Вот поехали мы как-то с женой в июле в деревню Пантелеиха. Жара была на Колыме, как в Сочи. Я письмо от бати получил, думаю, по дороге почитаю.
Лодка «сарепта» ничего не боится. Борт озёрного класса 65 сантиметров, винт пластмассовый, с регулируемым шагом. Жена в сарафанчике с бретельками, на восьмом месяце. По Пантелеихе вверх всего-то двадцать пять камэ. Там искупались, сетку проверили, «пятиминутку» муксунячью заделали, так хотелось. А в жаре синие тучи появились. Затихло всё.
Отец писал, что всё хорошо у них, огород сажают и поливают. Ты-то, сын, как там на Колыме.
Едем обратно, я в майке.
Морок кругом, кто на севере бывал, тот знает – ненастье будет.
Пантелеиха перед выходом в Колыму делает резкий поворот влево, перед сопкой.
И тут – с чего бы – у Вовы Калиничева шпонки срезает на «вихре».
Кричит:
- У тебя бронзовые есть, чтобы гвоздь не рубить?
-Да, – кричу, - есть.
Шпонки отдал, а сам на середину Пантелеихи, чтоб мухи не заели, жена ж в бретельках. Кружу.
Тишина-то тревожная. У Любашки глаза… Похолодало. Майку с себя снял и на неё.
А впереди сопка, река поворачивает влево к Колыме. Над сопкой пыль уже завевается.
И ветер встречный, река вздулась, что пришлось рядом с берегом идти в двух метрах.
Кричу:
– Любашка, ложись поперёк лодки, не вдоль!
Восьмой месяц же.
Хотя какая, к чёрту, разница, лодка уже как лошадь скачет. А у берега… сети, мать их! Пошёл на середину, прямо на стоячие валы, в глазах – темень. Не растрясти бы младенца.
Ветер навстречу страшный, холодный, обвалом. Повернули к Колыме, Вова сзади…
Снег пошёл.
У Вовы в лодке бабушка-тёща сидела, так она уже в пальто, а нам и надеть нечего.
Пристали к тебе, Серёга. Бабушка «скорую» вызвала, «уазик», она там работала. Всё на берегу бросили…
Вот так, Александра, ты почти и родилась.
Колыма за те двадцать минут, пока шпонки меняли, вскипела.
И четырёх человек в себя приняла. Не подавилась.
Мы никогда не знаем, Сашулька, почему мы живём.
А в ноябре того 1993 года на праздники случилась авария в котельной, и батареи стали остывать очень быстро, мороз уже под сорок. Только свет был в лампочках.
Тебе, Сашуля, и двух месяцев не было. Любашка тебя к себе прижала, я вас двумя одеялами накрыл. Сам свитер надел водолазный, непробиваемый. В окно смотрю, а лампочка горит жёлтой спиралькой, потому что все обогреватели включили. Достаю теплоизоляцию газопроводную, это дядя Лёша мне подарил. Ещё хуже, спираль вообще тухнет.
Тут звонит Серёга Давыдов с Пантелеихи, между нами четыре километра. Трамваев и электричек на Колыме не бывает.
Не, говорю, подождём. Ждали часов двенадцать. Я, что ли, не мужик, не могу семью обогреть?
Ты же, Серёга, не выдержал, авто к подъезду. Коляску в багажник, Сашульку в одеяло, носик красненький. А у Серёги с Аней печка кирпичная, отдали они нам свою широченную кровать… А тепло такое, мягкое… Девочку колымскую поближе к красным кирпичам.
Как же ты, Сашулька, этого не помнишь, улусная девка?
А ведь Колыма отнять тебя у нас с Любашкой хотела…