Сейчас, с высоты уже более чем богатого жизненного опыта, берусь утверждать, что Жизнь – это не только то, что мы можем постичь посредством органов чувств, но и нечто несоизмеримо большее. А доступ к этому «нечто» лежит через подсознание.
С детства я интуитивно ощущала, что есть в жизни что-то еще за гранью привычной обыденности, ускользающее, едва уловимое, манящее и интригующее. Были какие-то проблески, заставлявшие в последствии интересоваться всем, что касалось ... как сказать-то не знаю... духовно-сенсорного опыта, что ли. «Проблески» эти мне казались естественными, присущими каждому.
Например, на грани сна и бодрствования я любовалась дивными картинами, возникавшими перед сомкнутыми веками, как на экране. В жизни зрение у меня было слабое (я носила очки), а картины эти отличались поразительной яркостью и четкостью, к тому же каких-то неземных, светящихся тонов. Потом вдруг возникал яркий луч света (как блик на изображении) и, попеременно выхватывая детали, освещал и укрупнял их, вынося вперед. Много позже из книг я узнала, что в эзотерике это назывется психическим зрением, видениями «третьего глаза», а светящиеся изнутри краски – астральными. (Их пытался запечатлеть на своих полотнах Николай Рерих.)
Ну и конечно – полеты, все на той же грани между сном и бодрствованием. Приближение долгожданного момента, случавшегося, увы, не часто, давало о себе знать легким, едва уловимым тремором во всем теле, видно, сопутствующим высвобождению из телесных оков. Затем следовал сладостный рывок и ни с чем не сравнимый восторг от стремительного скольжения над поверхностью земли. Бьющийся в волосах встречный ветер и распростертые под тобой ландшафты.
Вроде бы парадокс – физическое тело осталось в постели, а ощущения от полета самые реалистические. Однажды я летела так низко над городом, что попала в развешенное на веревке между домами белье, ощутив на лице прикосновение прохладной влажной простыни. Впрочем, эзотерические учения утверждают, что тел у нас, как в русской матрешке, целых семь – каждое тоньше и сложнее предыдущего. Так что неизвестно, которое из них способно чувствовать острее.
Возвращение в тело (приземление) обычно происходит мягко и осознаваемо, сопровождаясь ликованием от пережитого и одновременно разочарованием, что все это было так быстротечно. Но пару раз непредвиденные обстоятельства заставляли меня преждевременно вернуться. (Для этого достаточно было, чтобы кто-то из домочадцев окликнул меня-«спящую» или тронул за плечо или за руку.) От резкого вхождения в тело возникал почти болезненный дискомфорт в груди, долго потом не проходивший.
Еще до того, как я начала изучать эзотерическую литературу, где-то в подростковом возрасте, я размышляла над загадками жизни и смерти, забрасывая пустоту вопросами. И бывало, что получала ответы во сне, четко осознавая, что никакой это не сон, что мне на наглядном примере дается ответ. Вот лишь один из них:
Мне очень хотелось понять, что такое Смерть, как она происходит и что за ней следует. Я думала об этом дня три. А на четвертую ночь увидела такую «картинку»:
Я смотрю на знакомую мне комнату откуда-то сверху и вижу сдвинутые столы. Люди – мои друзья и родственники, снуют вокруг столов, расставляют тарелки и приборы. Постепенно приходит осознание, что они готовятся к панихиде. Но чьей? Оказывается – к моей. «Как же так? – недоумеваю я. – Если я их вижу, значит я жива. Тогда почему они это делают?» Подсознание (или кто-то извне) снова подсказывает: Меня уже нет. Меня похоронили... «Но я же есть!» Я кричу. Окликаю по именам тех, кто там внизу, подо мной. Никто не отзывается, не поднимает головы. Они меня не видят и не слышат. И тут, все с той же неспешной постепенностью я понимаю, что между мной и ими непреодолимая глухая стена. Что кричать и звать бесполезно...
С того дня я больше не сомневалась, что Смерти не существует – есть лишь переход из одного состояния в другое.
С юности – не я даже, а моя мама – подметила, что стоит мне высказать какое-либо желание, и оно удивительным образом реализуется. (Увы, не всегда. Потому что желание, как я узнала позже, нужно уметь формулировать). А если кто-то меня незаслуженно обижал, то обязательно оказывался за это наказанным, безо всякого, даже мысленного, с моей стороны участия. Потом я открыла в себе способность если не лечить, то оказывать помощь дистанционно.
Нет, экстрасенсом я себя не считаю, потому что не вижу, как некоторые из них, очаги болезни или внутренние органы. Но, скажем, повышенное давление или воспалительный процесс руками четко ощущаю – через тепло, холод, покалывания или пульсацию – и могу воздействовать. У меня получалось нормализовать давление, снять нагноение и заживить за несколько минут рану, затянув ее сухой корочкой, прекратить ожоговый процесс. У моей мамы, страдавшей бронхоспазмами (разновидностью астмы), я снимала приступы даже по телефону.
Уже здесь, в Америке, мы очень сблизились с одной армянской семьей Эльзы. Она – практикующий врач, в экстрасенсов не верившая и, как наверное все врачи, даже относившаяся к ним негативно. Но когда у нее при мне начался приступ астмы и я его сняла, она поначалу приписала это случайности. Второй раз засомневалась. А потом уже сама обращалась ко мне за помощью.
Ее мать, тетя Седа, в отличие от дочери, поверила в меня сразу, и как только у нее возникали проблемы, типа болей в спине или ноге, просила позвать не врача, а меня – даже в больницу. Один раз с ней случилось что-то совсем уж из ряда вон выходящее. Три дня подряд она сначала заговаривалась, никого не узнавая, а потом начала говорить только на болгарском языке (она была родом оттуда, но никто в семье болгарского не знал). Ни сама Эльза, ни лечащий врач ее матери не понимали, как с этим бороться.
Эльза вызвала меня. А я уж и подавно не знала, что это такое и чем могу быть полезна, слушая, как тетя Седа что-то увлеченно рассказывала мне на болгарском. Но тем не менее, раз от меня ждали помощи, взялась поработать с ее головой, стараясь дать мозгу приток свежей энергии и мысленно давая установку на нормализацию процессов кровообращения.
Поколдовав таким образом с полчаса – тетя Седа во время сеанса крепко уснула, я смущенно пожала плечами и поспешила ретироваться домой. Утром мне звонит Эльза и радостно сообщает, что ее мама проснулась бодрая, снова говорит по-армянски и даже не помнит, что с ней было. (Я и сейчас думаю, что это совпадение, что она и без меня пришла бы в себя.)
Но вот другой, поразивший меня случай. Как-то из газет я узнала про одного психиатра, который, разуверившись в возможностях медицины, решил помогать больным уникальным методом: он лепил портрет своего больного в пластилине, иногда сутками – до тех пор, пока у больного не начинался катарсис, за которым следовало чудесное исцеление. Естественно, меня, как скульптора, не могло такое не заинтересовать.
Я много сделала портретов – своих родственников и друзей, режиссеров и киноактеров, когда работала художником на киностудии «Арменфильм». При этом мне всегда удавалось уловить сходство. Но тут было нечто принципиально новое и очень мне созвучное. Я нашла в Москве того психиатра, пообщалась с ним, узнала, как именно он лепит и какую установку дает. Сомнений не было. Я нутром чувствовала, что это мое. Что я смогу сделать то же самое.
В Ереване у меня была подруга, актриса театра. У нее ни с того ни с сего начались вдруг припадки эпилепсии, иногда прямо на сцене. Я предложила ей сделать «лечебный портрет». Она с готовностью согласилась. Позировала мне спокойно, болтая о том, о сем. Где-то на третий или четвертый сеанс ее вдруг начало трясти, градом покатились слезы, она рыдала в голос, сбивчиво выбрасывая из себя признание о том, как к ней грязно приставал главный режиссер театра, а она никому, даже мужу, не могла об этом рассказать. Выговорив наболевшее, она успокоилась, затихла. Я впервые воочию наблюдала, что такое катарсис (очищение). Больше приступы эпилепсии к ней не возвращались. То был лишь один пример из нескольких, что я успела осуществить перед своим отъездом из Армении.
Вот такие моменты и подталкивали меня к изучению парапсихологии. Книги соответствующей направленности в советское время достать было практически невозможно. Даже Библию. Я покупала перепечатки на ксероксе в Ереване и в Москве, ездя по каким-то конспиративным квартирам, адреса которых мне шепотом сообщали в книжных магазинах, переплетала их, и за несколько лет собрала довольно общирную библиотеку по эзотерике.
Кстати о Библии. В какой-то момент мне очень захотелось ее иметь, но я не знала, где искать. В то лето мы отдыхали с мужем в Кисловодске, в санатории «Узбекистан». Подойдя к бабулькам, продававшим на улице фрукты, я спросила, нет ли у кого Нового Завета. Одна откликнулась, но сказала, что не уверена, хочет ли с ним расстаться. Я сообщила ей, где обитаю, и мы договорились, что если она надумает его продать, то принесет Завет к воротам на следующий день, в такое-то время.
У меня вылетело в тот момент из головы, что это был день моего рождения. Мы с мужем отметили его в ресторане и только под вечер вернулись в санаторий. Каково же было мое удивление, когда у ворот я увидела ту самую старушку, прижимавшую к груди Библию.
- А я тебя, милая, здесь уже четыре часа жду, – сказала она. – Подумала, если у кого-то есть нужда в Новом Завете, значит я должна его отдать.
Растрогавшись чуть ли не до слез, я обняла старушку. Извинившись, спросила, сколько ей должна.
- Да что ты, милая! – отмахнулась она. – Святую книгу продавать грех. Бери. Она твоя.
Я была счастлива – у меня есть Новый Завет! И подумалось: теперь бы еще найти Ветхий Завет. Но где?
Буквально на следующий день по возвращении в Ереван ко мне в мастерскую заглянул мой друг и коллега, художник Валентин Подпомогов. Со словами: «А у меня для тебя подарок», вытащил из-за пазухи Библию. «Мне, – говорит, – ее подарили, а я подумал, что тебе она нужнее.»
Зная, что я увлеклась эзотерической литературой, Валя привел ко мне сразу человек пять парапсихологов. В процессе беседы я называла книги, которые хотела бы прочесть, и оказывалось, что у каждого из них было именно то, что мне нужно. Не прошло и нескольких дней, и все эти книги лежали у меня на столе, а валины парапсихологи стали моими друзьями на многие годы.
Однако, проштудировав большой объем такого рода литературы, я скоро поняла, что она лишь мешает мне, не приближая, а уводя от истины. Что все, что я ищу, находится не снаружи, а внутри меня, потому что я и есть тот самый канал связи с необъятным океаном энергий и знаний, разлитых во Вселенной. И чтобы получить к ним доступ, достаточно заглянуть вглубь себя, должным образом организовав себя и настроив. (Я говорю не о какой-то там своей «исключительности», а о том, чем является каждый из нас.)
Святая Мария
Как в любой области человеческой деятельности, в «тонких искусствах» есть люди менее или более предрасположенные, менее или более одаренные, менее или более восприимчивые. Меня всегда влекло к тем, кто «более». И, надо сказать, мне везло на контакты с личностями неординарными, наделенными какими-то особыми свойствами, обладающими особыми возможностями. Одних находила я сама. Другие находили меня.
Мама написала мне как-то, что, гуляя в сквере с собакой, познакомилась с одной женщиной, которую в округе называют «Святая Мария», и которая говорит странные вещи о Боге. Подробности их разговора меня очень заинтересовали. Приехав в Москву в очередную командировку и даже не распаковав чемодан, я, сгорая от нетерпения, пристала к маме, чтобы она отвела меня к «Святой Марии».
- Я не могу этого сделать, – развела руками мама, – потому что понятия не имею, где она живет. И телефона ее у меня нет. Мы встречаемся с ней только в скверике, случайно, иногда даже не каждый месяц.
И тут раздается звонок в дверь. Я открываю – на пороге стоит женщина в платочке и улыбается:
- Ты – Нора, дочка Натальи Борисовны.
- Д...да, – растерянно бормочу я.
- А я Мария. Пришла с тобой поговорить. Мне поручено многое тебе рассказать.
Выходит из комнаты мама, удивленно глядя на гостью:
- Мария?!. Как вы нашли меня? И откуда вы узнали, что дочка прилетает именно сегодня?!.
- Мне сообщили. Я все получаю Оттуда. – Она указала глазами наверх.
Я ели сдерживала нетерпение. Мы сели рядышком на диван. Маму она отослала гулять с собакой. (Между прочим, мою маму не очень-то «отошлешь». Но тут она даже не пыталась сопротивляться.)
Мария взяла меня за руку и начала рассказывать о себе. Как сильно болела, а врачи не знали, отчего ее лечить. Как впервые услышала Голос, сообщивший ей, какой диете она должна следовать, чтобы встать на ноги. Она послушалась, и через месяц хворь как рукой сняло. Голос начал ею руководить, подсказывав, что она должна делать, посылая в разные места с разными поручениями. Она все четко выполняла. Однажды он заставил ее даже лечь в психиатрическую клинику, чтобы помочь случайно оказавшейся там женщине. В этой клинике и прозвали ее Святой Марией. Я не буду пересказывать все, что от нее узнала, что предназначалось лично для меня. Но одно все-таки упомяну:
- Люди часто не ведают, что творят. Не понимают, что своими действиями заставляют страдать освобожденные души. Вот ты скульптор, скажи мне, правильно ли изображать Зою Космодемьянскую такой, какой ее пытали немцы – босой на снегу, со связанными руками? Ведь душа ее от этого продолжает маиться. А Христос! Люди его распяли, лишив земной жизни, и две тысячи лет держат на кресте, поклоняясь распятию, а не ему. Они держат Христа на кресте в храмах, носят орудие пытки у себя на шее, тем самым навечно зафиксировав его муки. А как объяснить им, что этого делать нельзя?
Выложив мне все, что она посчитала нужным, Мария ушла. И как в воду канула. Ни я, ни мама ее никогда больше не видели.
Видящая насквозь
В Москве у меня была одна уникальная знакомая – Ольга Берлин. Женщина странная, своенравная и грубоватая, но обладающая редчайшим даром. Она видит человека в буквальном смысле насквозь. Видит его внутренние органы, сосуды и текущую по ним кровь. Видит ауру и по ней может составить характеристику каждого. Ее знал весь bon ton Москвы. Ни один мой приезд в столицу не обходился без визита к Оле. Водила я к ней и своих знакомых, если у тех возникали проблемы – в личной жизни или со здоровьем, и требовался точный диагноз.
Помнится, как-то я пришла к ней с родственницей мужа, назовем ее Ниной. Оля указала нам на диван, а сама поместила свой объемистый круп на крохотной низенькой скамеечке напротив и, не дав нам даже открыть рот, начала, не стесняясь в выражениях, рассказывать о том, как ей докучает милиция из-за бесконечных посетителей, как все это ей осточертело и пр. и пр...
Не выдержав, Нина тихонько, но раздраженно толкнула меня локтем в бок, мол, куда ты меня привела. А Оля просто настраивалась, ждала, когда снизойдет на нее озарение. Прервав самою себя на полуслове, она вперила в Нину свои большие бледно-голубые глаза и вдруг затараторила скороговоркой, будто боясь пропустить то, что вливалось ей в голову.
- Что муж твой бабник и изменяет тебе направо-налево, ты и без меня знаешь. Что у тебя папилома на интересном месте, для тебя тоже не секрет. И что ногу ты в детстве неудачно подвернула, отчего она у тебя чуть короче, я могла бы не говорить. Ну, гемоглобин низкий, бляшки в сосудах накопились и все такое... Но куда ты, милая, смотришь, мать твою! У тебя после грудницы уплотнение осталось в правой груди и теперь там плохая опухоль зреет. Какого черта ты теряешь время? Или тебе жизнь надоела?
От услышанного Нину бил такой сильный озноб, что у нее прыгали колени.
Вот эта Оля, просматривая как-то мою ауру, заявила, что мне необходимо развивать свои способности, а для этого нужен наставник высокого уровня. И у нее таковой имеется. Но человек он непростой, общается только с тем, с кем сам сочтет нужным, а точнее – почти ни с кем не общается. И пообещала попробовать познакомить нас.
Духовный наставник
На следующий день этот человек, по имени Карен Ходикян, позвонил мне сам и сказал, что готов встретиться. Я предложила ему приехать ко мне домой (то есть к маме). Он приехал днем. На вечер у меня был запланирован поход в театр. Я рассчитывала, что беседа наша продлится не больше часа, ну максимум двух.
Должна сказать, что терпеть не могу праздные разговоры. Никогда не получалось заставить себя хотя бы ради приличия постоять при встрече с соседкой, поговорить «о том, о сем» – время жалко, да и неинтересно. Но то, о чем говорил Карен, затрагивало самое сокровенное, давая ответы на годами мучившие вопросы. Он уводил меня в тот самый мир, в который я давно искала входа. И я забыла обо всем на свете. Мама напоминала, что мне пора собираться в театр, что мне звонят друзья. Но я в сердцах заявила, что меня нет, что я для всех умерла, пусть меня оставят в покое... Мы проговорили до полуночи.
С того дня и на долгие годы Карен Ходикян стал моим духовным наставником. Человек фантастической эрудиции, в совершенстве владеющий английским и итальянским, перечитавший всю эзотерическую литературу на трех языках. На жизнь зарабатывал частным преподаванием английского. В своем духовном развитии он находился на том уровне, когда адепту необходимо на время полностью исключить себя из социума (индийские просветленные на этот период обычно становятся отшельниками, селятся где-нибудь в горной пещере, а то и замуровывают себя в ней на год-два). Карен постарался воздвигнуть вокруг себя стены невидимые. Он продолжал жить в семье (у него была жена и дочь Гита), но и их доступ к нему был ограничен. Впрочем, не в этом суть.
Наше дальнейшее общение происходило в его маленькой квартирке на краю Москвы, в Теплом стане, за столом кухни, стены которой переставали существовать (в буквальном смысле), когда он раскрывал передо мной бездонные и безграничные горизонты. Я начала видеть ауру человека и растений, научилась по желанию выходить из своего тела... Впрочем, мне не хотелось бы здесь углубляться в такие подробности. Все это сугубо личное. Кто далек от подобной практики, меня не поймет и только посмеется. А кто знает, о чем речь, и так поймет.
Теперь, приезжая в столицу, я первым делом шла к Карену на очередной сеанс общения. Он был жестким учителем и без излишней деликатности указывал на все, что мне мешало продвижению вглубь себя – в первую очередь на мое Эго. Он сравнивал эго с обмотками на лампочке – чем их больше, тем слабее свет. Избавляясь от того, что тебе мешает, ты освобождаешь свой внутренний свет.
Увы, я не во всем его слушалась. В частности, он утверждал, что изучение английского вскрывает какие-то запертые зоны в мозгу, ускоряя духовный рост, и считал, что я должна провести как минимум год в Москве, ничем другим не занимаясь, кроме английского – с его помощью. Имея семью в Ереване, я естественно такого позволить себе не могла. А английскому он учил по своей особой системе, подключая все пять органов чувств, заставляя вникать в ритм и музыку каждой фразы.
В стране лотосов и священных коров
С каким-то особым трепетом я относилась ко всему, что было связано с Индией, с ее древней философией и мистическим опытом. Смолоду начав заниматься хатха-йогой и жнани-йогой, я не изменяю этой практике по сей день. Осилила в свое время Бхагават Гиту и Махабхарату, читала взахлеб Вивикананду и Йогананду, Книгу мертвых и многое другое. Эта литература потянула за собой Рерихов, Анну Безант, Блаватскую, Кастанеду, Шафику Карагулла... Одним словом, духовная практика Индии стала мне ближе и созвучнее христианства.
Готовясь к поездке в Индию, я спросила Карена, как мне себя там вести и чего искать, учитывая мое к ней отношение. Карен очень хладнокровно ответил: «Ничего делать не надо, просто ждать. Если ты действительно того заслуживаешь, к тебе подойдут». «Подойдут?!. Кто? Как? Зачем?» Вопросы остались без ответа.
Я прилетела в Индию. Бомбей (теперь он Мумбай) произвел на меня впечатление большого мусорного ящика, хоть и экзотического. Машины на улицах вперемешку с рикшами, конными повозками, слонами и священными коровами. Гостинцы от четвероногих прямо посреди улиц. Нищие повсюду, бездомных полстраны. Дебильного, рахитичного вида грязные дети таскают грудных братьев или сестер, у которых еще не держится даже головка, прямо у обочины дороги точат на палке драгоценные камни (или их подделки). Вымогательством занимаются и взрослые, и дети. Повсюду грязь непролазная – от бездомных животных и людей. Прокаженные снуют под ногами толпы, гремя пустыми тыквами, привязанными к ним для оповещения окружающих. Недаром перед поездкой нам сделали прививки от всех возможных болезней. Страшно было пить их воду, принимать их пищу.
Экзотика со знаком минус. Уличные факиры нагло дурят публику, имитируя левитацию. Моя эйфория уступила место разочарованию. Впрочем, храмы и древняя архитектура в целом с лихвой перевешивали весь негатив. Один Тадж-Махал с его стенами, инкрустированными узорами из драгоценных камней, чего стоит! (Пытаюсь его заснять, подошел индус, говорит, снимайте через водоем, с отражением. Поблагодарив, послушалась. Смотрю, не отходит – А деньги за совет? Оказывается, такой у него бизнес.) Я сфотографировалась с удавом на плечах, покаталась на слоне и верблюде. Протянув в парке конфетку своей длиннохвостой прародительнице, вмиг оказалась в плотном кольце из десятка диких обезьян. Все это было удивительно и незабываемо.
Особо запомнился рассказ гида на стене мощной крепости Красный форт, когда мы спросили, чем так возбуждены то ли грифы, то ли стервятники, кружившие у нас над головами. Оказалось, что в закрытом парке по соседству с Красным фортом парсы (древний народ, язычники, огнепоклонники и последователи зороастризма) «хоронят» своих покойников. Не хоронят, а оставляют на скале. Так они определяют путь души усопшего: В зависимости от того, кто насытится его плотью – дикие собаки или орлы, душа отправится соответственно либо в нижний астрал, либо в верхний. Урвав свою долю, орлы поднимаются в воздух и кружат с ней над фортом. Случается, роняют добычу на головы туристов. Милая перспективка, нечего сказать!
Как-то я зашла в храм Шивы, оставив у входа обувь и неся в ладонях цветок лотоса. Положила его у подножья статуи, убранной цветами, и постояв немного, собралась уходить. Служитель остановил меня, попросил подождать, снял со статуи большую гирлянду из живых лотосов и надел ее мне на шею. Знак или простое гостеприимство?
Из Бомбея нас на лодках повезли на остров Элефанта, где в толще базальтовых скал в глубокой древности был вырублен целый комплекс пещерных храмов. Этот комплекс когда-то служил центром индуистской и буддийской цивилизации. Теперь подступы к острову охраняют мангровые заросли, похожие на гигантских пауков. Там, в колонном зале центрального храма, доминирует шестиметровое трехголовое изваяние. Это священная триада главных божеств индуистского пантеона: Хранителя Вишну, Создателя Брахмы, и Разрушителя Шивы.
Я не знала заранее, что увижу на Слоновьем острове. В лодке меня, видимо, укачало на волне и я задремала. Перед сомкнутыми веками тут же вспыхнул яркий экран, а на нем, как в кино, один за другим всплыли три божества в красочных одеждах – шестирукие, с символической атрибутикой. Объемные, удивительно реальные, они приближались, улыбались и исчезали. Странное, волнующее ощущение от такого «приветствия» долго потом не проходило.
В калейдоскопе впечатлений о напутствии своего наставника я успела забыть. Но так само собой получилось, что я подружилась с нашей переводчицей, Лизой. Мы делили с ней один номер и в свободное от экскурсий время везде ходили вместе. Так что переводчик при необходимости имелся.
В тот день по программе у нас было посещение Храма Лакшми в Дели. Лакшми – богиня любви и счастья. Храм, посвященный ей, был огромен. Когда мы группой направлялись к его входу, от стены отделился индус необычного вида – в белых одеждах, в белой чалме, с длинной белой от седины бородой. Устремив на меня небесно-голубые глаза, он проговорил с улыбкой:
- Я должен Вам что-то сказать.
Я вцепилась в Лизу. Но она ответила, что не может задерживаться, потому что ей нужно в храме переводить группе объяснения местного гида.
- Не волнуйтесь, – успокоил похожий на церковную свечу старец. – Я подожду.
- Обыкновенный астролог-попрошайка, – фыркнула Лиза, не первый год сопровождавшая советские группы. – Здесь таких пруд пруди. Охотятся за легковерными туристами в поисках заработка.
Нас водили по храму, как минимум, два часа. Мне все было не мило. Я лишь с тоской думала о том, что не смогла выслушать белого индуса. Когда же мы вышли из храма, он стоял на том же месте и смотрел на меня.
- Лиза, пожалуйста, – взмолилась я.
Мы подошли. И старец заговорил. Он рассказал мне, какая я, чего хочу от жизни и что мне нужно делать, чтобы добиться желаемого. Рассказал о членах моей семьи и ответил на мои вопросы. Меня в ту пору беспокоило состояние здоровья мужа, о чем я и спросила индуса. И услышала поразивший меня ответ: «С ним ничего не может случиться, потому что он под вашей защитой. У вас очень сильная энергетика.» А напоследок он достал из кармана овальной формы кулончик из отполированной красной яшмы в серебряном ободке и протянул его мне со словами:
- Это Вам от меня и от Индии. Не расставайтесь с ним. Он будет охранять вас.
Я полезла в сумочку за деньгами. Он сделал полный достоинства протестующий жест.
Вернувшись в Москву я поспешила к Карену сообщить, что он не ошибся и ко мне там действительно подошли. Но может права была Лиза и так «подходят» ко всем туристам?
Тухт-у-гирь
А потом, уже в Ереване, я ни с того ни с сего заболела тиреотоксикозом. Мой лечащий врач, чудесный человек по имени Яша, сделал неожиданное (для традиционного медика) предположение, что это не моя болезнь, что «что-то тут не так», и еще более неожиданно посоветовал обратиться к его знакомой ясновидящей, вызвавшись меня к ней отвезти. (Мы с Яшей были друзьями и вместе занимались каратэ.)
Ясновидящую звали Сильва и жила она в соседнем городке, в Масисе, в собственном доме с участком, полном людей, жаждущих попасть к ней на прием. Сильва узнала Яшу и приняла нас без очереди. Просмотрев меня, она сказала, что на меня наведена мощная порча и что ее очаг находится у меня дома.
Мне и раньше доводилось слышать, что среди определенной категории армян существует отвратительная тайная практика насылать порчу на своего врага или человека, которому ты просто завидуешь, с помощью всяких сатанинских ухищрений – черной магии, проще говоря. По-армянски это именуется «тухт-у-гирь» (тухт – бумага, гир – писать).
Подобного рода вредительство имеет место почти у всех народов. Есть оно и в России. Стоит дать в интернете поиск слова «порча», и первое, что появится на Google, будет бесстыдное и откровенное предложение: «Самая сильная порча – все виды порчи по фото. Сделаю быстро и качественно – Koldun.top».
Специализирующиеся на подобных пакостях за вознаграждение черные ведьмы и колдуны под покровом ночи пишут особыми красными чернилами или кровью записку с проклятиями – пожеланиями смерти, болезней, разрушения семьи и т.п., вкладывают ее, скажем, в клеенчатый чехольчик и вручают заказчику. А тот должен умудриться подбросить тухт-у-гирь жертве – спрятать его в укромном месте, зашить в матрац, подушку или одежду, или закопать перед домом.
А еще можно соорудить кольцо из птичьих перьев (науза) и зашить его в подушку или перину; воткнуть заговоренную иголку с намотанной на нее красной ниткой с узелками в кресло машины или домашний диван, где любит сидеть жертва, и авария со смертельным исходом или тяжелая болезнь ей обеспечена. Общеизвестна по вуду и практика ритуальных кукол, скелетов птиц или мелких животных, в которых втыкают смертоносные иглы. Ну а поскольку на всякий яд есть свое противоядие, то находятся и те, кто от порчи или сглаза избавляют.
Все это казалось мне несусветной чушью, отсталостью и пережитками. Да, я увлекалась эзотерикой, но светлой, позитивной, связанной с полетом души, а не с ее осквернением. В своей библиотеке я даже книг по черной магии не держала. Боялась ее, как заразы. Она для меня не существовала – до той поры, пока я вплотную с ней не соприкоснулась, когда не поверить в это уже было невозможно.
Выслушав Сильву в первый день нашего знакомства я с трудом сдержала скептически-ироническую улыбку. Но любопытство или желание довести начатое до конца взяло верх, и через несколько дней муж Сильвы привез ее ко мне домой.
Она, как ищейка, ходила по комнатам с серебряным распятием в вытянутой руке, пока не остановилась перед гардеробом в холле, где у нас висела верхняя одежда.
- Открой! – коротко скомандовала Сильва. Прошлась распятием по распялкам и замерла перед моей каракулевой шубой с нашитым сверху песцовым воротником: – Здесь! Надень. – Я повиновалась. – А теперь смотри сама! – Она указала пальцем в левый угол воротника.
И я действительно нащупала под ним что-то выпуклое и жесткое.
Сильва не говорила – отдавала приказы, находясь в каком-то ином состоянии. Она потребовала принести ножницы. Я принесла. Заставляя меня удерживать пальцы на жестком предмете, она подпорола край воротника и вытащила из-под него... скелет птенца с намотанной на шее красной ниткой с узелками. Сильва успела только спрятать его в коробочку, которую принесла с собой, и вдруг грохнулась в обморок – навзничь, как палка.
Я в ужасе бросилась к ней, попробовала приподнять ей голову – она была совершенно невероятно тяжелой и окаменевшей, будто отлитой из свинца. Невозможно было сдвинуть с места даже ее руку. Не зная, что делать, я побежала вниз, к ее мужу, оставшемуся в машине. Он поднялся со мной, спокойно посмотрел на жену и сказал:
- Надо ждать. Это может продлиться до двух часов, пока она сама не вернется. С ней такое бывает, когда вскрывается особо сильное зло. Оно наносит ей удар. – И добавил: – Самое страшное было, когда она вот так же грохнулась у нас во дворе о бетон на девятом месяце беременности.
Поскольку нам ничего другого не оставалось, мы сели ждать, и муж ее рассказал мне историю Сильвы: В молодости (ей на тот момент было лет 35) у нее очень сильно заболела нога, она не могла ходить. Ногу должны были оперировать и чуть ли не стоял вопрос ампутации. Накануне операции Сильва увидела сон, что помочь ей может только Дева Мария, но за это она должна всю жизнь помогать людям, которые будут к ней обращаться.
Наутро Сильва потребовала отнести ее в соседнюю часовню и провела там несколько часов, после чего вышла своими ногами, абсолютно здоровая. С тех пор у нее и появились эти способности. Люди сами находили ее и шли к ней за помощью. А по ночам она практически не спала. Пребывая в странном состоянии, как лунатик, она каждую ночь убегала в ночной рубашке из дома к той часовне. Муж запирал двери, забивал окна гвоздями. Но у нее будто появлялись сверхестественные силы, она открывала любые запоры и уходила, раздетая, даже зимой, в снег и мороз.
Сильва видела не только порчу, но и того, кто это сделал. Но никогда не называла его имени, зная, к чему это может привести. Видела она и судьбу человека, его прошлое и будущее, и много еще чего, о чем предпочитала не говорить...
Очнувшись в тот день, как ни в чем не бывало, она заявила, что это еще не все, что другой «тухт-у-гирь» наведен на моего мужа, и потребовала показать его кровать.
Снова пошли в ход ножницы – вспоров матрац, набитый по армянским традициям бараньей шерстью, она нащупала и извлекла крохотный клеенчатый мешочек, обмазанный, видимо, снаружи клеем, потому что он был густо облеплен шерстью. (То есть без «специалиста» его ни за что бы не обнаружить.) В мешочке записка с пожеланиями всех бед, какие только можно придумать.
На мой вопрос, чье это художество, Сильва ответила, что такой информации не дает, но я сама смогу догадаться, потому что, когда зло вскрыто и нейтрализовано, оно возвращается к тому, кто его навел. И тогда этому человеку бывает очень плохо.
Под подозрением у меня был только один человек – некая Таня, с которой меня познакомили накануне поездки в Индию, как с единомышленницей по части йоги и индийской философии. Очень красивая, видная, но неблагополучная молодая особа легко втиравшаяся в доверие, принимаемая в любой семье, а потом делавшая все, чтобы ее разрушить.
Таня жила вдвоем с семилетней дочерью и при первом же нашем общении пожаловалась, что они голодают. Этого было достаточно, чтобы я почувствовала себя ответственной и начала им всячески помогать – от продуктов и мелких домашних вещей до недостающих предметов мебели. (А ведь она была дочерью министра. Но ни с кем из родных не общалась и даже умудрилась судиться с отцом.) Приходя к нам, она сначала попыталась обольстить моего мужа, а когда это не получилось, взялась за старшего сына и какое-то время шантажировала его, о чем я узнала слишком поздно.
Когда я улетела в Индию, Таня заявлялась ко мне домой, надевала мой халат и делала вид, что хочет заменить моим мужчинам мое отсутствие. Муж, чураясь ее, пережидал на работе, когда она уйдет. Но сыновья-то были дома. Несмотря на то, что она – женщина интеллигентная и умная, и беседы вела только на возвышенные темы, ей больше были к лицу занятия черной магией, во что я поначалу не хотела верить.
Так вот через день после визита Сильвы, Яша, с которым я поделилась своими подозрениями, позвонил мне и сказал, что видел Таню. Она была бледна, как смерть, ее качало, и пришла она в поликлинику за помощью, сама не зная что с ней. (Но это, конечно, если и улики, то косвенные.)
Сильва как-то по-особому восприняла меня – попросила мою фотографию, которую при очередном визите к ней я с удивлением заметила на тумбочке у ее кровати. Я видела, что с ней иногда происходило после того, как она вскрывала чье-то очередное зло. Ее буквально скрючивало, живот сводило спазмами, и она не могла принимать пищу по несколько дней. Или у нее полностью пропадал голос на неделю, а то и на месяц, и она разговаривала одними губами.
А потом у меня случилось новое ЧП – ограбили мою мастерскую. Ничего в ней не попортили, просто унесли всю электронную технику. Я, конечно, снова к Сильве. А она мне в ответ: « У того, кто это сделал, имя и фамилия начинаются на «С». В одном можешь не сомневаться – тебе нельзя причинить зло безнаказанно. И тебе обязательно дадут знать, когда возмездие свершится. А пока попытайся сама увидеть, как это было.
Она проинструктировала меня, что я должна сделать. Я в точности выполнила ее указания и увидела все, как в кино. Как к моей мастерской ночью подъехали двое – мужчина и женщина, на красном «Жигули», как своим ключом открыли дверь, вошли, а потом выносили краденые вещи. И я узнала их.
Где-то за полгода до ограбления мой сэнсэй по каратэ познакомил меня с объявившимся в Ереване известным мастером по кунг-фу, Сорбычевым Сергеем (вот они два «С»). В ту пору я активно увлекалась боевыми искусствами, и тут же изъявила желание освоить еще и кунг-фу. Сорбычев согласился давать мне уроки. Я приезжала к нему домой. С полчаса он проходил со мной в своем кабинете теорию кунг-фу, его, так сказать, духовную основу – я все прилежно записывала и зарисовывала – а потом передавал меня своей подружке, жившей у него, и она обучала меня пластике движений, пока он к нам не подключался.
Как я задним числом поняла, познакомился он со мной не случайно, узнав от моего сэнсэя, что есть такая «доверчивая, богатенькая дамочка», за счет которой можно поживиться. Пока я занималась практикой в другой комнате, моя сумка оставалась в кабинете, и ему ничего не стоило вытащить оттуда ключи от мастерской и снять с них копию.
Среди вещей, привлекших его внимание при ночном визите в мастерскую, было и еще кое-что. Товарищ мужа подарил мне как-то изящный бельгийский браунинг с семью патронами, который я держала в мастерской. Сорбычев прихватил и его. И был таков, укатив с концами из Еревана. Но все вышесказанное оставалось лишь догадками и предположениями, поскольку не имело прямых доказательств.
Доказательства нашли меня сами несколькими месяцами позже. Совершенно случайно (случайно ли?) я услышала в новостях, что в Орджоникидзе был взят с поличным на ограблении известный кунгфуист Сергей Сорбычев. При задержании у него был изъят браунинг с шестью патронами, что добавит ему срок лет на шесть за незаконное хранение оружия. Вот и сбылось пророчество.