ВРАТА ОТКРОВЕНИЯ
Стою в Храме на праздничном богослужении.
На фоне драгоценных окладов икон – роспись, парящие под сводами храмовых куполов лёгкие облака, лики и фигуры святых, их невесомые одежды, как дуновение ветерка, дыхание ангела. Словно взлетели они над грешной землёй, чтобы, отторгнув бремя лат никак с ними не перекликающихся, насладиться Божьей благодатью.
Сорок дней, как похоронила мужа. Болит голова. Не переставая. Жить с этим уже почти невозможно.
Вокруг движутся прихожане, церковнослужители, их верные помощницы – бабушки. Что есть мочи напрягаю мозг и сознание на молитве. Ничего не получается: гомогенная, колышущаяся вокруг меня туда и обратно масса людей требует постоянного осознания их присутствия. В погоне за одиночеством, душа, наконец, глохнет. Теперь просто стою, ни о чём не думая. Отчего-то так хорошо, находясь здесь, прямо под храмовым куполом, ни о чём не думать, ничего не слышать.
Очнулась от того, что кто-то, сильно торкнувшись в меня, проходит мимо.
Уразумела: служба закончилась, и человеческий поток двинулся в обратном направлении - к выходу. Нужно пройти к напольному хоросу для поминовения и зажечь на нём свой восковой столбик, чтобы теплом его костерка согреть родному человеку душу и осветить ему в темноте обжитую чёрными ветрами дорогу.
Передо мной между первым и вторым канделябрами мечутся пять пожилых женщин со связками свечей в руках, гася все затепленные паствой и вставляя в ячейки свои. Спешат домой, осознаю я.
В упорной борьбе две из них успевают захватить по огромному подсвечнику. Остальные стараются оттеснить первых, и, в ещё свободные ячейки успеть вставить и зажечь свои канделы. Прислушиваюсь… Каждая, проникновенно убеждает остальных, что её попросили знакомые, родные и близкие, и она первая заняла очередь. Победительницы, вставляя всё новые и новые свечки, прикрывают собой светильники, как амбразуры дзотов.
Понимаю: их свечам гореть не по секунде. В моей руке большая свеча. Я зажигаю её и проталкиваюсь к иконостасу, но, тут же признав своё поражение, ретируюсь на место.
Поднимаю глаза к Образу Спасителя, и… каменею.
На всю эту колготню устало взирают очи Господа. Кроме них ничего не вижу. Исчезли стены, рассыпались звуки. Смотрю в Его глаза. Теперь и они глядят на меня и становятся всё больше и строже. Они живые! И именно с меня спрашивают ответа за свалившиеся на меня беды.
Замираю, не в силах оторвать взгляда от святого лика. Всё вокруг меркнет. Ловлю и ловлю изменения в Божьем взоре, в бешенном темпе стараясь осмыслить их значение. Господь то жалеет, то корит, то крепит духом, но, однозначно - любит. Потеряла ощущение движения времени.
По щекам текут слёзы. Ни о чём не говорю, ничего не прошу. Только смотрю, а ОН меня читает.
Это уже не глаза - космос… Живой, ласкающий, сопереживающий.
Я чувствую Тебя, Отче, и верю, что Ты не отринешь дорогого мне человека, и по долгим тёрнам дорог он сможет добраться до света.
Вдруг, кто-то тянет за рукав. Вздрагиваю.
– Женщина, все разошлись. Вы остались одна. Мы храм закрываем через десять минут.
Оглянулась. Действительно, бабушки и я. Все их свечи уже сгорели.
Догорела в моей руке и моя, самая большая, и теперь её тёплый воск, плывя по ладони, согревает мне пальцы. Запоздало прочувствовала исходящий от лампад благодатный сладкий запах елея.
Вновь поднимаю к иконе Господа свой взор. Его глаза грустные, отпускающие…
И тут же осязаю: боли в голове исчезли. Совсем. Будто их и не было. Крещусь. Низко кланяюсь. Иду к выходу. Удивляюсь тому, что изматывающая, ставящая ни в грош мою жизнь, жёсткая мука растаяла. Неужели безвозвратно?
По дороге домой прижимаю к груди свою руку с расплавленным на ней почему-то до сих пор тёплым воском. Рассудку спокойно… Надо жить.
Призрев метельшения, встаньте под свод купола, загляните Господу в очи… и вы поймёте, что такое вселенская скорбь. Боль за нас, недостойных. Что есть - сострадание и любовь… Ведь вы пришли сюда за этим. Откройте душу, возлюбите сердцем…
И чудо сотворится.