Трансэмиссия - взгляд в ХХI век?

Михаил Окунь
Михаил Окунь

ТРАНСЭМИССИЯ  – ВЗГЛЯД В ХХI ВЕК?

В брошюре «Молодым поэтам», изданной небольшим тиражом в 1981 году, Евгений Долматовский приводит отрывок из стихотворения Александра Блока «Моей матери», написанного 4 декабря 1904 года (вообще же стихотворений с таким названием Блок написал несколько – но дата важна не только по этой причине):

...Мы провидели светлые цели
В отдаленных краях лабиринта.
Нам казалось – мы кратко блуждали,
Нет, мы прожили долгие жизни,
Возвратились – и нас не узнали
И не встретили в милой отчизне.
И никто не спросил о Планете,
Где мы близились к юности вечной...

Долматовский вспоминает, что украинский академик М.Пасечник увидел в этом стихотворении «поэтическое изложение теории относительности, открытой и сформулированной Эйнштейном лишь через год после Блока».
Действительно, внимательный читатель, мало-мальски знакомый с теорией относительности, может усмотреть в этих строках одно из следствий теории: время для человека, движущегося со скоростью света – например, на межпланетном корабле, – течет «медленнее», поэтому возвратившиеся на Землю космонавты будут выглядеть моложе своих одногодков. А работа Эйнштейна «К электродинамике движущихся тел», где были впервые изложены принципы специальной теории относительности, была опубликована в 1905 году.
И далее маститый поэт коротко говорит о существовании множества прозрений в мировой поэзии, когда поэты опережали научные открытия, называя при этом имена Гёте, Верхарна; поминая и то, что термин «атомная бомба» также впервые ввел поэт – А. Белый в 1921 году. Но действительно ли это были только прозрения?
Все эти факты прекрасно укладываются в гипотезу, названную ее автором, французским ученым австрийского происхождения М. Петчем, «гипотезой трансэмиссии». Суть ее сводится к тому, что на протяжении всей истории  человечества существовали люди (но было их очень и очень немного), имевшие  «каналы общения» с иными, более развитыми космическими цивилизвациями, и получавшими от них знания не просто значительно предвосхищавшие уровень науки своего времени, но и знания о событиях будущего. Что это за «каналы» – Петч не раскрывает, хотя и утверждает, что он близок к тому, чтобы установить их. И еще одно парадоксальное утверждение: люди эти были вовсе не учеными, доходившими до открытий, так сказать, своим умом, а именно... поэтами. Вернее, они становились поэтами по природе своей, и тайна их суперзнания прорывалась иногда в стихах – а кто из современников относился к подобным откровениям всерьёз?
В своих работах М. Петч приводит множество примеров, подкрепляющих его гипотезу. Так, в поэме Лукреция Кара  «О природе вещей» кроме изложения античной атомистической теории (с которой, впрочем, гораздо раньше выступили Демокрит и Эпикур), он находит свидетельства того, что Лукреций обладал современными знаниями в самых различных областях: строении Вселенной, генетике, палеонтологии (загадка вымирания динозавров). Он знал о существовании броуновского движения частиц, имел представление о принципах цветопередачи, используемых в нынешних системах цветного телевидения и даже предвидел то, что в ХХ веке начнут исправлять врожденную агрессивность преступников с помощью операции лоботомии (как известно, такие операции проводились в США).  Причем всё это вещи, нам уже известные. А сколько заложено у Лукреция того, чего мы не можем пока расшифровать и осмыслить?
И еще один яркий пример, приведенный Петчем. Французский поэт ХIХ века Жерар де Нерваль в одном из сонетов цикла «Христос в Гефсиманском саду» дал поразительные строки (речь в сонете идет о скитаниях во Вселенной в поисках «бессмертного духа»):

...Но дух, бессмертный дух
в тех далях не живет.
Глаза Всевышнего искал я –
лишь глазница,
Дыра бездонная, в которой
мрак таится,
Была там: ночь глядит на мир
из той дыры.
И странной радугой обвита
мгла провала,
Преддверье хаоса, небытия начало,
Спираль, съедающая время и миры.

«Дыра бездонная» Нерваля в своем поэтическом описании удивительно сходна с загадочными «черными дырами» в космическом пространстве, открытыми учеными более чем через сто лет после смерти поэта.
Одним из условий трансэмиссионного общения было, конечно же, неразглашение тайны. И, безусловно, бремя ее тяжко ложилось на плечи его носителей. Вспомним приступы безумия и самоубийство Лукреция, замкнутость и непроходящую тоску Блока, душевную болезнь и жуткий конец Нерваля (он повесился зимой в темном закоулке парижской улицы Вьей-Лантерн). Или, быть может, следовало наказание за то, что поэты все-таки проговаривались?
Хотя, утверждает Петч, уже к концу ХХIвека трансэмиссионные каналы станут общедоступными. Будет ли это так и к чему это приведет –  покажет время. А пока не приглядеться ли нам к некоторым из современных поэтов – кто из них общается с Космосом?

Опубликовано: «Литературная Россия» №6(1774) от 7.02.1997.