Х У Т О Р Я Н Е
Есть на Кубани хутор, не самый большой, он с названием «Чистый». Там люди «с виду безобразные, чистые внутри…», и занимаются они с давних времен птицей, думают о стране. Живут, как и все мы - воспоминаниями, надеждами… и реальностью.
Ведь, это ж надо! … Началось…
Грыев приехал. Был встречен, не спеша прошел, все рассматривая, взошел на сцену хуторского клуба. Ходил по краешку подиума, одной рукой за спиной взямши запястье другой. Думал вслух, рассуждая губами.
- Ведь это ж надо! Как нам мало надо! Опусти листок в щелочку. И только. И жизнь стала другой, я бы сказал больше – интереснее. Вот идешь на сход и не знаешь в чем ты: в фартуке или смокинге? Некогда посмотреть. Он вышагивал, рассуждая. С него не сводили взглядов, словно влюбленные, Серафим Ширезняк и Любовь Озимая. Первый был в джинсах продырявленных модой, в коротком, но широком галстуке, в ярко-синих сланцах. Вторая в длинном платье на тонких шпильках с полными от мыслей икрами. И у всех одно – мысли. Разные у каждого, но мысли, мысли… А они должны выйти. И здесь тоже. Сейчас, а потом и в другом месте…
- Какой хутор без партии. Какой? Во-о-о! Я бы сказал любой! … Но не наш! Не на тот напали!
Иван Мысляков вешает над сценой, с лестницы транспарант со словами: «Хуторянин! Раньше думай о хуторе, а потом бабочек лови!».
Он же автор герба хутора, с изображением двуглавого индюка. Раньше там был один большой транспарант со словами «СЛАВА КПСС!». А теперь несколько, рядом на черном фоне ярко-белая надпись из одного слова «Беленькая». Так велели из телевидения, обещали про хутор, индюков в нем, репортаж. Там же вверху с ним еще один:
«Добавим вес птице - каждому индюку!».
- Аграрные мысли это, как грабли, и мы их проходили, поэтому здесь мы и без граблей.
Грыев все осмотрев, спрашивает Мыслякова:
- Ты писал? И кивнул вверх.
- А корма? Где корма?
- Я вот и пишу, почти закончил.
- Что там?
- «Корма – всему голова!»
- Так, вроде… Задумался
- Вот что. Добавь «Партия и корма – всему голова!»
- О! Как же я сам не доперд?
Он быстро добавил ключевое слово, влез опять на лестницу с новым лозунгом, был в коротких шортах, и вниз не смотрел. Снизу Люба Озимая, поддерживая лестницу, и глядя вверх, заметила: «Ты хоть бы срам свой прикрыл, смотреть на это обидно». Он, не вникая с высоты многозначительно заметил: "Сейчас все должно быть натурально и важна открытость!" После этого вешальщик громко чихнул, после чего звонко постучал себя по голове. С заднего ряда зала бабуля-сторож спросила:
- Кто там?
И пошла открывать.
А со сцены продолжались выходить мысли.
- Ведь это ж надо! Как нам без партии? Хутор без партии, все одно, что ее член без порток.
Нетудыраков (он индюковед из Украины, психанул там и уехал только из-за птичьих устремлений) в конце зала громко говорил в сторону сцены:
- Разговор в заднем проходе затрудняет выходу мыслей. А ежели оно и есть, то должно быть слышнее. Открыть дверь нельзя. Сквозняк, все вылетит.
Грыев не спеша садился в салон шикарного «Патриота», развернул свежий номер газеты «Собачеевка» и вымолвил: Трогай, Поликарп. В редакцию. Он продолжал думать:
- Как все же нам мало надо…