Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 52

Надежда Андреевна Жукова
      КИНОПОВСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..." 

      52.
      В  ТО  ЖЕ  САМОЕ  ВРЕМЯ.  В  ТОЙ   ЖЕ  ПОТАЙНОЙ  КОМНАТЕ.   
      В    УЖЕ     ЗНАКОМОМ     НАМ     ТРАКТИРЕ     В     ПЕТЕРБУРГЕ.



   
      Зритель  вновь  оказался  в  той  самой  потайной  комнатке  уже  знакомого  ему  петербургского  трактира,  где  однажды  присутствовал  при  встрече  Профессора  с  единомышленниками.
      Перед  нами  всё  то  же  небольшое  помещеньице,  лишенное  окон,  но  зато  аж  с  тремя  плотно  притворенными  дверями,  и  со  слишком  большим  для  этой  каморки  буфетом  у  дальней  стены,  все  с  тем  же  столом  в  центре,  накрытым  к  чаю,  а  поэтому,  как  и  в  прошлый  раз,  увенчанным  медным  сияющим  самоваром.  Правда,  сегодня  к  чаю  подали  не  пирожки,  а  плюшки  и  большую  бутылку  дешевого  красного  вина,  которое  присутствующие  здесь  гости  то  подливают  в  чай,  то  пьют  отдельно  из  стоящих  тут  же  стаканов.
      Гости,  а  это  все  те  же,  уже  знакомые  нам,  Ворон,  Геракл,  Гриб  и  Гвоздь,  довольно  оживлённо  беседуют  у  стола,  периодически,  напрочь,  забывая  о  вине,  чае  и  плюшках.  Как  и  в  прошлый  раз,  они  одеты  мелкими  чиновниками,  от  коих  по-прежнему  всё  же  отличаются  аккуратными  причёсками,  ухоженными  руками  и  умными  лицами  самодостаточных  людей.
      Зритель  оказался  в  помещении  в  тот  самый  момент,  когда  говорил  младший  из  них,  двадцативосьмилетний  жгучий  брюнет  Ворон:
      --  … Мы  обсуждаем  такие  важные  вопросы,  не  дождавшись  Профессора! … Или  он  сегодня  не  придёт?
      Ответом  его  вопросу  служит  небольшая  пауза.
      Гриб,  Геракл  и  Гвоздь  переглядываются.
      Молчание  прерывает  Геракл,  самый  старший  из  собравшихся,  маленький,  юркий  господин  с  колючими  глубоко  посаженными  светленькими  глазками:
      --  Ворон!  Назначая  эту  встречу,  я  решил  Профессора  не  приглашать.
      Помолчал,  внимательно  посмотрел  в  глаза  Ворону  и  решил  продолжить :
      --  Перед  твоим  приходом,  обсудил  этот  вопрос  с  товарищами,  и  они  меня  поддержали.  О  некоторых  вещах  Профессору  пока  лучше  не  знать.  К  тому  же  в  последнее  время  у  меня  нет  к  нему  полного  доверия.  Я  не  в  состоянии  пока  объяснить  тебе  причин.  Отнеси  это  к  моей  интуиции,  которой  ты  всегда  раньше  так  завидовал.
      Ворон  искренне  встревожен :
      --  Ты  не  доверяешь  мне,  Геракл?
      --  Тебе  как  раз  доверяю  полностью,  но,  поверь,  тут  всё  же  дело,  скорее,  именно  в  интуиции,  чем  в  фактах.
      Увидев  искреннее  непонимание  в  глазах  младшего  товарища,  начал  разъяснять: 
      --  Впрочем,  и  в  фактах  тоже.  Он  так  ни  разу  и  не  ответил  мне,  откуда  берутся  те  немалые  деньги,  которые  передаются  нам  в  помощь…
      --  Это  смешно,  Геракл...  У  нас  же  всё  совершенно  добровольно... Он  собирал  пожертвования  наших  доброжелателей…
      --  Вот  именно : смешно.  Вот  именно :  добровольно.  Но  почему-то  сумма,  передаваемая  на  нужды  нашего  дела,  стала  очень  большой  именно  в  последние  два  года….  Как  и  благосостояние  Профессора  сильно  возросло  тоже  в  этот  же  период…
      --  Но  может  быть,  меценат  какой-нибудь  объявился,  который  не  хочет  назвать  себя  и  держит  связь  только  с  самим  Профессором…
      --  Такой  бесконечно  щедрый?  Ни  разу  не  потребовавший  отчёта?
       Помолчал  и  закончил:
      --  Давай  моё  решение  сегодня  обсуждать  не  станем,  а  сначала  узнаем  о  жизни  Профессора  побольше…
      Ворон:
      --  Как?  Расспросим?  Но  он  же  раньше  ничего  об  источнике  этих  денег  говорить  не  желал…
      Геракл:
       --  Просто  организуем  слежку  и  узнаем  о  его  нынешней  жизни  и  новых   знакомствах  всё,  что  возможно  таким  образом  узнать.  Так  же  предлагаю  каждому  из  нас  сменить  место  проживания  на  новое,  неизвестное  Профессору,  не  обмениваясь  этими  новыми  адресами  даже  между  собой.  Всё  равно  ведь  получаем  друг  от  друга  необходимую  информацию  почтой.  И  усилить  конспирацию. 
      Подвёл  итог,  продолжая  смотреть  в  глаза  Ворону :
      --  Слежку  я  начну  в  паре  с  Гвоздём,  а  при  необходимости,  подключу  и  вас  с  Грибом,  хотя  полагаю,  что  нашего  штата  мальчишек  и  здешних,  трактирных,  людишек  будет  вполне  достаточно.
      Ворон  ошарашен,  но  соглашается:
      --  Ну,  если  это  общее  решение,  подчиняюсь…
      Геракл  уверенным  тоном:
      --  Отлично.  Теперь,  с  твоего  разрешения,  продолжу.
      Повернувшись  к  друзьям  продолжил,  вероятно,  прерванный  Вороном  монолог:
      --  Крестьянин  пропал.  Понимаю,  непредвиденные  обстоятельства  могли  принудить  его  так  поступить,  но  с  момента его  исчезновения  прошло  более  десяти  дней,  а он  не  подал  весточки. И  вы  знаете  его  обязательность  и  надёжность.  Полагаю,  это --   знак.  Знак  беды.
      Лысоватый  коренастый  шатен  Гриб,  отбросив  свою  обычную  неторопливую  вальяжность,  довольно  возбуждённо  спрашивает:
      --  А  посланный  туда  нами  Мастеровой,  что  он  сообщает?
      Гвоздь,  обрюзгший,  полный,  сутулый,  бритый  налысо,  тридцатилетний  мужчина,  казалось  бы,  на  первый  взгляд,  и  не  встревоженный  происходящим  вовсе,  отвечает,  как  всегда,  размеренно  и  докторально:
      --  Мастеровой  связывался  со  мной,  Гриб.  Поиски  следов  Крестьянина  не  дали  пока  результатов.  На  постоялом  дворе,  где  тот  держал  свою  коляску,  говорят :  уехал  поздним  вечером  около  десяти  дней  тому  назад,  точной  даты  назвать не  смогли…  Хозяин  доходного  дома,  где  Крестьянин  квартировал,  твердит  о  том  же…  Нашёлся  и  пьяница,  бродивший,  и  не  однажды,  поздним  вечером  у  околицы.  Видел  однажды  выезжавшую  из  города  коляску,  по  времени  и  виду,  похоже,  Крестьянина.
     Воцарилось  молчание.
     Собравшиеся  обмениваются  взглядами.
     Каждый  из  них,  кажется,  хочет  о  чём-то  сказать  или  спросить,  но  не  решается.
     Ворон  заговорил  первым:
      --  Но,  Гвоздь,  его  переписка  с  тамошней  молодёжью  как-то  велась,  ведь  молодые  люди  не  все  уехали  ещё,  они  что-то  сказать  могут?!
      Гвоздь,  вздохнув,  отвечает:
      --  Не  могут,  Ворон.  Семинарист  и  студент  из  Студенков  отравлены  неизвестным  лицом  в  трактире  двенадцать  дней  тому  назад.  В  Алтуфьвке  и  Закревском  стоят  войска,  отправиться  туда  Мастеровой  не  решился,  все  остальные  молодые  люди,  из  других  деревень,  исчезли. В  разное  время.  От  десяти  до  семи  дней  тому  назад,  ещё  до  прибытия  Мастерового.
      --  Но  переписка-то,  переписка…,  --  не  унимается  Ворон.
      --  Переписка  велась  через  хозяина  постоялого  двора.  Крестьянин  велел  тому  все  пришедшие  после  его  отъезда  письма  уничтожать,  за  исключением  тех,  запись  о  коих  он  оставил  в  одной  из  конторских  книг  постоялого  двора.  Но  Мастеровой  сообщает : это  --  всего  лишь  условный  знак,  что  уходит  по  необходимости.  Все,  пришедшие  после  его  отъезда,  письма  по  поручению  Крестьянина -- сожжены.  Их  и  было-то  немного,  то  ли  три,  то  ли  четыре.  Говорит,  и  позабыл  точно,  сколько.
      После  вновь  возникшей  небольшой  паузы  вновь  заговорил  Геракл :
      --  Я  понимаю  положение  дел  так : студента  с  семинаристом,  как  предателей  или  крайне  ненадёжных  людей,  отравил  Крестьянин.  За  ним  самим,  как  он  думал,  пока  слежки  не  было,  поэтому  решил  уходить,  но  слежка,  вероятно,  всё  же  уже  велась,  и  взяли  его  на  дороге,  по  пути  следования,  где-то  за  городом.  Что  свидетельствует  об  уме и дальновидности  людей,  руководивших  операцией.  Полагаю,  его  нет  смысла  искать.  Что  скажите?
      Ворон  полностью  поддержал  Геракла  и  продолжил  его  мысль:
      --  Согласен  с  тобой,  Геракл.  Он  сам  объявится,  найдёт  возможность  с  нами  связаться  даже  из  тюрьмы.  Мы  все  отлично  знаем  его  изобретательность  и  умение  ладить  с  любыми  людьми.  А  молодёжь  исчезла  из  деревень,  думаю,  по  его  же  приказу.  Значит,  имел  возможность  и  сумел  их  своевременно  предупредить.
      Геракл  кивнул  и  сказал:
      --  Ты  прав,  Ворон.  Но  заметь,  в  таком  случае  не  вызывают  доверия   хозяева  постоялого  двора  и  доходного  дома.  Не  прошли  ли  они  через  руки  полиции?  Не  донесут  ли  на  Мастерового?  Ему  следует  покинуть  губернию.  Немедленно.  Таково  моё  мнение.
      Гвоздь:
      --  Разделяю  полностью.
      Гриб:
      --  Разумное  решение.  Всё  равно  молодёжи  там  сегодня  нет,  работать  не  с  кем.  А  риск  нам  ни  к  чему.   
      Ворон:
      --  А,  если  в  Алтуфьевке  и  Закревском  стоят  войска,  определённые  волнения  там  всё  же  были,  пусть  и  закончившиеся  ничем,  как  в  Студенках.  Значит,  волна  крестьянских  бунтов  в  губернии  поднялась.  Она  может  покатиться  самостоятельно  и  дальше,  если  молодые  люди  провели  хорошо  работу  каждый  на  своём  месте… Мы  знаем,  отрицать  инерцию  в  бунтах  нельзя. А,  поскольку  иметь  точные  данные  с  места  событий  всё  же  нужно,  полагаю,  поехать  наблюдателем  может  кто-то,  на  первый  взгляд,  сторонний, не  задававший  лишних  вопросов  всем  подряд.  Может  быть,  Купчика  пошлём?
      Геракл  с  ехидной  интонацией  в  голосе:
      --  Собирать  сведения,  чтобы  мы  своевременно  передавали  их  в  письменном  виде  Профессору? Это  ведь  наша  агентура,  Ворон!  Наши  люди,  которых  следует  беречь… Пусть  Профессор  посылает  своих  для  сбора  материала  о  ходе  бунтов,  если  имеет  в  том  необходимость!  Мы  своё  дело  сделали.
      Ворон  виновато:
      --  Вы  правы. Не  подумал  об  этом…
      Геракл  успокаивающим  тоном:
      --  Сам  не  задумывался  до  последнего  времени.
      Гриб  произносит,  медленно  озвучивая  мысль,  которая  сейчас  только  пришла  ему  в  голову:
       --  Геракл,  ты  полагаешь, … Профессор  причастен…
      Геракл:
      --  Не  торопись  с  выводами,  Гриб!  Следует  присмотреть  за  ним…  Нужно  думать  и  анализировать,  не  торопясь! Мы  давно  вместе.  Он  мало  похож  на  предателя.  Но  я  поколебался  в  своём  к  нему  доверии.  Такое  чувство,  что  между  ним  и  нами  встал  некто  третий. Давайте  временно  прервём  обсуждение  и  поставим  здесь знак  вопроса.  До  новых  фактов. После  сегодняшнего  чаепития  мы  с  Гвоздём  прогуляемся  и  обсудим  дальнейшие совместные   действия  в  отношении  Профессора...
      Гриб,  уже  вернувшийся  к  своей  обычной  неторопливой  вальяжности,  замечает:
      --  Всё  это,  однако,  --  текущие  дела.  Жизнь  идёт,  заваливая  нас  ими  постоянно.  Но  её  задачки  мы  решаем… Что  бы  ты  сказал,  Геракл,  о  нашей  работе  сегодня?
      --  Без  ложной  скромности,  я  бы  отметил,  что  успехи  налицо.  Взять  хотя  бы  представленные  на  днях  моим  человеком  документы  о  восстании  в  Бездне...  Волна  народных  бунтов  нарастает.  Приходящие  из  всех  губерний  сведения  свидетельствует  об  этом  достаточно  красноречиво.  И  в  этом  только  наша  с  вами,  господа,  заслуга!  Только  наша!
      Он  поднимает  стакан  с  красным  вином:
      --  За  нас,  товарищи!
      Все  сидящие  за  столом  со  смехом  поднимают  свои,  чокаются,  выпивают.
      Гвоздь  читает  стихи:

         --  И  раб,  тиранством  угнетенный,
         Вдруг  из  апатии  тупой
         Освободясь,  прервёт  свой  сонный,
         Свой  летаргический  покой.
               
         И  встанет  он  в  сознаньи  права,
         Свободной  мыслью  вдохновлён,
         И  гордых  деспотов  уставы,
         Быть  может,  в  прах  низвергнет  он…
         
         Восстанет  он,  разить  готовый
         Врагов  свободы  и  добра, --
         И  для  России  жизни  новой
         Придёт  желанная  пора...

        Гриб  добродушно  замечает  в  ответ  на  прозвучавшие  вирши:
      --  И  дался  тебе  этот  бездарный  подражатель  Пушкину,  это  глупое  ничтожество,  Добролюбов!  Не  пойму  твоей  к  нему  любви!
      На  что  Гвоздь  столь  же  добродушно  и  без  малейшей  обиды  отвечает:
      --  Стихи  агитационные,  а  по  сему,  нашему  делу  полезные.  А  талантов  народу  не  разбирать!  Не  его  ума  это  дело!  Давайте  лучше  не  спорить  о  поэзии,  а  ещё  раз  выпьем  за  удачное  начало!
      Все  смеются  в  ответ  и  дружно  сдвигают  стаканы. Выпив,  доедают  лежащие  на  тарелках  перед  каждым  из  них  уже  надкушенные  плюшки.
      Первым  поднимается  из-за  стола  Геракл:
      --  Пора  прощаться,  друзья.
      Все  шумно  поднимаются,  пожимают  друг  другу  руки,  обнимаются,  расставаясь:
      --  До  встречи!  Геракл!  Увидимся,  Гвоздь!  До  свидания,  Ворон,  Гриб!
      Геракл  и  Гвоздь  выходят  вместе  в  одну  дверь.  В  две  другие,  каждый  в  свою,  выходят  Ворон  и  Гриб.
      Некоторое  время  каморка  остаётся  пустой.
      
      ... потом  в  одну  из  дверей  входит  трактирщик. Толстый  бородатый  мужик  лет  сорока  с  наглой  и  хитрой  рожей  пройдохи.
      Постояв  мгновение  на  пороге,  он  запирает  на  ключ  каждую  из  трёх  дверей, подходит  к  буфету,  достаёт  из  кармана  другой  ключ  и  отпирает  большие  нижние  дверцы  этого  посудного  шкафа.
      Оттуда  вылезает  стройный  невысокий  молодой  человек,  одетый,  как  простой  работник  трактира,  выполняющий  грубую  чёрную  работу.  Он  ловко  поднимается, растирает  затекшие  от  неудобного  сидения  согнувшись  члены,  потягивается  и  говорит:
      --  Спасибо,  Влас.
      --  Всё,  как  и  было  договорено,  Иван  Харитонович.  А  как  же,  слово  держим!
      --  Сегодня  писем  в  пирогах,  как  я  понял,  передавать  не  стали?
      --  Нет.  Писем  нет.  Предупредили  специально.
      --  Хорошо.  Придумай  причину,  по  которой  меня  следует  отправить  в  город  по  делам.  Мне  нужно  немедленно  отлучиться.  На  пару  часов.
      Сказав  это,  Иван  Харитонович  направляется  к  ближайшей  двери,  но  Влас  преграждает  ему  дорогу:
      --  Погодите-погодите.
      Трактирщик  подходит  к  дальней  двери,  прислушивается,  после  этого  открывает  её  ключом,  выглядывает  и  только  тогда  кивает  головой:
      --  Идите.
      Молодой  человек  выскальзывает  за  дверь.
      Трактирщик  запирает  её  за  ним.  Подходит  к  другой  двери,  отпирает  её,  выходит.
      А  мы  ещё  некоторое  время  смотрим  на  дверь,  за  которой  снаружи  проворачивается  ключ.