Партайгеноссе

    
 Вечерело. Лапами подкапывая под воротами лаз, Дозор чуть не разрывался от лая. Приоткрыв калитку, Нина Сергеевна узрела за ней понурого невысокого худенького паренька в сером костюме с голубым классическим галстуком на рубашке. 
 Она присмотрелась. Показалось: если бы не большие пунцовые уши, он вообще представлял бы собой невзрачный серый столбик от забора. «Столбик», будто искупав  с ног до головы под ледяным душем, глянул на неё большими хмурыми глазами. Она внутренне напряглась. «Что это? Кто? О чём он хочет просить? Или принёс плохую весть?»
     Но, не отрывая от неё измученного взгляда,парнишка молчал, словно не решаясь открыть ей сокрытое в душе от всего мира на сто замков своё сокровение. 
   - Здравствуйте, молодой человек, - наконец выдавила из себя Нина Сергевна, - отойдите от забора, пожалуйста. Дозор может достать до вас лапами. Пройдите  ко мне поближе.
 Молодой человек не сдвинулся с места.
 - Дозор, в будку!
  Собака, всё ещё рьяно огрызаясь, нехотя потащила шейную цепь к своему жилищу.
- Вы что-то хотели мне сообщить?
 - Позовите, пожалуйста, Наташу.
- Наташи дома нет, она на «музыке». Мне ей что-то передать? Как вас величать? – Нина Сергеевна перевела дух.
 - Алёша.
 - Вы новый Наташин одноклассник?
 - Нет. Но я тоже учусь в девятом классе.
-   Параллельном?
- Нет, в соседней школе.
 -  Где же вы, Алёша, познакомились с ней?
 -  На слёте защитников леса.
 - Ага-а-а, партайгеноссе, значит?
 - Немецкие партии тут не причём.
  - Поня-я-ятно. Может, вы встретите её у гимназии и поговорите тет-а-тет?
 - Она не захочет со мной разговаривать.
 - Почему?
- Не захочет.
 - Тогда, зачем вы здесь?
 - Не знаю. Может, вы с ней поговорите? – у него в глазах, вдруг, блеснула бешеная надежда.
 - Это невозможно, Алёшенька. И потом о чём? Как вы это себе представляете?
 - А завтра Вы будете дома в это же время?
 - Да.
 - А Наташа?
 - Думаю – тоже.
 - Тогда я приду завтра, - резко развернувшись, словно вдохновившись надеждой,  «столбик» решительно двинулся от ворот в сторону микрорайона.
     Нина Сергеевна грустно смотрела ему вслед. Он понимает, что никогда не понравится предмету своего обожания, но, сгорая от внутреннего огня, наперекор здравому смыслу, окрылённый разговором со мной и ища от меня поддержки,  бросается на амбразуру боли. Потом, позже, медленно переваливая через время, пороги других встреч, жизненные перипетии, раны воспоминаний будут зарастать не одновременно и быстро,а мучительно и долго,оставляя шрамы на сердце, душе, нервах. Лишь бы память не замутилась злобой, мщением, ненавистью. Тогда плохо, тогда жизнь - наперекосяк.
     Практически, каждый живущий в юности прошёл через эти испытания. Странно, но у всех у них всю оставшуюся жизнь первая любовь не освобождает места в груди где живут душа и сердце, для следующих. Лишь немного сдвигается в сторону, продолжая журчать в крови вечным ненавязчивым тёплым и ласковым ручейком волшебных звуков.
    Вечером подошла к склонённой над учебником дочери, - Натуль, к тебе приходил молодой человек в сером костюме. Алёша.
 - Алёша? Не знаю. У меня нет знакомого Алёши в сером костюме.
 - Партайгеноссе со слёта защитников леса. Он сидел на скамье с тобой рядом.
 - Мам, я в самом деле даже не предполагаю, кто бы это мог быть. Рядом со мной не сидел никто. «Партайгеноссе». Ну  ты, как всегда - с юмором. Не мешай мне, мамуль.
    Вот и всё! Рядом с ней вообще  Никто рядом не сидел, а с Алёшей сидела – ОНА – его вселенная. Одномоментное действо в разных мирах. Нина Сергевна распахнула окно. Высоко, высоко над городом в ночи распластался золотой диск луны, вокруг которого на половине неба не были видны, сокрытые его ослепляющим светом,  мириады звёзд. Лишь храбро пульсировала выстрелами в сердца жаждущих - Венера.
     Полнолуния когда-то теряют свою значимость. И тогда приходит время светиться тем, незамеченным ранее звёздочкам, которых когда-то заслоняло искрящееся зарево юной любви.
   Опустила голову на подушку. Ласково глянула на дремлющего рядом мужа.  Подумала: - Спи, Олеж, спи. Всё славно. Выросла твоя дочь.
    Через окно, освещая спальню как днём, прямо ей в лицо с неба всё так же бесцеремонно смотрела вечная таинственная сподручница влюблённых.
      Нина Сергеевна перевела взгляд на комод. Перед зеркалом, разметав по ветру гриву, кося коричневым глазом, уже двадцать лет не уставая летел драгоценный подарок - белый фарфоровый конь. И вновь в её груди тихо и, как ребёнок, горько, волшебной мелодией заплакал в ночи ручеёк.