Баловень судьбы

Валерия Мельник
  Без десяти десять я встаю. В этот июньский день мне ничего не надобно делать... пока, конечно, не "прибудет" новая грязная посуда, но это такая мелочь, что и заикаться нет смысла. Однако ж солнце встало ужо как четыре часа тому, отчего комната вся залита светом его ясным. Интересно, кто же открыл мои шторы? Такие красивые, богатые, в цветки благородные на ткани оливкового оттенка... Давно висят тут, ужо как лет... Много, конечно, лет им, но нравятся семье всей. Все-таки иду, затворяю их неловкими движениями, не привыкли рученьки мои к труду какому-никакому, а к тому, чтобы шторы задвигать, и подавно. Но дело (коряво) сделано. Комната темна стала, да все равно хороша! Потолки высокие; как руце мои, стены белые, с таким же цветками благородными, розовыми, как ланиты мои во время бурных волнений.  Справа стоит – не шелохается мой стол для занятий бессмысленных, ведь, как знает каждый мыслящий человек, школьные задания- чушь и чепуха; меж ним и входной дверью диван кожаный, над которым милейший светильник. Слева- моя койка. Конечно, замечательная белая мягкая кровать, находящаяся на каком-то светлом паркете, но мой мозг воспринимает её только в качестве койки. Такова жизь! Разные шкафы в моей милой комнате, но это не столь важно, день идёт и идёт! Мысли спутаны, в мыслях, как всегда на каникулах летних, ничего нет, окромя сладостной пустоты...
  Ах, надобе откушать все-таки, надобе! Выхожу из комнаты, сворачиваю налево и сразу же попадаю в довольно просторную кухню. Холодильник полон всяческой пищею, но не хочется мне, надоело. Колбаса эта, консервы да суп вчерашний. Единственный деликатес виднеется с верхней полки- сливочное масло. Аккуратно, чтобы никто на шорох этой особенной упаковки не пришёл, достаю. Отрезаю ломоть белого мягчайшего хлеба и тонким (по обычным меркам, наверное, толстым) слоем намазываю на него прекраснейшее изобретение человека вкупе с природою, дающей нам коровушек. Спрятав упаковку, в кружку наливаю какой-то заграничный зелёный чай и наслаждаюсь трапезой. Но недолго длится она, эта счастливая минута счастия телесного, от которого образуется и счастие более высшее, меня прерывает ОН. Мой телефон, уже немного тёплый. Я спокойно задаю код "четыре четверки", и блокировка снята. Вхожу в социальную сеть, поражаясь мыслию: да зачем оно мне всё? Но от первого сурового, но такого тёплого сообщения, понимание приходит. Страдания очищают, а как же! И этот путь, предначертанный Свыше, мне тоже по силам. Ну, или смерть, неизбежная, но ранняя. Но кто же о таком думает за вкуснейший завтраком? Да, надобе прекращать эту философию, а то как говорили товарищи в Советском-то Союзе:"Увлечение философией ведёт к шизофрении". А нам, почему-то таким здоровым подросткам, это ни к чему... Делаю звонок, всё ещё сидя за столом.
-Да-да, привет... М.. Как самочувствие?.... У меня неплохо, а нет, плохо, ночью слево болело... Всё нормально...,- после получаса этой болтовни, встаю, гляжу на часы: 11:04. Мда. Засиделась, а тороплюсь-то куда? Потянулась. И тут напала на меня хандра или тоска. Включаю "Чёрную Речку", "Химеру", "Матросскую Тишину". Пишу сообщение московскому знакомому:"Здравствуйте! Вчера вечером, не хотела Вас тревожить, нашла группу 90-х «Матросская тишина». А Вы мне письмо оттуда отправили, разве не прелесть, скажите-ка, пожалуйста?" Без робости отправляю, заваливаю своё неплохое тело на койку и гляжу в потолок белесый. Утопаю в подушках и одеялах. Тепло, не жарко, кондиционер замечательно работает, а их у нас, прошу заметить, в квартире целых три. Вот и моя комната охлаждается, чуть ли не морозно бывает, если переусердствовать. Ах, тяжело рассчитать грань! Мозги ведь совсем заплыли мыслями о полном покое... Вдруг снова телефон, ответ от знакомого мово:"Здравствуйте! Я такую в юные годы не слушал. А сейчас уже и не до этого. Да и сижу не в Матросской Тишине. Возможно, совсем скоро мы не сможем с Вами общаться. Всего хорошего! Будьте благоразумны!" Да какое ещё благоразумие в наши дни? Укрываюсь с головою шерстяным пледом, бросает меня то в жар, то в холод. Пойду на балкон. Выхожу. Вот он, простор! Ковры на полу лежат, ящики по углам со всякой мелочью расставлены, окна широкие, дорогие. Открываю одно из них с огромнейшим трудом, через "не могу", и сразу веет на меня жарою да городской суматохаю. Но жаловаться не на что, конечно. Вид из окна очень "привлекательный": общежитие техникума. Ах, как по вечерам, а некоторые и засветло, и по ночам, выглядывают из убогих окон, чтобы покурить. Я курение не осуждаю, а призываю курить хороший табак, заморский, как говорится. Приятнее ведь. Мужички там интересные личности попадаются, как кажется мне; по лицам вижу.. Напротив окон моих, а лучше выразиться "покоев", кухонька их, что ли. Ходят они из одной двери в другую, свет то горит в одной комнатушке, то в иной, соседней, а мне-то всё и видно. Любуюсь их жизнью... Бывает, в выходной день никого, пустота, тишина. И даже загрустит душа моя, как-то слишком покойно буде. Но вот раз- и проходит кто, милейший. Но бывают дни, когда ненавистью наполняется моё юное сердце: шумят, кричат, по телефону балякать не дают, черти! Вот такая жизнь разнообразная, а кажутся они такими погаными.. В крайнем случае, родители их не любят. Да что и говорить, родственнички!..
  Резко поворачиваю голову налево, немного наклонив вниз: вижу полицаев. Едут, наверное, в наркологический диспАнсер, их там заждались небось. Всегда мимо идёшь, а там, если машины серебристой с синим нет, толпа людей разно-всяких, в одежке неказистой, да внешности отчего-то не русской, но воткою пропахших, а вокруг них и детишки вредные бегают. Кстати говоря, сегодня на улице- вторник, вот и стоят товарищи полицейские под окнами моими, покуривают, пепел из окон машин падает на проезжую часть, отлетая и на тротуар. Гляжу на них, душа аж ноет. Но вдруг звук материного голоса выводит из оцепенения- посуда, посуда, посуда. Закрыв все окна да двери, вбегаю в уже известное помещение. Рядом с раковиною открытый блок новеньких сигарет "Malboro". Красота. Хорошо живём. И посуда сразу от осознания сего моется живенько. А мне ничего и не остаётся как принять эту сладость и тосковать по "прекрасному далёку", заедая всё шоколадными вкусностями.