Уже год подрабатываю ночным сторожем в музее. Зарплата на основной работе мала, я, всего – лишь, слесарь в бюджетной организации. Такова будет и пенсия, но до нее еще надо, как говорится, дожить.
Прихожу сюда после рабочего дня, закрываю помещение изнутри, читаю, если силы остались, а ночью укладываюсь на стульях. Спать жестко, в музее духота, но вздремнуть перед дневной сменой необходимо. В общем, ломаю здоровье за копейки.
Музей, небольшая бревенчатая изба, втиснут между двумя бетонными зданиями. Построен показушно, специально в честь бывшего городского руководителя. Этакая стилизация, вроде как руководитель - выходец из крестьян. Есть личные вещи деятеля, - его ручка, бумаги с подписью, удостоверение депутата, но, больше, старые фотографии. Люди сюда приходят редко.
Если пришел уставшим, - сижу у окна, жду темноты. Окна избы на три стороны и у каждой особый пейзаж. А сама улочка названа в честь убитого Кирова, хотя он никогда в наших краях не бывал.
Так вот, о сторонах света. Из окошка, выходящего на восток, виден трехэтажный сталинский «дом прокаженных», как его называют горожане. Непонятно по какой причине стены дома пожрал грибок. Зараза продвигается, захватывая все здание. Жильцы как-то борются с бедой, но без успеха. Запах в квартирах конкретный, и двери коридора всегда открыты.
С западного окна музея видны первые этажи Пенсионного фонда. Здание воздвигнуто недавно, - целый дворец о девяти этажах в мраморе и с колоннами. Это, конечно, странно, что чиновники живут по - царски. Тем более, пенсионеры, в массе своей, – нищие.
Наконец, глядя на север, через дорогу, - зеленеет парк. Он весьма запущен. На его реконструкцию выделялись деньги, но бизнесмены с похищенными деньгами смотались за границу. В парке когда-то был и собор, снесенный коммунистами. Сейчас на его месте зияет плешивая площадка. Здесь и разместился приезжий зверинец.
Иногда думаешь, почему в городе нефтяной республики нет своего зоопарка? Как нет и своего цирка, своей футбольной команды, нет даже набережной у реки? Зато повсюду - офисы компаний, гостиницы, банки…И уже третий по счету мэр города посажен за воровство.
Зверинец привезли предприимчивые дагестанцы. Клетки плотно прижали по окружности, оставив узкую щель для входа.
Всю ночь моего бессонного дежурства рычали, орали, выли звери. Особенно донимал лев, Его страдающий рев, переходящий в стоны – был невыносим. Я не знал, чем заткнуть уши, чтобы вздремнуть на часок. Стоны льва выражали не физическую боль, а крайнюю, отчаянную тоску, и оттого были еще страшнее.
После ночи, кое-как дотянув рабочий день, я пришел взглянуть на льва. Заодно и макак позлить, уж очень меня достал этот зверинец.
Заплатил 200 рублей, протискиваюсь внутрь круга. Нет ни музыки, ни каких-то плакатов, - все мрачно, гнетуще… Вкупе с запахом зверья и загаженных клеток – впечатление тяжелое. Поразили мелкие размеры клеток. Жираф стоял, сутуло упираясь башкой прямо в потолок. Вероятно, стер себе кожу на макушке, едва передвигаясь в клети. Бегемот лежал колодой в узком корыте - гробу. Развернуться он уже не мог.
Тигры и волки толкались в клетке, прыгая друг через друга. Белый медведь, неожиданно высокий и худой, облезло изнывал от жары. Орел нахохлился в углу, (орел – в клетке!), обезьяны ковыряли себя и других…
Все животные были грязными, с впавшими боками.
Лев стоял в своей двухметровой камере пыток и зло смотрел на меня сквозь прутья. Иногда рычал и глухо постанывал. Наверно, людишки внизу, что толпились у барьера, отвлекали его от дикой ночной тоски. Эх, порвал бы он нас, дай ему волю!
Кормил зверей не дагестанец, а нанятый за бутылку русский бомж. Хозяин, что-то презрительно буркнув, ушел. Мясо просовывали багром сквозь прутья. Я смотрел на зверей, и меня пробирал озноб. Казалось, это я в клетке. Ну, может не лев, и не орел, нахохлившийся в углу. Возможно, мартышка, которой дали волю болтать, но не передвигаться? Ведь я не мог выехать в отпуск уже лет двадцать…
На следующее мое дежурство лев опять орал и стонал. Но я уже подготовился, прихватив запасную подушку. Принес тайком в сумке. Перед сном выпил таблетку, закрылся подушкой и отключился на пару часов. Все-таки, у меня была какая-то свобода. Например, повеситься. Жаль зверюг, - они и этого не могут.