Карнеги, с виду очень спокойный, брёл слева от меня, но я чувствовала, что пёс напряжённо вслушивается в каждый шорох и был в постоянной готовности принять бой за меня и за Веру.
Ответственность за мою жизнь Карнеги продемонстрировал ещё в годовалом возрасте, когда в ночном парке бросился с лаем наперерез одному незнакомцу, подошедшему ко мне попросить огонька... Уж не знаю, действительно ли мужику нужно было только прикурить, но Карнеги облаял его и даже умудрился схватить за штанину и потянуть с такой силой, что мужик упал. И под победный лай моего доблестного пса, горе-прикуриватель на четвереньках уполз в кусты... С тех пор Карнеги всегда со мной.
Вера шла, ускоряя шаг, и постоянно оглядывалась. Говорили мало. В основном на отвлекающие темы... Наконец мы миновали набережную и подошли к старому отреставрированному дому. Около арки с ажурными чугунными воротами Вера остановилась.
- Ну вот мы и пришли. Это и есть мой дом.
- Красивый, - оценила я. - Какого года постройка?
- Пятьдесят третьего, по-моему, - пожала плечами Вера. - Ну, мне пора. Спасибо тебе, Ромашка. Давай лапу, друг! - Вера нагнулась к Карнеги, сидевшему около моей ноги.
Вдруг я услышала чьё-то тяжелое сопение и резко обернулась. За моей спиной со свирепым выражением морды лица стоял весьма колоритный предствитель среднеазиатского племени. Роста он был чуть ниже моего, но крепкого, сбитого телосложения. Через рукава футболки прорисовывались очертания тренированных мышц. Даже в домашних тапках и трико мужик выглядел весьма устрашающе...
- Ти где биль? - питекантроп двинулся на Веру и, грубо оттолкнув меня, наотмашь ударил ее по лицу.
Зря он, конечно, сделал это, потому, что морда Карнеги оказалась в некольких сантиметрах от его детородного органа. Пёс молниеносно схватил питекантропа за выпирающее место и тот несколько секунд пребывал в болевом шоке, а потом заорал так, что у нас заложило в ушах. Карнеги же только рычал, но не отпускал, всё сильнее сжимая свою пасть. Я повернулась к плачущей Вере и спросила:
- Твой, что ли?
- Угу... Рома, пусть пёс отпустит его, ну пожалуйста...
- Ага, сейчас. Звоночек только один сделаю, - сказала я и, поощряюще потрепав Карнеги по холке, набрала на мобильном 02.
Пёс разжал пасть по моей команде, только когда приехал наряд милиции...
Абдулкарима увезла скорая. Фельдшер, взяв с меня обещание привезти в больницу ветеринарную книжку со всеми отметками о сделанных прививках, захлопнул дверцу микроавтобуса, и мы с Верой остались давать показания полнеющему милиционеру, который изо всех сил старался быть серьёзным и несколько раз прыскал в кулак, когда Вера и я защищали Карнеги. А виновник происшествия лежал рядом и, в подтверждение искренности своего раскаяния лизал ботинок стражу правопорядка.
Уже под утро мы с Верой пили чай в ее генеральской квартире. Карнеги досталась огромная сахарная кость, которую он самозабвенно грыз, а Вера рассказывала мне историю своего замужества, банального донельзя... Многие одинокие женщины попадались на этот крючок.
Познакомились они в то тяжёлое время, когда один за другим умирали родители Веры. Симпатичный молодой азиат как-то остановил свою машину перед голосующей на дороге Верой. Она попросила его подъехать поближе к подъезду и помочь вынести больного отца.
Абдулкарим на руках осторожно отнес генерала в машину и отвёз их в подмосковный госпиталь. На обратном пути Вера попросила у водителя его координаты.
Через месяц отца не стало. Абдулкарим тогда взял на себя всё: отвезти, привезти, похороны, поминки. Потом, спустя полтора года, всё пошло по второму кругу. И Вера со временем поняла, что без этого человека она уже не может. Да и привязалась она к нему всем своим никогда ранее не любившим сердцем.
Я уже стала подумывать, не зря ли Сидельников меня подключил к этой истории? Уж больно всё складно и надёжно звучало по рассказам Веры. Ввдруг в прихожей раздался звонок.
Мы с Верой переглянулись.
- Его могли так рано отпустить из больницы? - Вера недоумённо и с испугом посмотрела на меня.
- Не думаю. У Карнеги крепкие челюсти, - сказала я.
Мы подошли к двери и Вера заглянула в глазок.
- Дети? Это соседи, наверно. - Вера уже начала крутить замок, чтобы открыть дверь.
Я подскочила, одернула ее руку от замка, а затем посмотрела в глазок сама. Так и есть: три маленьких Абдулкарима стоят под дверью. А справа видна чья-то длинная юбка. Было видно, что юбка тщательно пряталась, чтоб ее не заметили в глазке.
Я знаком показала Вере отойти от двери и, подозвав Карнеги, жестом скомандовала "Голос". Карнеги залаял так громко и заливисто, что когда я во второй раз заглянула в глазок, на лестничной клетке уже никого не было. Вера вопросительно посмотрела на меня.
- Ты чего, Ром? Это же дети!
- Вер, дети твоих соседей одетыми в 4 утра по чужим квартирам бегают, будят народ, да? Или они так колядуют? Вроде не сегодня святки-то... Детки в это время обычно крепко спят. И вообще пойдём в кухню и давай начистоту говорить. Чего ты в жизни хочешь?
Я села напротив нее и заглянула ей в глаза... В них я увидела испуг, боль, какую-то безысходность и пустоту - в общем всё, кроме счастья, которое она пыталась продемонстрировать Борису и его друзьям. Я покачала головой, достала пачку сигарет и протянула Вере.
- Ты разве куришь? - удивилась Вера
- Редко, - ответила я. - В основном, когда надо сосредоточиться и примирить свои сущности.
- Какие? - Вера взяла сигарету и закурила.
- В каждом из нас существуют два диаметрально противоположных начала. Назовём их божественное и дьявольское. Если одно из них побеждает другое, человек теряет способность мыслить. Он становится управляем.
- Кем? - удивилась Вера
- Да кем угодно: школой, родителями, религиозными организациями, "плохой компанией", политиками, более сильными людьми и... манипуляторами.
- Ну про дьявольское понятно, но божественное-то тут при чем? Разве плохо то, что божественное в человеке побеждает?
- Плохо. Потому, что дьявольское также бессмертно, как и божественное. И оно непобедимо.
- Но почему???
- Потому, что всем быть хорошей нельзя. Твой муж - яркое тому подтверждение. И если рядом с ним ты будешь подавлять свою "плохую" сущность, а "хорошей" давать полный карт-бланш, ты вскоре заболеешь.
- Чем?
- Шизофренией. Раздвоением личности. Отрицательная энергия тоже должна находить выход, выплёскиваться, и лучше на кого-то, кто тебя обидел.
- Рома, а сколько ты берешь за услуги? Ну...
- Ведьминские? - улыбнулась я. - У меня тарифов нет. Бывает, что ничего не беру. Если помогу в чём-то, можешь принести, сколько не жалко. Одна женщина, у которой не было денег, просто от души испекла для меня вкусный пирог с брусникой. Мы его за ужином в один присест съели. Так что...
- Я хочу попробовать, - задумчиво сказала Вера. - У тебя карты с собой?
- Нет, Верочка. Таро никогда не покидают моей комнаты. В других помещениях они не скажут ничего. Хочешь, пойдём сейчас ко мне? - предложила я.
- Не знаю. Ты устала, наверно. Неудобно как-то.
- Неудобно спать на потолке, чистить зубы через нос и надевать штаны через голову, - усмехнулась я. - Мы обе устали. Но потом, знаешь, что будет? Ты придешь к своему Абдулкариму в больницу, он тебе скажет много чего хорошего про меня, Карнеги, про твоего двоюродного брата. Потом тебе станет стыдно,ты начнешь его жалеть, корить себя, заберёшь из больницы... И ты думаешь, что он изменится? Нет!!! Его детсад уже здесь, Вера. Дети, которых ты видела в глазок на лестничной клетке - его. И приехали они не одни, а со своей матерью, если не со всем аулом.
Продолжение следует.