезы. Он не пытался их стереть. Казалось, он вообще не замечал того, что с ним происходит.
"Зовут его Алексей . Живет у приемных родителей. Его способности только начинают просыпаться и ты Алан, ему очень нужен.
Большего я здесь сказать не могу. Бумага - вещь не надежная. Ревнители «баланса» много бы дали чтобы узнать, где находится Алексей. Постарайся ее найти сам. Лишь когда используешь все доступные тебе средства, обратитесь к ритуалу вызова усопших с "черным гранатом". Сам за дело не берись. Твоих сил не хватит. Но у Джулии с ее даром, огромный потенциал. И, если ты, как "учитель" сумеешь помочь ей, она поможет тебе.
Вы нужны друг другу. Ваша встреча была предопределена. Но только вам решать, что делать с этим дальше.
Холдер, береги этих детей! Алексей и Джулия, как и ты, существа особой, редкой породы. В них, как и в тебе, есть капли ангельской крови. Но об этом вам предстоит узнать не от меня.
Используйте камень лишь при крайней необходимости и лишь, тогда, когда силы Джулии окрепнут, и она сможет провести ритуал без вреда для себя.
Мир вам и любовь. Ваша Мария".
Наше молчание было долгим. Я была смущена и озадачена. Бабушка, практически, благословила нас, или это способ «видящих» пожелать удачи?
Предрешенность нашего знакомства также слегка напрягала. Теперь мне казалось, что кто-то неведомый навязывает мне эти отношения. Мое врожденное упрямство подняло голову. Чему можно научиться у человека, поднявшего руку на своего собственного сына. Я не могла найти причину способную оправдать этот поступок.
Мне требовался ответ здесь и сейчас.
- Зачем ты это сделал, Холдер? - непривычное имя прозвучало жестко и громко, как выстрел.
Но Виктор продолжал молчать. Он даже не взглянул на меня. Чем дольше длилась пауза, тем холоднее становилось у меня в душе. Я физически ощутила как, появившись в ложбинке между грудей, холод протянул свои щупальца к надключичной впадине и солнечному сплетению, охватил мои плечи и спустился к низу живота. Еще минута и я примерзну к полу.
- Ну что же ты молчишь? Поговори со мной, Алан!
Наконец-то, он поднял глаза. Но в них была пустота. Отрешенность, граничащая с безнадежностью.
- Пожалуйста, оставь меня, - едва слышно прошептал он.
- Что?
- Я хочу остаться один, - выдохнул Виктор.
Я схватила свою сумку и бегом бросилась к выходу. Я бежала, не разбирая дороги, перепрыгивая через две ступеньки. На мои глаза наворачивались слезы. Меня обманули! В моих надеждах и ожиданиях. Нежный, трепетный кусочек моей души скомкали, как не нужную бумажку, и выбросили в грязь. Лишь во дворе своего дома, я смогла остановиться и вздохнуть. Я вдруг вспомнила и вновь ощутила послевкусие сегодняшнего сна.
«Рухнул весь мой мир. Если я не могу этого исправить, тогда зачем жить? Если все уже предрешено. Нет выбора. Есть только судьба…».
Это его мир рухнул. Это ему казалось, что нет выбора. Часто получить прощение сложнее, чем нести наказание. Внезапная надежда порождает тысячи вопросов и не одного ответа. Мне стало стыдно за мою реакцию. «Не судите, да не судимы будите». Но упрямство еще высоко держало голову. Решение действовать самостоятельно, казалось единственно верным и оправданным.