ДЖОН КЕРШОУ, ВЫДАЮЩИЙСЯ ПРОПОВЕДНИК ИЗ ЛАНКАШИРА:
ОБЗОР АВТОБИОГРАФИИ
Дэвид Моубрей
http://www.gospeltidings.org.uk/library/14/2/3.htm
Просьба написать рецензию на недавнюю перепечатку автобиографии Джона Кершоу была нелегким бременем для автора этих строк. Будучи едва знаком с фоном этой книги, он не в состоянии не только продолжить ее свидетельство, но и написать полноценный обзор. Однако для простого служителя прихода в центре северного промышленного города жизнь и послание Кершоу оказались поистине сладким бальзамом и росой благословений с небес. Кое-что могу сказать действительно от сердца.
Несколько лет назад я получил обшарпанный том с пожелтевшими страницами, кое-где подклеенный скотчем, в непривлекательном викторианском переплете. На его ребре было написано: «Джон Кершоу». Это имя ничего не значило для меня, и я забросил книгу в шкаф в мансарде. Вокруг было много забот, и я не чувствовал никакой потребности раскрыть это невзрачное издание.
Однажды перед Рождеством я наткнулся на краткий обзор перепечаток, сделанный к 100-летию со дня смерти Кершоу. Так его имя снова всплыло в моих мыслях, но и тогда у меня не появилось ни времени, ни желания окунуться в его труды. Тем не менее однажды, выздоравливая от январского гриппа, я вдруг почувствовал желание взять его книгу. С некоторым усилием я поднялся на лестничные марши порыться в мансардном шкафу, пока не нашел ее. Сначала я думал полистать ее с полчаса, но она захватила меня по меньшей мере часа на три. В следующие три дня я сидел и читал Кершоу с карандашом в руке с короткими перерывами на еду и сон.
Зачин книги – «Я родился в приходе Рочдейл в Ланкашире 25 августа 1792 года» - здесь, на севере, напоминал что-то очень родное. Я часто бывал в некоторых мрачных промышленных городах, упомянутых в книге. Вместе с воспоминаниями об истории промышленной революции в Англии это составило яркий фон замечательного духовного повествования.
Первым, что бросилось в глаза, была сочность и живость стиля автора. С учетом того, что он не имел почти никакого формального образования, это само по себе является значительным достижением. Ясный, сильный и властный английский выдержан до самого конца. Книга была полна образных выражений и афоризмов, которые касались глубин Божественной истины и личного опыта. Автор обладал даром слова, соизмеримым с его повествованием.
Я не могу останавливаться на деталях жизни бедного, невежественного и своенравного мальчика в ужасающей социальной и духовной тьме тех дней. Этот рассказ читается легко, и нет смысла его пересказывать. Я хотел бы упомянуть те аспекты жизни автора, его опыта и вести, которые были использованы Богом, чтобы быть орудием настоящей внутренней революции, перевернувшей сначала сердце писателя, а потом и его служение.
В той мере, в какой у меня вообще был какой-либо образ сообщества церквей, к которым принадлежал Кершоу, он был сформирован из обрывков ходячих, искаженных мнений и тенденциозных традиций, по которым большинство из нас формируют свои впечатления о сравнительно небольших и малоизвестных христианских общинах, как и о многом другом. Все мы жертвы незнания и полуправды о людях и вещах. Эта полуправда и искаженные образы царят в евангельских кругах, где люди почти никогда не заботятся о том, чтобы читать источники и самим беспристрастно оценивать факты. Таким образом, я унаследовал смутное впечатление о Строгих баптистах как о сообществе узких, нетерпимых, упертых и очень субъективно настроенных людей с очень слабой богословской подготовкой. Кроме того, существовала инсинуация, что они были отклонением от основного русла истинной реформатской и пуританской доктрины и благочестия, тяготея к «гиперкальвинизму» (что бы ни означало это понятие!), и их враги намекали на то, что они «антиномисты». Иногда независимость общин и практика крещения верующих полным погружением в воду также рассматривались как сомнительные новшества. Зная о такой репутации Строгих баптистов, я был готов ко всему! Но позвольте мне добавить, что я был сравнительным новичком в реформатской доктрине и воспринимал религию «на нюх», пытаясь не просто разобраться, но оценить и усвоить многие аспекты этой новой опытной истины.
Первым и очевидным результатом чтения автобиографии Кершоу было то, что она прояснила и раскрыла множество истин, которые я стал внутренне осознавать в последние годы на очень динамичном опыте. Мне открылось христианство, которое было очень богато в Духе, а также соответствовало букве Нового Завета. Я читал многих авторов реформатской и пуританской традиции, но никто из них не сконцентрировал и не раскрыл моему сердцу столь глубокие, прочные основы апостольской религии как это сделал Джон Кершоу. Осознав, что я уже усвоил предубеждения и полуправду, я был поражен, обнаружив, что отличительными чертами этого оклеветанного человека была его святая жизнь и непререкаемое следование правде.
Гиперкальвинизм?
Что касается обвинения в «гиперкальвинизме», то если этот термин означает выход за пределы кальвинизма, то в таких рассуждениях я не мастак. Я могу только сказать, что, хотя я по-прежнему учусь, в жизненной истине и опыте Кершоу я не нашел ничего, выходящего за рамки того, что я узнал о христианстве Кальвина. Подозреваю, что этот уничижительный эпитет применяется к части баптистов и независимых проповедников и писателей как неумная насмешка.
С ранних лет Кершоу показал себя человеком святой жизни и близкого общения с Богом. Любое обвинение его в антиномизме настолько далеко от простых фактов, что его просто невозможно обосновать (причем очевидно, что его жизнь и свидетельство были прямой противоположностью антиномизму), и такое обвинение служит лишь бессовестным потаканием этому злу. Кершоу, как и все, кто служили Церкви Христовой в общине строгих баптистов, были отмечены как строгим учением о благодати, так и святостью жизни. Они не шли компромисс с истиной, как она есть в Иисусе, но они выполнили апостольское предписание 2 Тим.2.24-25, и увидели его исполнение в ответ. К Кершоу применимо простое изречение Господа: "По плодам их узнаете их".
По мере чтения рассказа интеллектуальный престиж автора только возрастал. Он действительно был антитезой академической богослова; многие изумлялись, что этот простодушный парень с мрачных фабрик постиг столь многое из чистого учения. Его интеллектуальная сила была замечательна, и будет достаточно всего двух иллюстраций. Еще юношей готовясь к служению, он настолько глубоко раскрыл такой стих, как Пс.68.18, что многих изумила его богословская мудрость в объяснении Воплощения, которая могла быть сформирована только Святым Духом. Чуть позже, в самом начале своего служения, он написал самую блестящую защиту суверенной благодати и ограниченного искупления, которую я помню.
Встреча с доктором Джоном Дунканом
Одним из самых трогательных событий в жизни Кершоу была его встреча с д-ром Джоном Дунканом в Эдинбурге, безусловно, одним из самых могущественных умов Свободной Церкви Шотландии и поистине христианским ученым. Оставив гордость своим образованием, д-р Дункан поставил себя в один ряд с малограмотным проповедником из Рочдейла. "Я смог припасть к ногам Иисуса, как маленький ребенок, - сказал доктор Дункан, - и просить Его, чтобы Он научил меня, бедного невежественного грешника, Своим Духом и словом. Господь милостиво услышал мою молитву, и показал мне, что я не мог быть оправдан своими делами, открыл Себя мне как своего Спасителя и Искупителя, и я могу сказать вместе с апостолом Павлом, что я получил это не от человека, кто бы меня ни учил, но через откровение Иисуса Христа... Я никогда не забуду разговор с этим человеком" (Kershaw I. Autobiography. L.,1870. P.353-354).
Оба они были людьми, стучавшимися как нищие в двери Божией милости, и это был урок, который мне пришлось усвоить. Служители должны учиться каждый день, но соблазн доверять мудрости слов и гордиться знанием глубоко укоренился и стал особенно острым для студентов и преподавателей нашего века.
Избрание
Существует откровенное и очень ценное свидетельство о приходе Кершоу к доктрине избрания. Он рассказывает, как, будучи молодым христианином, он впервые пришел к тому, чтобы услышать эту истину, и не было пределов его "ненависти и возмущения, которая поднялась в моем сердце против него". Но, продолжает он, "я был милостиво огражден от того, чтобы восстать против прославляющей Бога, смиряющей душу и расширяющей сердце истины избрания». Затем он рассказывает, как его двоюродный брат разъяснял ему толкования Уильяма Гадсби и порекомендовал ему книгу Элиши Коулза «Божий суверенитет». Приход Кершоу к этой великой истине и к ее преимуществам в деле обращения нашел отклик в сердцах многих, кто сам прошел подобный опыт и вкусил горечь противления в сердцах – своем и окружающих. Впоследствии я добыл книгу дотоле неизвестного мне Коулза и обнаружил, насколько верно все, что укрепило Кершоу.
Духовное братство
Глубина, сила и аппетит новой жизни возрожденной души Кершоу направили его на поиски общины верующих с таким же мышлением и опытом. Его уму открылось что-то, указывавшее, что приходы таких людей действительно существуют. Я не могу не провести контраст того, что искал Кершоу, с евангельским христианством, которое доминирует сегодня. "Я никогда не чувствовал какого-либо духовного союза душ со служителем и народом в этой часовне. Она представляла собой не более чем формально собранное сообщество. Разговоры людей касались в основном мирских вещей, и это не устраивало меня. Поскольку Господь уже начал мощно работать Своим Духом в моей душе, я хотел бы услышать что-нибудь о благодатных отношениях Господа с Его народом, и знаки и свидетельства тех, которые были рождены свыше, о характере внутреннего конфликта между плотью и Духом, о чтом, что такое страхи и искушения, которые свойственны "людям Израиля", познать стенания нищих духом (Мтф.5.3). Моя душа была обеспокоена всерьез, и формальная религия - это уже было не для меня. Я хотел жить в силе Божией, не быть христианином только по названию, но и на деле и истинно" (Ibid. P.58).
Читая последний пункт, я обнаружил, что он полностью перевернул мои мысли и чувства. Так вновь и вновь этот духовный гигант извлекал из глубины моего сердца хаотичные устремления и помогал оформить их.
Церковь
Одним из предметов жизненно важного значения для Церкви сегодня является ее устройство. В этом вопросе обилие путаницы сочетается со страстной преданностью некоторых своим идеалам. Все, кто занимается этой в высшей степени важной темой, могут с пользой изучить автобиографию Кершоу. Лишь немногие пасторы служили на одном месте всю жизнь полвека и больше, и этот редкий богатый опыт там, где было так мало материальных, социальных и культурных преимуществ, обеспечивает почти уникальный пример для тщательного изучения модели служения.
Часовня Последней Надежды в Рочдейле – это служение, которое было, пожалуй, ближе к новозаветным образцам, чем все, что было в Англии XIX века. Вся книга является комментарием на это почти апостольское служение, и никто не может даже начать приводить тому примеры; они имеются в большом количестве на каждой странице. Период, обычаи и этика промышленной революции Англии были далеки от римского мира I века, но нужды смиренных бедняков Божиих по сути остались теми же. Община Кершоу и его личное служение являются мощным примером того, о чем говорит Павел (1 Кор.1.17-2.16). В его трудах немало читателей нашли практическое руководство для пастырского богословия.
Как согревает сердце чтение об этом подвиге терпеливого, молитвенно настроенного и чистого сердцем с юности святого! Как мог почти неграмотный ткач с никакими жизненными перспективами 52 года прослужить пастырем в самом нищем, грязном и невежественном районе промышленного Ланкашира? Мы наблюдаем формирование ядра церкви под сильным руководством сравнительно неопытного молодого человека. У него не было ни образования, ни профессиональной подготовки, но то, что было дано ему Святым Духом, иногда потрясало даже известнейших проповедников. Можно только поражаться тому, как через множество взлетов и падений, радостей и неудач этот служитель рос вместе со своим народом в премудрости и любви к Богу и людям. Не менее полезно проследить его взаимоотношения с общиной в благодати – ибо дай Бог, чтобы тот же процесс шел с такой глубиной в служениях сегодня!
Это сила, жизнеспособность, благотворная прочность и освежающая объективность которой контрастирует с широко распространенной субъективностью современной евангельской религии. Кершоу и преобладающий дух его церкви преемственны пуританам. Это сборник гимнов Гадсби, энергичное воплощение библейских доктрин, этика и преданность, которая продолжает традиции Уоттса, Ньютона, Харта, Берриджа и их товарищей. И сверх всего этого, как бы важно оно ни было, стоит личная жизнь и хождение человека, который светил как маяк на холме. Благодать, кротость, великодушие и простое благочестие Кершоу отмечают каждый аспект его долгого и плодотворного служения.
Существует трогательный эпизод, относящийся к г-ну Стивенсу, чья проповедь «Сандеманизм» была большим испытанием для Кершоу. Тем не менее, Кершоу любезно пишет о человеке, которого вправе был считать врагом Евангелия. Он ценил его высоконравственный характер и с радостью посещал больных прихожан Стивенса, когда его об этом просили. Это очень характерно для Кершоу. Его благодатные дары и такт признавали и в тех церквах, для которых его учение было проблематичным.
Дело подаяния
Дело подаяния – это учреждение, с которым вряд ли сталкивался современный читатель. Оно стало серьезным упражнением для пасторов бедных церквей. "Требует большой твердости, терпения и настойчивости, змеиной мудрости и голубиной кротости выйти на сбор средств» - пишет Кершоу. Он дает нам полный и откровенный рассказ о его походе по югу Англии к людям, которые сами едва зарабатывали на еду и одежду, чтобы собрать средства на расширение часовни. Его подробное описание этого труда – один из наиболее характерных отрывков его автобиографии на страницах, с которых сияет мудрость и мужество. Его действия являют христианского служителя редкой глубины и зрелости.
Один недавний писатель высказал мнение, что Эндрю Фуллер и Сперджен представляют собой основное русло пуританской баптистской традиции, и что Джон Кершоу, Джон Уорбартон, Филпот и другие – это отклонения. Но я сомневаюсь, что о сфере религиозного опыта можно судить по столь сухому историческому счету. Джон Кершоу жил в особой среде со своими, порой отчаянными нуждами. Он был человеком из плоти и крови с такими же ограничениями, как и мы. Бог поднял его в свое время для определенных мест и людей, и он должен быть оценен в свете его верности Писанию в свое время. Его нельзя сравнивать со Спердженом и его окружением или с особенностями Свободной Церкви Шотландии и ее национальной культуры, темперамента и нужд страны в XIX веке.
Я уже упоминал о памятной встрече Кершоу с доктором Джоном Дунканом. Различия между этими двумя людьми, церквами и народами, а также глубокие запросы, которые они представляли, вполне очевидны, и можно написать целые тома с доказательствами, что они взаимно исключают друг друга! Но впечатление существенной близости между этими двумя людьми слишком заметно. И я, например, считаю, что теперь я могу читать и Строгих баптистов, и Рутерфорда, и ковенантеров без хаоса в голове.
Вывод
Часто говорят, что целое больше, чем сумма его частей. Так обстоит с личностями и служениями. Возьмите отдельного служителя и какие-то аспекты его жизни, и вы сможете порочить его как захотите. Но посмотрите на него как на человека в целом, честно и доброжелательно, охарактеризуйте его жизнь и служение с разных сторон вместе с их средой и плодами – и тогда вы будете справедливы к фактам.
Удивительная правда жизни Джона Кершоу в том, что он стал богатой личностью и сбалансированным служителем в убогой и нищей среде промышленной революции Ланкашира 1800-х годов. Стоит поговорить в нынешнем Лидсе с теми, кто еще помнит резкий спад и депрессию 1920-х и 1930-х, чтобы получить некоторое представление о том, что такое последствия непрекращающейся нищеты, невежества, болезней и природного греха, ведущие к разлагающей дегуманизации всей жизни.
Кершоу нес свое свидетельство именно в таком мире, и я нашел в нем прекрасную, удивительно сбалансированную модель христианского служения, человека, чья редкая духовная глубина восполняла недостаток его общего кругозора. Все, что он сказал и сделал вплоть до своих последних часов, дало ясное и неопровержимое свидетельство его жизни, учения и плодов. Прочтите автобиографию Кершоу в издании 1870 года или его перепечатках, и вы легко убедитесь в этом.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn