Воскресенье, если не считать утреннего приключения, проходило спокойно и даже слегка скучновато. Барсик ловил свой хвост, бегал за своей тенью, потом утомившись засыпал. Экзыл блаженствовал, можно даже сказать - царствовал между холодильником и газовой плитой. Слава смотрел мультфильмы - у каждого свой релакс.
Вечером Экзыл долго ходил вокруг Славы, как кот вокруг сметаны, видно было, что хочет завести разговор, да всё не решается.
Наконец он присел напротив Славы и спросил: " Слава, а мне обязательно возвращаться в отделение?"
- А вы не хотите?
- Признаться, мне никогда не было так спокойно и уютно. А постоянно прятаться и отводить глаза так утомительно. И потом, вы - непьющий. Если бы вы знали, как мне трудно выносить пьяных людей.
- Вообще-то я тоже к вам привык, но я бы хотел знать о вас немного больше. - Слава пристально посмотрел Экзылу в глаза, но тот выдержал взгляд и улыбнулся.
- А пойдемте на прогулку. Я вам расскажу о себе и вы решите - нужен вам в доме дух жилища или нет. И если нет, то я вернусь в отдел.
- Пойдем, конечно.
И они пошли.
"Вот так вот идёшь, и под шелест шагов вспоминаешь всю свою жизнь. И жизнь вроде бы долгая, но воспоминаний хватает до площади и обратно." - Так начал свой рассказ Экзыл, когда они неспешно шли по нешироким улицам.
"Когда-то, когда у меня ещё было имя, фамилия, паспорт с пропиской и даже диплом института театра и кинематографии. Да, да, Славочка, я когда-то служил в городском театре. Мечтал играть Гамлета и Сирано, а играл лакеев с двумя репликами и Кощея в утренних спектаклях для детей. Человек - он ведь слаб... А актёр... Слава, меня погубила зависть! Я завидовал всем ведущим актёрам первого и второго состава, даже женщинам - примам... А зависть - она как кислота - разьедает! Сначала я просто молча злился, потом тихо злобствовал, потом сплетни, свары... А потом я стал ничем... Артист кончился, человек кончился. Вы конечно знаете, что такое левые концерты. Время было невеселое - по телевизору две программы, в кино фильмы про буровые, надои и домны... А людям хотелось радости. Вот я им эту радость и нес. Читал с эстрады стихи Пушкина и Есенина, рассказы Зощенко и Жванецкого. Только вот деньги за билеты шли не в кассу или бухгалтерию, а делились на количество участников предприятия. Но счастье длилось недолго. Завели дело, потом дело потерялось и в коридорах райотдела я стал тем, кем стал. Не сразу... Не сразу, мой друг. Я, как пела Эдит Пиаф, "нон рьедерьен!" - не жалею ни о чем, но... Иногда мне становится очень грустно."
Экзыл замолчал. Молчал и Слава.
- А ...вы ведь не совсем дух. Бутерброды едите, чай пьете... Что вам нравится, а что нет?
- Славочка, да я неприхотлив. Но если бы был самовар... Пусть электрический, но самовар с краником - Экзыл мечтательно прикрыл глаза. Не люблю, когда в доме курят, так вы - некурящий, Барсик вроде тоже - нет.
- Самовар у меня на работе есть. Маленький, но расписной - вспомнил Слава.
- Слава, это значит - я могу остаться?
- А вы думали, что меня напугают ваши левые концерты сто лет назад?
Так закончилось воскресенье. Экзыл обрёл новое жилище.