Что такое жизнь?
Сложный вопрос. Я никогда не думал о подобных вещах, и вряд ли когда-нибудь смогу ответить на него с легкостью. Не уверен, что такие вопросы вообще можно задавать людям. Если бы кто-нибудь всерьез задал мне такой вопрос, я бы отшутился или послал такого человека. Этот вопрос даже не из числа личных, скорее из числа провокационных, из тех, для ответа на которые пойдешь на все, лишь бы не выглядеть глупым.
И все же… Что для меня жизнь?
Я думаю, что отвечать на подобные вопросы, - все равно что прыгать с большой высоты. Не думай, просто делай. Чем больше думаешь, тем меньше шансов.
Для меня жизнь – это тишина.
Немного о себе.
Знаете, чего больше всего я боялся в школе? Рассказывать стихи. Я даже не смогу выразить, насколько мне было страшно. Я вообще полон страхов, если честно, но привык с ними что-то делать. Что касается этого страха, я проиграл все возможные битвы.
Всему виной логоневроз. Заикание, иными словами. Учитель называл мою фамилию, и все дети знали, что в ближайшие минут пятнадцать могут расслабиться и поиграть в телефон. Пятнадцать минут это еще на средней длинны стих, а вот если задавали что-нибудь вроде «Бородина», то в мое распоряжение смело можно было отводить половину урока. Мне до сих пор больно это вспоминать.
Заикание стало отравой моего существования. Я очень благодарен своим друзьям за то, что рядом с ними я не чувствовал себя ущербным, поэтому глубокое детство для меня прошло практически безболезненно. Но чем чаще мне приходилось попадать в общество незнакомых людей, тем больше я замыкался в себе. Я отказывался принимать себя таким, какой я есть. И от этого сильно страдал.
Немного о других.
Родители, в борьбе с моим заиканием, пробовали разные методы. Однажды мне несколько раз удалось побывать на групповой терапии по выравниванию речи, и это, пожалуй, был самый действенный из методов. Помимо того, что терапия действительно помогла сделать речь как минимум разборчивой, я познакомился с людьми, у которых был тот же недуг, что и у меня. Мы собирались в круг и целый день говорили, следуя специальной методике. А говорили мы о разном.
На этих занятиях я впервые узнал о том, насколько же люди могут быть жестоки по отношению ко мне подобным. Честно говоря, я думал тогда, что это мне с лихвой досталось от жизни и обстоятельств, и что именно я тот самый мученик, которого за невзгоды давно пора приобщить к лику святых. Но, оказавшись в той однокомнатной квартире с советским интерьером, я услышал истории, полные такой боли, таких унижений и травли, что едва сдерживал подступающие слезы. Над детьми издевались даже учителя, а одну девушку, поступившую на юридических факультет, преподаватель так унижал на экзамене, что, придя домой, она едва не покончила с собой. Людей отказывались брать на работу, их бросали мужья и жены, жизнь доводила их до того, что даже идя по улице они боялись, что кто-нибудь из прохожих спросит у них, который час. Люди, страдающие заиканием, притворялись немыми.
И тогда мне впервые захотелось оставить все как есть. Понимаю, это был лишь мальчишеский задор, но я был так зол на весь свет…
Знаете, это решение не было правильным. От заикания нет лекарства, но, если такое изобретут, и кто-нибудь предложит мне его, я с удовольствием и облегчением соглашусь. Но если кто-нибудь предложит мне вернуть время назад и все поменять уже тогда, я отвечу «нет».
Так что же такое жизнь?
Когда ты чего-то лишен, чего-то очень важного, то жизнь для тебя полна вызовов. Неважно, достойно ли ты проходишь испытания, и проходишь ли их вообще, впереди ждут новые. Это не та ситуация, когда можно сказать: «Все, я сдаюсь, отвалите все от меня и дайте уже откатиться в сторонку…» Жизнь будет и дальше испытывать тебя, и добьет, если ты не найдешь выход из своего положения.
Большую часть своей жизни я был лишен голоса. Поэтому мне приходилось сражаться за него. Сражаться за возможность отвечать устно на уроке, за возможность иметь друзей, сражаться за любовь. И чаще всего сражаться приходилось с самим собой. Со временем, я научился контролировать свою речь, развил дикцию, выразительность, словарный запас. После института я специально устраивался на работы, где умение разговаривать с незнакомыми людьми было основополагающим фактором. Это закалило меня и придало уверенности. И все же я не избавился до конца от своего заикания, и никогда не избавлюсь от отпечатка, который оно оставило на мне с детских времен.
Я сказал, что для меня жизнь – это тишина. Я не соврал. Жизнь – тишина, а жить – значит молчать и слушать. Этому меня научил мой недуг. Слушать в первую очередь себя. Слушать других, слушать весь этот мир. Вникать в каждый аспект жизни, каждую секунду учиться чему-то новому и смотреть только в глубину. Это очень важно, никогда не ходить по поверхности. Нырять и плыть до самого дна. Докапываться до истины. Видеть саму суть вещей, понимать их природу, находить истоки.
Это и есть жизнь.
Андрей Гунин 2015