Не фунт изюма
В мае, ровно через месяц после окончания курсов механиков-водителей от ДОСААФ, пришла повестка о призыве в ряды Советской Армии. Из одной группы по училищу оказалось человек десять. Так и ожидалось, механиков всегда призывали вместе и попадали они, чаще всего, в одну часть. Сергея Карнаухова смущало то, что сейчас было очень некстати оставлять семью. Мать после болезни недавно вышла на работу, дома остаются три сестры от девяти до тринадцати лет. Кроме того, не закончена учеба в восьмом классе вечерней школы.
В военкомате, до начала регистрации, разговорились с Витькой Трифоновым, у него здесь в призывной комиссии была сестра, направленная от предприятия на период призывной кампании. Решили зайти, узнать куда направляют. Сестра по номеру команды на повестке определила, что во флот. Да, иногда механики попадали на дизельные подводные лодки. Флот, конечно почетно, но это на четыре года! И ничего не поделаешь, в те времена понятия «откосить» не было.
Во время регистрации перед комиссией проходило краткое собеседование. Сергея спросили, нет ли причин, препятствующих призыву. Он сказал про вечернюю школу. Тогда ему предложили принести из школы справку о сдаче экзаменов для пересмотра сроков призыва. У Трифонова была та же возможность, учились в одном классе. После комиссии вышли на крыльцо военкомата, закурили. Карнаухов сказал, что идет в школу за справкой, а Трифонов пошел продавать пиджак и отмечать проводы. В результате Карнаухов на полгода позже призвался и на полгода раньше демобилизовался. Но за время их службы срок был на год сокращен и отслужили они два и три года.
Экзамены Сергей благополучно сдал и вернулся в родное стройуправление, где и проработал до армии.
В октябре призвали снова, теперь уже окончательно. Были приличные проводы многочисленной родней. Веселье омрачалось тетей Катей, которая все время плакала. С войны у нее не вернулось несколько сыновей и братьев, она вспоминала совсем другие проводы. Дед, фронтовик без обеих ног, внушал: «Иди, Серега в полковую школу, выйдешь командиром, легче служить будет. Если б мне грамотешку, я бы, может быть, и ноги сохранил». Был он с 1905 года рождения, на фронт попал в тридцать семь лет, ноги потерял под Ленинградом в начале войны, когда наград еще не давали, поэтому гордился своей единственной медалью «За отвагу». Ему возражал дядя Петя, тоже фронтовик, но намного моложе, с 1922 года. Его военная судьба была интереснее, но распространяться он не любил. Еще до войны, малолеткой попал за драку в лагеря, в начале войны досрочно освобожден и прямо оттуда направлен в действующую армию. Попал в полковую разведку и умудрился прослужить в ней рядовым до Победы, не имея ни одного серьезного ранения, дающего права на отпуск. Родных не видел восемь лет. К наградам относился пренебрежительно, хотя имел их много, но никогда не надевал, говорил, что их давали друзьям комиссаров и замполитов по их рапортам. Давали и за заслуги, но ему за заслуги больше полагалось прощение за набитую по пьянке после возвращения с задания чью-нибудь морду. В дивизии, из которой он демобилизовался, на конец войны бойцов 1922 года рождения в живых осталось двое. После, на гражданке свой буйный характер он не поменял, но дрался исключительно тапком. Пояснял, что в тюрьму не хочет, так как кулаком он всю войну бил наповал потому, что шуметь нельзя было. Сереге он давал, как человек бывалый, такой наказ: «Ерунда все это полковые школы! Ты человеком будь! Жизнь от товарища зависит. Если его не прикроешь, то и он тебя не прикроет. Запомни – армия, это не фунт изюма!».