Маковецкий звон глава 3

Виктор Злобин
Голова гудела, шумела, раскалывалась на две половинки. Было темно, но это, как понимал Генрих, оттого, что глаза закрыты. А открывать их не хотелось. Казалось, стоит чуть приподнять веки, и боль с новой силой обрушится  на него.
- Эй, Аким, глянь-ка – послышался незнакомый голос. – А, этот зашевелился, живой значит.
- А я что говорил? – ответил другой голос. – Оглушили его сильно, да и все. Чего ему сделается.
Всхрапнула лошадь. Кто-то склонился над Генрихом, легонько потряс его за плечо.
- Эй. парень, как ты? Живой, что ли?
Хочешь, не хочешь, а глаза пришлось открывать. Над Генрихом склонилось чье-то бородатое лицо. Воин, в полном доспехе и  в шлеме. На коне. Рядом второй такой же, должно быть, тот самый, Аким.
- Ну, что молчишь то? Говорить можешь?
Генрих не ответил, осмотрелся. Лежал он в дровнях, на правом боку. Под самым ухом поскрипывал о снег полоз. Генрих покряхтел, повернулся на спину.
- Ну ладно, не хочешь разговаривать, не надо. Лежи пока, скоро приедем – воин распрямился в седле, отъехал в сторону.
Все происходящее мало походило на реальность. Какие-то чужие люди. А, где Кудряш? где Матвейко? Где, наконец, весь обоз? размышлял Генрих. Хотел было спросить, но передумал. И голова болит, и все равно, скоро все, и так, выяснится, сказал,  же тот бородатый, что скоро приедем. Куда, вот только? А, впрочем, какая разница.
- А, я как посмотрю, живучий ты парень. Молодец – голос раздался совсем рядом. Чуть не прямо над ухом.
Генрих резко повернул голову. Рядом с ним в санях, практически вплотную сидел Ворон. Генрих поморгал глазами, нет, видение не исчезло.
- Что глазам своим поверить не можешь? – весело спросил Ворон. – А, ты парень верь, верь. Я это. 
Несмотря, на веселый голос, вид у Ворона был, прямо скажем, неважный. Один глаз заплыл, из раны на голове сочится кровь, руки связаны за спиной. Но ведь надо же, сидит и ухмыляется, подумалось Генриху. А, так он, кстати, даже больше на ворона похож.
-Я, когда по голове тебя оглушил – продолжил Ворон. – Думал уже, что конец тебе. Если встретишь того оружейника, который шлем твой делал, в ноги ему поклонись. Спас он тебя. Да еще мальчонке этому.
- Какому мальчонке?
-Да, один вроде бы у вас в обозе мальчонка то был. Маленький, а шустрый какой.
- А, что с ним? – насторожился Генрих.
- Да, с ним то, полагаю ничего – усмехнулся Ворон. – А вот, тебя то, он спас. Как начал ты с седла сползать, он и выскочил откуда-то. Тут сеча такая, дай Бог, свою голову сохранить, а малец хвать мерина твоего серого за узду, да и в сторону его. От схватки подальше.
- А, дальше то, что с ним было? – Генрих даже дыхание затаил. – не   знаешь, живым остался. Или погиб?
- Да, вроде бы, незачем ему погибать – Ворон рассмеялся. – Да, и вон он, кстати. На твоем мерине гарцует.
Ворон указал подбородком, куда-то в сторону. Генрих хотел было повернуться в этом направлении, но резко вспыхнувшая боль, заставила его отказаться от этого намерения.
- Эй, Ворон, ты чего ржешь? – подъехал к саням, тот воин, которого называли Акимом. – Вот, ужо свезем тебя к Великому князю, не до смеха будет.
- Так, то когда будет – беспечно отозвался Ворон. – А сейчас, коли мне весело, так почему бы и не посмеяться.
Однако, разговор стих сам по себе и Ворон закрыл глаза. Может быть, уснул, а может быть, и нет. Бывают же в жизни такие ситуации, когда ни на что смотреть неохота.

- Прости владыка, что от дела тебя отрываю, но там Семен Мелик приехал с воинами. С ним сани, раненого привезли. Сильно раненого. Семен, очень уж боится, что помрет, он, не успев покаяться, да причаститься.
С этими словами молодой инок Епифаний поклонился и сложил ладони лодочкой, прося благословления.
- Что, совсем уж плох? – игумен Маковецкого монастыря, владыка Сергий одернул черный подрясник с накинутой поверх, овчинной безрукавкой. – Так поспешим же.
- Я так отче думаю, что зря Семен хлопочет. Боюсь, что слишком уж он припозднился – поделился своими впечатлениями Епифаний. – Я, как глянул, так сразу вижу, нет, не жилец. А жалко, молоденький уж больно.
- Ну, в животе и смерти человека, един Бог, волен – строго сказал Сергий и осенил себя крестным знамением. – Да где же они?
Епифаний молча, указал на запряженную в розвальни невысокую лошаденку буланой масти, которая сейчас от обильного пота, выглядела серой. Завидев приближающегося игумена, от саней отделился воин в красном корзно, и заспешил навстречу владыке.
- Вот какого гостя, нам нынче Бог послал – улыбнулся Сергий, благословляя подошедшего. - Самого, Семена Мелика, славного защитника земли русской.
- Опасаюсь, что не успели мы отче, не довезли – с нескрываемой горечью произнес воин, по-видимому, даже не расслышав приветствие игумена.
- Не торопись, Семен – Сергий торопливо засеменил к саням. – Дай, гляну сначала.
Там, занимая собой все розвальни, раскинув руки, лежал на спине поистине богатырского роста молодой воин. Из глубокой раны на груди, кое-как, заткнутой тряпицей, в сани натекла значительная лужа крови. Сейчас, кровь уже не сочилась только, темнела, становясь все более черной. Сергий внимательно осмотрел раненого. Недовольно покачал головой.
- Жив? – с какой-то отчаянной надеждой спросил Семен.
Игумен отрицательно покачал головой, вздохнул. Семен, опустив взгляд вниз, медленно стянул с головы шлем. То же сделали и другие воины.
- Алеша, мой лучший воин был – ни к кому не обращаясь, сказал Семен. – И ведь молодой совсем, восемнадцать едва минуло, Можно сказать, что жизни то и не видел.
- Почему отче, самые лучшие, всегда первыми умирают? – Семен скосил глаза в сторону игумена.
- Пред Господом Сема все люди равны – сказал Сергий укоризненно. – И не нам решать, кто лучше, а кто хуже.
Он присел на край саней, продолжая всматриваться в лицо лежащего. Оно было необычайно бледным, практически белым. Словно кровь, делавшая его радостным и веселым, полностью вылилась из полученной раны. Видимо, решив что-то для себя, Сергий резко поднялся на ноги.
- Несите-ка его в мою келью – властным голосом распорядился он. – Помолюсь за него. Не прошел он еще через врата смертные. Может быть, внемлет Господь моей грешной молитве, повременит призывать к себе, раба своего Алексия.
Четыре мощных воина с большим трудом подняли из саней неподвижного Алешу и, пошатываясь, внесли его в игуменскую келью. Когда вышли, перекрестившись, вошел в нее и Сергий.
- Пока сам не выйду, меня не тревожить ни по какому делу – строго предупредил он и захлопнул за собой дверь кельи.
А, монастырский двор понемногу продолжал  заполняться людьми и лошадьми. Въехали и сани с Генрихом, к которым, сразу же подбежал Матвейко, склонился над лежащим.
- Дяденька Генрих – запричитал он плачущим голосом. – Да, очнись ты наконец, Иль ты и взаправду помирать вздумал?
- Да, какой он тебе дяденька? – расхохотался оказавшийся рядом Аким. – Много ли он тебя старше?
Но Матвейка, не обращая внимания на слова Акима, продолжал тормошить Генриха – я и коня твоего в конюшню свел. Монахи тут добрые. Они, Серому и сена дали, и овса в торбу насыпали. А ты все лежишь, не встаешь. Да ты хоть глаза-то открой.
Генрих послушно открыл глаза. Увидел плачущего Матвейку, без стеснения вытирающего слезы, улыбнулся ему через силу. – Живой я, живой. Не плачь зря-то.
- Смотри Аким, подопечный то наш, совсем в норму приходит, пойду, кликну Семена, он наказал сразу же его позвать, когда этот молодец в себя придет – сказал Акимов напарник и торопливо ушел.
Вскоре вернулся в сопровождении воина в красном корзно. Тот по-хозяйски оглядел сани, огляделся вокруг.
Этого – воин указал на Ворона. – Увести, и глаз с него не спускать. Мальчишка тоже пока пусть с вами побудет, а нам нужно побеседовать немного, наедине.
Аким с товарищем подняли Ворона, ухватив его за плечи, поставили на ноги. Тот покачнулся было на отсиженных ногах, но встряхнулся и встал твердо. Генрих, посмотрел вслед уходящим, потом повернулся к воину в корзно.
- Как я понял, ты, Семен Мелик?
- Он самый – воин улыбнулся. Не дружелюбно, не зло, как-то нейтрально. – Но. чтобы потом вопросов не возникало, представлюсь полностью. Сотник сторожевой сотни Мелик Семен.
- Я слышал о тебе – помолчав, произнес Генрих.
- От кого?
- От барона Доммерканта – недоуменно пожав плечами, ответил Генрих.
Семен, некоторое время вглядывающийся в лицо Генриха, кивнул головой – Ну, естественно, от кого же еще? кстати, его письмо при тебе?
- Нет у меня никакого письма – растерянно ответил Генрих.
- Успокойся – улыбнулся Семен. – Его и не могло быть, старый лис Доммеркант лишних следов не оставляет. Кудряш, рассказал мне, как ты оказался в его обозе – пояснил Мелик. – Андрею я полностью доверяю, но хотел сам на тебя посмотреть. Мне сказали, что ты хотел в моей сотне служить?
- Да - обрадовано воскликнул Генрих.
- Дело хорошее – кивнул головой Семен. Позже еще поговорим с тобой, только сразу учти, служба у меня хлопотная, опасная, да к тому же, и не денежная. Если тебя это пугает, сразу скажи, подберем тебе что-нибудь поспокойнее.
Взглянув на возмущенное лицо Генриха. Семен расхохотался – Ладно, ладно, считай, что я пошутил. Ну, мне пора. Да, кстати, как там барон? По прежнему припадает на левую ногу?
- Но, барон, ни на какую ногу не припадает – удивленно пожал плечами Генрих.
- Правильно. барон, ни на какую ногу не припадает. И вообще у него отменное здоровье. Позже увидимся – сотник, продолжая улыбаться, удалился.
Генрих недолго оставался один. Сначала пришел незнакомый воин, выпряг лошадь, сбрую сложил в углу саней, лошадь куда-то увел, должно быть в конюшню. Потом подошли два монаха, один, маленький, толстый. Второй, просто громадных размеров.
- Куда этого? – спросил огромный.
- Пожалуй, что в мою келью – несколько подумав, ответил маленький. – Сам-то снесешь, брат Пересвет?
- Снесу, брат Амвросий - коротко ответил высокий монах. Наклонился, и легко как ребенка поднял Генриха на руки.
Тем временем, уже стемнелось. Монастырские ворота закрыли, заложили крепким дубовым засовом. Но по кельям, ни монахи, ни их гости расходиться не торопились, столпившись у кельи игумена. Лишь келарь, отец Амвросий удалился выполнять свое, обычное послушание в трапезной.
Воспрянули, было все, когда маленькое окошечко кельи осветилось изнутри, видимо владыка Сергий затеплил свечу. Но далее того ничего не произошло. Постепенно, начали расходиться, день для всех выдался трудный. Ратникам только бы было куда голову преклонить, а инокам еще и келейные молитвы прочесть надо. В конце остались лишь инок Епифаний, да Семен Мелик. Оба, и не заметили, то и дело, поеживаясь от холода, как, чуть скрипнув, отворилась дверь игуменской кельи.
- Слава Господу нашему, в очередной раз явившему нам недостойным свою неизреченную милость – устало сказал Сергий, облокотившись о дверной косяк –Жив, отрок Алексий, и еще, даст Бог, много послужит на ратном поприще и земле Русской и во славу веры Православной.
Епифаний и Семен глянули друг на друга, улыбнулись устало и разом вздохнули.
   Наутро, рано, отъехал Семен Мелик со своими воинами в Москву. Служба, есть служба. И так изрядно задержался. Алешу и Генриха игумен оставил в монастыре. Куда их в таком состоянии везти, вот отлежатся немного, подлечатся, тогда уж. Остался и Матвейко, ухаживать за Генрихом. А к Алеше игумен послушника своего, Епифания приставил. По такому делу, освободив его от всяких иных послушаний.
Ворона. понятное дело, увезли. Поскольку, чувствовал он себя довольно бодро., посадили его на лошадь верхом, только руки впереди связали. Хотели, было их к луке седла прикрутить. Да уважили Воронову просьбу, не стали.
В том, что Алеша на поправку пойдет, Сергий не сомневался. Организм молодой, крепкий. Раз уж за жизнь уцепился, то не отпустит. Да и рана у него обычная, тяжелая, но обычная. Такие раны, для ратных людей, дело почитай, что и неизбежное.
А вот с Генрихом, непонятно. Открытой раны вроде бы нет, шлем спас. А вот немочь у человека, пугающая. При каждой попытке на ноги встать, бледнеет, обильным потом покрывается, и падает. Тут, уж только надежды остаются на то, что, отлежится воин, поправится. Все в воле Божией, молиться надо, да верить, уповать на милосердие Божие.
Постепенно, из разговоров с Матвейкой, Генрих составил картину происшедшего после того, как потерял сознание от удара Ворона. И, хотя Матвейкины рассказы были отрывочными и непоследовательными, да еще каждый раз приходилось напоминать ему, чтоб дядькой он Генриха не называл, общую мозаику происшедшего сложить удалось.
- Когда ты падать с коня стал - рассказывал Матвейка. – Я Серого под уздцы, да в лес свел. Потом тебе помог с седла в снег сползти. Я, и сам там за деревьями спрятался, потому, что страшно было, аж жуть.
- Потом, смотрю, разбойники-то наших, одолевать начали, многие конную охрану прорвали и к возам бросились. И там битва началась – Матвейка замолчал, зашмыгал носом. – Дядьку Игната убили изверги, а он ведь такой добрый был.
- Ну, ну, не плачь – Генрих похлопал мальчика по плечу. – Слезами то горю не поможешь. Дальше, что было?
- А, дальше то, как раз и появился дядя Семен со своими. – оживился Матвейка. – Разбойники, как его увидели, уходить стали в лес мимо наших возов. Наши задерживать их не стали, да и понятно, кому охота голову то под меч подставлять. Пусть уходят, главное самим в живых остаться.
- А, Ворона как взяли? – полюбопытствовал Генрих. – Он, почему не ушел?
- Да я и сам не понял – пожал плечами Матвейка. – Он своих прикрывать остался. Алешу, вот. чуть не убил, но тут и его сшибли. Да связали. Хотели насмерть зарубить, да дядя Семен не велел, сказал, что его непременно надо к Великому князю доставить.
- Ну, и чем кончилось то? дальше, что было?
- Да. дальше то ничего и не было – Матвейко задумался. – Ну, разгрузили несколько возов, товар на другие возы переложили, теперь уж недалеко, доедут потихоньку. Выбрали самую шуструю лошадку, буланую, дяди Игната, и на ней первым делом, Алешу отправили в монастырь.
Матвейка опять всхлипнул – а потом, собрали всех раненых и убитых и в монастырь повезли. И я, конечно со всеми на твоем, Сером поехал. Дальше то, сам все знаешь.
Устал Генрих от разговора, да и Матвейку наверное утомил, судя по тому, как он сопеть начал. Закрыл глаза, то ли уснуть пытаясь, то ли захотел всю картину происшедшего с ним, после отъезда представить. Не такого начала своей новой жизни ждал Генрих. Но, если бы спросил он сам себя, что, вот кабы, можно было время вспять повернуть, поехал бы он с Кудряшом, в далекие московские земли. Без раздумья бы что поехал бы ответил.