Окрыленный внутренним состоянием души, тела и с большим энтузиазмом творить, я приехал домой во второй половине декабря и тут же принялся, с удовольствием и вдохновением, работать над дипломным проектом. Исполнив все формальности по продлению ученического отпуска на ближайшие четыре месяца, мы вместе с Олей взялись за чертежи и пояснительную записку. Илюшка с друзьями ездил на автобусе в школу, а Никитку по утрам я увозил в детский сад и никто не мешал нам чертить и считать, подготавливать проект в черновом варианте.
- Стас, а у тебя интереснее расчеты, не то, что были мои. Там одни кирпичи, бетонные блоки, оконные рамы и детские площадки, люди, тонны асфальта и земли, а у тебя температуры воды и выхлопные газы, лошадиные силы и кубометры песка, диаметры углы. Совсем другая специфика, но она мне почему-то очень нравится! – восторженно сказала мне жена, углубляясь в суть методичек и побочной литературы в виде чертежей, паспорта и формуляров к земснаряду.
- Неужели нравится? – удивился, улыбаясь, я, зная, что моя жена с юности увлекалась машинами, умела водить папин старенький «Москвич» с двенадцати лет и часто помогала ему в гараже копаться в двигателе.
- Ага! – восторженно ответила она и еще больше вчитывалась в тонкие серенькие книжонки.
А я уже расположил на столе лист ватмана с условным первым номером, начал выводить рамку и угловой штамп, тоже увлекаясь чертежной работой для своего блага и удовольствия, опять же вспоминая нашего училищного преподавателя по черчению Пал Палыча Осипова, со смешной кличкой «эс пополам».
Так мы и работали по полдня, пока наш старший сын, третьеклассник, после обеда не возвращался из школы города Калач-на-Дону. Правда, и тогда мы могли продолжить свое занятие над дипломным проектом, Илья с первого класса учился практически на одни «пятерки», дома всегда самостоятельно готовил уроки, только показывая чистовой вариант. Да и за Никитой в детский сад тоже мог сбегать сам с санками, младший братишка, даже, Любил, когда за ним Илюха приходил и тогда они вдвоем до дома добирались по целому часу, катаясь с горки и «купаясь» в тех небольших сугробах, которые встречали на пути. Домой дети приходили промокшие до трусов, довольные и счастливые, веселые и раскрасневшиеся, словно закат на мороз, голодные и шумные. Нам с Олей всегда нравилось смотреть на своих дружных сыновей, способных и без нашего вмешательства занять себя чем-нибудь интересным. Только с их приходом заканчивалось наше домашнее спокойствие и работа над чертежами и запиской, да и то хорошо, необходимо было дать отдых мозгам и глазам, рукам и канцелярским принадлежностям да оставить что-нибудь назавтра. По вечерам мы полностью посвящали себя семье, своим Любимым детям, словно внутренне чувствовали, что скоро может грянуть непоправимая и необратимая беда и нам придется расстаться навсегда со своим внутренним семейным счастьем, уютом и благополучием…
С наступившими резкими и сильными морозами, темными, безлунными, но уже уменьшающимися по долготе зимними ночами незаметно пролетел декабрь, а за ним и новогодний праздник пришедшего на наши пороги двухтысячного года, вместе с Рождеством Христовым. К нашим домам и квартирам, поселкам и городам уже подбирались совсем уж холодные дни Крещенских морозов. Снег сжалился над жителями южных рубежей России и немного подкинул белого пушистого снежку, прикрыв голые серые и коричневые плешины на теле Земли в виде полей и лугов, огородов и дач, палисадников редких лесных массивов, одев в свои меховые пушистые шапки крыши домов и деревья. Природа приобрела красивые виды укутанных в чистые одеяния земных владений своей южной вотчины…
Смена года, десятилетия, века и наконец, тысячелетия, произошла как-то незаметно на волне всеобщего ликования, все такой же гульбы и радости, что еще один тяжелый год перестройки умов и организмов канул в лету. В наступившем году я должен был стать на ступень выше, получив диплом, приобретя и что-то вместе с ним. Нет, не новую должность, хотя, и этого хотелось, а иначе, зачем же учиться, а просто стать недосягаемым для каких-то кардинальных перемен в обществе, сокращения кадров в организации и вообще во все еще «бродившей» внутренними коллизиями стране. Я прекрасно понимал то, что в скором времени получаемый диплом должен был стать мне определенным щитом жизни и будущего, будущего моего и моей семьи, а так же толчком в далекую даль познания хитросплетений и внутренних интриг конторской жизни.
В начале февраля пояснительная записка и расчеты моего дипломного проекта были готовы в черновом варианте и скреплены в толстой папочке, а двенадцать чертежей с некоторыми недочетами лежали свернутыми в надежный черный кожаный тубус Советских времен, доставшийся мне по наследству от Олиной старшей двоюродной сестры, вечного студента и отличницы. Я был готов ехать на проверку, понимая, что пора показать Николаю Фроловичу свою работу, а вдруг много недочетов и расчеты неправильные, хотя, в своей супруге и в них я был уверен даже больше, чем в правильности моих чертежей…
- С Богом! – напутствовала меня Оля, провожая на вокзале, я снова на некоторое время уезжал в Нижний Новгород.
- Все будет хорошо, Любимая, - тихо ответил я и поцеловал свою жену…
Свидание с курирующим меня доцентом заняло всего один ученический день:
- Ну что, господин Климов, я в вас не ошибся, практически не одной ошибки. Молодец! Можете переписывать и пятнадцатого марта вы должны появиться для последней проверки. Двадцать восьмого числа того же месяца вам предстоит защита дипломного проекта, практически проверка шести последних лет вашей жизни, - тихо и спокойно, как само собой разумеющееся, проговорил он.
Мое сердце забилось в два раза чаще, как только я услышал эту дату – двадцать восьмое марта. Нет, я не сильно беспокоился за качество выполнения наших с Олей работ, просто на секунду мне представилась многочисленная комиссия из умных академиков и доцентов, специально шумно листающих мою пояснительную записку, задающих каверзные вопросы и с лупой разглядывающих изъяны на двенадцати больших чертежах. Жуть!
- Молодой человек! Молодой человек! – чуть повысив голос, куратор вновь вывел меня из оцепенения жутких мыслей. – Вы меня слушаете или опять уже где-то? Неужели уже на защите?
- Да, Николай Фролович, я представил себе сие действие, как в кино, - чуть дрожащим голосом ответил я.
- Не переживайте, комиссия не кусается. Там сидят люди, вполне понимающие, кто такие заочники. Да и вы лично на кафедре на хорошем счету, излишне не нервничайте, у нас с вами все получится. Я же тоже заинтересован в том, чтобы вы сдали как можно успешнее, - и он улыбнулся, вселив в мою душу долю спокойствия и уверенности в себе…
День до отъезда из маминого дома проскочил одним мгновением, я, ведь, даже, не успел соскучиться по родне за два месяца отсутствия и в Пятиморск летел на крыльях Любви и счастья к своей семье, к моей жене Ольгуньке, сыновьям Илье и Никитке. Мне очень хотелось их обнять, расцеловать, скорее сесть за письменным столом и начать не дрожащей спокойной рукой переписывать пояснительную записку и расчеты, дочертить то, что осталось и исправить указанное доцентом…