Глава 14. Семейная идиллия
Разговоры и пересуды утихли. «Красной калине» удалось-таки отсудить бОльшую часть денег у строптивой фирмы, которая, к радости председательши, оплатила судебные издержки. Люди понемногу начали строиться.
На соседнем с Тасиным, до сих пор пустовавшем участке объявился новый хозяин, которого все звали Валерка-хромой. Он и вправду прихрамывал на одну ногу, но мог дать фору здоровому: на Валеркином участке вовсю кипела работа. Он без устали возил в багажнике торф с ближнего болота и разгрузив, развозил по участку на тачке. А после снова садился за руль…
Земля на его участке жирно блестела свежим торфом, который Валерка смешивал с песком и долго рыхлил граблями, разбивая слипшиеся торфяные кусочки. Грядки у него были идеально ровные, земля словно пуховая, дорожки выложены мозаичными узкими плитками, «окантованными» узкими полосками неправдоподобно зелёной (и откуда она у него такая?) травы. Дом с флюгером в виде петуха на двускатной ломаной крыше напоминал помещичью усадьбу времён крепостного права.
Когда «торфоразработки» были закончены, Валерка расчистил и углубил дренажную канаву вдоль своего участка. Распилил на аккуратные чурбачки кучей лежавшие брёвна и сложил в поленницу – на дрова. Посадил кусты смородины и молодые саженцы. Валерке помогали его жена и двое детей – мальчик лет пяти и девочка лет двенадцати.
Новый сосед приветливо улыбался при встрече и смешно здоровался, не выпуская из рук лопаты: «Бог в помощь!». Его участок с трёх сторон окружал двухметровый забор. С четвертой, граничащей с Тасиным, роль забора выполняли деревянные низенькие колышки, между которыми ничего не было – ни проволоки, ни даже верёвок.
- Граница на замке, - говорила по этому поводу Тасина мама, имея на то веские основания: их с Тасей участок, огороженный штакетником, был, что называется в зоне доступа.
- И как он всё успевает, с двумя детьми, - сказала Тася соседке Маргарите Александровне, которая жила за два дома от них и приходила к Тасиной маме поделиться новостями.
- С тремя! – огорошила Тасю соседка. – Трое их у него.
…Жена Валерия умерла при родах. Это была его вторая жена, а первая умерла ещё раньше, оставив мужу дочь Настю. Пятилетний Вовка был от второй жены. Новорожденную малышку забрала приехавшая на похороны бабушка. Старшие дети остались с отцом.
- Девочку сама буду растить, а двоих мне не потянуть, - заявила Валерию тёща, вероломно отказываясь от внука и не вспоминая о Насте, которая была ей неродной и на попечении которой остался маленький Вовка. Валерию смотреть за детьми было некогда: он работал.
На похоронах тёща устроила безобразный скандал, обвинив Валерия в смерти дочери («заездил, допёк, вторую жену в гроб вогнал!»). И возненавидев его чёрной ненавистью, прекратила с зятем все отношения, а заодно и с маленьким Вовкой. Валерка горевал недолго и привёл в дом третью жену, но и с третьей не очень-то ладил.
Напротив, с детьми Валерия Женя быстро нашла общий язык. Вовка звал её мамой и не ложился без неё спать, а с Настей они шептались и секретничали, как два заговорщика, тайком от Валерия, которого такое положение дел вполне устраивало. Практичный Валерка полностью переложил заботу о детях на Женькины плечи, а сам пустился во все тяжкие.
Валерка работал коммерческим директором в Московском отделении Сургутнефтезгазбанка, и денег в доме хватало с избытком. Женя не работала, вела домашнее хозяйство и воспитывала Валеркиных детей, а Валерка жил своей жизнью. Когда Женя наконец поняла, что нужна мужу в качестве няньки и домработницы, она заявила Валерке, что уходит от него. Валерка только хмыкнул: «Что ж, держать не стану, не нравится – уходи». Пятилетний Вовка плохо понимал, куда уходит его мама, наверное, в магазин, чтобы купить ему леденец на палочке – Женя всегда покупала ему леденец, если он не капризничал и хорошо себя вёл. А Настя…
С двенадцатилетней Настей случилась истерика, она плакала и твердила, что без Жени не хочет жить, и если папа с ней не помирится и Женя от них уйдёт, то она, Настя, повесится. Женя испугалась, гладила побелевшее Настино лицо, целовала её в опухшие от слёз глаза, повторяя «Ну что ты? Ну что ты…». И осталась с Валерием. Но через полгода не выдержала и ушла.
Настя повесилась в лоджии, на вбитом в стену крюке для велосипеда. Ей повезло: соседка вешала бельё и успела вовремя – Настю удалось спасти. Валерка почернел лицом и притих. Ездил несколько раз к Жене, умолял вернуться.
И Женя вернулась. Валерка проводил с семьёй всё свободное время, купил в «Красной калине» садовый участок, и все четверо с удовольствием возились на грядках. Валерка копал, Женя наводила уют в доме (дом Валерка построил сразу, вслед за домом на участке появились баня, душевая, сарайчик и стеклянный большой парник), Вовка строил из песка и камней город, прокладывал дороги и возводил мосты, находчиво соединяя «берега» воткнутыми в землю ветками. А Настя сажала цветы и качалась в гамаке.
Молодые кустики и деревца пока что не давали урожая, и Валерий всё привозил с рынка – овощи, ягоды, фрукты… Маленький Вовка, за которым никто не смотрел (есть захочет – сам придёт), забрёл как-то к Тасе – забора между участками не было, да и зачем? Тася усадила его за стол и угостила клубникой, у них как раз поспела клубника, и Вовка съел её столько, сколько уместилось в животе, потом запил молоком и заснул. Тася хотела отнести его к отцу, но малыш оказался тяжёлым, и она уложила его на террасе, где он и спал до прихода отца.
Валерка посмотрел на спящего сына, сел на табурет, чем-то громыхнул – и Тася с ужасом уставилась на торчащую из брючины деревяшку – вместо левой ноги у Валерия был протез. Заметив Тасин испуганный взгляд, Валерка ухмыльнулся:
- Что, не знала? Не рассказали ещё соседи, что безногий? А про остальное рассказали?
- Рассказали, - кивнула Тася.
- Осуждаешь?
- Не знаю. Я не вправе вас судить.
- Все вы, бабы, одинаковые. Одним миром мазаны! – с неожиданной злостью сказал Валерий.
- И твоя дочь? – вырвалось у Таси.
Валерка надолго замолчал. Тася подвинула к нему миску с клубникой, налила в стакан молока и хотела уйти, но Валерка тронул её за руку.
- А ты непростая штучка. Не зря тебя бабы не любят, - сказал непонятно Валерка и ушёл, унося на руках спящего Вовку и тяжело опираясь на протез.
На другой день Вовка явился к ним с утра, ведя за руку Настю.
- А мы в гости пришли! Можно?
- Ой, а я тебя жду и думаю – вдруг не придёшь, что я тогда буду делать? – улыбнулась Тася, переглянувшись с Настей. Настя ей полюбилась, и они стали подругами, если только можно взрослой женщине дружить с тринадцатилетней девчонкой. Дети часто гостили у Таси, и Женя кричала со своего участка: «Ау, команда! Вы где? Опять в гостях? Тасенька, они вам не надоели ещё?»
- Нет, что вы! Я без них как без рук, вот – горох собирать некому, а втроём мы в два счёта… - И Вовка согласно кивал головой, жуя сладкий сочный стручок прямо с кожурой.
- Чем ты Настю мою приворожила? Вовка обжора, с ним всё понятно. А Настю ты чем взяла? – удивлялся Валерка. – Только и слышу от неё – тётя Тася да тётя Тася. Придётся мне с Женькой развестись и на тебе жениться.
- Я «за», – серьёзно говорила Настя, которой уже исполнилось четырнадцать. – Должен же кто-то за тобой смотреть. А у Жени это плохо получается. – И Валерка разводил руками, не в силах ей возразить…
- И не думай! – говорила Тасе мать. – Он двух жён в могилу свёл, ты – третьей хочешь стать?! Вон Женька – мучается с ним, детей его поднимает, а он изменяет ей. Для него ничего святого нет, дочку до смерти довёл, чудом спасли… И тебя доведёт.
Мамины опасения были напрасны: жениться на Тасе Валерий не собирался, хотя устроил её на работу к себе в банк. Тася окончила валютные курсы, сдала экзамен и получила удостоверение валютного кассира-операциониста. Банк был надёжным, зарплата, как сейчас говорят, достойная
И ещё в одном преуспела Тася: они с Женей стали подругами. Женя по-свойски забегала к ним попить чайку и вела длинные разговоры: что посадила на участке, почём в деревне молоко, когда наконец проведут электричество и дадут воду, как тяжело отмывать Вовку, который к вечеру угваздывался как поросёнок… Женя купала его в корыте, согревая воду на плите.
Валерка поставил себе газовую плиту с огромным баллоном, и газ можно было не экономить. Воду он привозил на машине, загрузив багажник и салон шестилитровыми канистрами. Он и Тасе возил воду. Готовили они с мамой на костре: подвесив на треноге котелок, варили суп, а чай кипятили в чугуне, который ставили прямо в костёр и вынимали ухватом. Чай пах дымком и смородиновыми веточками. А какая вкусная получалась каша, когда её томили в чугуне на дотлевающих углях! Вовка просто объедался этой кашей, а дома не ел, говорил – не такая, хочу как у Таси.
У них получилось мини-садовое товарищество (бедовое товарищество, как говорила Тасина мама). У Таси росла клубника, смородина и крыжовник, и она щедро делилась урожаем с Женей – у них дети, как им без ягод? А зелень и огурцы они с мамой не сажали вовсе: зачем, если у Жени в парнике огурцов целое море и зелень у неё растёт как тесто на дрожжах (Валерка купил две машины песка и машину навоза, и Женя сказала, что на эти деньги можно пять лет покупать зелень. – «Такую не купишь» - серьёзно отвечал ей Валерка.
И правда! – Зелень у соседей росла густая, сочная и необыкновенно ароматная, и каждую субботу Женя приносила Тасе целый таз петрушки, кинзы, сельдерея, укропа, кресс-салата, базилика и рукколы. И огурцы приносила. И приготовленные из парной телятины горячие котлеты на подогретых тарелках, как в ресторане. Телятину Валерка покупал на рынке, цена его не смущала.
- Кушайте, пока горячие! – выпевала-выговаривала Женя, гордясь «произведением искусства», пусть даже кулинарного. – Вы же только приехали, приготовить не успели, да и как вы на костре такие приготовите?
- С ума сошла? – возмущалась Тася. – Куда нам столько? А котлеты зачем… А четыре – зачем?! Мы не съедим столько!
- Съедите! – безапелляционно заявляла Женя. – Я тебе понемножку всего… Здесь укропчик, петрушка и щавель, щей наваришь с тушёнкой.
Так и жили – дружно, делясь друг с другом всем, что имели. Дети паслись на двух участках – благо, забор Валерка ставить не спешил, и всем было хорошо. Кроме Алефтины Евграфовны.
- Ой, смотри, Женька! Соседство опасное… Тайка-то – как бы мужа твоего не увела. Она себе на уме, Тайка-то, а ты с ней дружить вздумала, - пела Жене в уши соседка. Женя только смеялась в ответ и в субботу, еле дождавшись приезда Таси, пересказывала ей всё, изображая в лицах – Алефртину Евграфовну и себя самоё. Тасе было страшно. Женька ни о чём не догадывается, а когда-нибудь догадается – про них с Валеркой…
Началось у них всё прошлым летом, когда Валерка отправил жену с детьми на юг – купил путёвки в пансионат в Болгарии – на целый месяц. Женька уехала. Валерка приходил к ним обедать (не готовить же ему на себя одного). А в воскресенье вечером сажал Тасю с мамой в машину и отвозил домой, загрузив багажник корзинками и вёдрами с урожаем. И каждый день звонил.
О звонках не знал никто, как и о том, что Тася работает в банке у Валерия. Но как они уезжали втроём – видели все. И Тасе было тревожно: она не хотела скандала. Получалось, что Тася – разлучница. Но разлучить можно лишь тех, кто любит, а Валерка с Женей давно забыли о любви.
Женя с Настей и Вовкой жили в пансионате, купались в тёплом море и ездили на экскурсии по болгарским городам. Валерка работал, а в выходные - работал на участке: копал, поливал, стругал и красил… А вечера проводил вдвоём с Тасей, которая ничего не могла с этим поделать: любовь зла, полюбишь и козла.
Вот она и полюбила – хромого, с ногой на протезе, вздорным и несдержанным характером и тяжёлым взглядом глубоко посаженных глаз. Полюбила – и всё тут! И причём здесь Женя? Тася нашла путь к сердцу Валерия – Настя любила её, как когда-то любила Женю. Теперь она любила Тасю, а Женя стала для неё просто членом семьи. Тася ничего не скрывала от девочки, которой уже исполнилось пятнадцать. Настя знала, что она любит её отца, и Женю любит тоже. – «Вот такие пирожки с котятками!» - говорила Тася, и девочка понимающе кивала в ответ.
- Тась… ты ведь не бросишь папу? Он тоже тебя любит, а с Женей не разводится из-за меня. Он за меня боится, что я опять… А ты приходи почаще! – просила Настя.
- Не ходила б ты к ним, - уговаривала мама. – Он двух жён…
- Знаю! – обрывала её Тася. – Двух угробил, третьей изменяет, а я четвёртой хочу стать. А если на самом деле хочу? Ты об этом не думала?
- А с Настей что будет, у девочки неокрепшая психика, после такого… Ты об этом подумала? – наседала на Тасю мать.
- А Настю я люблю. И Вовку. И никогда не обижу ничем. Женька её работать заставляет в каникулы. Мачеха!
- Мачеха, говоришь? Девчонка из-за неё чуть не повесилась. Из-за мачехи. А ты говоришь, не любит… Женя ей как мать. Ну, что с девчонкой случится, если она грядку-другую прополет и зелень польёт? Ей пятнадцать уже, не маленькая. А Женьке одной не справиться, тяжело – одной-то, шесть соток-то!
Тася понимала, что мама права, и Женя тоже. С раннего утра они с Настей работали на участке: пололи, сажали, поливали, прореживали, подрезали, опрыскивали… А ближе к полудню уходили в дом – завтракать. Потом отдыхали – Женя возилась в доме, Настя с книжкой валялась в гамаке. После обеда уже не работали: играли во дворе в подкидного дурака, Вовка с лихостью заправского картёжника шлёпал картами по столешнице, и Женя с падчерицей хохотали. Падчерица… Слово-то какое – колючее, негладкое. Насте оно никак не подходило, как и слово «мачеха» Настиной мачехе.
Ещё они ходили в лес за малиной, которой много росло на вырубке, рядом с их дачами. Набирали по целому бидону. А вечером отправлялись в деревню покупать парное молоко. Приносили трёхлитровую банку. Пенистое, душистое деревенское молоко любили все, и за день выпивали всю банку. Остатками кормили соседскую кошку. Настя была всем довольна, хотя порядком уставала от работы на огороде (с шести утра до одиннадцати, с небольшими перерывами). Отцу она никогда не жаловалась (Валерка бы сказал Тасе).
А Вовка никогда не плакал, даже когда имел на это полное право. Пожевав подорожниковый листик, Женя прилепляла его к ободранным Вовкиным коленкам, целовала его в мокрую щёку и говорила с улыбкой – «Вот и всё. Вот и не болит! Не болит?». Вовка кивал головой и нерешительно улыбался в ответ – от мокрого подорожника боль проходила, и можно было снова бегать и играть.
Нет, никакая Женя им не мачеха. Она им – мать.
Вот кому уж точно надо было жаловаться – так это Жене, которая сидела безвылазно на участке всё лето. Но Женя не жаловалась – у них это было семейное, не плакать и не ныть. У Жени была отдушина – Тася, и она ждала её всю неделю, а когда Тася брала отпуск, праздник наступал для обеих. Женя ни в чём не подозревала – ни мужа, ни Тасю, и все трое были счастливы. На душе было так хорошо и так безмятежно, что Тася даже боялась: а вдруг это всё кончится? Что тогда? Как тогда – жить?..
Глава 15. Классика жанра
«Кончилось» - в тот поздний вечер, когда Тася зачем-то вышла в сад: ей помнилось, что под смородиновым кустом она оставила банку с ягодами. Ползая под кустом на коленях, Тася шарила в темноте руками, соображая –тот ли это куст или не тот… И вдруг услышала знакомый голос – Валерка разговаривал с кем-то по мобильнику. Тася прислушалась.
- Ну, не могу! Не могу я в выходные! У меня дети, дача, жена… Ты же знаешь я человек семейный. Ну, не расстраивайся ты так… Скоро сентябрь, Настя в школу пойдёт, Вовка в садик, и мы с тобой… Мариночка, детка, я же так тебя люблю... Ну, хочешь, выберемся куда-нибудь, дней на пять. В тёплые страны. На Бали. Или в Доминикану. Хочешь? Только это уж в октябре, раньше никак не получится… На неделю? Ну, хорошо, поедем на неделю – только ты и я. Договорились. Ты звони, не пропадай. Вечером звони, в это же время. Ну, целуй меня… И я тебя! Пока!
Тася без сил опустилась на землю. Под руку попалась банка с ягодами, Тася досадливо её отшвырнула – невидимые в темноте ягоды рассыпались по невидимой траве, невидимая тоска сжала сердце невидимыми цепкими руками. Марина…
Девятнадцатилетняя Марина, похожая на куклу Барби, работала в банке всего два месяца. И без конца бегала к Валерке в кабинет – носила на подпись какие-то бумаги, письма, договора, платёжные поручения. Всего два месяца… Когда же они успели?
С Валеркой всё – поняла вдруг Тася. Ей такой не нужен. Ей вообще никто не нужен, она больше никому не поверит, никому не позволит себя обмануть, - горько думала Тася, забыв, что сама обманывала простодушную доверчивую Женю.
Ни о чём не подозревающий Валерка ввалился к ним на террасу, громогласно возвещая – так что слышала вся улица – «Хозяйки! Есть кто дома? Коровка пришла, молочка принесла!»
Валерка привёз молоко, за которым по воскресеньям ездил в деревню на джипе. Молока он покупал столько, что его хватало и на сметану, и на творог, и деревенские радовались, завидев знакомый серебристый джип: брал Валерка много и платил не скупясь и не торгуясь.
Тася молча приняла из его рук банку с молоком.
- Ты чего такая? Заболела? – Тася помотала головой. – Да что случилось-то?– испугался Валерка, глядя в Тасины остановившиеся глаза. Тёплая ладонь легла на Тасин лоб.
- Лоб холодный. А нос тёплый! – констатировал Валерка. Заболела, значит. Это дело поправимое. Сейчас за лекарством сбегаю. Ты только скажи, чего тебе принести? Виски, мартини… Нет, мартини тебе нельзя, его со льдом надо, а ты болеешь…
- Да отстань ты от меня! – оттолкнула Тася его руки. Руки были тёплыми и добрыми. Такие знакомые, такие родные руки, ставшие вдруг чужими. – Отвяжись ты от меня. Не лезь!
- Да ты чего? Я не лезу, я лоб потрогал только, - обиделся Валерка. – Ты сама на себя не похожа, Таська! Ну-ка, быстро говори, что произошло.
- Иди домой, Валера. И не приходи ко мне больше. И молоко не вози, не надо нам ничего… от тебя. – Тася стряхнула с плеч Валеркины руки. – Иди. Марину свою обнимай.
- Ах, вот в чём дело! Это ты из-за Маринки? Да у меня с ней ничего, так… Влюбилась девчонка, телефон откуда-то раздобыла и названивает. Все секретарши влюблены в своих начальников, это же классика жанра! А ты решила, что у меня с ней серьёзно? Она меня достала уже. Вот дождётся – возьму и уволю.
- Не надо её увольнять, - тихо сказала Тася. – Не надо. Лучше я уйду. Не буду вам мешать.
- Да ты нам не мешаешь, - начал было Валерка и осёкся, поняв, что сказал не то…
Есть такая порода людей - живут как им нравится, не подчиняясь обстоятельствам и не считаясь с мнением других, прокладывая себе дорогу с лёгкостью гусеничного трактора. Нет, они никого не убивают, не втаптывают в грязь, не убирают со своего пути. Они просто переступают через тебя и идут по жизни дальше. Как сейчас Валерка переступил через неё, Тасю. А ещё раньше – через Женю. А ещё раньше…
Из банка пришлось уйти. Теперь она работала в сбербанке кассиром-контролёром, проблем с трудоустройством не возникло: кассиры нужны везде. На новом месте зарплата была в два раза меньше, но Тасю это не расстраивало, расстраивало другое. Неизвестно, что Валерка наговорил о ней Жене, но та вдруг перестала к ним ходить. Настя тоже больше не заглядывала, а при встрече с Тасей опускала глаза и не отвечала на вопросы.
Отец запретил, - догадалась Тася. Но больше всего огорчало, что он и Вовку настраивал против неё. Семилетний Вовка, который любил сидеть у неё на коленях и слушать сказки, которых она знала много и умела рассказывать «по-правдашнему» - Вовка дразнился и строил из-за забора рожи.
Валерка поставил между их участками забор из сетки-рабицы и нагло потребовал плату – за половину. Тася нагло отказалась: «Если тебе нужен забор, ты и плати, мне не нужен». Валерка пришёл в ярость. Тася обозвала его скопидомом и делягой, а он её рыбой-прилипалой. Он имел в виду только забор, поставленный за чужой, то есть за его, Валеркин, счёт. Но Тася разозлилась и написала заявление об уходе, а Валерка разозлился и подписал. Он столько для неё сделал, а она… И чего ей не хватало?
Валерка перестал с ней здороваться, Женя старательно не замечала, Настя избегала, а Вовка строил рожи. Как же теперь – жить? Бок о бок с человеком, который тебя ненавидит и которого ненавидишь ты. Скорей бы наступила осень! Тася с трудом дождалась осени…
А весной на участке трудились новые владельцы: Валерка продал дом, и больше в "Красной калине" не появлялся.
- Да с его-то деньгами можно в Испании виллу купить, а не шесть соток на сто первом километре, - судачили о Валерке соседи.
Тася в разговорах участия не принимала. И всё время думала, правильно ли она поступила? Может, надо было рассказать Жене о Маринке? Но тогда и о себе пришлось бы рассказать... Впрочем, рассказывать было некому – ни Жени, ни Насти с Вовкой Тася больше никогда не видела и ничего о них не знала.
Между тем народ понемногу строился. Вокруг вырастали добротные дома из бруса и кирпича, Тасин дом уже не казался большим – он был, пожалуй, самым скромным на их улице. Но Тасе с мамой хватало и такого – они ведь жили вдвоём. По-прежнему вдвоём…
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2016/07/30/1455