Глава 23
Еще пять дней.
Москва встретила десантников легким освежающим дождиком. Блестели лужицы, веяло прохладным ветерком, никакой жары и пыли, все привычное и родное. Да и зелень городских насаждений весьма приятно радует глаз, чуть ли не до замирания души. Слышалась русская речь, привычные запахи бросались навстречу, шумели бесконечные маршрутки, и тучи – туч десантники не видели уж пару недель. Сытые, серые, толстобрюхие, практически долгожданные, ползли по небу, давая понять что сомалийское куцее и голубое гадство осталось далеко – там, куда и соваться не стоит русскому человеку, без нужды. Там, где нет таких вот дождей. И там, где могут жить только сомалийцы. Что ж, Родина у каждого своя.
Десантники немного привыкли к нахлынувшим ощущениям, повдыхали свежий прохладный воздух, перекусили в кафе, и отправились к начальству с докладом. Настроение у всех было отличным. Кения запомнилась суетливыми и горластыми жителями, ночным водолазным рейдом к российскому сухогрузу, ну и прощанием с Олегом; куда без пьянки?... Минуло пять дней, и теперь десантники находились на своей земле, которую все пятеро защищают от всяких поганцев и недоброжелателей всеми силами и средствами. Да и не только они защищают…
- Товарищ главком, задание выполнено. Лаборатория уничтожена. Потерь личного состава нет.
Генерал улыбнулся, что крайне редко можно было увидеть при очередном докладе. Отошел от окна своего кабинета, пожал руки всем пятерым десантникам. Задержался рядом с Лавровым.
- Ну как всё прошло, Андрей?
- Легче, чем ожидалось, товарищ генерал. – Батяня и сам до сих пор не верил что удалось выполнить задание столь просто. – Думали что встретим ожесточенное сопротивление американцев и исламистов. А оказалось что они за неделю перестрелок вымотались и изрядно поистрепались. Нам осталось только под утро подавить грустных штатовцев, да успокоить остатки исламистов в лаборатории. После это активировали систему самоуничтожения, задымили какую-то страшную химическую оранжевую дрянь, и спокойно поднялись на поверхность, пользуясь прикрытием дыма.
Главком насторожился:
- Какую еще химическую дрянь?
Батяня припомнил жуткое задымление всех уровней, топот убегающих американцев, и едва удержался от улыбки. Ответил, стараясь обойтись без красочных подробностей:
- Какой-то слезоточивый газ, товарищ генерал. Действует даже через кожу. Американцы малость струсили, вот и умотали из лаборатории. Хотя спускались с твердым намерением не дать нам уничтожить спрятанное там химическое оружие. Видимо приспичило поиграть в героев, или мало показалось.
- Мало?
Свешников хмыкнул сбоку, пояснил:
- Товарищ генерал, всех штатовцев пришлось угостить прикладом. Некий намёк, что нам препятствовать не стоит. Однако не поняли, и спустились в лабораторию следом за нами. Пришлось распылить газ.
Генерал строго глянул на капитана.
- Прикладом угостить, твоя идея?
- Общая, товарищ генерал. – Свешников придал своему лицу серьезное выражение. – Я бы предложил более действенное. Штатовцы до самого утра встать бы не смогли.
Генерал прошел к столу, проворчав:
- Знаю я твои предложения. Потом жалобами засыплют.
Уже возле стола, сняв фуражку, главком ВДВ повернулся и с нейтральным лицом попросил:
- Ну ты продолжай, Андрей. Продолжай. Как добрались до места?
Лавров припомнил прятки от толп местных. Продолжил рассказывать:
- Высадка на побережье прошла нормально, ни пограничников, ни пиратов, не встретили. В глубине республики пришлось столкнуться с местными. Искали шестерых сбежавших зэков, перекапывая всю территорию по несколько раз за сутки. Потом мы и самих сбежавших встретили, оказалось что сидели за крамольные статьи в газете, обвиняющие президента в растрате. Поймали мы их, расспросили…
- И куда дели?
- Отпустили, товарищ генерал. Не тащить же их в ближайший полицейский участок?
- Логично. Дальше что?
Батяня решил сократить:
- За несколько суток добрались, товарищ генерал, уничтожили объект, и ушли в Кению. Что до подробностей, то и не знаю какие можно привести. Все прошло на удивление гладко и быстро. Сами такого не ожидали.
Главком дошел до ящика стола, вытащил неизменную черную папочку, положил рядом. Нахмурился:
- Чего-то ты не договариваешь, Андрей.
Лавров скосил глаза на черную папку, попытавшись угадать что там за информация. Вроде бы и не делали ничего слишком уж страшного, не считая подрыва толпы исламистов. Ну, двоим местным мозг стрясли; одного в челюсть капитан угостил, другого – Андронова прикладом. Американцев помяли. Носорога разбудили…
Ответил, не чувствуя за собой никакой вины:
- Чистая правда, товарищ генерал. Все без утайки рассказал.
Генерал не переставал хмуриться:
- Американцы выслали в Сомали элитную группу своего морского спецназа. Там каждый спецназовец все злачные места прошел, десятки операций успешно завершил, сотни трупов на счету, прочее. Более того – подкрепление два раза к ним прибывало, вертолёты, бронетехника, Флот рядом ошивался. А ты, Андрей, говоришь что вы спокойно подошли к лаборатории, угостили американцев прикладом, раздолбали исламистов, и скучно выполнили подрыв лаборатории. Быть такого не может.
Батяня облегченно вздохнул. Вон оно что, генерал просто поверить не в состоянии.
Ответил, переглянувшись с десантниками:
- Да они с исламистами поцапались, товарищ генерал, я же говорю. Неделю перестреливались, выдохлись, ранения наполучали, прочее. К нашему приходу все были потрепанные основательно. Как и исламисты…
- Элитный морской спецназ истрепался за неделю? Ни в жизнь не поверю.
- Тем не менее это так, товарищ генерал. Мы, когда к лаборатории подошли, то первым делом заглянули к американцам. Увиденное потрясло; пьют в своих палатках, спят, часовые не выставлены, лагерь как неживой. В Чечне таких вояк сразу бы вырезали, еще в первую ночь. Вот мы их и наказали прикладами, проучили так сказать… А что до бронетехники, то все наземные средства оказались повреждены в ходе боёв. Кроме лишь двух танков и такого же числа вертолётов. Вертолёты мы просто заминировали, танки обезвредили. После этого пошли к лаборатории. Владимир свою петарду испытал. Исламистов сразу же не стало…
Генерал перевел взгляд на Кузнецова.
- Петарду?
- Да, товарищ генерал. – капитан вытянулся. – Петарду с несколькими страшными особенностями.
Свешников чуть слышно добавил:
- Это скорее атомная бомба, а не петарда…
Главком все прекрасно слышал. Но, что удивительно, грозить ничем не стал, даже не одернул. Наоборот, улыбнулся уголком рта.
- С этим всё понятно.
Взял со стола папку, потряс в руке, поведал наконец что в ней:
- Судя по свежим разведданным американцы винят во всех грехах исламистов. Дескать, упорные слишком оказались, дали нам время для уничтожения лаборатории. Но так же, хочу заметить, имеют зуб и на вас, товарищи офицеры. Особенно за причинение физических травм средней и тяжелой степени тяжести. Говорят, что так делают дела только дикари и варвары.
- Жалуются, значит? – Батяня хмыкнул. – Дикари и варвары, значит?
- Значит. – генерал бросил папку на стол.
Кузнецов заворочался, переступил с ноги на ногу.
- Я ихнего забинтованного от смерти спас, товарищ генерал. Вытащил из лаборатории, задыхающегося… А они нас дикарями называют. Эх и вояки…
Генерал не отреагировал и на эту вольность. Подошел к десантникам и опять пожал всем руки.
- Молодцы.
Возле Андроновой теперь задержался:
- Спецназовке-то чего нос сломала, Наталья Максимовна? Жалуется на тебя в объяснительной записке.
- Случайно, товарищ генерал. – старлей напряглась, удерживая улыбку. – Она сама под приклад полезла.
Батяня подивился шустрой работе разведки. Уже и копии объяснительных записок пострадавших американцев раздобыли. Чудеса. Еще раз посмотрел на черную папку, попытался представить какая же именно на него, майора, жалоба имеется. Впрочем, все были в специальных комбезах, лиц не различить под щитками, следовательно – жалобы безлики. Андронова-то, понятно, телосложением отличается, на неё накатали, а вот остальные…
Генерал, тем временем, перешел к характерной, заключительной, части:
- Молодцы! Дали жару хваленым штатовцам. Элиту носом в грязь ткнули.
- Мы только добавили, товарищ генерал. – Никифоров заговорил впервые за все время нахождения в кабинете. – Элиту ткнули носом в грязь исламисты. Оказались покрепче, чем в Америке было принято думать. Да и бывшая советская лаборатория оказалась не по зубам американским ракетам и гранатам, выстояла. Наши строить умеют, товарищ генерал.
- Ты прав, Сергей. Умеют.
Главком немного помолчал, затем дал понять что десантники могут быть свободны и больше вопросов не имеется:
- Через два часа жду от вас, товарищи офицеры, подробные объяснительные записки. Только слишком уж кровавые действия не описывайте, скромнее будьте.
- Хорошо, товарищ генерал.
* * *
В части поджидал полковник Лебедев.
Десантники выгрузились из автобуса, не успели закурить, как полковник уже подъехал к остановке на служебной машине. Коротко поздоровался со всеми, и отозвал в сторону майора.
Батяня сделал знак своим что подойдет попозже. Те все поняли и направились к гарнизонному кафе “Звездочка”, собираясь подождать там.
- День добрый, Василий Игнатьевич.
- Добрый, Андрей. – полковник закурил. – Ну рассказывай, куда на этот раз судьба занесла?
- Сомали. Американцам рожу били. Исламистам, заодно.
Полковник кивнул несколько раз, понимающе. Перешел, собственно, к вопросу который мучил уже вторую неделю; – Скажи, Андрей, а чего такого ты детишкам в школе рассказал?
Батяня насторожился. Что он мог рассказать тогда? Только лишь правду. Неужели сержант все испортил?
- А что случилось, Василий Игнатьевич?
Полковник пристально посмотрел на майора, поведал:
- Всем классом твердят, что непременно пойдут служить в Воздушно-Десантные Войска. Вот мне и интересно, что такого ты им поведал, раз так стремятся сразу же по достижении возраста идти служить в ВДВ.
Батяня пожал плечами. Решил отловить этого сержанта, при случае, и узнать что тот им расписал. Вслух же ответил:
- Чистую правду, Василий Игнатьевич. Без прикрас.
- Странно… Я, вот, тоже пробовал на днях чистую правду рассказывать, посчитав что и у меня будет подобный результат. – Лебедев швырнул недокуренную сигарету прочь. – Однако школьники поголовно отказались от службы в армии, и сказали что заставят родителей купить им “белые билеты”
Батяня попытался отреагировать на это спокойно. Вроде удалось. Предположил:
- Быть может, подрастающее поколение не слишком понимает всех открывающихся перспектив службы?
- Но у тебя-то поняло, Андрей. А у меня – нет.
…Мимо промаршировала рота солдат-срочников. Совершили воинское приветствие, сделав равнение направо; полковника и майора абсолютно все знали в лицо. Все здоровенные, натренированные, достойная смена в будущем. Шаг чеканят, ни единого лишнего движения, на лицах светится решимость защищать родину до последней капли крови, голубые береты поблескивают кокардами, и какого хрена в заграничных газетах пишут об упадке Российской Армии? Всей планете такая Армия нос утрет, и это без вопросов.
Лебедев проводил их взглядом, повернулся к Лаврову.
- Ты, Андрей, как отдохнешь после командировки, приходи. Вместе в школу сходим. Покажешь, как надо рассказывать по службу в ВДВ.
Батяня вынужденно кивнул, мысленно пообещав себе отловить этого сержанта в самое ближайшее время, и расспросить подробно.
- Хорошо, Василий Игнатьевич. Приду.
Полковник помолчал немного, потом кивнул в сторону гарнизонного кафе, улыбнулся:
- Как всегда, Андрей?
- Традиция, Василий Игнатьевич. Тем более повод есть. Американцам нос утерли. Исламистам показали, где раки зимуют. Чего бы и не выпить? – Батяня посмотрел в ту же сторону, предложил: – Может и вы с нами, а? Про командировку вам расскажу, веселая была командировка.
Лебедев развел руками:
- Я бы с радостью, Андрей. Но только вот что подумают? Если бы на природу выехали, на рыбалку-шашлыки, тогда без вопросов.
- Шашлыки с рыбалкой можно организовать завтра, Василий Игнатьевич.
- Ну вот завтра и поговорим, Андрей… Ладно, поеду я, скоро комиссия из Москвы приезжает, дел по горло.
Полковник сел в машину, укатил.
Батяня еще немного постоял, выкурил сигаретку. После этого поправил сумку на плече, и пошел в “Звездочку”.
В части все оставалось прежним, пахнуло родным воздухом, блестел асфальт отражая лучи солнца, здоровались встречные сослуживцы, мимо бегом проследовала рота солдат, вдалеке упражнялись на турниках, ленивый прапорщик неспешно вышагивал в сторону вверенного склада, проехал грузовик, обдав выхлопами солярки, знакомо шумели тополя свежей и яркой листвой, в отдалении, на плацу, глухо били барабаны. Все осталось таким же. Даже памятник Ленину стоял привычно, хоть и мало где теперь сохранился.
Батяня наслаждался привычным зрелищем окрестностей. Всегда возникали странные ощущения, едва возвращаешься с задания. Вроде бы порой выть с тоски хочется, когда долго торчишь в части, напиться охота, настолько всё осточертело, а вот по возращении… по возвращении, чуть слезу не прошибает. Смотришь на всё это, и… и понимаешь, что где-то на земле есть места, куда хочется возвращаться всегда. И ведь возвращаешься. Возвращаешься несмотря ни на что.
Климат отличался от африканского разительно. Солнце не так жарило, прохладный ветерок ворошил листья на деревьях, пот и вовсе не давал о себе знать. Лета выдалось дождливым, но все равно казалось будто так даже лучше; все-таки Россия, а не какая-нибудь, там, Сомали с чужим климатом, зловредными обитателями прокаленных светилом травянистых равнин, и всем прочим нехорошим. Дома всегда лучше. Вместо надоевших пыльных кустов – серебристые ели и тополя. Вместо смуглых сомалийцев и арабов – привычные камуфлированные земляки в тельняшках. Ну и вместо гортанного выговора – вычурный русский мат из уст какого-то прапорщика неподалёку.
Группа уже ждала. Свешников и Андронова как обычно препирались, споря возле прилавка, выбирали с чего начать и что пить ближе к вечеру. Кузнецов сосредоточенно изучал меню, сконцентрировавшись в основном на закусках. Никифоров разговаривал по телефону, обсуждая вечер с подружкой; куда пойдут, и чем займутся. Обычные дела, ничего такого.
Едва Батяня зашел в кафе, сразу же натолкнулся на обрадованный взгляд буфетчицы Светланы. Защебетала, краснея, справилась о самочувствии и посетовала что бравый майор слишком редко заходит в гости, а ведь следует бывать почаще; все в разъездах и командировках, ну и прочее, прочее, прочее.
Столик у окна вскоре уже был накрыт, оставалось лишь сесть, наполнить рюмки, и сказать привычный тост.
Так и произошло. Батяня оглядел всех, взял наполненную рюмку, и как бы подвел итог очередного задания:
- За ВДВ!
* * *
Голуби были такие же как и в России. Так же склёвывали кусочки хлеба, который Петр Степанович кидал птицам. В России тоже частенько так делал, сколько себя помнил. Просто нравилось наблюдать за птицами, заодно и это занятие приносило успокоение мыслям. Кругом суетливо жили американцы, со своим бешенным ритмом жизни, гудели сигналы автомобилей, слышалась американская речь, шумел сам город-гигант, а Петр Степанович сидел на скамейке в парке и крошил хлеб голубям.
От американцев пока небыло никаких известий. Наверняка еще не добрались до той лаборатории, не проверили наличие спрятанного химического оружия. Аванс, выданный ученому, позволял жить на широкую ногу и оставалось еще половина денег. Ученый побывал на множестве экскурсий, исследовал мегаполис вдоль и поперек, попробовал много вин и деликатесов, ощущал себя самым счастливым человеком на свете, а об оставленной родине даже и не вспоминал. Сама она казалась ему теперь какой-то зыбкой тенью-воспоминанием, но не более.
На лавочку уселся молодой человек, приятной наружности. Петр Степанович смерил его взглядом, хотел было уже вновь наблюдать за птицами, даже хлеб им кинул, но в этот момент незнакомец заговорил. На русском.
- Что же вы, Петр Степанович, родину-то продали?
Ученый вздрогнул. Булочка выпала из руки. Огляделся по сторонам:
- Я сейчас позову на помощь!
Незнакомец спокойно пожал плечами. Поинтересовался, поднимая выпавшую булочку и кидая хлеб голубям:
- А смысл? Я же вас не убиваю и на части не режу. Зачем суетиться и кричать?
Петр Степанович отодвинулся на всякий случай. Угрюмо поинтересовался:
- Что вам нужно от меня?
- Просто поговорить хочу. Имею я на это право?
- Имеете. Но только я с вами разговаривать не хочу.
- А зря, Петр Степанович. Зря. Мы с вами можем беседовать совсем в другой обстановке, не в парке, а – в кабинете. Причем на вас будут наручники и вам будет предъявлено обвинение в государственной измене.
Ученый вновь отодвинулся:
- Проклятые спецслужбы! Что вам от меня надо? Хотите опять меня засунуть в нищенские условия существования в России?
Незнакомец раскрошил всю булочку, отряхнул руки.
- Зачем же? Родина вас теперь не примет, живите уж здесь. Вам же хотелось жить в Америке? Вот и живите.
Помолчал немного, наблюдая за птицами. Продолжил:
- Только теперь не рассчитывайте, что американцы вам дадут гражданство и кучу денег. Той лаборатории теперь уже не существует и грош цена вашей информации.
Ученый отодвинулся уже на самый край:
- Оставьте меня в покое, проклятые шпионы. Что я, как человек пожить не могу? Что мне дала родина? Кучу болячек и мизерную пенсию! Хотите чтобы я умер в нищете? Этого хотите? Хрен вам!
- А вот грубить не надо, Петр Степанович. Что же касается родины, то тут вы можете думать что хотите. Родина у каждого своя и её не выбирают. Её любить надо и беречь, делать лучше и сильнее. Из-за вашего предательства хорошие люди своими жизнями рисковали, взрывая лабораторию. Они тоже не имеют богатств и роскоши, но тем не менее не предают Россию и не бегут в Америку за большими деньгами. Они любят свою родину, в отличие от вас, и жизнь за нее отдадут, каковой бы плохой родина не была.
Незнакомец поднялся. Бросил напоследок:
- Мне вас жаль, Петр Степанович. Жаль.
Неспешно двинулся к выходу из парка, ни разу не оглянувшись.
Горохов Петр Степанович еще долго сидел на лавочке, смотря перед собой ничего не видящим взглядом. Потом тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кругом суетливо жили американцы, со своим бешенным ритмом жизни, гудели сигналы автомобилей, слышалась американская речь, шумел сам город-гигант, но теперь не казалось что здесь можно жить беззаботно. Сразу как-то проглянули чужие краски, и далекая Россия дала о себе знать, прекрасно давая понять, что она предательства не прощает и просто так из жизни своих граждан не уходит.
Через час Петр Степанович поднялся и шаркающей старческой походкой направился к выходу из парка. Предстояло еще объяснить дочери, что никаких богатств и американского гражданства не будет. Ну а там – долго думать как жить дальше.