- 1 -
Э П И Г Р А Ф АВТОРА:
«Вообще, об этом лучше не писать.
Про это даже лучше и не думать…
Глаза опустишь – нечего сказать,
Или: «Аминь…», - произнесёшь угрюмо»
Дорогая Маргарита Алексеевна!
Чтобы до конца объясниться с Вами, я в этом письме постараюсь обстоятельно описать несколько эпизодов из моей и Вашей жизни. Ну и, конечно, те эпизоды, где мы с Вами были непосредственными участниками.
Вы уж простите меня, своего зятя, что я так долго собирался просить у Вас прощения. Да и трудно мне было на это решиться, ведь, во многом я оказался прав. Прав-то прав, но вот то время у меня до сих пор, как кость в горле стоит. Ни оправдать, ни забыть. Иногда думаю: «Уже то, что гораздо позже произошло, давно забылось». А те дни, наши ожесточённые споры, мои просьбы и увещевания до сих пор как наяву. И стоят порой они в моей голове во весь рост, как и тогда.
А, ведь, до этого мы тогда с Вами, Маргарита Алексеевна, жили, можно сказать без большой натяжки, душа в душу. Правда, я Вас никогда не пытался называть мамой. Да Вы этого от меня и не требовали, не просили, хотя бы, через свою дочь. Все мы, вроде бы, были тогда при «своих», как говорят картёжники – преферансисты. Ваша дочь тоже не называла моих родителей мамой и папой. А называл я Вас всегда по имени-отчеству. И Вас это, как я понимал, вполне устраивало.
Да, и виделись-то мы с Вами за двадцать лет совместной жизни с Вашей дочерью не так уж и часто. А как нам можно было видеться часто, если друг от друга проживали мы на расстоянии в тысячу километров? Ну, да… Мы ездили в гости друг к другу. Порой прилетали на самолётах… И никогда друг с другом не скандалили и не ругались, истинный Бог. Уж это-то Вы точно можете подтвердить. Я же всегда относился к Вам с глубоким уважением и почтением.
А, как мне можно было относиться к Вам иначе? Вы одна воспитали двоих детей. Выучили… Сделали всё, чтобы они получили высшее образование. Ваша дочь стала инженером-энергетиком, а Ваш сын окончил Высшее Краснознамённое Московское военное училище. А потом, эпизодически, помогали им растить детей, Ваших внуков. Никто не станет отрицать, что Вы и сама многого в жизни добились. Ведь, не так-то просто, имея за плечами среднее специальное образование, занимать должность директора школы в областном центре.
Помнится, когда мы с Вами были ещё не так много знакомы, я работал в организации, название которой пряталось за длинной аббревиатурой. Организация эта называлась ВНИИТИПРИБОР. Это неудобоваримое название переводилось: Всесоюзный научно-исследовательский институт технических измерений в приборостроении. Правда, я работал не в головном институте, а в областном филиале столичного ВНИИТИПРИБОРа. Наш филиал занимал новое, специально под него построенное здание, которое постепенно обрастало дополнительными постройками и, куда постепенно переселялись вспомогательные производственные службы: склады, гальваника, подсобные цеховые производства.
Костяк этого филиала формировался на базе сотрудников и выпускников местного Политехнического института и, главным образом, на базе кафедры «Измерительная техника» и её отраслевой лаборатории. Наш отдел в НИИ возглавлял молодой кандидат технических наук, поработавший уже преподавателем Политехнического института, Марк Исаакович Лернер. Он был невысокого роста, а его умные еврейские глаза и, постоянно присутствующая на лице, радушная улыбка всегда располагали к доверительному общению.
Я никогда не слышал, чтобы Лернер на кого-то кричал или эмоционально отчитывал кого-то из сотрудников отдела. Нет, такое за ним не водилось. Его речь, что на учёных советах, что на защитах проектов или на экспертных советах по представлению заявок на изобретения, лилась равномерно и вкрадчиво, изредка вибрируя высокими и низкими тонами. Он, умный человек, прекрасно понимал, что кроме нагоняев, шума и криков, у него много в наличии других рычагов воздействия на своих сотрудников.
Рядом с ним, на столе, в небольшом отдельном кабинете с одним единственным окном, постоянно возвышались высокой стопкой свежие информационные листки технической информации, периодично и методично издаваемые в то время, лежали реферативные журналы «Открытия и изобретения СССР», журналы ГОССТАНДАРТа «Измерительная техника», и переводной с английского «Электроника». Всё это великолепие доставлялось ему на просмотр сотрудниками информационного отдела института. А Марк Исаакович, несмотря на свою постоянную загруженность, успевал всё это просмотреть и сделать в настольном календаре только ему понятные пометки.
Рядом с дверью его кабинета был небольшой закуток, называемый нами предбанником, хотя, как я уже говорил, Марк Исаакович редко кому устраивал в своём кабинете баню. В этом закутке, за пишущей машинкой, сидела секретарь-машинистка нашего отдела. Она полный рабочий день строчила под копирку на своей механической машинке отчёты ОКР и НИР, заявки на изобретения, сопроводительные документы, командировочные предписания, объявления и ещё, Бог знает что.
Нашу машинистку звали Валентиной. После обеда Валя зашла в наш сектор.
- С тобой после обеда хотел поговорить Марк Исаакович, - обратилась она ко мне.
- Вот так всегда он хотел поговорить или побеседовать, а не давать какие-то распоряжения и указания своим сотрудникам, - подумалось мне.
Когда я вошёл в его кабинет, Марк Исаакович слегка приподнялся в своём кресле и протянул мне через стол свою руку. Другой рукой он сразу указал мне на стул, находящийся сбоку от его рабочего стола.
- Ну, как вписываемся в график? – сразу спросил он меня, как бы напоминая, что на конец года намечена сдача моей НИОКР (научно-исследовательская работа с опытным образцом разработанного прибора).
- Вовремя он меня к себе вызвал, - подумал я, взглянув через окно на кое-где уже пожелтевшую листву.
Тут я решил говорить, как есть.
- Процентов на семьдесят всё готово, Марк Исаакович, - ответил я ему и сам поверил в названные проценты. – Формуляр на прибор подготовлен к печати. Инструкция по эксплуатации тоже почти готова. Да и сам отчёт по НИР уже дописываю. Вот только…
Тут я замялся.
- Ну, ну … Говори, как есть … Не стесняйся, - подбодрил он меня своим негромким, вкрадчивым голосом.
Я ещё раз взглянул на маячившие за окном жёлтенькие листики дерева, которые недвусмысленно напоминали, что Новый год не за горами, и произнёс:
- Аттестовать прибор на погрешность измерения не знаю как.
- Что значит, не знаешь, как аттестовать? – поднял на меня свои полукруглые глаза начальник. – Разработай поверочную схему и по ней проводи метрологическую аттестацию.
- Да, не получается оценить погрешность контроля толщины гальванопокрытия прямым методом измерения, - стал оправдываться я. - Нет у нас такого прибора, который бы был как минимум в три раза точнее нашего опытного образца.
- Тогда определяй косвенным методом, - посоветовал начальник отдела.
- И здесь загвоздка, - сказал я. - Нет эталонных образцов.
- Как нет!? – Слегка, может быть на полтона, повысил свой голос Марк Исаакович.
Он тут же подтянул к себе, лежащую у него на столе солидную стопку информ-листов и стал их быстро перебирать, словно колоду игральных карт.
- А, вот!.. – вытянул он один листочек.
Он провёл этим информ-листом перед моим носом, а затем, глядя в него, членораздельно прочитал вслух:
- Эталонные образцы для поверки шероховатости гладких металлических изделий.
- Но это не совсем то, - попытался было возразить я.
Но Марк Исаакович невозмутимо продолжал:
- Как раз это то, что нам надо. Берём, например, два эталонных образца: один с шероховатостью в два микрона, а другой в четыре микрона. Проверяем эту разницу твоим прибором. И по этой разнице калибруем показания нашего прибора. Если же образцовых пластин достаточно, то также можем сами наносить на какие-то гальванопокрытия и затем поверять их толщину в сравнении с образцами с нормированной стандартной шероховатостью.
Он сделал паузу, с минуту помолчал, поглядывая на меня искоса, а затем спросил:
- Ну, что ?.. Теперь получается?
- Да, кажется, полу-чается … - с расстановкой проговорил я. – И даже, по-моему, не одним способом.
- Вот, и ладненько, - согласился на этот раз со мной мой интеллигентный начальник.
- Да, как же это я сам до этого не додумался? – корил я себя в душе.
Вслух же я произнёс:
- Срочно бегу в отдел снабжения. Пусть мне выписывают эти эталонные образцы шероховатости.
- Нет, нет … - возразил Марк Исаакович. – Они это дело так затянут, что ты просто не успеешь тему в срок сдать.
- А, что же мне делать? – спросил я своего мудрого начальника.
- Лучше всего – это подготовить документы на безналичный расчёт и отправить на этот механический завод кого-нибудь из твоей группы.
- А, где этот завод находится? - наконец, спросил я его.
Марк Исаакович вместо ответа приблизил ко мне тот информ-листок. Я прочитал адрес и невольно воскликнул:
- Да, в этом же городе моя тёща живёт!..
В следующее мгновение я услышал:
- Ну, вот, и выяснили… Значит тебе самому туда срочно и ехать.
Через пару дней я уже держал командировочное предписание, где в качестве места назначения было указано: Ивановский механический завод.
Тут уж, и жена Ирина позвонила Вам, Маргарита Алексеевна, и предупредила, что к Вам в гости зять едет.
- 2 -
У ВАС НА БЛИНАХ, ИЛИ ТЁЩИНЫ БЛИНЫ
Вы, Маргарита Алексеевна, тогда жили на улице Проспект строителей. Вообще-то, как показал к/ф Эльдара Рязанова, многие в СССР жили в середине и конце семидесятых годов прошлого века на Проспектах строителей. Почему так получилось? Я как-то над этим задумался и объяснил для себя очень просто. «К тому времени все фамилии пламенных революционеров были уже задействованы в названии улиц, городов и селений. Не везде популярны, например, кочегары. Поэтому, вероятно, мы и не знаем Проспекта кочегаров. А строители есть в каждом городе. И даже, что они там строят – не особо важно. Одни строят дома, другие строят дороги, а третьи, согласно тому времени, могли коммунизм строить.
Я нажал на кнопку звонка, расположенного с левой стороны от входной двери. Дверь распахнулась:
- Наконец-то!.. – воскликнули Вы своим, чётко очерченным, преподавательским голосом, награждая меня при этом лёгким поцелуем в щёку. – А я уж тебя заждалась. Замесила блины и жду… Вот, вот должен явиться, как Ирина рассчитала.
- Блины – это хорошо, - заулыбался я. – А то, я утром на вокзале сошёл и не стал там ничего перекусывать.
- Ну, и правильно сделал, - помню, поддержали меня Вы.
После того, как Ваша дочь окончила энергетический институт и уехала работать по направлению в наш город, Вам пришлось взвалить на себя все заботы по дому. Ваш сын также служил далеко от дома и навещал Вас в то время очень редко.
Ваши блинчики, Маргарита Алексеевна, были очень нежными и лёгкими для моего желудка. Намасленные, они просто таяли у меня во рту. Они радовали глаз своим солнечным видом и блеском, когда горкой лежали на огромной плоской тарелке с замысловатым цветочным орнаментом.
- А, где здесь у Вас механический завод находится? – спросил я, как только почувствовал своё насыщение пищей.
- Мне, кажется, что такой завод находится недалеко от начала нашего Проспекта строителей, - ответили Вы. – Поезжай до автовокзала, а там спросишь.
- Конечно, конечно, я найду. Да и телефон у меня этого завода записан.
Так оно тогда и произошло. Найти механический завод оказалось несложно.
После предъявления командировочного удостоверения в проходной, меня провели в отдел материально-технического снабжения (МТС).
- Так, - сказал начальник отдела МТС, - набор эталонных стандартных образцов шероховатости металлических деталей. Есть такой в перечне поставок.
Он взял телефонную трубку. Потом куда-то звонил. Потом ещё куда-то перезванивал. И, наконец, мне сообщил:
- Свободной к продаже партии пока нет. Придётся Вам пожить с недельку в нашем городе, пока мы Ваш заказ не подготовим.
Он посмотрел на меня с сочувствием, а потом спросил:
- Вы здесь в гостинице остановились?
- Нет, - ответил я, - у тёщи.
Начальник МТС удивлённо посмотрел на меня.
- Тогда, как я понял, ни у Вас, ни у нас проблем нет. Отдыхайте у родной тёщи, а мы не спеша подготовим Вам партию образцов.
- Мне, всё-таки желательно побыстрее, - промямлил я в ответ.
- Хорошо, хорошо, - заверил он, - звоните вот по этому телефону.
Он мне протянул вырванный из настольного календаря листок, где был записан номер его телефона, а потом подал на прощание руку.
Почти полную неделю прожил я тогда у Вас, Маргарита Алексеевна. Ощущение было такое, будто я в отпуске и одновременно на работе. Периодически позванивал с Вашего домашнего телефона на завод, где мне неизменно отвечали:
- Проводим метрологическую аттестацию Вашей партии образцов. Ещё не закончили.
Я согласно кивал в трубку, входя в положение заводских метрологов, а про себя говорил: «Метрологическая аттестация – дело тонкое Петруха», - слегка перефразируя при этом одну из крылатых фраз к/ф «Белое солнце пустыни».
Так прошла целая неделя на блинах у Вас, моя добрая тёща. Если быть более точным, то Вы, Маргарита Алексеевна, делали каждое утро не блины, а маленькие нежные блинчики. Блины – это у моей матери. Она говорит, что её блины на опаре, то есть её тесто на дрожжах, как я понимаю. Блины такие я тоже, конечно, уважаю, но их приготовление требует более длительного времени.
Вы свои блинчики готовили гораздо быстрее. И никаких дрожжей… Вы, помнится, брали бутылку кефира. Тогда кефир продавали исключительно в стеклянных бутылках с широкими горлышками. Выливали кефир в небольшую кастрюльку. Затем разбивали в кастрюльку сырое яйцо, то есть добавляя его в кефир. Подсаливали и подслащивали на вкус. Добавляли половину чайной ложки питьевой соды, а потом подсыпали два стакана муки. Мешали венчиком до получения однородной массы. А дальше только подавай это тесто маленькими порциями на горячую сковородку, обильно смазанную растительным маслом. И, как выражался великий реформатор, Михаил Сергеевич, процесс пошёл.
Этих блинов хватало на завтрак и Вам и мне. Потом Вы бежали в свою школу на работу, а я, позвонив на механический завод и получив оттуда порцию информации о текущих проблемах метрологической аттестации своих образцов, шёл знакомиться с достопримечательностями Вашего города, или же просто проводил время, праздно шатаясь по городу.
В конце концов, ровно через неделю я получил свои аттестованные образцы, или более правильно, образцовые меры шероховатости – абсолютно гладкие на вид, пронумерованные тонкие полоски металла. К каждому такому образцу прилагался специальный талон, в котором указывалась неровность (шероховатость) его поверхности в микронах.
Из командировки я тогда вернулся довольным и бодрым, будто целую неделю провёл в загородном санатории-профилактории.
Почти ровно через год после той командировки наша семья получила новую квартиру. Вот, тогда мы всей семьёй, то есть я, Ваша дочь Ирина и наш маленький сын Алёша приезжали к Вам, чтобы купить дефицитную в нашем городе мебель. Это Вы помогли нам заказать на Вашей мебельной фабрике мебель, так как там работали Ваши бывшие ученики. А в свободное время мы всей семьёй ходили в гости к Вашим родственникам и знакомым. Помнится, даже ездили в город Тейково, на Вашу малую родину. Мебель же пришла к нам аккуратно упакованной в двух железнодорожных контейнерах.
- 3 -
НА РЫНКЕ
После, ещё через год, уже Вы, Маргарита Алексеевна, приезжали к нам в нашу, тогда ещё новую, квартиру. Помню, поручила Ваша дочь, Ирина, купить на городском рынке продуктов. Положил я в карман сто рублей на эти продукты. Сто рублей – хорошие деньги тогда были, на продукты, по крайней мере. И положил я в свой карман эти сто рублей четырьмя «бумажками», достоинством по двадцать пять рубликов.
Вот идём мы с Вами, Маргарита Алексеевна, вдоль рядов и по сторонам посматриваем – наблюдаем, значит, что в этом месте рынка продают. А вы всё в бумажку заглядываете и сверяетесь со списком, который Вам дочь, Ирина, написала. Помнится, проходим мы вдоль рядов, где фрукты продают. Вы посмотрели в список и говорите мне: «Вот, кажется, виноград хороший продают. Так… Полтора килограмма. Купим?». Смотрю: за прилавком с виноградом стоит лицо кавказской наружности. Подошёл я к этому продавцу и попросил завесить мне три крупных кисти его винограда.
Тот завесил и цену определяет. Я в это время деньги из кармана достаю и одну двадцати пяти рублёвую купюру тому продавцу подаю. Остальные же деньги снова в карман прячу. И что-то мне здесь сразу не понравилось в этом грузине. Ну, может, он вовсе не грузином был, но мы тогда тех, кто на рынках торгует, почему-то грузинами называли. Вот, чувствую, что как-то необычно этот грузин своими глазищами чёрными зыркает, будто тебя ощупывает или просвечивает. Вы в это время завешенный виноград в кошёлку убрали и меня поджидаете. Я же жду, когда этот продавец мне сдачу с двадцати пяти рублей вернёт.
Отсчитал он эту сдачу, а сам деньги в руках держит и мне не протягивает. А потом, после паузы, глядя мне в глаза, говорит:
- Молодой, - тогда-то я ещё молодым был, - поменяй мне свои крупные купюры, вот, на такие.
И мне рукой машет, в которой моя сдача одними пятёрками.
Я в растерянности… А он добавляет: «Вот, тогда ещё кисть винограда вам бесплатно добавлю», - и кисточку винограда другой рукой берёт.
Я, было, вначале махнул рукой – мол, не надо. А грузин, значит, с другой стороны:
- Мне-то деньги везти далеко, мелочь неудобно... А тебе всё-равно расходовать. Выручи друг…
Вот тут, когда меня другом назвали, упорство моё и сломалось. Достал я свои «бумажки» номиналом по двадцать пять рублей и отдаю их грузину. Помните?.. Тот, в благодарность, опустил Вам, Маргарита Алексеевна, в кошёлку эту, будь она неладна, добавочную кисть винограда. А я всё сдачу жду, но уже со ста рублей.
Вы рядом стоите. А я чуть впереди Вас наблюдаю и подсчитываю в уме, сколько он этих пятёрок мне в сдачу откладывает. Всё на глазах, да и отсчитывает он эти пятёрки сравнительно медленно. В общем, контролирую… Прикинул в уме их количество в кучке, что на сдачу мне отложена. «Чуть меньше двадцати – значит, всё нормально», - думаю. Забрал я эту сдачу, положил в свой карман и отхожу от прилавка. Вы же, Маргарита Алексеевна, как наш гость и гость нашего города, за мной следуете.
Отошли мы, значит, метров двадцать от того прилавка с виноградом. И тут, будто Вы что-то заподозрили, говорите мне, называя меня по имени: «Деньги-то пересчитать бы надо». Ну, думаю: «Какая у меня тёща, чересчур, бдительная». Сделал ещё пару шагов, а Вы: «Деньги-то пересчитай». «Да, что их считать? Перед продавцом стоял…».
Но потом мнение изменил.
- Ладно, - думаю, - пересчитаю, меня не убудет.
- Вот, пересчитаю, и пойдём дальше. А Вам приятно, видимо, после этого станет. Скажет тогда, возможно, моя тёща, какой у неё зять внимательный и послушный.
Достал я из кармана деньги и пересчитал. Их оказалось около половины положенной сдачи. Я и рот открыл – так опешил. А Вы уже тянете меня за руку к тому продавцу винограда. Подошли мы снова к этому шулеру, а он нас, вроде бы, уже и не помнит – глядит в другую сторону.
- Это что же ты делаешь? – говорю этому аферисту, - лицо твоё бесстыжее кавказское.
- А, в чём дело? – отвечает мне вопросом на вопрос это лицо бесстыжее.
- Как в чём? Я, дурак, тебя выручил, откликнулся на твою просьбу… А ты меня обманул, сдачу мне отдавая.
Вы рядом тогда, Маргарита Алексеевна, стояли и всё наблюдали.
Так и было… Я же нисколько не преувеличиваю. Может быть, из-за того, что Вы рядом со мной стояли, этот прохиндей тут же говорит:
- Нэ шуми… Давай назад мои дэнги… Правильно всё сдам.
Вернул я, значит, ему всю его сдачу. Стал он на моих глазах те, недостающие, пятёрки докладывать. Вы тоже на него поглядываете, как мне тогда показалось, с опаской. А я, те пятирублёвки в уме считаю. И ошибиться в счёте никак не могу, так как по арифметике всегда учительница мне пятёрки ставила. Ну, вот, закончил он…
- Всё, - думаю, - слава Богу, теперь точно правильно.
Беру с прилавка эту сдачу и направляюсь к выходу, мечтая побыстрее отойти подальше от афериста-прохиндея. Положил в карман эти деньги и иду… А Вы чуть сзади меня. Слышу, Вы мне вдогонку говорите: «Пересчитай деньги».
Я шагаю дальше, вроде ничего не слыша. Думаю про себя: «Теперь уж точно от расстройства у моей тёще крыша поехала». Только я так подумал, а Вы снова мне в правое ухо: «Пересчитай деньги». Хотел огрызнуться на Вас, но потом поборол себя, остановился и стал считать.
Считаю, значит, потом ещё пересчитываю, а денег в новой сдаче оказывается ещё меньше прежнего. У меня и глаза на лоб полезли. Не знаю, чтобы я потом стал делать, но тут инициативу Вы взяли в свои руки. Я здесь уж помалкиваю. Иду за Вами смирнёхонько. Подошли мы снова к бессовестному грузину. И тут Вы, Маргарита Алексеевна, стали того, как нерадивого ученика своим чётким и поставленным директорским голосом отчитывать. А потом ещё и милицией пригрозили: мол, если ещё такое повторится, то в милиции объясняться будешь. Смотрю я на того продавца винограда, а он побледнел и цветом лица в эстонца сразу превратился.
- Не надо, не надо… Исправлю… Сейчас всё снова пересчитаю… Тогда меня другая покупательница со счёта сбила, - врал подлец.
И, действительно, исправил. А потом ещё кисть винограда Вам в руки суёт. Но Вы на него так зыркнули, что он тут же руку с виноградом опустил.
Вот, так в поддержке друг друга мы с Вами, наверное, бы и прожили, если бы не случилось непредвиденное и самое неприятное.
- 4 -
НЕПРЕДВИДЕННОЕ
Жена заболела. Вашей дочери тогда едва перевалило за сорок. А тут ещё страна оказалась на распутье – начало девяностых годов. Всё вокруг меняется. Деньги обесцениваются с молниеносной скоростью. Приватизация начинается. И двое наших мальчишек быстро взрослеют.
Ирина добивается направления на лечение в один из известных медицинских центров Москвы. Мне же она тогда строго наказывает: «Маме ничего про меня не говори. Не звони и не пиши ей. Я сама ей всё объясню по телефону».
Я до сих пор не знаю, Маргарита Алексеевна, что говорила и объясняла по телефону из Москвы Ваша дочь. Ведь, она Вам могла в то время сказать, например, что от своей работы проходит курсы повышения квалификации. Вы же были в курсе, что эти курсы она не реже, чем каждые три года, тогда проходила. Когда она вернулась из Москвы, то снова стала работать и всем говорила, что у неё всё хорошо.
Ваша дочь, Маргарита Алексеевна, до самого последнего верила в своё полное излечение. Но, несмотря на эту веру, как будто чувствовала приближающуюся развязку. Всё время, пока ещё была полна сил, оставалась очень активной. Затеяла размен квартир на более удобный район. Подгоняла меня, чтобы я быстрее достроил гараж. А когда переехали в другой район, то с особым рвением, которое противоречило поведению больного человека, взялась за капитальный ремонт на новом месте.
Потом мы с ней ежедневно ездили в дневной стационар на химиотерапию. А после этого дневного стационара стали ездить на другой конец города в центр, где проводили сеансы лазерной терапии. Полмесяца ездили туда на такси. Из всех такси я специально подыскивал только машины Волги. В такой машине мы раскладывали переднее сиденье. И она ехала до медицинского центра почти лёжа. Как-то мы ехали с ней из этого центра, и пожилой таксист, который на вид был старше её в полтора раза, беспардонно спрашивает, обращаясь к ней: «Это чем же таким Вы болеете, что Вам нужно сиденье в машине раскладывать?»
- Чем заболела, от того и лечусь, - ответила ему Ирина.
Вот, именно только тогда, когда уже сеансы лазерной терапии приближались к концу, а ей, видимо, не становилось лучше, она мне сказала:
«Позвони маме. Пусть приедет… Но скажи ей только, что мне не здоровится».
Вот и всё. А остальное Вы, Маргарита Алексеевна, знаете.
Хорошо помню, когда умерла Ваша дочь, Ирина, Вы стали ходить в церковь, как на работу. Вы и церковь выбрали, где её потом отпевали. Прекрасно и сейчас помню молодого батюшку с тёмной окладистой бородкой в Митрофаневской церкви. Помню, как он ходил вокруг её гроба и махал своим кадилом. А она, будто невеста, в белом кисейном наряде, как живая… Мне одна родственница на ухо шепчет: «Видимо, для кого-то из своих ангелов, Бог такую красавицу к себе забирает». «Неправильно это, - ей отвечаю. - А дети что ж, пускай сиротами остаются, значит…». Она только плечами в ответ пожала.
И Вас-то жалко было. Вы и дома-то иконками свою комнату обставили. Постоянно перед ними стояли, что-то нашептывая, да крестились. Видимо, так рассчитывали вернуть дочь своими молитвами. Но она не вернулась ни после девяти дней, ни после сорока.
Вот после сорока дней и начались у нас с Вами раздоры.
И всё из-за того, что я никак не мог понять: «Зачем Вам часть собственности своей дочери? Зачем Вам, вообще, эта собственность в городе, находящемся от Вас на расстоянии в тысячу километров?». Ведь, в нашей семье оказалось, что большинство собственности было оформлено на Ирину. Завещания она не оставила. И, поэтому, её собственность делилась на четверых: Вас, меня, и двоих её детей. Не ахти уж какая, и собственность-то: квартира, дача и гараж.
Логика Ваша мне тогда была непонятна. «Зачем Вам сюда влезать? – говорил я Вам. – Есть, ведь, у Вас там квартира». Но на все мои вопросы Вы отвечали: «Я хочу приезжать сюда, как в свой дом, когда мне захочется».
- Да, Бог с Вами, Маргарита Алексеевна, - говорил я, - Вы и так, если, предположим, откажетесь от наследства в пользу своих внуков, будете приезжать к своим внукам, когда этого захотите.
Мои уговоры не помогали.
Помню, Вы уже готовили свои чемоданы к отъезду, когда я вошёл в вашу комнату и сказал:
- Маргарита Алексеевна, если хотите, то могу встать перед Вами на колени. Завтра последний день, когда мы с Вами могли бы пойти к нотариусу… Откажитесь от наследства в пользу детей Вашей дочери.
Вы как-то озлобленно на меня взглянули:
- Нет, нет… И ещё раз нет, - произнесли Вы.
Тут мои нервы не выдержали.
- Вы просто настоящая идиотка! – вскричал я. – Сумасшедшая негодяйка!
Вот за эти свои злые слова я и прошу сейчас у Вас прощения. Ведь как раз сегодня двадцатилетний юбилей памяти. А тогда, Вам, разумеется, было очень тяжело. Может быть, поэтому Вы облекли свою душу в черепаший панцирь, и не готовы были идти ни на какой со мной компромисс. Ничего не хотели тогда ни видеть, ни слышать. А питались только молитвами, и взирали только на церковные свечи.
Последствия оказались катастрофичными.
Тогда Вы от нас уехали в ноябре 1995 года. А в июле 1996 года Вы умерли в своём родном городе. Вы тогда умерли, не дождавшись моего извинения. Простите меня за то, что долго не мог решиться написать Вам последнее письмо и в нём попросить прощения. Вас, Маргарита Алексеевна, не стало ровно двадцать лет назад. Вас нет, а я всё-таки решил освободить свою душу от греха. Ведь, говорят: «Лучше поздно, чем никогда».
- На Вас я зла уже давно не держу, хотя то Ваше решение и доставило нам очень много хлопот.
Смотрю иногда в свой паспорт, а там, в графе «семейное положение», до сих пор указано: жена Ирина Павловна. Значит Вы, Маргарита Алексеевна, до сих пор моя тёща. Примите это моё покаяние и простите своего зятя!
Царствие Вам небесное!
28 июля 2016 года