Бывает разная старость – жадная к последним уходящим дням, ревностно оберегающая признаки пола, и щедрая, переполненная усталостью от прожитого, купно отдающая и советы, и последние гроши, и время…
Вот такой и была квартирная хозяйка Ольга Павловна, занимавшая комнатку с окнами на Пушкинский бульвар. Другую же комнату, по причине не так уж безденежья, а скорее одиночества, она сдавала «двум девушкам- студенткам» за символическую плату. По субботним вечерам у нее всегда собирались гости на партию в вист или покер, для чего ею готовился легкий ужин, мылись комнатные цветы, перетирались многочисленные рамочки с темными снимками, сплошь развешанные по стенам и, главное, готовились руки. Вечером пятницы она укладывала кисти рук в ванночку с теплым маслом и держала их там около часа, просматривая последние новости по телевизору, а затем, надев сверху старые кожаные перчатки, отправлялась в таком виде спать, чинно пожелав Ангела-хранителя и покойной ночи каждой насельнице в отдельности. Руки у нее были действительно замечательные – узкие, белые, мягкие, с длинными лунками ухоженных ногтей. Когда к субботнему вечеру хозяйка этих рук украшалась красивыми кольцами с настоящими камнями и трогала длинными пальцами свои тщательно уложенные седые волосы с вопросом: «Ну, как я сегодня выгляжу?» – ей никто бы не дал семидесяти пяти лет, просто маркиза в напудренном парике!
Ольга Павловна никогда не носила халатов. То есть они были в ее гардеробе под названием «капот», но употреблялись исключительно для утреннего обихода – умыться, поставить чайник, но потом, уже причесанная и переодетая в светлое платье, она намазывала ломтики хлеба маслом, поджидая встающих девушек.
Наташа и Верочка, студентки Ростовского университета, жили у нее каждая с первого курса, успев привыкнуть друг к дружке, как сестры.
Девушки, – вещала по утрам Ольга Павловна, раздавая зонтики и проверяя наличие носовых платочков, – день принадлежит вам. Прямо по улице, рядом с вами, ходит ваше счастье – не пропустите его.
Наташа с Верочкой пытались его отыскать, каждый раз заглядывая в глаза прохожим парням – не он ли, носитель и источник этого счастья? Но кроме пустых обещаний, да поцелуев в полумраке подъезда, эти знакомства ничего не давали. Да вот еще Верочку чуть аист не запугал насмерть – хорошо врачи на свете есть, избавили от грядущих хлопот. Девушки, конечно, не вводили в курс дела Ольгу Павловну, сославшись на недолгий и неотложный отъезд Верочки на студенческую конференцию. Так и обошлось.
По субботам из комнаты Ольги Павловны доносился смех вистующих гостей, звон монет и бокалов. Расходились эти седые «бонвиваны и кокотки», как сама за глаза язвила их хозяйка, около полуночи, оберегая каждый свой режим сна. Проветривалась комната, вытесняя запахи полынных осенних цветов, принесенных лысоватыми кавалерами, ароматы одеколонов, легкого ужина, посуда наскоро прибиралась и – наступала тишина. Но когда на кухне встречались девушки, вернувшиеся с очередного тупого свидания, и протирающая рюмочки Ольга Павловна, усталая и чуть-чуть подшафе, то она всенепременно говорила молодым что-то вроде: «Не отчаивайтесь, просто живите, в моем возрасте выйти замуж гораздо легче и выгодней. Только не к чему!...» – и уходила, напевая в ванную.
Верочка, годом раньше поступившая в университет, этой весной защитила диплом и уехала домой работать в сфере народного образования филологом. А точнее учителем русского языка и литературы – объяснять детям, что Анна Каренина – это замечательная эмансипированная женщина, которой хотелось простого человеческого счастья, выбирать для прочтения «Лолиту», ободряюще вглядываясь в зрачки старшеклассников, когда вызванные к доске для «высказывания мнения о прочитанном», они будут пытаться скрыть свое смущение…
Осталась Наташа одна. Почувствовав одиночество, она стала чаще стучаться в комнату Ольги Павловны, иногда принимая участие в ее субботних посиделках.
На звонки выходила сама хозяйка, со скромным достоинством принимая цветы и коробки конфет: «Мерси, мон шер…» – и протягивала надушенную «Красной Москвой» ручку для поцелуя, целуя склоненную седую голову очередного «шарамана» в макушечку.
«Разве можно даме целовать руку на улице?» – сетовала она не раз, наблюдая за горожанами в сквере и обвиняя их в излишней торопливости сердечных дел. А уж о полуголых девицах, в изобилии прогуливающихся по Пушкинской взад – вперед, или о свободе их нравов, Ольга Павловна высказалась, отрезав один раз:
«Это наложницы. Урожденные рабыни, желающие хоть кому-то принадлежать, да еще и за хорошее вознаграждение. Это не свободные женщины».
Прошел год, последний в этом городе для Наташи – уже был сдан завершающий госэкзамен и получен долгожданный диплом. Ольга Павловна и ее «старая гвардия» собирались в эту субботу по важному поводу – отметить полученный Наташей диплом и проводить их общую молодую подругу на родину. Так и не встретив «своего счастья» ни на улице, ни в университете, напуганная последствиями внебрачного опыта своей подруги Верочки, Наташа легко и непринужденно чувствовала себя среди этих безопасных галантных кавалеров и остроумных дам без возраста.
Не смотря на стайку красивых бутылок и букет цветов, стол главным образом украшал невероятно красивый торт, купленный Ольгой Павловной по такому случаю в «Золотом колосе» – лучшей кондитерской города.
«Деточка, я столько денег сэкономила на носках несостоявшегося мужа, что могу позволить себе угостить друзей хорошим тортом !» – заявила хозяйка, расхохотавшись и весело тряхнув причесанной головкой, в ответ на смущенный стон Наташи
Расставляя хрустальные рюмки, сверкавшие брильянтовыми гранями, и позвякивая фарфоровыми тарелочками, Ольга Павловна с наслаждением оглядывала живописную картину стола, сверкавшего и белизной скатерти и золотой росписью посуды и радугой цветов, живых и масляных, -ах, хорошо!
Несколько минут оставалось до назначенного гостям времени и Ольга Павловна, тожественно призвав Наташу к себе из кухни, вручила ей коробочку: «Это тебе на память и на удачу – вещица моей молодости, даренная еще моей грандмаман…»
Наташа раскрыла коробочку и вынула серебряную пудреницу ,с выпуклыми розочками на поверхности, с тоненькой серебряной сеточкой внутри, с круглым маленьким зеркальцем на крышечке. Наташа никогда таких изящных вещиц не держала отродясь, и искренне не могла от восхищения оторваться глазами от пудреннички. Работали все замочки и кнопочки – из прошлого века, а как новая…
«Ольга Павловна, дорогая, – бросилась на шею, очнувшись, растроганная Наташа. – Спасибо вам за все…»
Хозяйка довольно прижала к груди всплакнувшую девушку и, похлопывая по плечику, сказала:
«Это тебе нужней. Мое – все в прошлом. А ты помни наши встречи и береги уроки, договорились?» – поцелуй в лобик был подкреплен первым звонком визитеров.
Гости шумели, вспоминая свои студенческие года, совпавшие с двадцатыми – тридцатыми годами послереволюционной страны, шли еще глубже – в реальные училища и гимназии, хохоча от только им понятных шуток на полуфранцузском языке. А Наташа счастливо улыбаясь все думала и думала о том, что у нее еще никогда не было настоящей пудреницы, все так – помакать ватку в коробочке с пудрой у мамы и тронуть носик, а вот теперь… Да еще какая – старинная…Она почувствовала себя по – настоящему взрослой, состоявшейся, достойной счастья и богатой.
…Наверное, эта пудреница была и в самом деле удачливая, так как по приезду домой Наташе сделал предложение сосед, отучившийся за год до нее и уже руководившим заводским гаражом. Наташина мама с радостью приняла жениха и свадьба состоялась.
Детей не было, но сначала все было как у людей – мебель, зарплата, гости. Только тем для разговора с мужем находилось все меньше, да родственники много пили, а потом ссорились… Еще сестричка мужа оказалась больно хмурой и угловатой. Разбираясь на туалетном столике, Наташа собрала все пудреницы в одну вазочку – вот девушка и заметила, что у ее невестки много пудрениц. Тогда Наташа и предложила ей выбрать любую себе – не быть же девочке без такой безделушки в сумочке! Девушка остановила свой выбор именно на серебряной пудренице, но взять гордо отказалась, и вскоре уехала учиться в Ростов, поселившись в общежитии. Вот тогда и обнаружилась пропажа подарка Ольги Павловны – а кто еще мог взять? Наташа никому об этом не стала говорить, но камень на душе висел.
А там, в Ростове, девушка начала встречаться с грузином из Тбилиси, студентом кинотехникума. Как не отговаривали ее расстаться – не слушалась, влюбилась, да все само собой и разрешилось: защитив диплом, он уехал, не попрощавшись, а девушка не досчиталась не только пудреницы, но и сережек, денег, бабушкиной иконы, кляссера со старинными марками…
Отношения в семье стали все хуже и Наташа, не выдержав очередной разборки, ушла к маме. Вскоре от скуки поступила в Московский университет культуры и полностью поменяла специальность, занявшись клубным культурно – массовым делом.
Длинный период одиночества ее не пугал – у Наташи была большая школа терпения. Живя в общежитии на сессиях, она никогда не носила халатов, выходя за порог комнаты в светлом платье и удобных туфлях. Вечером «сооружала» чай, наскоро накрыв столик, и угощала соседок. Вскоре все перезнакомились и некоторые подружились. Перебирая имена однокурсников, можно было изучать карту страны от Белоруссии до Сахалина – курс был всесоюзный и студенты были ото всюду. Одна полная молодая грузинка, возглавлявшая районный Дом культуры в Тбилиси, устраивала ежедневный показ мод – там она жила с бабушкой, а здесь, в Москве, жила замужем ее мама. Вот мама и компенсировала дочке одеждой недостаток материнского общения, но платья были красивые, что и говорить. Она живо отреагировала на Наташины слова «я из Ростова»:
« А -а, гразный горат, там мой младший брат учился. Палючил диплом кинотехникума и уэхал, дажи вспоминать не хочит этат Растоф.»
Ее сопровождала стайка почитательниц красоты и свободных денег.
Она очень живописно и громко комментировала любое событие, которое обдумывал ее ум, и сетовала, что никак не выберет себе достойного мужа, демонстрировала фамильные украшения, рассказывая детективную историю возникновения каждого гарнитура.
Вот однажды эта Нино достала из сумочки серебряную пудреницу и со словами «эта очин рэткая антикварная вэщь» и стала пудриться. Наташа непроизвольно протянула руку, непроизвольно пытаясь удержать свою незабываемую вещицу, но Нино резко отстранилась и, захлопнув сумочку, быстро ушла в сопровождении свиты.
Наташин стон: «У меня была такая… ее украли!» – летел уже красавице во след.
Наутро весь курс муссировал мнение Нино о том, что у простушек типа Наташи таких вещей не может быть никогда, и только зависть толкает несчастных серых куриц на скандалы.
К концу дня Наташа зашла в кабинку лифта, втиснувшись между пассажирами. Надо было побродить по свежему воздуху…
Наташа поняла, что доказать она ничего и никому не сможет.
Но вот, что было странно: секундного прикосновения к дареной вещице потухшей Наташе было достаточно, чтобы снова ощутить себя состоявшейся, счастливой, не укравшей – а принявшей подарок от любящей ее Ольги Павловны, и снова почувствовать себя достойной этого подарка…
Даже когда лифт остановился, Наташа продолжала думать о чем-то своем, неторопливом и легком…
Застрявший между этажами лифт с пассажирами внутри – это всегда испытание.
Вот и седой женщине стало плохо – клаустрофобия…
Молодой человек с собакой и девушкой …
Мужчина с тортом…
Время шло…
Собака заснула, девушка закатывала одну за другой истерики, молодой человек вел переговоры с лифтером через дырочки кабинки и призывал к спокойствию.
Наташа обмахивала бедную старуху – та до боли в сердце напомнила ей Ольгу Павловну. Мужчина сообщил, что у него сегодня юбилей и он одинок, и пригласил всех на торт, если, конечно, выберемся.
Нашли в сумочке валидол, нитроглицерин, спасли даму, дождались техников и вывалились шумной компанией съедать торт к мужчине, жившему в этом доме. Девушка наотрез отказалась и ушла «навсегда», а вот ее парень и ожившая на свежем воздухе тетенька с радостью восприняла новое приключение…
Прощаясь, пожилой одинокий юбиляр поцеловал ручки всем дамам и всех пригласил на следующую субботу на чай и партию в вист.
Через полгода Наташа вышла замуж – за того парня из лифта.
Девочку, которая благополучно родилась, назвали Ольга.