1.
Лава быстро катилась вниз. Казалось, гора изливается огненной кровью. Не подойти близко – температура такая, что сгоришь за минуты. Впрочем, все горело, что попадалось на пути лавы – деревья, кустарники, не успевшие спастись животные и насекомые, даже ручьи иссыхали в одно мгновение, окутывая пространство паром. Тропические леса национального заповедника Гунунг-Халимун-Салак превращались в черные пятна на склонах, полные торчащих головешек. Жители западной части острова Ява считали гору Салак1 ужасным и грозным божеством, которое приходит в ярость, если его не ублажить дарами и песнями. И так получилось, что оно не приняло ни подарков, может, посчитав их недостойными, дешевыми, а также не поверило в слова индонезийцев, не выражавших реальную искренность и раболепие, и в итоге проснулось в плохом настроении, как и почти сотню лет назад, когда натворило немало бед.
В атмосферу выстреливались столбы пламени и куски раскаленных камней, вниз катились клубы дыма – Салак выглядел на самом деле как разбушевавшийся демон; это вселяло ужас, и все же у меня оставалось впечатление от величия и силы неукротимой природы. В 12 километрах от вулкана располагался довольно крупный город Богор, население которого успели отправить подальше, но вот несколько небольших поселков оказались в ловушке, и надеятся оставшиеся там люди могли лишь на чудо или на спасателей, которые прибыли сюда в рамках интернационального содружества. Правда, было не так много техники, чтобы преодолеть множество препятствий. Дело в том, что это была сложная для полетов зона – высокая турбулентность, туманы, влажность служили факторами для нескольких авиакатастроф, и не зря гору Салак называли кладбищем для самолетов2. Местные считали, что это божество расправляется с теми, кто тревожит его своим гулом и беспардонным полетом, и не осуждали его за такое жестокое наказание, просто просили снисхождения. Однако гора не прощала никого, и тем более пыталась достать чужаков, кем были российские спасатели.
Мы знали «нрав» вулкана, однако отступать не были вправе. Вертолет МИ-26Т российского МЧС3 висел над небольшим клочком земли. Это была возвышенность, и огненно-красная густая масса обтекала ее, как вода камень. Но долгое время находиться на этом месте было невозможно – легко задохнутся от ядовитых испарений. Вулкан вот-вот готов изрыгнуть новые клубы дыма, огня и пепла, преображая окружающее пространство в мертвый мир. Он итак превратил ближайший поселок в руины, и всего лишь немногим жителям удалось спастись. А те, кто не успел убежать, теперь надеялись на спасателей, которые старались приблизиться к зданиям и сооружениям, снимая с них людей. Но это было чрезвычайно опасно и рисковано, даже индонезийские военные отказывались лететь туда, где риск погибнуть был выше стандартного даже в рамках спасательной миссии – видимость была почти нулевой.
Мы же были сделаны из другого металла, и поэтому рисковали, понимая, что кроме нас этого никто не сделает. Это не был плагиат с лозунга российских ВДВ, просто мы тоже имели долг и честь и готовы были совершать невозможное, если это требуется. Группа российских спасателей сейчас работала в Индонезии, где вулкан менял формат не только поверхности, но и жизненное пространство. Пепел, удушающий газ, высокая температура, лава – вот что сейчас угрожало всему живому. И в этой угрожающей среде МИ-26Т совершал акробатические номера, чтобы избежать аварии. Вообще это зверь-машина считалась надежной и эффективной для спасательных работ, на ней стояли современные навигационные и радиоэлектронные приборы, включая локаторную систему «Веер», а мощность двигателей – 11 тысяч л.с. каждая – позволяет поднять в воздух до 28 тонн груза или 80 человек. Пилоты успели вовремя. Если честно, то последние минуты были самыми напряженными в моей жизни. Конечно, я не супермен, хотя знаю, что моя работа сопряжена с опасностями и невзгодами, и от меня требуются не просто усилия, а сверхусилия, и все же холодок страха не раз окатывал меня. Не скрою, страх вгонял в меня такую порцию адреналина, что практически обострял все мои чувства, сенсоры восприятия и ускорял мысли. В итоге я находил нужное решение. И сейчас успел вытащить обреченных из завалов и погнал на холм, прежде чем лава догнала нас.
- Виктор, Виктор! – орали мне пилоты, махая рукой. – Мы захватим вас оттуда!
Я их видел и показывал рукой на вертолет двум детям и матери, которые плакали от радости, что сейчас их заберут подальше от этого места. Их я нашел в разрушенном домике, сумел вытащить, однако убежать мы не успели, так как лава опередила нас. Теперь мы были как бы на островке, они что-то лопотали на своем, а я им на английском говорил успокоительные слова. Вниз начала спускаться лебедка и, когда она достигла земли, я подхватил девочку лет семи-восьми, закрепил на ней жилет и махнул оператору, мол, давай, трави помалу!
Мотор заработал, трос натянулся, и первая жизнь пошла наверх, где ее ждали спасатели. Они втянули ее в кабину, отцепили жилет и снова спустили лебедку. Спустя две минуты десятилетний мальчишка оказался в безопасности. Вертолет качало, была опасность, что пепел и пыль, выбрасываемые камни могут забить турбореактивный двигатель, и тогда машина просто рухнет на нас. Поэтому пилоты требовали быстрее закончить эвакуацию и улетать отсюда. Салак проявлял все большую злость, казалось, некая энергетическая аура исходит от горы, подталкивая нас к бегству. Влажность и жара лишали нас сил, все-таки это не наша привычная климатическая зона, поэтому для спасателей работать в Индонезии – это тройная нагрузка. А когда еще вулкан добавляет нам испытаний, то это вообще находится на пределе возможностей. Наверное, даже космонавты, готовящиеся к полетам, не проходят такие тренировки.
И тут опять затрясло, и холм под нами начал медленно оседать, мы тихо скатывались на уровень лавы. Женщина закричала от страха, я же схватил ее за локоть, подтягивая к себе. Нужно удержать равновесие, иначе упадешь прямо на раскаленную плосу и сгоришь до тла в течении минуты.
В спасатели принимали людей не просто по определенным профессиям и навыкмам, а также военной подготовке, но и прошедших отбор в испытаниях и тестах. И все же, мы – не супермены, хотя много можем; сказать, что страх нам неведом – значит идти против истины. Но адреналин закачивал в меня силу сопротивления, жажду жизни, и поэтому я пересиливал свои отрицательные эмоции, подавлял страх. Может, поэтому всенгда выбирался из самых сложных ситуаций, куда закидывала меня работа. И сейчас инстинкт самосохранения мной был преродолен, я сконцентрировался на выполнении задания.
- Быстрее! – кричали мне с вертушки, естественно, по рации. – Майор, быстрее или ты – труп! – в их голосе было напряжение, словно они вот-вот не выдержат. Естественно, волновались не за себя – за нас.
Куда уж быстрее, черт побери! Я закрепил лямки жилета на теле женщины, и в этот момент произошло то, что я, впрочем, ожидал: земля окончательно под нами просела. И если бы я не успел ухватиться за трос, то мои ноги просто бы срезало лавой как нож масло, но итак я сильно ушибся ею о торчащую скалу: боль была такой, что я едва не разжал пальцы. Мы вдвоем закачались на ветру. Пилоты увидели, что нужно нас вытягивать, иначе мы окунемся в раскаленное «масло» и превратимся в жаренный бифштекс. Впрочем, моя нога уже «аппетитно» дымила – в нее попали куски раскаленной лавы...
МИ-26Т, натужно ревя, стала подниматься наверх, и вместе с ним устремились к небесам и мы со спасенной матерью. Одновременно лебедка втягивала нас в кабину. Едва очутились внутри среди спасателей и спасенных, командир дал полную тягу – почти в 290 километров в час, и вертолет стал уходить от опасного участка по большой спирали. Внизу остались испепеленные трупы животных и людей, горящие леса.
И в этот момент вулкан выстрелил еще раз, превратив целый район в настоящий ад. Но был ли это действительно ад? Жизнь мне позже показала, что бывают места и пострашнее горы Салак...
2.
В здание регионального отделения МЧС я прибыл в девять утра. Мне назначил встречу сам руководитель, полковник-инженер Анатолий Борисович Зубков, человек, уважаемый не только в моей профессиональной среде, но и в области. Подсознательно ощущал, что он захочет отметить мою работу в Юго-Восточной Азии, хотя не я один там занимался спасением населения, попавшего в беду. Спасатели добиваются успехов, лишь будучи в одной команде, то есть в коллективе, а я был в слаженной и эффективной команде.
Едва вошел в здание, как находившиеся там коллеги стали хлопать меня по плечу, распрашивать о моей работе в Индонезии, приглашать посидеть в ближайшем кафе, на что приходилось отвечать кратко и быстро, так как не хотел опаздывать к руководству. Несколько раз меня легонько пнули по поврежденной ноге, типа, протез это или все же настоящая, и удивлялись, как я тогда терпел боль. Конечно, они видели расплавленные ботинок и защитные накладки, и им было непонятно, как могла уцелеть моя нога от пяток до колена. Видимо, за моей спиной порхал ангел-хранитель... В итоге я сумел улизнуть от настырных коллег. Однако несколько минут пришлось задержаться в приемной, так как, со слов секретарши, шеф разговаривал с министром. Я же присел на кресло и взял в руки свежий журнал «Национал географик: Рашн», открыл первую попавшую страницу. «Российские, немецкие и французские геохимики обнаружили в коре Земли океан архейского периода. Он возник 2,7 млрд. лет назад и сейчас находится на глубине от 410 до 660 километров, а объемы в пять раз превышают размеры мирового океана, - прочитал я. – Огромный резервуар сформирован в период движения земных плит и в условиях высоких температур – 1530 градусов Цельсия. Вода в нем заключена в кристаллическую структуру минералов...» Дочитать не успел, так как секретарша щелкнула коммутатором и объявила:
- Можете входить, майор Захаров.
Я отбросил журнал на столик и постучал в дверь.
- Вызывали? – спросил я, войдя в кабинет.
- Входи, входи, Захаров, - улыбнулся Зубков, выходя из-за стола мне навстречу. Это был человек всегда в спортивной форме и хорошем настроении, наверное, просто образ жизни и мышления сформировался таковым, что он в жизни искал больше плюсов, чем минусов, хотя наша работа чаще всего была обратно пропорциональна. Анатолий Борисович обнял меня, хлопнул по плечу им сказал:
- Да, читал рапорт о твоих подвигах в Индонезии. Молодец! Одолели гору Сулак!
- Ну, это же наша работа! – скромно ответил я. Я не кривил душой, на самом деле молодцами были все, кто служил в МЧС и принимал участие в индонезийской операции. Тогда мы спасли сто сорок человек, правда, среди нас были и раненные. Все-таки спасательная миссия – это не туристская прогулка. Иногда возвращались с задания не все.
- Поэтому и представили тебя к ордену «За мужество», - произнес начальник и озабочено посмотрел на мою ногу. – Не болит?
- Все нормально, врачи подлатали, так что я готов к дальнейшей службе.
Я не врал, но и всей правды не сказал. Нога действительно не болела, ожоги затянулись, однако ходить было не просто и внешний вид был таков, что лучше на пляже не оголяться. Мне предложили занять место у стола, предложили чай. Я отказался, мол, не за этим явился сюда же. В серьезном кабинете всегда серьезные разговоры, а чаепитием можно заняться в свободное время. Похоже начальнику понравилась мое желание сразу перейти к делу.
- Да, работы у нас много... Пожары, землетрясения, цунами, аварии железнодорожных составов или взрывы на автозаправочных станциях, авиакатастрофы... Но это обыденно, так сказать, - как-то туманно начал Зубков, чем вызвал у меня подозрение, что здесь кроется что-то другое, чего раньше в нашем министерстве не было. Не мусолили нам мозги странными разговорами, всегда ставили ясные и конкретные задачи. С чего это вдруг начальник так запел? И не похоже это на него, словно подменили. И пальцами отстукивал какую-то мелодию, тревожную...
- Я понимаю, меня вызвали для чего-то иного, так? – осторожно начал я.
Полковник кивнул:
- Верно мыслишь, Захаров. Слышал о межотраслевой кооперации?
Мне показался тяжелый вздох. Я пожал плечами:
- Знаю. Вкратце, МЧС помогает Министерству обороне или милиции, они – нам, в итоге выигрывают все – и люди, и государство, и ведомства... Или я не прав?
- Прав, прав, - кивнул начальник, перебирая в руках бумаги. Его лицо было сосредоточенным, словно хотел выдать нечто неожиданное. Впрочем, последующее его предложение таковым и оказалось: - На этот раз поступила просьба от Федеральной службы исполнения наказаний, принесла нелегкая их на своих крыльях...
- А у них что за техногенная катастрофа? – удивился я. – Или их закрытые учреждения попали в зону природных стихий, типа, вулкана или цунами? И нам нужно спасать администрацию и контингент?
Шутка оказалась неудачной - Зубков не улыбнулся даже, просто немного помолчал, а потом выдавил:
- Гм, нет, дело совсем иное, требует особой тонкости, осторожности... Ты слышал о зоне «Посейдон»?
- «Посейдон»? Нет... А должен знать? – я спрашивал на тот случай, если наше ведомство уже успело отметиться в этом направлении.
- Ну, официальное название тюрьмы ИУ 560/21, но в простонаречии сотрудники ФСИН называют «Посейдоном». Знаешь почему? Потому что тюрьма находится под водой, на глубине 500 метров!
Я ошалело взглянул на начальника. Нет, судя по выражению лица, он не шутил. Более того, был немного расстерянным.
- Я сам услышал это лишь при встрече с коллегой из Федеральной службы. Как мне поведали, десять лет назад Россия закупила у американцев старую то ли баржу, то ли нефтетанкер, длинной в двести пятьдесят метров – представь, какая посудина! Провели работы перепрофилизации, то есть превратили в тюрьму. Все щели, дырки закупорили, внутрь установили снятый с утилизированной подлодки рекуператор воздуха, электрогенераторы, разместили оранжереи, установки солнечного света, перекроили помещения, отформатировали индивидуальные каюты, а также камбуз, кинотеатр, баню, туалет и... затопили. То есть просто уложили на дно Охотского моря, на глубине полукилометра, без какой-либо возможности когда-либо всплыть. Координаты, естественно, засекречены, но в пределах территориальных вод России. Знаю, что тюрьма заминирована и если кто-то попытается вскрыть ее снаружи, то произойдет подрыв и, естественно, приведет к гибели находящихся там людей... А всякие попытки изнутри, естественно, закончатся также смертью желающих обрести свободу. Давление и холод, брат, страшная вещь.
- Э-э-э, это в рамках всяких там гуманитарных конвенций и национального права? – осторожно спросил я. – Разве такое допускается?
Я знаю, что демократическая основа нашего государства требует исполнения законов и соблюдения принципов справедливости, но нечто подобное вписывалось в рамки гуманности и соответствия наказанию преступлению? Мой недоумленный взгляд был понят начальством, и Анатолий Борисович дополнил:
- На «Посейдоне» отбывают пожизненный срок убийцы и насильники , военные преступники, то есть те, кому не могли из-за моратория на смертную казнь впаять статью «Расстрел», - сердито ответил Анатолий Борисович. – Тюрьма не фигурирует ни в каких списках и отчетах для Комитета ООН по правам человека, «Аменстик Интернешнл» и так далее. Иначе говоря, мир не ведает о наличии глубинной тюрьмы. А сделано это для того, что нынешние виртухаи не желают охранять этот сброд, обеспечивать им сносные условия жизни. Согласно социологическим опросам, 99% населения считают, что убийцы и насильники заслуживают смертной казни, а не пожизненного заключения – так чего идти против пожелания народа? Итак каждый приговороенный к пожизненному обходится бюджету в огромную сумму, так что решили внедрить... так сказать, новые технологии и методы содержания в заключении, с минимальными затратами и с большой эффективностью. Поэтому «Посейдон» - это тюрьма без охраны. Она не нужна, так как сбежать с нее невозможно! Каждые два месяца подходит к установленной точке корабль МВД, который спускает в «колоколе» – герметичной посудине – усыпленных заключенных. Обычно это 4-6 человека. «Колокол» стыкуется со шлюзом, выравнивается давление, люк открывается и тела падают на растянутую сетку. Потом люки закрываются, «колокол» вытягивают на корабль.
Я предположил:
- А может, в это время заключенные способны влесть в этот «колокол»...
- Это вариант побега был предусмотрен, и поэтому при закрытии в «колокол» вкачивается углекислый газ. Если там и будет кто-то, то он просто задохнется, то есть казнит сам себя. Не сбежишь в итоге...
- Гм... – я не знал, как отреагировать на услышанное. Конечно, я не симпатизировал убийцам, маньякам и всякого рода мерзавцам, моя профессия была им полной противоположностью – я спасал жизни, и все же эта реальность была немного за рамками человечности. Прожить всю жизнь под водой, не видя солнца, не дыша свежим воздухом, по периметру железной посудины, опасаясь того, что где-то корпус сгниет и вода прорвется сквозь пробоину. Ведь металл не вечен – вечно давление воды. Вон, «Титаник», останки которого нашли еще в прошлом веке, уже в наше время разрушился. Что говорить о тюрьме, где внутри сохраняется атмосферное давление? Это борьба металла с окружающим миром, и человек это чувствует, это постоянный страх может свести с ума. Не зря в подводники берут людей с устойчивой психикой, не боящихся клаустрофобией. Водный мир – это тоже космос, туда тоже подготовка нужна. А тут – бац! – отправляют уголовников отбывать свой срок туда, где вероятность откинуть копыта почти 100%.
- А как там люди? Ну, как живут заключенные? – с сомнением в голосе поинтересовался я, представляя, какая обстановка может быть на такой глубине.
Шеф развел руками:
- Никто этого не знает. Никаких контактов с «Посейдоном» не существует. Это сделано преднамерено, чтобы у зэков не было ненужной надежды на милосердие, а мировое сообщество не могло случайно запеленговать сигналы с тюрьмы и, таким образом, обнаружить ее местонахождение. Зэки предоставлены сами себе. Какой образ жизни там выбрали, какая там социальная структура общества, как делят внутренний мир, какие взаимоотношения– это не известно. Можно считать, что люди с таким прошлым, фактически психопаты, вряд ли мирно сосуществуют друг с другом. Может, там сверхнасилие, жестокость, каннибализм, ритуальные убийства, а может, наоборот, гармония и благоденствие, люди очистились от скверны и готовы предстать перед Всевышним. Одно лишь известно – они должны поддерживать технический уровень тюрьмы, иначе погибнут, независимо от того, «пахан» ты там или «урка», или «опущенный». Это значит, следить за корпусом, заделывать трещины и пробоины, смазывать механизмы, чинить вышедшие из строя агрегаты, следить за состоянием рекуператора воздуха – того, что очищает атмосферу от углекислоты и снабжает тюрьму кислородом за счет гидролиза воды. Еще нужно поддерживать температуру на уровне двадцати градусов, иначе все там просто замерзнут.
Услышанное казалось невероятным, невозможным. Разве можно такое построить мимо общественности и международных институтов, которые строго следят за тем, что делает государство? А тут на морском дне уже десять лет функционирует никому неизвестная тюрьма, где заточены несколько сотен человек – даже извращенный мозг не способен такое придумать. Нет, трудно в это поверить. Хотя чего в нашей жизни не происходит, реальность порой пугает своими чудовищными проектами.
- Вы говорили электрогенераторы... там есть дизельное топливо?
- Нет, тратить на это дизель никто не собирается. Это генераторы, которые создают электричество за счет подводных течений, типа, ветрянных мельниц, они установлены на корпусе баржи. Напряжения достаточно для бытовых и технических нужд. А поскольку за десять лет ничего не разрушилось, значит, зэки сумели самоорганизоваться и поддерживают свою жизнь. И они довольны, и правительство наше, - улыбнулся Зубков. – Иногда им сбрасывают с новыми заключенными и некоторые запчасти, чтобы можно было что-то заменить, лампы там, фильтры, кое-какую одежду, правда, не новое, бэушное.
Я взглянул в окно: на улице стояла прекрасная осенняя погода, светило солнышко, кружили в хороводе пожелтевшие листы, покрывшие цветным ярким ковром дорожки и тротуары. Этот мир был прекрасен. А что там, на глубине в 500 метров? Какие ощущения у людей, заточенных в закрытую тюрьму? Меня аж передернуло, и все равно я поинтересовался:
- А еда?
- Там оранжереи, выращивают овощи, цитрусовые. Удобряют почву своими фекалиями. Мяса нет, ведь скотоводством там не займешься, птиц не разведешь, но предполагаю, что существует каннибализм. Или они убивают кого-то, или жрут уже умерших... все возможно. Да, рыбу, медуз или других морских существ ловить не могут, так как на такой глубине ничего не плавает, а заключенные не способны выбросить наружу сеть или удочки, гы-гы-гы, - похоже, мысль о таком устройстве тюрьмы полковнику нравилась. Я же пожал плечами. – Так что работы там много и каждый понимает, что от качества им сделанного зависит его личная жизнь и безопасность...
Я вздохнул:
- Хорошо, а я тут причем?
Тут начальник состроил кислую мину на лице:
- Дело в том, что год назад на «Посейдон» отправили Сергея Ивановича Прохоренко, маньяка-потрошителя. Точнее, так он проходил по файлам ФСИН как осужденный на пожизненное заключение. Его отправили на «Посейдон» по решению Волгоградского городского суда по уголовным делам. А потом выяснилось, что дело фальсифицировано...
- То есть? Как это возможно? – я подумал, что мужик перешел дорогу влиятельным личностям и те дали команду усмирить его. Увы, такое в России бывает, причем подобное явление не редкость.
И я почему-то взглянул на портрет главы государства, что висел на стене, словно он в чем-то был виноват. Хотя наоборот, нынешний президент отличился борьбой с коррупцией и сумел сделать немало в очистке органов власти от криминальных элементов.
- Никакого суда не было. И преступлений тоже. Этот Прохоренко при помощи одного хакера взломал систему Верховного суда, вложил туда сфабрикованный файл о своем осуждении, который автоматически перенаправился в ФСИН. При помощи актеров местного театра, которые думали, что просто играют роль, была инициирована сцена привода псевдоманьяка в тюрьму, откуда его этапировали на «Посейдон», полагая, что он на самом деле преступник.
Ого-го! И это возможно в наше время? Фантастика какая-то! Я с каждым часом удивлялся все больше и больше нашей действительности. Почесав затылок, спросил:
- А как же выяснилось, что это ошибка?
- Взволновались родные, стали искать, вышли на файл в ФСИНе... Актеры признались, что «играли» в милицию. Хакера нашли и он заявил, что сам Сергей Прохоренко заплатил ему три тысячи долларов за такую операцию.
В моего голове все загудело.
- Получается, что Прохоренко сознательно стремился на «Посейдон»? Зачем? Даже псих не захочет туда! – поразился я. Похоже, такие же чувства испытывал и полковник. Объяснения этому не было.
- Я не знаю, что двигало этим человеком, но согласен с тобой – нормальному там нечего делать, - ответил он. – Конечно, это скандал. Родные хотели поднять шумиху в прессе, мол, засадили невиновного, сообщить в различные международные инстанции, но их отговорили от этого, обещав вернуть Сергея Ивановича.
И с этого момента я стал понимать, к чему клонит Зубков.
- Вы хотите, чтобы я его вернул?
Полковник крякнул, поняв, что я догадался раньше о своем назначении, чем он приготовил пояснение.
- Ты был всегда умным, - проворчал Анатолий Борисович. – И шустрым. Может, это к лучшему. Дело в том, что уголовники нутром чуят ментов и виртухаев, как бы те не рядились в блатоту. Отправить на глубину оперативника уголовного розыска, бойца СОБР или охранника зоны, значит, обречь его на смерть. Зэки не любят лягавых и всегда готовы их зарезать. Спускать же под воду морской десант ради одного человека, который сам себя посадил на «Посейдон», никто не собирается. Поэтому ФСИН просил нас прислать специалиста, который имеет опыт морских спасательных операций, может постоять за себя в среде уголовников и не быть связанным с органами правопорядка. То есть не выдаст себя.
Что-то не очень-то понравилась мне эта часть, и я спросил:
- То есть я – внедренный агент?
- Типа этого... Ты получишь пожизненное наказание, естественно, в качестве задания, а не в реальности. Придется выучить легенду, в рамках которой ты прибудешь на глубинную тюрьму. Нужно играть так, чтобы и Станиславский не мог воскликнуть: «Не верю!» - уголовники должны тебе поверить, иначе вся операция рухнет.. Сам понимаешь, чем для тебя это может закончится, - полковник тут не юлил, а говорил все начистоту, чтобы у меня не было иллюзий. Именно за это – прямоту и честность любили его все эмчеэстники.
Я почесал затылок и выдавил очередной вопрос:
- Хм, допустим, я окажусь на борту «Посейдона». Уговорю вернутся домой. Но если я попытаюсь втащить Прохоренко на «колокол», то зэки поймут, что я спасаю его и попытаются прорваться со мной... И потом, если за нами прибудет спасательный корабль, то как они узнают, что мы готовы на подъем? Как я буду держать связь с ними? Если я прихвачу рацию, то зэки его быстро обнаружат.
- В одном из отсеков тюрьмы, как мне сказали, хранятся глубоководные костюмы. О них никто на «Посейдоне» не знает. Вы с Сергеем Ивановичем наденете на себя скафандры и выйдете за борт через люк, который расположен в этом же отсеке. Когда всплывете, то вас засечет сканер береговой охраны. Подойдет пограничный экраноплан, который и возмет вас к себе и доставит на берег. Тебе под кожу на ладони вошьют чип, который будет отражать сигнал сканера, поэтому едва очутишься на поверхности, то тебя засекут. Ждать будете полчаса, максимум час – не больше. Экранопланы над водой летают со скоростью самолета. Костюмы позволяют удерживать вас на волнах долгое время. Кстати, не бойся, скафандр на жесткой основе, его не сумеет перегрызть даже белая акула.
Последнее меня больше озадачило, чем обрадовало. Угу, еще на зуб к морскому чудовищу попасть не хватало.
- Гм, - пробормотал я. Конечно, задание было необычным, ничего ранее подобное выполнять мне не приходилось. Хотя по сути, это такая же спасательная операция, просто риска больше, по сложности можно ставить по десятибальной шкале максимум, и работать придется среди специфического контингента, что нисколько не облегчает задание. Хотя уголовников я не боялся – прошел хорошую подготовку еще в армии, мог постоять за себя. А в МЧС слабаков не брали. Другое дело, как заставить этого чудака вернуться домой? Если он отшельник, то одними уговорами не обойтись, придется силой волочь или в безсознательном состоянии.
Полковник увидел мою сосредоточенность и понял, что я обдумываю предложение и немного повеселел:
- Согласен, майор? Я тебе потом такую премию выпишу – сможешь новую автомашину купить! Или в Испанию с семьей отправится отдыхать. Медаль не обещаю, но вот благодарность от министра получишь..
Не деньги меня манили, если честно, с другой стороны не совру, что хорошая премия не помешает – у меня жена, двое детей, старики-родители, на все нужны финансы. И благодарность греет тоже душу, но не ради нее мы работаем в МЧС. И все же, не это притянуло меня. Просто было самому интересно испытать себя в таком деле. Глубинная тюрьма – это нечто новое в моей практике. Новый взброс адреналина. Я кивнул.
- Вот и хорошо, сейчас я подпишу приказ, и завтра отправляйся во Владивосток, там тебя встретят из отдела ФСИН, - хлопнул по столу ладонью Зубков. Было видно, что результатом нашей встречи он доволен.
Я встал.
- А кто такой этот Сергей Прохоренко? – задал я последний вопрос, прежде чем вышел из кабинета.
- Астрофизик. Уж не знаю, зачем человек его профессии полез на глубину...
3.
Катер ФСИН «Сторожевой» скользил по водной глади Охотского моря, разрезая волны носом как ножом. Мы пересекали западную часть моря моря, расположенной над пологим продолжением континента и имевшей малую глубину, но не направлялись к впадине Дерюгина. Северная часть обычно покрыта льдом, но вот юго-западная не замерзает, хотя нельзя сказать, что близко к курортным условиям – летом у поверхности воды температура поднимается до 18 градусов Цельсия, а учитывая осеннее время, то вряд ли сейчас больше пяти градусов. Я не видел, но представлял, как скрылись за горизонтом или в тумане береговая линия Сахалинского залива – где-то там добывали углеводородное сырье. Возможно, где-то плавали рыболовные суда, для которых цель – лососевые, сельд, минтай, камчатский краб. Охотское море – это исключительно экономическая зона России, правда, не все японские контрабандисты это признают. Поэтому часто ходят как пограничные корабли, так и суда ВМС. В последние годы здесь курсировать стал и транспорт ФСИН.
Солнце за тучами, холодный ветер, качка, брызги – вот что ощущал любой, кто находился на борту этого корабля. Вооружения на нем мало – все-таки не пограничный и не военный, а транспортер заключенных. Поэтому десяток матросов и несколько офицеров, управляющих «Сторожевым» (сами зэки его называли «Кэп-виртухай»), и надзиратели, вооруженные автоматами во главе с майором Ивановым, который отвечал за доставку заключенных на «Посейдон». В камере находилось шестеро «пожизненных», двое из которых бородачи - террористы из Северного Кавказа, полные фанатики, еще двое – бандюганы, которые ухопали инкассаторов при ограблении машины, один педофил-насильник, на счету которого четыре детские жертвы, и я, осужденный за убийство мигрантов из Средней Азии, то есть по национальному признаку. Кто я такой на самом деле никто не знал – из цели секретности мою миссию оставили за «семью печатями» для всех сотрудников ФСИНа, и поэтому они относились как к преступнику – с презрением, холодно и ярко выраженной ненавистью. Мои же «коллеги» смотрели на меня, как, впрочем, друг на друга настороженно и в разговоры не вступали. Все понимали, что впереди долгие годы совместного проживания, только в отличие от меня они наивно полагали, что просидят где-то на острове, пускай без комфорта, однако с какими-то приемлемыми условиями.
Я сидел и мысленно очерчивал географическую зону, где мы сейчас находились. Известно, Курильская гряда состоит из 30 различных по величине островов, причем их месторасположение является сейсмически активным. Здесь находятся свыше 30 действующих вулканов и 70 потухших. Зоны сейсмической активности могут располагаться как на островах, так и под водой, где ныне прикован ко дну «Посейдон». О глубинной тюрьме никто в известность не ставил и об этом мы должны были узнать только, когда там очутимся. Наверное, об этом не знали и те 213 узников, которые за десять лет были отправлены на пожизненное в морское царство.
Я быстро выучил свою легенду и мог ответить на любой каверзный вопрос, то есть застать меня врасплох никому не удасться. Я – инженер, который из-за националистической неприязни и расовых предрасудков умышленно загнал иностранных рабочих на опасный участок, где они и погибли – все 17 человек, и за это получил «вышку»; теоретически я такой же убийца, как и другие, пускай и не махал ножом, не нажимал спуск пистолета. Другое дело, что проверить по воровским каналам меня вряд ли удасться – никакой связи с землей у «посейдонцев» не существует; им придется поверить мне на слово или простучать своими психологическими методами. Впрочем, надолго засиживаться в ржавой барже не намерен, найду моего «клиента» - и выберусь наружу. Пока же мы плыли, сидя друг против друга в камере, я прокручивал в голове досье на Сергея Прохоренко, пытаясь понять мотивы его поступка. Он закончил Санкт-Петербургский университет по специалисти астрономия, работал в международных обсерваториях в Чили, Швейцарии, России, занимался поиском и изучением экзопланет. Что это такое я узнал, заглянув в Интернет – весьма интересный материал там был опубликован. Экзопланеты – это все планеты за пределами нашей Солнечной системы. Так вот, Прохоренко защитил сразу докторскую диссертацию, часть материалов которой почему-то оказалась засекреченной. Как мне кратко пояснили в ФСИН, он писал что-то для Военно-морского флота России, хотя я не уловил связь изучения небесных тел с подводными лодками, наверное, для майора МЧС это слишком туманно и глубоко, лезть туда не стоит. Сергей был женат, одна дочка. То, что отца и мужа посадили его близкие узнали не сразу – думали, мол, как всегда в загранкомандировке или на исследовании в рамках проекта-гранта. А когда выяснили, то устроили такую взбучу в Верховном суде и ФСИНе, что чиновники до сих пор вспоминают об этом случае с содроганием. Прохоренко – ученый с мировым именем, говорят, его выдвигали на Нобелевскую премию, и если бы это всплыло наружу, то скандала не избежать. К счастью, дело замяли, родным обещали быстро вернуть «заключенного». То есть выполнить поручение должен был я.
Спустя часа четыре мы вышли к «точке». Это я понял по тому, как заглушили двигатель, затринькало в машинном отделении, быстро и гулко застучали подошвы ботинок о металлические ступени штормтрапа, и нас заставили перейти из камеры в «колокол», который по форме действительно напоминал церковный ударный «инструмент». Увиденный аппарат вызвал недоумение.
- Это что такое? – остановился педофил. Его глаза беспокойно бегали, он боялся, что это газовая камера или пыточная. Надо же, сам когда пацанов мучил и насиловал о таком не думал, а теперь не хочет испытать на себе те ужасы, что «дарил» другим. Обычно все такие насильники – трусы; герои они только со слабыми, беззащитными.
- Топай, топай, - ткнул его в плечо надзиратель дубинкой, - не задерживайся.
- Куда нас вы ведете? – не понял один из бандюганов, фигурой напоминая быка; я его мысленно так и прозвал «бычара». Его друг – с большим шрамом на щеке - тоже насторожился, оглядывая странный аппарат. Было видно, что это не тюрьма. И они заподозрили неладное. – Что это за штука? Нам о ней ничего не говорили адвокаты!
- Нас хотят убить! – заорал педофил, побледнев от страха. – Вы – сволочи! Суд приговорил нас к пожизненному, а не смерти!
Надзиратели молчали, лишь щелкнули затворами автоматов.
- Я бы тебя, мерзавец, пристрелил бы с удовольствием, да закон не хочу нарушать, - процедил Иванов, доставая пистолет «Грач» и тыкая стволом прямо под нос мужику. – Ты меня не зли, ступай в «колокол» - там теперь ваше место. Начнешь сопротивляться – продырявлю ноги!
Педофил готов был брыкнуться на колени, но я схватил его за локоть и удержал:
- Спокойно! Держи себя в руках!
Не то что бы я жалел его, просто не хотел видеть сцену, как мерзавец пытается умолить для себя минуты жизни – педофил-то не знал, что нас собираются просто отправить вниз, под воду. Хотя следует отдать должное двум бородачам: было видно, что они свою судьбу давно предопределили, поэтому спокойно взирали на «колокол». Представляю, как хладнокровно убивали военнопленных федеральных сил или гражданских, которые не вписывались в их религиозные ориентиры. Где-то я слышал, что они успели повоевать в Сирии, хотя официально доказать это обвинение не сумело.
- Аллах акбар! – громко произнес первый и шагнул внутрь. Его товарищ повторил эти слова и последовал за ним.
Бандиты же замешкались, не очень-то желая втиснутся в металлическую посудину, суть которой не понимали. Со шрамом рычал от злости, отпихиваясь от надзирателей. Однако дубинками их загнали внутрь. Педофил вырывался из моих рук. Я отпустил его и пролез внутрь кабины. Спустя минуту педофила пинками загнали к нам. Вид у него был жалкий, и «бычара» с отвращением посмотрел в его сторону.
«Колокол» - это конусообразная кабина с сиденьями по кругу, без иллюминаторов, лишь плафоны, да стыковочно-шлюзовой узел внизу. Ничего больше. Может, на тех аппаратах, что были предназначены для спасения подводников, были какие-то дополнительные устройства, но здесь я обнаружил лишь клапаны, через которые с борта катера на «колокол» подавался воздух и поддерживалось приемлемое для человека атмосферное давление. Нашу жизнь не особенно ценили, поэтому «лишним» не загружали аппарат. Трос удерживал нас от быстрого спуска, ибо в ином случае наступила бы кессонная болезнь, наши легкие просто бы разорвало. Это не спасательная капсула. Это лифт под воду. В этот момент вспомнил какой-то фильм о Второй мировой войне, где командир советской подлодки отдавал приказы: «На местах стоять к погружению!.. Торпеды – товсь!.. Машины – полный ход!..» Здесь же никто ничего не говорил, все происходило без нашего участия, мы даже не видели, кто запускал механизмы нашего спуска.
- Зачем нас сюда посадили? – плаксиво спросил педофил, оглядываясь. Пот лился с него, кожа покрылась пятнами. Его трясло. Да, трус вспотел так, что, казалось, от него пар идет.
Мы молчали. Лишь кто-то из бандюганов ругнулся крепким словцом, по-моему, со шрамом. Бородачи сидели с каменными лицами и не реагировали на нас и на то, что делалось уже по ту сторону кабины, где моряки готовили «колокол» к транспортировке. Мы слышали лязг цепей, шипение помпы, подающей нам внутрь воздух, и почувствовали, как кран приподнял нас... Потом был гул моторов – как я догадался, открылся люк внутри катера и нас опустили на воду. Корабль был оборудован так, что никакие случайные зрители снаружи, кем могли быть рыбаки или яхтсмены, морские туристы, не догадались, что происходит глубинная операция. Просто какой-то катер застопорил двигатели, лег в дрейф.
- Что это? Нас отпускают? – продолжал сыпать вопросами педофил, беспокоясь за свою шкуру. – Почему? За что?
- Нет, опускают, - произнес я. – На дно!
- Зачем? – удивился бандюган со шрамом.
- Там тюрьма, - сказал я, указывая пальцем вниз.
- Не ври, - сердито сказал «бычара», скривив губы. – Какая еще тюрьма? Нас же везли на остров!
- Да, да, на остров! – поддержал его педофил, пытаясь себя успокоить, что это просто недоразумение, которое быстро разъясниться.
- Сам увидишь скоро, - скривил я губы. Пояснять дальше не хотелось. Если скажу, что глубина у Охотского моря почти 4 километра, то этот слизняк, умеющий только насиловать детей, от страха наложит в штаны – а мне вонь здесь не нужна. В подтверждение моих слов «колокол» закачало, видимо, мы стали погружаться. Это почувствовали спустя несколько минут, когда уши вдруг заложило пробкой. Педофил взвизгнул, бандюганы вскочили с сидений и стали бить кулаками о корпус, требуя выпустить их; м-да, вот их смелость, вот геройство, видела бы их братва! Кавказцы смотрели на них с усмешкой и молчали, уж действительно крепкие мужики, воины Аллаха, хотя к таким я тоже относился в отвращением. Что касается меня, то я же спокойно переносил спуск, поскольку выполнял это не раз во время спасательных миссий и на тренировках, но и зная, что сейчас всех нас просто успокоят, и весь процесс движения к тюрьме мы не увидим. Это делается для нашего же благополучия.
И точно, через клапаны подали усыпляющий газ, и мы вырубились...
4.
Видимо, шлюз открылся автоматически, едва произошло сцепление «колокола» с «Посейдоном». Не знаю, наводилась наша посудина автоматически или это оператор с «Сторожевого» крутил джойстик, смотря на экран, однако контакт произошел плотный, пазы зафиксировались, давление с двух сторон уравновесилось, и люк распахнулся, выпуская наши безвольные тела. По закону гравитации мы рухнули вниз с трехметровой высоты, и сразу очнулись от удара.
Нет, было не больно, так как под нами была сеть, металлический батут, способный выдержать большой вес, просто неприятно само падение, когда ничего не соображаешь и не осознаешь, что происходит. Мы закачались, пытаясь перевернутся со спины на живот и потом приподняться. Всех, естественно, тошнило – последствие усыпляющего газа. Зрение восстанавливалось быстрее, чем мозг начал осознавать окружающий мир, и я тупо оглядывался.
Итак, мы в большом помещении, свет льется с потолка, капает вода – или где-то неплотное соединение, или это конденсат. Все таки снаружи +2,5 градуса Цельсия - поступающие в море через Курильские проливы воды Тихого океана формируют глубинные водные массы с такой невысокой температурой, а внутри тюрьмы поддерживается около 18-20 градусов. Затхлый запах, плюс пот и чего-то кислого. Я вижу решетки вокруг себя, а за ними разъяренные лица людей, пытающихся сквозь решетку нам что-то прокричать, казалось, мы в зоопарке, только в клетке. Может, мое зрение еще не сфокусировалось или я еще плохо воспринимаю мир, но мне представилось, что это не совсем люди – какие-то странные морды с человеческими чертами. Или просто игра света и тени? Я напряг глаза – нет, точно, измененные формы лица. Допускаю, что зэки просто проводили косметологические операции над собой (правда, не понятно, как они это делали, ведь в числе заключенных не было ни одного хирурга), и теперь представлялись нам некими ужасными созданиями. Ладно, пока я это просто фиксировал, не слишком заостряя внимание на причинах. Однако уяснил: здесь не носят плотно облегающие одежды; как протом пояснили, из-за влажности хлопчатобумажные изделия, лён, шерстянные ткани быстро гниют, более-менее выдерживает синтетика, но ведь в ней долго не походишь.
Слух пришел чуть позднее, сначало до меня дошли квакающие звуки, потом свист, а после в барабанные перепонки ударили:
- А-а-а-а, убей его!.. Да, да, да, смерть ему!.. Мы сожрем вас!.. Я съем того мужчика, ха-хаха!..
И сквозь рев людей послышался странный звук явно природного характера:
- Квако-о-оу-у-у... Квакоу-у-у....
Что это? Может, корпус тихо деформируется под давлением воды? Или кто-то играет на странном квакающем инструменте? Нет, это не инструмент, этот звук отдается от металла, который огорожает нас от окружающего мира.
Я посмотрел на «коллег». Кавказцы не дрогнули, держали себя в руках. Бандюганы свирепо оглядывались, двигая бисцепцами, демонстрируя свое желание набить морду любому, кто попытается причинить им вред. Педофил не поднялся с колен и слезливо кричал:
- Нет, не трогайте меня! Нет!..
Что это такое? Что здесь? – такие мысли крутились в моей голове. Послышался лязг – это закрылся люк, и шлюзы отсоединились. Что-то загрохотало за бортом – скорее всего, «колокол» отсоединился и начал свой подъем на поверхность. Те, кто был на катере, не интересовались нашей судьбой, они выполнили свою миссию и теперь должны были вернутся в Магадан. Экипаж торопился, ведь период южная часть моря подвержена многочисленным океаническим циклонам, из-за которых увеличивается сила ветра, и по 5 – 8 суток бушуют шторма. «Сторожевой» не намеревался на себе испытывать «прелести» моря, нужно было уходить.
Я снова огляделся, и тут до меня стало доходить. Заключенные соорудили нечто похожее на ринг, сами они находились по другую сторону решетки, а мы – внутри своеобразного Коллизея. Получается так, что вновь прибывшие становились гладиаторами? Зачем? Это забава? Или это проверка? Или «естественный» отбор? Шум усиливался, и крики эхом отражались от стен и потолка, еще больше пугая педофила и заставляя нас напрячься. Где-то в подсрзнании проскользнула мысль, что напрасно я позволил себя втянуть в эту гнусную затею, неизвестно, смогу ли выбраться на свободу. Уж лучше горящие леса, извергающие вулканы, разрушающиеся здани – там ты хоть в своей стихии, можешь кому-то помочь, а что я делаю здесь, среди хищников в человеческом обличии? Сразу вспомнил свою семью, родителей и почему-то стало зябко: может, с этой операции я не вернусь, и никто не узнает, как погиб их отец, муж и сын... Как реакция – возникла боль в ноге, словно ее только что повредили. Фантомные боли? Или я на самом деле опять повредил кость и сухожилия?
Вдруг все стихло, наверное, кто-то дал команду замолчать. Я услышал, как гудят где-то вентиляторы, гоняя кислород по барже, работали моторы, согревая воздух и гудели трансформаторы, стараясь удержать нагрузку электросети. «Посейдон» жил, заключенные, представленные сами себе, создали свой мир, который мне следовало познать. Но первым, что я познал – была влажность, как в тропиках, и она проникала мне в легкие, фактически заполняя их водой. Боже мой, как они здесь дышат? Не рыбы же, не мллюски! – и все же приспособились как-то.
Снова послышался странный звук, пробирающий по коже: квакоу-у-у! – исходил он словно из неоткуда. Вдруг вспыхнули три прожектора: два луча устремились на нас, а один осветил площадку напротив нас, расположенную на высоте семи метров. Там сидел мужчина с огромной челюстью, чем-то похожий на акулу; мускулистый, мне показалось, кожа на его лице огрубела настолько, что больше похожа на наждачную бумагу. На нем была грубого покроя туника, словно скопирована с римского императора из Древнего мира; так, портных здесь не осталось, хотя по моим данным, двое уголовников, спущенных на «Посейдон», имели отношение к швейному производству. Рядом стояли четверо бугаев, судя по всему, телоохранители. Да, картина мрачная, не внушающая оптимизм.
Акула – так я его назвал – встал и протянул руку, державшей алюминиевый трезубец – вот уж символ морского владычества! - с нанизанной человеческой головой, до такой степени разложившейся, что трудно понять, кто это был. Жуткое зрелище, некий апокалипстический сюжет. И все же это реальность, та реальность, в которую меня окунуло руководство МЧС... или ФСИН?.. До меня донесся рык:
- Прибывшие! Только половина из вас выйдет к нам – таковы правила на «Посейдоне»! Выбирайте сами, кому жить, кому умереть!
Я заметил, как на груди крикнувшего сверкнул серебрянный амулет – ящерица. Бандюганы расстерянно посмотрели друг на друга. Педофил мотал головой, словно пытался отогнать какую-то кошмарную мысль. Бородачи-кавказцы напряглись. Получалась простая математика – из шестерых выйти с ринга могут трое. Кто им станет? Кто испустит дух с вывороченными кишками или отрезанным горлом? Судя по всему, это мир джунглей, где сильный и ловкий жрет слабого и беспомощного. Да, заключенные не были паиньками, однако и им предлагали ясный и короткий выбор: или сдохни, или побеждай!
- Ресурсов в тюрьме немного, поэтому мы даем право выжить только сильнейшим!.. Вся сила – в справедливости!
- Вся сила в справедливости! – подхватила толпа, улюлюкая. Странно, этот лозунг принадлежал средневековому захватчику из Самарканда Амиру Темуру, который пустил на паштет немало народу в Индии, Афганистане, Сирии, Персии. Там справедливость определялось лишь наличием силы. Видимо, здесь такая же политика. Ладно, посмотрим.
- Итак, время пошло! – Акула-предводитель махнул рукой.
Это было сказано как команда начать атаку. Зрители за решеткой восторженно завопили. Я не шевелился, поскольку не так ожидал начало своего тюремного существования и, если четно, не мог сконцентрироваться на предстоящей схватке; что-то удерживало меня. А между тем, кавказцы сразу оценили угрозу – двоих бандюганов, и кинулись на них. Между ними началась ожесточенная драка. Нужно сказать, что это было жуткое и кровавое зрелище – не для слабонервных и с тонкой душой. Мне достался педофил, однако убивать его я не собирался – я вообще не хотел драться и поэтому стоял, опустив руки и смотрел по сторонам, пытаясь понять, как озверели эти люди. Хотя, о чем это я? – разве они были людьми, если убивали на воле ни в чем не повинных сограждан. Насильники, военные преступники, убийцы, маньяки и палачи – вот кем были обитатели «Посейдона», и их мир – это не для пай-мальчиков, не для слабых физически и духовного – здесь разорвут любого, кто не сумеет дать отпор. Педофила же сковал страх и он не мог пошевелить членами.
- Ты, давай, выколи глаза и сожри его печень, слизняк! – орали мне заключенные, расстроенные тем, что я не собираюсь убивать педофила, который плакал, думая, что этим самым вызовет сочувствие. Только реакция окружающих была обратной – его оплевывали, обзывали, требовали изнасиловать, а потом вырвать из груди трусливое сердце.
- Трус!.. Ничтожество!.. Сопляк! – доносилось со всех сторон, и эти оскорбления касались уже нас двоих.
А тем временем кавказцы рубились с бандюганами. Смачные удары, возгласы, хруст ломаемых костей, брызги крови и пота. «Бычара» сумел скрутить одного из правоверных воинов и тихо сдавливал ему шею, наслаждаясь перекошенным лицом врага. Тот хрипел, бил по животу и ногам противника, но ничего не мог сделать. Было видно, что еще немного – и первый труп останется валяться на «ринге». Второй же бородач, наоборот, одерживал победу над тем, кого украшал шрам, мне стало ясно, что этот умел и любил бороться, может, был когда-то спортсменом – кавказцы всегда предпочитали силовые виды спорта. Бандит пытался отбиться, однако получил слишком чувствительные удары и поэтому сопротивление его слабело с каждой минутой. «Этому со шрамом не простоять долго», - мелькнула у меня мысль.
- Хрясь! – послышался звук сломанных шейных позвонков, и кавказец свалился под ноги «бычаре». Итак, один был уже в царстве мертвых. Я думал, что бандюган бросится помогать своему другу, который проигрывал схватку, ан-нет, он кинулся на педофила с криком:
- Наконец-то я удавлю тебя, гаденыш! – скорее всего, присутствие такого человека коробило больше всего охотника на инкассаторов.
И не успел педофил понять, как тот врезал ему в челюсть, свалив в беспамятство. Потом «бычара» склонился над безвольным телом и сжал свои могучие руки на шее педофила, удерживая до тех пор, пока руки и ноги, бьюшиеся в конвульсиях, не замрут. Спустя пару минут было покончено со вторым прибывший заключенным. Если и есть Ад, то педофил уже там и с ним черти делают тоже самое, что когда-то делал этот негодяй с детьми, - так, во всяком случае, думал я. На «Посейдоне» не церемонились с теми, кто не мог постоять за себя. Это жестокий, дикий и суровый мир, просто под толщей воды – таково было осознание первых минут пребывания здесь.
Тут бандюган обратил взоры на меня, но не атаковал, как бы призадумался. Я же сконцентрировался, понимая сложность выйти живым с этого боя. Конечно. Я не слабак, мастер спорта по самбо, и все же убивать – не мой профиль, я же не спецназовец, не диверсант, не наемник, тут нужен совсем иной склад характера, того, кто не боится квасить людей. К счастью, второй бандюган, тот что со шрамом, не выдержал, и его сердце лопнуло. С коротким выдохом он свалился на железный пол. Ангел смерти Азраил, как прошептал кавказец-победитель, прибрал его душу в свои руки и унес в далекий мир, куда позже отправятся и все находящиеся в подводной тюрьме.
Зрители заревели в восторге, но при этом бросали на меня презрительные фразы:
- Трус! Слабак!
«Бычара» и бородач, который не мог простить гибель своего боевого товарища, встали друг против друга, намереваясь продолжить схватку, естественно, насмерть. Нельзя сказать, что бандюган был опечален подобным раскладом событий – смертью товарища, наверное, в его крови кипел адреналин, а снизить его уровень можно было рукоприкладством. Да и воин Аллаха хотел отомстить, поэтому, видимо, на меня не стали обращать внимания. До поры, до времени. И тут Акула-предводитель вновь встал и заявил:
- Все, бой окончен! Можете входить!
Это обращалось и ко мне, который стал победителем, не нанеся ни одного удара и не убив ни кого. Наверное, это была непонятная ситуация, и все же условие, которое выдвигало сообщество на «Посейдоне» - выйдут только половина прибывших, было выполнено. Из шестерых в живых осталось трое, и этим троим предстояло адаптироваться к суровым условиям подводной жизни.
Решетка открылась, и семеро заключенных, вооруженных самодельными мачете из сподручных материалов, влетели на ринг. Нет, для того, чтобы разрубить нас в «капусту» - победители неприкасаемы! – их целью были трупы. Востороженно воя и ругаясь, они начали расчленять и разделывать убитых, с особым почтением вырезая печень и сердце и кладя их в специальные подносы. Делали они это профессионально, с чувством, с опытом. Капли крови разлетались во все стороны, запах свежего мяса будорожил всех заключенным, выводя их из разума и состяния покоя. Как я сообразил, каннибализм стал в этой тюрьме не просто обычным явлением, а неким ритуалом. Может, самые «вкусные места» полагались их предводителю – Акуле, который с высоты с удовлетворением наблюдал за работой мясников. Мне же стало ясно о существенном дефиците животного протеина, иначе говоря, мяса. Впрочем, а откуда ему взятся – тюрьма же изолирована, животноводческие фермы здесь не предусмотрены. Единственным источником поступления белковой материи являются сами же заключенные.
Меня же и двоих победителей подталкивали к выходу, мол, все, вы теперь приняты в число местных обитателей. Так я стал «посейдонцем». Признаюсь, мне это не понравилось. Зато я услышал, как кавказец тихо произнес «бычаре»: «Я с тобой разберусь, свинья».
- Всегда рад видеть тебя, черножопый, - прохрипел бандюган, демонстрируя неприличный жест.
Не знаю, какая межнациональная среда сложилась среди узников, но эти двое не были настроены на интернациональное сосуществование, питали друг к другую такую ненависть, энергия которой могла бы, наверное, завести все еще существующие двигатели нефтетанкера. С другой стороны. я не мог понять, кто перед мной – люди или какие-то мутанты? Перед операцией мне дали просмотреть уголовные дела тех, с кем мне предстояло встретиться на «Посейдоне» - скажу вам, жуткие вещи эти подонки творили! – однако ни одного из них я не узнал в числе обитателей тюрьмы. Они стали неузнаваемыми, фотографии не были идентичными увиденному, и я не мог понять, в чем же причина. И стало еще одной загадкой, которую стоило мне разгадать. Но одно я заметил сразу – они легко переносили влажность и удушливую атмосферу на борту тюрьмы. И не обращали внимания на постоянно издаваемые звуки: квакоу-у-у...
5.
«Посейдон» был не баржой, а нефтеналивным танкером, поэтому запах нефти сохранился по всему кораблю. Он не считался самым большим, но все равно входил в число крупнотоннажных LR2 – мог перевозить до 120 тысяч тонн дедвейта (масса груза); числился в классе Aframax, а если перевести это в размеры, то имел 253 метров в длину, 44 в ширину и осадку 11, - таковы были краткие сведения у меня, когда я читал данные о тюрьме. Металл на танкерах обычно крепкий, поэтому выдерживает давление на глубине 500 метров, с другой стороны, не следует забывать, что это не подводная лодка, это вообще судно не для подводного состояния, в связи с чем всегда нужно помнить о том, что коррозия медленно и верно разъедает любой корпус, и давление тихо-тихо делает свое дело. Это не вечная тюрьма, у нее тоже есть срок годности. Может еще десять лет, а может – кто его знает! – хватит на полстолетия. Но вот запах углеводородного сырья, который раньше перевозился тысячами тонн, не сбить никогда, он будет вечно ощущаться в отсеках и кубриках, каютах и секциях, и к нему следовало привыкать. Видимо, уголовники привыкли.
О том, насколько это большой танкер я понял, когда меня повели к месту моего проживания и работы. Дело в том, что едва нас впустили за пределы ринга, то к нам подошло несколько заключенных. Я поразился их облику – они имели не совсем человеческие черты лица и тела, словно мутировали. Допускаю, что мутация без света, свежего воздуха, нормального питания и обыденной жизни приводит к изменениям физиологии человека, но чтобы это выражалось в явном изменениям пропорции и контуров тела, то такое мне слышать не приходилось. Кавказец и «бычара» с изумлением рассматривали на местных «жителей», считая, что это просто костюмы, как на Хэллоувин. Однако приглядевшись, они осознали, что это все настоящее, это люди, только немного другие. А какие – на то не хватало ни знаний, ни фантазии, ни слов. На память вдруг всплыли слова из песни «Человек-амфибия»4:
«Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,
Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино.
Там, под океаном, трезвый или пьяный
Не видно все равно.
Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела разлюбить.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить».
«Может, здесь ведутся секретные биологические эксперименты над людьми, в итоге организм испытывает изменения, эти наросты, опухоли, изменения головы, тела, кожи – результат и последствия? - подумал я, не веря своим глазам. – Испытывают на заключенных препараты, потом смотрят, что получится... На самом деле, кто проверит, что творится на «Посейдоне»? – сюда же никто не спуститься». Однако такую мысль пришлось откинуть, так как я не видел ни видеокамер, через которые можно вести наблюдение над «подопытными кроликами», ни самих лекарств, которые бы поглощали уголовники, ни ученых, ведущих эксперимент. Нет, природа «морских дьяволов» в тюрьме была совсем иной, не рукотворной во всяком случае.
И этот проклятый звук сбивал с мыслей: квакоу-у-у-у... И еще – смрад, распространяющийся везде; нет, это был запах не навоза или чего-то гниющего, это так пахли тела людей. Меня это отталкивало, вплоть до рвоты доходило. Только я сдерживался, давил в себе позывы желудка, стремящегося избавится от пищи. Возможно, скоро я сам начну смердить как эти, не дай бог!
Но в тот момент мы, оставшиеся в живых, испытывали сильные потрясения. Слишком многое свалилось за последний час на наши головы.
- Я в аду? – пробормотал бандюган, протирая подбородок тремя окровавленными пальцами. Его глаза беспокойно бегали, было видно, как он напряг мозги, пытаясь определить угрозу. Это было то, что неведомо и непонятно, и ничего ранее встречать или испытывать ему, как, впрочем, и мне, не приходилось.
- Можешь считать это адом, - прохрипел довольным голосом один из заключенных, играя бисцепцами, достигших невероятных размеров – в естественной среде человек не мог бы нарастить мышцы даже при помощи анаболиков и стероидов. – Но не зыркай на нас так страстно – сам скоро станешь таким!
- Аллах велик и смилостливиться над рабом своим... – тихо прошептал кавказец.
Заключенный повернулся к нему:
- Забудь своего Аллаха, здесь совсем другой мир... Твой бог сюда не заглядывает!
Потом повернулся ко мне и спросил:
- Какая статья?
Имелось ввиду статья Уголовного кодекса, а не из какого-то журнала. Я произнес чуть ли не речетативом все основные положения из судебного приговора. На лице интересовавшегося мелькнула странное выражение. Нет, его не заинтересовало то, что я укокошил азиатов, а то, что совершил это на заводе, где было полно иностранной рабочей силы.
- Профессия?
- Инженер, - кратко ответил я.
Похоже, это имело какой-то здесь особый смысл, так как дальше разговор пошел в несколько слаженном русле:
- Разбираешься в технике?
- Да.
- Электрооборудование, моторы, агрегаты? – продолжал интересоваться тот.
- Да.
Видимо, такой как я был в дефиците, так как я почувствовал несколько мягкое и не столь агрессивное отношение к себе. Конечно, уголовники – это не сентементальные люди, милосердия у них не выпросишь, особенно у убийц, однако ведь и я представлялся в их глазах им подобный. Хотя... внешне уже было трудно найти общее, потому что заключенные уже перешли черту человекообразности. Какая-то новая раса? Блин, как трудно все понять, в частности, в первые часы нахождения в подводной тюрьме. Все свалилось на голову: и гладиаторский бой, и расчлененка, и морфологически измененные зэки, и ужасная атмосфера обитания на «Посейдоне», и странные звуки.
Тот, кто беседовал с нами, скорее всего, был одним из главных, и он сказал:
- Хорошо. Я скажу Мортире...
- Кому? – расстерянно переспросил я.
- Нашему вожаку, - и заключенный кивнул в сторону Акулы-предводителя. – Я скажу, что ты можешь работать в группе техников, будете заниматься обслуживанием «Посейдона». Работа тяжелая, но сытная и достойная, - тут он оскалился, как волк. – А вам, - он развернулся к бородачу и налетчику на инкассаторов, - будет совсем другая служба.
- Я сгинать спину не стану - западло, - прорычал «бычара». Понятно, такие работать не привыкли и считали позорным для себя в зоне заниматься не мужскими делами. Только, увы, такие правила приняты на земле, а под водой лучше быстро ориентироваться и принимать все, что говорят. Ибо эти люди уже знают, как выжить и что для этого следует предпринимать, они установили свои правила и нормы – не нравится, тогда придется противопоставить себя всему коллективу. Обычно ничем хорошим для такого «героя» не заканчивается.
И точно, мои предположения оправдались.
- Тогда сдохнешь, - пожал плечами заключенный. – Не получишь ничего. А попытаешься украсть, то разрубим на мясо, - и тут он угрожающе ткнул мачете под нос бандюгану. - Видел, как из этих выпотрошили все потроха? Жилы, мускулы, мясо, даже кости – все пойдет в пищу. Нам лентяи не нужны. Это ты там герой, - и он указал рукой на железный потолок, - а здесь ты раб. И будешь таким, пока не докажешь, что можешь быть лучше. Нас здесь сто пятьдесят человек – загасим толпой любого, ясно?
«Бычара» расстерянно развел руками. До него стало доходить, что этот мир разительно отличается от того, что на поверхности. Здесь придется бороться за свое место «под солнцем», но не такими способами, как принято в «красных» или «черных» зонах. Это совсем иная среда, иные условия. Это действительно то, что называется адом.
- Это касается и тебя, воин Аллаха, - повернулся к бородачу заключенный. Тот кивнул, не выражая никаких эмоций. Он понял, куда попал и выжидал. Чего? Не знаю, но явно ходить в обслуживающих не собирался – горцы, они такие, гордые, отчаянные и жестокие, высокомерные, они будут бороться до конца, но на колени не встанут.
- Вы ступайте туда, - разговаривавший с нами заключенный, имевший определенную власть над другими жителями тюрьмы, ткнул кавказца и бандюгана пальцем и указал влево. – А ты, - обращаясь уже ко мне, - пойдешь на корму!
Меня повели вниз. Сопровождали два заключенных – «торпеды»5, видимо, местная стража, тела которых больше напоминали черепашьи, он оказались не разговорчивыми, лишь указывали рукой, куда поворачивать и спускаться. Шли долго, минут пятнадцать. Дело не в том, что приходилось перебираться то по штормтрапу, то по проходам, из отсека в отсек, а потому что приходилось открывать и тщательно закрывать за собой двери, как это принято на подводной лодке. То есть зэки оберегали себя от случайного затопления.
Вели не просто так – показывали, что есть что и где. Вначале мы прошли в оранжерею – это было большое помещение, утыканное лампами, создававшими дневной свет. Не знаю, хватало ли ультрафеолета для растений, которые вырабатывали кислород и производили овощи и фрукты, однако дышать здесь было немного легче. Но влажность оставалась высокой и пахло, правда, на этот раз фекалиями. Дело в том, что они служили удобрениями для прочвы. Сейчас здесь работало человек тридцать. Они пропалывали грядки в металлических желобах, укрепляли ветки деревьев с плодами – яблок и, груши, извлекали из земли морковь, правда, не такую красную, больше белую, но для пищи годную. Правда и этих работающих я бы с трудом назвал хомо сапиенсами. Могу предположить, что глубина сделала с людьми злую шутку, хотя жалеть насильников и убийц как-то не хотелось. И все же, проскальзывала мысль, что это все равно не человечно – оставлять жить даже преступников в таких условиях, под давлением воды и страха. С другой стороны, страха в поступках заключенных как-то не ощущал, может, это стало привычной их средой – жить под водой и в условиях постоянной угрозы, что они перестали обращать на это внимание.
- Я здесь буду работать? – спросия я, имею ввиду сельхозповинность.
- Нет, это работа для других. Ты же будешь обслуживать аппаратуру, чинить, если что-то здесь выйдет из строя, - ответил один из сопровождающих. – Твоя забота – чтобы здесь работало на 100%! Не починишь или сломаешь что-то – пойдешь на мясо!
Хм, угроза не шуточная, это я понял сразу. Правда, в условиях высокой влажности долго протянуть не могла любая аппаратура. Я видел ржавчину и понимал, что поддерживать работоспособность всего механического и электрического на борту «Посейдона» - дело опасное и бессмысленное. Не сегодня – завтра все тут накроется медным тазом. И почему-то заключенных и это обстоятельство не очень-то пугало, словно они ждали, когда все это прекратиться само собой, и у них появится другой шанс. Но какой?
- Жить будешь здесь, - и тут второй ткнул в дверь, к которой подошли спустя пять минут. Открыв ее, я обнаружил небольшую каюту, обставленную просто и без лишней красоты. Облупившаяся краска на стенах и потолке, под ногами резиновый настил. По стенам стекает конденсат. Две откидывающиеся от стены кровати, как на железнодорожных вагонах, стол, два стула, тусклая лампа, шкафчик с одеждой. Не гостиничный номер, но жить можно.
- А туалет? – спросил я обреченным голосом. Что-то не тянуло меня оставаться здесь долго. Мрачная атмосфера давила. Еще этот смрад, звук и влажность. Да, и окружающие меня люди тоже вызывали омерзение и тоску. О боже, куда я влип?
- Общий, проходить будешь туда, - и сопровождающий черепаха-уголовник махнул вперед по коридору. Видимо, там были душевые и туалетные кабинки.
Квакоу-у-у! Квакоу-у-у! – послышался звук. Он меня нервировал, но других не беспокоил, возможно, заключенные просто привыкли его не замечать.
- А с кем я тут буду коротать время?
- Какой-то ученый... сейчас он главный технарь Сергей, отвечает за все оборудование на «Посейдоне»... С ним позже познакомишься – он сейчас обход делает!
У меня чуть не вырвался вопрос: нее Сергей Иванович Прохоренко ли? Если он, то это мне и надо! Благо, успел схватить себя за язык. Не нужно показывать свою осведомленность. Если раскусят, что я – разведчик-спасатель, то пустят на котлеты. В своем мясном предназначении на «Посейдоне» в этом случае я не сомневался.
- Он сейчас вернется и покажет все хозяйство. И объяснит, что здесь можно и что нельзя. И когда идти на жратву. Пока ты новичок – не советую бузить и качать права, здесь у тебя нет прав, можно заслужить лишь признание своей работой и благосклонность Мортиры... Те, кто игнорируют эти правила, долго не живут.
Смачно сплюнув на пол, сопровождающий развернулся и ушел по своим делам. Его напарник провел ребром ладони по шее, намекая, мол, хреново станешь работать – лично отрублю голову. Судя по его окровавленным пальцам, он действительно этим занимался, может, мясник на кухне. Но движения этого человека были не плавными, а какими-то судорожными, прерывистыми, словно внутри него сходились и расходились шестеренки, натягивались и сжимались пружины. Несколько странновато на все это глядеть.
Я ничего не ответил, лишь присел на кровать и стал ждать.
6.
Прохоренко появился спустя полчаса. Это был когда-то полненький мужчина с густой шевелюрой, в очках, судя по рассказам, очень жизнерадостный, активный и навстойчивый. Сейчас же перед мной стоял истощавшийся человек с невеселым выражением лица, лысый, грубой кожей и непропорционально длинным носом. Я с трудом узнал его. На нем был брезентовый рабочий костюм, весь в маслянных пятнах, дырках, и, судя по всему, влажный. Вошел Сергей Иванович тяжелым и медленным шагом, словно с каменоломни уставший, поднял на меня глаза и сказал:
- Мне уже сказали, что в камере ждет коллега.
- Да, это я, - сказал я, вставая с кровати. Нужно сказать, что матрас оказался надувным, резиновым, видимо, обычные – ватные или поролоновые - в таких условиях долго не протянули бы.
На мой жест поздороваться Прохоренко не отреагировал, он прошел мимо протянутой руки и сел напротив. Несколько минут разглядывал меня при тусклом свете, а потом спросил:
- За что?
Вопрос был ясен: почему я здесь? Наверное, это главный вопрос любому, кто сюда попадает. Заключенным всегда интересно знать, с кем им придется сосуществовать (живут только с любимыми людьми, родственниками).
- Отправил на тот свет два десятка мигрантов, - несколько раскованно произнес я. Нужно было показать себя не столько закоренелым преступником, сколько человеком, повернутом на идее расовой чистоты. Это у меня получилось.
Ответ явно не понравился Сергею Ивановичу.
- Нацик? – в его голосе звучало презрение.
- Это проблема? – поинтересовался я. – Мы ведь одной крови с тобой...
- Мы с тобой одной крови, но разные люди, - прервал меня астрофизик. – Не смей путать меня с кретинами из твоей орды. Я презираю националистов и фашизоидов, понял?..
Я понял, что выбор уголовной статьи и моей легенды оказался неудачным; те, кто готовил меня к этой операции немного не расчитали, точнее, упустили некоторые моменты в психологии. Впрочем, это следовало ожидать. Неужели интеллигентный и интернационально воспитанный человек начнет контактировать с тем, кто убивает из расовой неприязи? Нет, надо было выбрать нечно иное, нейтральное, и жаль, что не просмотрели другие варианты. С такой историей мне подход к Прохоренко заказан, он даже не станет общаться с мной подобными. Нужно искать выход.
- Это долгая история, - пробурчал я. – На самом деле, это была технологическая авария... На производстве всякое бывает...
Попытка выкрутиться не удалась.
- Да? Неужели? – холодно переспросил Сергей Иванович, не поверив мне ни на грош. – Авария для двадцати мигрантов, а сам остался жив? Кому сказки рассказываешь, гнида нацистская?
Эмоции астрофизика мне понятны, но не следует расширять пропасть недоверия и непонимания, иначе мне задание точно не выполнить.
- Слушай, мужик! – прервал я его уже злым голосом. – Я же не спрашиваю, как ты сюда попал?! Или ты намерен втюхать мне историю о своей невиновности, мол, российское правосудие оказалось несправедливым, тебя посадили за то, чего ты не делал? Так что заткнись и говори, что я должен делать! Я не собираюсь быть твоим рабом, слугой или приятелем. И отчитываться о прошлой жизни тем более!
Мой тон его привел в чувство, и астрофизик понял, что ругаться со мной не стоит. Ведь впереди много лет подводной жизни, выяснить отношения всегда успеем. Что-то подобное он и пробурчал, правда, добавив что-то загадочное: «Пока не трансформируешься в морское млекопитающееся».
- Вы о чем, товарищ? – сморщился я. И чертыхнулся: уголовники так не разговаривают, у них все на своем слэнге, которого, увы, я не знаю и, если честно, знать не желаю.
- Нет, это не к тебе относится, - устало ответил Прохоренко, не обративший внимание на мое незнание «фени». – Значит так... как тебя там?
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у-у-у-у... Я покосился на потолок. Железо слегка вибрировало. Может, это от работы двигателей, вырабатывающих электроэнергию? Ах, какой неприятный звук. Прохоренко посторонние шумы игнорировал.
- Виктор...
- Я – Сергей Иванович... Итак, Виктор, полчаса отдыхаем, а потом ползем на вахту. Я покажу тебе основные агрегаты и посмотрю, какой ты инженер... Мне уже сказали, что ты работал на заводе. Специализация?
- Машины и обородувание для текстильного производства...
Наверное, это было не совсем то, что необходимо, потому что астрофизик немного задумался, а потом он пришел к выводу, что другого-то и нет, а моя профессия близка к требуемым условиям.
- Ладно, в общих чертах разберешься, а там все подхватишь по ходу дела, главное, чтобы мозги варили, - буркнул Прохоренко. – Работы здесь много, порой выспаться не успеваешь. Гниет все здесь, не только деревянные части. Пластик не выдерживает тоже. Короззия металла... она охватывает уже 30% всего корпуса.
Я тут съежился и опасливо посмотрел на потолок. Квакоу-у-у-у-у-у-у-у... Мда, какая страшная масса холодной воды над нами даже представить сложно.
- А что, может обшивка прогнутся?
- Может, - вздохнул астрофизик. – Танкер строили не для подводного же плавания, но в качестве тюрьмы-могилы сгодилась. Видишь, здесь и виртухаев нет, мы отданы сами себе, и вода висит, над нами, точнее давит, как дамоклов меч. Хотя многим тут пугаться не стоит...
Я насторожился:
- То есть? – слишком туманно говорит собеседник.
- Трансформация, коллега, трансформация, - опять загадочно ответил Прохоренко, лег на кровать и сомкнул глаза. Через полминуты он уже спал. Его грудь высокого поднималась, из горла шли хрипы, видимо, не так уж просто давалась ему жизнь в условиях повышенной влажности. Это не тропики, это похуже. Тусклый свет лился с плафона, по колпаку которого медленно стекала и капала вода. Не дай бог прикоснутся к лампе – шандарахнет так, что мало не покажется. На танкере 120 вольт, и этого достаточно, чтобы прекратить свое существование. Так могли поступить те, кому жить на «Посейдоне» наскучило, однако, как я понял из разговоров, умирали здесь по другим причинам: каннибализм, распри между уголовниками по разным причинам. Бесполезен, психологически несовместим – на мясо! Болеть серьезно не давали – сразу фаршировали на еду; это было некой формой «санитарией джунглей». Мир этот прост и жесток. Все сведено к примитивному выживанию, причем в большей части одного за счет другого. У Чарльза Дарвина, очутившись он здесь, было бы огромное поле для научной деятельности, его теория могла бы получить новое развитие и другое представление.
Я тоже прилег. Жестко, кожа горит от соприкосновения с резиной. Ничего, привыкну. Но привыкну ли я к тюрьме, куда попал не совсем по своей причине? И что потянуло сюда астрофизика – полная загадка! В эту секунду мне захотелось очутиться там, на поверхности, на земной тверди. Пускай у жерла вулкана, но там, где нормальные люди, где есть жизнь. На глубинной тюрьме творилось нечто непонятное, и от этого становилось страшно. Человек боится неизведанного, непонятного, но, может, Прохоренко уже знает, в чем дело? Надо его подтолкнуть к тому, чтобы тот рассказал правду.
«Нет, сейчас не получится, он мне не поверит, - подумал я. – Мало ли... может заложить Мортире, а тот мою голову раскрошит и насадит поверх того, что на трезубце... Придется вживаться в роль, тихо-тихо раскручивая астрофизика на откровение. Он все-таки не уголовник – человек науки, к нему необходимы совсем иные подходы». Было заметно, что прожив в среде преступников, сам Сергей Иванович не оскотинился, оставлся самим собой.
И глаза мои сомкнулись. Я сильно устал. Перед глазами поплыли ландшафты Индонезии, где я опять участвовал в спасательной операции.
Квакоу-у-у...
7.
Спал я мало. Часов у меня не было, но по внутреннему отсчету, которым оперировал каждый профессиональный спасатель, прошло не больше часа. Я доверял своему подсознанию, иначе бы не выжил. Но то, что мне снилось, не понравилось: жуткий подводный мир, где среди медуз плавают странные человекообразные фигуры, скалят зубами как акулы и хищно поглядывают друг на друга; из их пасти вылетают звуки: квакоу-у-у-у-у, ква-а-а-акоу-у... Меня разбудил Прохоренко, который казался бодрым, но все таким же сосредоточенным до угрюмости. Видимо, не хотел болтать лишнего.
- Подъем, - произнес он, тормоша меня за плечо. Его пальцы были холодными и твердыми, оставили на моей коже багровые пятна, похожие на гематомы.
Зевая, я приподнялся и подтянулся. Нет, часа не хватало для нормализации физического состояния и выхода из психологического стресса, но все же чувствовал себя лучше, чем в момент прибытия на «Посейдон». Стояла духота, и было сложно не сойти с ума от такой «погоды». Не курорт, явно не курорт!
- Умываться нужно? – спросил я. Вопрос казался бы диким на воле, но здесь следовало все уточнять, чтобы не иметь сложностей.
- Тебе воды мало? - Сергей Иванович показал на стекающие струйки воды по стенам танкера. – Умойся этим. Зубная паста и щетка не полагается – этого добра просто нет. Вычищай рот свой пальцами.
Действительно, достаточно было приложить ладонь к корпусу, как в течении нескольких секунд она была полна жидкости. Кругооборот, вода никуда не испарялась, но и внешняя не входила – полностью замкнутая система, как на космических станциях. Хотя через мелкие поры, трещины все же вдавливалась внутрь тюрьмы, таким образом насыщая атмосферу влагой. Но мыть зубы пальцами... бррр, не очень приятная процедура. Что касается туалета, то когда я зашел в одну из кабинок, то не увидел привычного унитаза: дырка в железном полу, а под ней – ведро с фекалиями. Как пояснил Прохоренко, это станет потом удобрением. Наличие неприятного запаха никого не смущало. Все-таки здесь не рай, не пансионат, а если хочешь выжить, то приемлемо все, даже такие «благовония».
- Здесь полная самоорганизация жизни, - говорил мне астрофизик, приводя себя в порядок. – Но с централизацией власти. Вождем является Мортира, бывший военный, который в Чечне разнес одно село, за что и получил пожизненное. Мортира в первый же день, едва попав сюда, свергнул «пахана» и занял его место. Так что это авторитет. Его «торпеды» - это бывшие спортсмены-уголовники из различных городских преступных группировок, тоже прославившиеся жестокостью. Так вот, с ними лучше не вступать в конфликт, не перечить. Люди они малорассуждающие, зато быстро действующие по инстинкту – могут отрезать голову и даже не задуматься, зачем это сделали. Они уже не люди...
Оп-па, не очень-то приятно сталкиваться с таким отробьем, подумал я, слушая коллегу. Правда, насторожило фраза «они уже не люди» - что имелось в виду под этим? А тот продолжал:
- Есть разводящий на работу и регулирующий загрузку трудового времени, он же отвечает за жратву – это мистер Крэк.
Квакоу-у-у-у-у-у-у-у...
- Кто?
- Ты его знаешь, по его приказу ты был направлен ко мне. Крэк – правая рука Мортиры. Есть еще десяток солдат, которые поддерживают порядок на «Посейдоне». Сам понимаешь, от такой жизни «крыша» может поехать, - и Прохоренко повел рукой по сторонам. – Были бунты лет пять назад, закончившиеся весьма печально для сорока человек – они стали мясом. Но остальные сумели адаптироваться и особо недовольство не высказывают. И тебе советую держать себя в руках, нацик. Идеи белой расы здесь не чтут, для выживания нужны другие качества, понял?
- Спасибо, учту, - буркнул я. Крэк... Наверное, это Геннадий Краковский, изувер, который в зоне завалил трех контролеров; на их телах исписал вилкой и осколком стекла кровавые картины. За это и получил пожизненное. По описанию вроде бы был похож, хотя сейчас трудно в ком-либо распознать тех, чьи фотокарточки в томах уголовного дела.
Потом мы двинулись в столовую. Это было помещение на двадцать человек, но сейчас там находилось трое. На поднос скидывал с чанов жуткую на вид бурду какой-то уродливый мужик с большим носом, больше похожим на хобот. Маленькие глаза, кривой рот, зато мощный торс, интересно, кем он был? Я что- то не мог вспомнить такую персону. Увидев меня, он ухмыльнулся:
- Новичок?
- Да, - ответил я.
- Где? – вопрос, наверное, подразумевал о месте моей работы, но ответил за меня Прохоренко:
- У меня...
- А-а, техник, хорошо, - кивнул повар с хоботом. – Полагается дополнительная порция, - и он бросил еще один черпак воняющей массы.
Меня чуть не стошнило на тарелку, да только Сергей Иванович вовремя схватил меня за руку и прошептал:
- Не вздумай блевать при поваре – будешь жрать свою же блевотину! Не сожрешь – тебя разделают на фарш! – было видно, астрофизик не шутит. Сидевшие другие уголовники, прекратив кушать, смотрели на меня с подозрением.
- Что это?
- Смесь из овощей, мяса... Откуда мясо сам догадайся, - прошипел Прохоренко. – Жри, а то проблем не оберешься! Да и силы нужны, иначе свалишься с ног в первый же трудовой час!
Преодолевая тошноту, я стал есть. Ложка вычерпывала из жестянной тарелки куски чего-то противного на вид. На вкус было еще хуже. И все же я ел, озираясь. Вода оказалась еще хуже – не питьевая, а почти морская, не удивлюсь, если в ней полно планктонов. Увидев, что я приступил к трапезе, уголовники успокоились и продолжили тоже поглощать пищу, тихо переговариваясь между собой.
На еду отводилось минут десять, однако уйти мне сразу так не дали. Покончив со своей порцией, заключенные подошли ко мне и присели рядом. Я обратил внимание, что они физически тоже сильно изменились.
- Что с вами тут? Я вас никого не узнаю, - ошарашенно произнес я, смотря на плоский череп собеседника. Такое ощущение, что его сплющили тяжелым молотом. Ведь не мог же он сам деформировать свою голову, однакло было видно, что это ненормально, какая-то патология.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у-у-у-у... Достал меня этот звук!
- Узнаешь? А ты разве с кем-то из нас знаком? – подозрительно спросил уголовник.
Блин, чуть себя не выдал! Ведь не скажешь ему, что просматривал фото и досье на каждого из заключенного на «Посейдоне». Нужно быть осторожным, не проговориться случайно, не выдать себя.
- Я имел ввиду, что не узнаю как людей, вы совсем стали другими, - вывернулся я из неловкого и опасного положения. – Или мне мерещиться?
- А-а-а, - все еще с подозрением смотрел на меня уголовник. – А то это... смотри... – как бы он тут мне пригрозил: - Ты видел голову на трезубце у Мортиры?
Я кивнул.
- Так это голова мента. Месяц назад заслали нам шпиёна с земли, так его легко раскололи. Мортира самолично расчленил его, а голову оставил себе в качестве сувенира. Он иногда откусывает что-то, когда злой, например, нос, уши, щеки, - продолжал говорить плоскоголовый уголовник, а у меня дыхание перехватило. О боже, значит, ФСИН пыталась заслать своего на «Посейдон», а те сразу вычислили его и казнили. Только об этом меня в МЧС не предупредили, возможно, и Зубков не знал об этом. А если меня так же вычислят? Я покрутил головой: нет, не должны, ведь к милиции и системе исправительных учреждений не имею никакого отношения. Я – гражданская оборона, а это совсем другое. Раз не поняли, кто я, может, пронесет? Отсюда не просто сбежать, тут две сотни уголовников, превращенных в черт знает кого, разорвут в клочья.
Чуть позже Сергей Иванович мне пояснил, что интерес к наружному миру все еще проявляют те, кто сидит здесь до трех-четырех месяцев, а потом они просто забывают о его существовании, проявляют полное безразличие; ведь чтобы там, наверху, не происходило, их лично это никак не касается и изменений в их судьбе не произведет. Те, кто уже больше десяти лет – считай, старожилы, то они и разговаривать по-русски практически разучились, больше рычат.
- Так что вам нужно? – поинтересовался астрофизик.
- Механик, дело не к тебе, - уголовники, видимо, уважали Сергея Ивановича и чтили его статус, однако не ставили вровень с собой. – Нам с ним побалакать, новости узнать. Рассказывай, мужик, как там? – обладатель плоского черепа обратился ко мне, ткнув пальцем наверх. Ага. Требует информационную полосу, понятное дело, ведь годы без каких-либо новостей с «большой земли», а это тоже своеобразная жажда. И я стал выдавливать из себя то, что всплывало в данную минуту из памяти:
- Ну... Как всегда полный бардак в мире... Американцы без резолюции Совбеза ООН разворошили Центрально-Африканскую Республику, сейчас там боевые действия, Россия выступает против... НАТО приближается теперь к нам через юг – бывшие среднеазиатские советские республики...
- Да, ясно... А что внутри страны?
- Президентские выборы, Жириновский-старик, как всегда, пробивается к власти. Коммунисты выдвинули своего, молодого... Несистемная оппозиция не сумела организовать единый фронт и одного кандидата... – я наморщил лоб, вспоминая последние новости. - Да, арестовали губернатора Ростовской области за коррупцию...
- Но его к нам не посадят, - рассудили заключенные. – Таких на «Просейдон» не отправляют, а жаль... маслокрады пошли бы у нас на бифштекс.
Пришлось поработать политинформатором минут двадцать, пока явившийся в столовую Крэк не разогнал всех по рабочим местам. Мы с Прохоренко устремились в машинное отделение. С его рассказа выходило, что работы много не только там, но и по всему кораблю, так как нужно поддерживать в рабочем состоянии все агрегаты, особенно регулирующих внутреннее давление и кислородно-азотную смесь. И, естественно, терморегуляторы, иначе бы мы окоченели тут от холода. Единственное, чего не удавалось устранить, так это влажность, от которой, как я заметил, многие части машин покрылись плесенью и мхом. При такой атмосфере хорошо себя чувствовали грибки и прочие примитивные формы флоры. Бороться с влагой – бесполезно.
И я не мог взять в толк, за каким чертом Прохоренко полез сюда? Ради чего он заточил себя в это ужасное и смертельно опасное место? Ответ, как я чувствовал, вряд ли получил сразу.
8.
Действительно, лишь механизмы на «Посейдоне», еще исправные, поддерживали жизнь заключенных, и именно этот факт удерживал наиболее злобных и агрессивных от того, чтобы сожрать техников. Нас всего было двое плюс еще трое, которые работали самостоятельно и я ихпрактически не видел – наши пути не сходились. Скажу сразу, работы оказалось так много, что мы еле успевали от одного ремонта к месту новой проблемы. А она возникала ежечасно, причем на разных концах танкера. Ломались фильтры, шестеренки, валы, рычаги, приборы распределения энергии, летели трансформаторы и электрокатушки, от повышенной влажности не срабатывали системы автоблокировки и подключенные напрямую машины перегорали. Мы латали те места, где давление все же проделывало дыры, пускай маленькие, но это было уже первым предупреждением об угрозе. И теперь я понимал, что бороться за свою жизнь здесь приходилось каждую минуту. Уголовники это осознали, но вот мозгов справится с техническими проблемами не хватало – их интеллект еще до ареста был невысоким, а теперь, в условиях тюремного заключения, опустился ниже вартерлинии. Ими двигали примитивные инстинкты и ограниченный рассудок, и я подозревал, что это влияние морфологических изменений организма. Не могло же тело меняться без влияния на мозг. Но кем становились эти люди – я не понимал. Одно лишть было ясно – здесь создается новая форма человечества. Или я схожу с ума, и увиденное – бред моего подавленного мозга.
Самое удивительное мне сказал Прохоренко, когда мы чинили систему обогрева: у заключенных оказались подавленными половые инстинкты. Разговор произошел случайно. Над агрегатом термонадува висел металлический щит с рисунком обнаженной женщины, рисовал, нужно признаться, человек с художественными способностями. Однако такой заключенный был в числе первых жителей «Посейдона» и до сегодняшнего дня не дожил, его сожрали. Говорят, распарывали еще живым, наблюдая за его мучениями – вот уж форма садизма!
Глядя на рисунок, я поинтересовался:
- Сексуальных проблем нет в тюрьме?
До меня доходили разные там истории, что среди заключенных, одинаково в мужских или женских коллективах, складываются гомосексуальные связи, причем часто насильные, принуждаемые. Не могло быть иначе в замкнутой среде, где в стрессовых выживают особи лишь одного пола. А учитывая тот факт, что на «Посейдоне» исключительно насильники и убийцы, то интенсивность подобных контактов могла быть высокой. Это означало, что такая угроза могла быть и в мою сторону, а я был готов дать отпор любому, даже ценой собственной жизни. На мое удивление Сергей Иванович ответил отрицательно:
- Нет, не слышал... При мне такого не было...
Странно, как-то даже противоестественно. Мужчина, как, впрочем и женщина, не может не хотеть сексуальной близости, особенно если он еще не развалина, не дряхлый. А на «Посейдоне» люди зрелого периода, сильные, агрессивные.
- Э-э-э, разве нет подобных желаний? – удивился я. – Все импотенты?
- Окружающая среда подавляет желания у большинства тут обитающих, но не у всех, - серьезным тоном произнес астрофизик. – Ты, наверное, заметил, что люди меняются. Они начинают пахнуть не как свойственно человеку, а как свежевыловленная рыба. Меняются так, что у некоторых меняется физиология...
- То есть? – насторожился я. Что-то не понравилось мне в этом ответе.
Прохоренко усмехнулся и выразительно посмотрел на меня:
- Несколько заключенных сменили пол.
Это как обухом по голове. Сразу вспомнил истории о Таиланде, где практикуется секс-туризм, причем однополый. Именно там большинство тех, кого называют «лэдибоем». Неужели и здесь такое? Но как? Ведь это очень сложная хирургическая операция, требующая не только высокого профессионализма врача, но и соответствующей аппаратуры, медикаментов, технологичных изделий, не отторгающиеся тканями.
- Э-э-э... как это? Операцию произвели? Или они трансвеститы? Транссексуалы? – мое расстерянное выражение, между тем, не вызвало смеха у собеседника, тот пояснил:
- Нет, они живут здесь давно... Просто трансформировались в женщин... Те, кто прожил здесь около семи лет, изменили себя на противоположный пол. Может, не по своему желанию, а из-за влияния окружающей среды, - Прохоренко говорил какими-то загадками.
Услышанное не укладывалось в моей голове:
- Как это? Разве это возможно?
- В природе бывает так... Среди земноводных существ подобные происходят, то есть самцы трансформируются в самок, если в природной среде их нет по каким-то причинам или наоборот – самки в самцов. Иначе говоря, для воспроизводства популяции природа проводит такие чудеса. Например, процесс смены пола свойственен голотуриям, их еще называют «морскими огурцами», креветкам, каракатицам, коралловым полипам, рыбам-клоунам и морским юнкерам, моллюскам, ракообразным... – Прохоренко мог бы перечислять до бесконечности, однако остановился и на этом наборе.
- Но разве среди людей такое может быть?
- В обычной среде – нет. Но мы же под водой, - тихо произнес Сергей Иванович и закашлял, как бы желая скрыть нечто большое от меня.
- И что под водой?
- Люди не живут под водой, это не наша среда обитания. Но бывает так, что под воздействием некой силы, неких жизненных ритмов наши организмы перестраиваются. И тогда у мужской особи появляются все признаки женского организма...
- То есть на «Посейдоне» есть женщины?
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у...
На лице астрофизика появился оскал:
- Есть мужчины с женскими органами... Это не совсем женщины и не совсем мужчины...
- Гермафродиты, - понимающе кивнул я, все равно ошеломленный такой новостью.
Мой ответ не понравился Сергею Ивановичу:
- Нет, не гермафродиты. Это мужчины, которые способны рожать! Понял? И еще они экстрасенсы! Они нашли мины, которые оказались вмонтированными в танкер, видимо, для случая подрыва, и потом Мортира сумел их обезвредить – он же бывший военный, артиллерист, хотя с кровавым следом в Чечне. Кстати, первым делом, когда прибыл сюда, Мортира перерезал кавказцев, что воевали против федеральных сил – он ненавидел этих джихадистов. Так что у нашего вожака особое окружение и поэтому он ничего не боится, ясно?
Я признался честно:
- Нет... но за справку о вожаке – спасибо. Но про меняющих пол – это не ясно.
- Тогда и не спрашивай больше, я не бюро справок и находок! - вдруг разозлился главный техник «Посейдона». – Тяни эту гайку, не филонь! Хватит пустых разговоров.
Я замолчал и принялся за работу. Спустя час разобранный механизм был густо смазан машинным маслом, собран и водружен на место. При первом же запуске он заработал, и тепло по трубам пошло в середину танкера. Климат следовало поддерживать везде, особенно в оранжереях, где выращивались продукты питания. Прохоренко остался довольныммоей работой и сказал:
- Ладно, вижу, что ты действительно разбираешься в технике. Скажу Крэку, что ты подходишь к этой работе.
Я в недоумении уставился на него:
- А он требовал подтверждения?
Глаза у Сергея Ивановича блеснули:
- А ты думал здесь верят сразу на слово? Пока не покажешь, кто ты – ты на «Посейдоне» ноль! Мортира – человек недоверчивый, злой и мстительный. Он как ты – нацик, не любит азиатов и кавказцев. В своей войне, говорят, он пустил на паштет многих чеченцев и дагестанцев, таджиков и грузин.
Я почесал затылок. М-да, видимо, без защиты не обойтись, а Прохоренко может вставить словечко. А что касается Мортиры, то его уголовное дело я помнил: судя по итогам суда, наделал он действительно немало бесчеловечных вещей.
- А где эти женщины?.. Ну, мужчины, которые стали...
- Хочешь в их объятия? – вопрос прозвучал ехидно.
Меня передернуло:
- Нет, что ты! Просто интересно на них посмотреть...
- Их ты не увидишь, они – гарем Мортиры! Живут в носовой части танкера, там аппартаменты нашего вождя. Они – его собственность, и никто не смеет посягать на них. Впрочем, никто и не хочет, - пожал плечами астрофизик. – Потому что в трансформационном периоде сексуальность подавлена.
- Э-э-э, в каком периоде?
- Мы все тут меняемся...
У меня сперло дыхание:
- И я?
- И ты скоро начнешь!
- А ты?
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у... Корпус дребежал от этих звуков.
- А я уже в процессе, но тебе этого знать и видеть пока не следует, - усмехнулся тот, кто когда-то двигал науку о звездах и планетах в лучших университетах и исследовательских центрах мира.
Так, мне следовало ускорить процесс эвакуации ученого на Землю. Потому что я не собирался тут оставаться долго, до того момента, когда начну походить на заключенных или тех, кто в гареме Мортиры. Необходимо открыться Прохоренко и указать ему путь к спасению. Но сделать это нужно так, чтобы тот не стал сопротивляться, не позвал на помощь, а добровольно покинул «Посейдон». Значит, войти в доверие. Но как? Он же не любит нациков, а если и беседует со мной, то лишь от скуки и необходимости поддерживать слаженность совместной работы. Значит, нужно найти нечто такое, чтобы он стал мне доверять.
- Все, вставай, пошли в другой отсек, там работы много, - хмуро произнес Прохоренко, закидывая за плечо сумку с инструментами.
Я набросил на плечо рюкзак с тяжелыми ключами и паяльной лампой, и потопал вслед за астрофизиком. Как и требовалось, закрывал за собой все двери. Герметичность – это первое правило выживания. Второе – носить с собой гаечный ключ для защиты. Третье – сторонится заключенных, у которых с психикой и физиологией совсем не в порядке, а таких здесь 99%.
9.
Первая неделя оказалась очень сложной и трудной для меня. Даже такому опытному, привыкшему к стрессам и физическим нагрузкам спасателю как я, было тяжело. Не удивительно, со слов некоторых заключенных, некоторые не выдерживали и вешались где попало, что было наруку остальным – мясо есть мясо. Никто самоубийц не осуждал – это личное дело каждого, но вот так пропасть телу не давали. Мертвецов разделывали на куски, в пищу шли потроха и сухожилия, а вот кости дробили и ими удобряли почву. Растения составляли 90% всего питания заключенных.
Бездельников здесь не было, все работали, может, это было единственным полезным занятием. Среди заключенных оказался один фельдшер и один аптекарь, но об их преступлениях знал я хорошо. Серийные убийцы, однако на «Посейдоне» они поддерживали здоровье. Правда, я не понимал, как они это делали без особого запаса лекарств и препаратов. Когда при ремонте машины один из рычагов рассек мне кожу у локтя и хлестнула кровь, этот фельдшер с невозмутимым лицом наложил швы и сделал повязку. «Ничего страшного, заживет», - без улыбки сказал он и отвернулся. Мне показалось, что его глаза сверкнули, когда увидел кровь. Похоже, он с трудом подавил в себе желание вцепиться в мою рану своими зубами. Кошмар, вампир какой-то, а не медик! Однако он был прав – рана зажила на следующий день.
Когда я об этом рассказал Прохоренко, он усмехнулся и спросил:
- Ты говорил, у тебя проблема с ногой? Типа, повредил и ожоги?
- Да. Было дело недавно...
- Взгляни на нее.
В удивлении я оттянул штанину и замер: ожоги и шрамы исчезли, кожа нежная и гладкая, как у младенца. «Не может быть», - прошептал я.
- Это первичное восстановление, - ответил астрофизик. – Здесь раны быстро залечиваются. Однако не советую часто резать кожу... Заключенные звереют от запаха крови и тогда никому их не остановить. Их психика серьезно повреждена.
Большинство обителей тюрьмы трудилось на оранжереях, которых было множество – на всех уровнях и отсеках: постоянная, пускай и монотонная, и все же работа загружала время и отвлекала от дурацких мыслей. Другая часть делала уборку на «Посейдоне», чистила воздуховоды и укрепляла те части корпуса, которые поддавались давлению снаружи – работы здесь тоже было не мало. Третья часть готовила еду на камбузе, и лишь небольшая часть служила как бы внутренней охраной – поддерживала порядок. Управляющим делами был Крэк, но вот самый главный Мортира казался нам неким царем, до которого простому уголовнику просто так не подступиться – его защищали шестеро свирепых стражника. У одного из них были кулаки в четыре раза больше обычного, из-за этого его прозвали Молот – действительно, если врежет, то размажет череп по стене. Драки случались, но не часто. Люди научились как-то управлять своими эмоциями. Но если стычки и бывали, то по такой причине, которая требовала смерти одного из конфликтующего. Для этого устраивались бои на той арене, куда в первый день попались мы с «колокола». Именно там победитель получал то, на что претендовал, а проигравшего отправляли на разделку на кухню. Я же на такие гладиаторские схватки не ходил – не любил подобного зрелища. Прохоренко тоже игнорировал такое развлечение, что свидетельствовало о его неприемлемости убийств и насилия.
Это было единственным развлечением на танкере. Я же вспомнил о кинотеатре и библиотеке и об это м напомнил коллеге. Тот с удивлен ием посмотрел на меня:
- Какой кинотеатр? В первый год все сгорнело – и аппаратура, и диски с фильмами. А книги в библиотеки отсырели – это просто бумажная масса, нечитабельная.
- А что если организовать драмтеатр? – предложил я. – Хоть какой-то культурный досуг... и развлечение иного порядка...
- Ты бы еще камерный оркестр предложил бы, - хихикнул вдруг Прохоренко. – Все деревянные инструменты сгнили, а трубы и саксафоны давно использованы для латания дыр в машинах!.. Театр! У людей или агрессия, или полное равнодушие, что меня больше устраивает. Больше никаких чувств – а ты предлагаешь им в спектиакли играть? Не смеши! И не предлагай – тебя просто не поймут! Там, во ФСИН не знают, что здесь нет людей. Это уже не преступники, это просто хищники! Животные...
Было странно слышать такое от астрофизика. Только он был прав, нелюдимость – это основная черта уголовников на глубине. Получалось так, что огромные размеры танкера позволяли каждому редко встречаться с другим, если, конечно, такая встреча не была необходимой или целевой. На «Посейдоне» была странная и малообъяснимая психологическая атмосфера. Заключенные сколачивались в разные группы, но не по идеям или предпочтениям, а по каким-то им ведомым внутренним причинам, мне казалось, биологическим или, если быть ближе, зоологическим свойствам: ну, как объединяются в стадо волы или в прайд львы, или в стаю шакалы. Они признавали власть Мортиры, но при этом не возводили его в культ. Вспышки агрессии были краткими, хоть и яркими, и всегда заканчивались смертью кого-то; мне же было непонятны мотивы такой агрессии, словно порой не разум двигал людьми, а хищнические инстинкты – например, можете ли вы предсказать поведение акулы или медведя? Зато все любили гладиаторские бои, где море крови и куски мяса. Поэтому я, делая обход по агрегатным отсекам, по совету Прохоренко всегда носил гаечный ключ под майкой, чтобы успеть его выхватить и врезать по морде. Фени я не слышал, то есть заключенные уголовного жаргона не придерживались, словно такой речи и не было, одновременно мало общались и на русском – больше жесты и рычания, словно люди оскотинились, предпочитали выражать эмоции горловыми звуками. Интерес ко мне, который проявился распросами о жизни на поверхности, быстро угас и больше ко мне с вопросами никто не подходил. Мне показалось, это была последняя «искорка» их человеческого любопытства, ибо они опять стали равнодушными ко всему.
Здесь вообще не все было так, как в обычных исправительно-трудовых учреждениях. ФСИН не смогла бы классифицировать качественное состояние тюрьмы. Я не социолог, не психолог, и все же сумел увидеть различия жизни на «зонах» (известной мне по кино, рассказам коллег, бывших дворовых друзей, чья дорожка стала «кривой) и подводной: не делят общество на касты «низших» и «высших», нет лагерных опущенных («петухов»6 и тех, кто моет и убирает за других), «гадов» и «отрицалово», «паханов» и «авторитетов», все одинаково трудятся, не оказывает давление на другого, не унижает. Не слышал я и криминального фольклора, здесь не пели блатные песни, типа, «Владимирский централ, ветер северный» или «Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой...» Да, получившие пожизненное далеко не ангелы, однако их группировки не были направлены друг против друга, возможно, они ощущали себе подобных, как существа одной породы, объединялись и избегали контактов с «непохожими» на них. Точнее, полностью избегать не удавалось – иначе бы не было агрессии и смертельных схваток на ринге. Впрочем, вожак Мортира следил, чтобы число смертей не превысил определенный порог, иначе обслуживать танкер стало бы невозможным делом, да и зачем ему власть в обезлюдевшем мире? В любом случае, это была совсем другая тюремная обстановка.
В первые дни я чувствовал себя даже оскорбленным и униженным: мне, спасателю, который был призван защищать жизнь, приходилось быть вместе с теми, кто лишал других жизни; утешало лишь то, что я здесь по заданию. Понятное дело, что осужденные на пожизненное – это маньяки и психопаты, моральные уроды и оскотинившиеся люди, но здесь они все больше и больше отказывались от социально-общественных норм поведения, становясь зверьми. Иногда до меня доносились злобные вои и рычания, издаваемые ими, и я терялся в догадках – это звуки отчаяния или сигналы личностного контакта, призывающего к себе физиологически близкого существа? Живущие на глубине деградировались до низшей ступени интеллектуального состояния, одни лишь инстинкты и привычки.
Известно, в воде солнечный свет не проникает глубже 250 метров, но мы все равно не увидели бы лучики, так как танкер не имеет иллюминаторов. Из-за отсутствия солнечного света потерял смысл деление суток на утро-день-вечер-ночь, тут была одна сплошная 24-часовая полоса, как нет сезонов зима-весна-лето-осень. Еще со школьных уроков географии я знал, что толщина воды в промежутке 200-1000 метров называется мезопелагиаль, и это обиталище глубоководных рыб и беспозвоночных; сюда спускаются лишь киты и кашалоты. Это зона вечной тьмы, и «Посейдон» застрял посередине. Я сам называл всех обитателей тюрьмы мезопегиальскими людьми – так проводил границу между теми, кто здесь, и кто наверху, на суше.
Все равно мы нуждались в некотором распорядке суток и деление времени делали самостоятельно – по механическим часам, расположенных в разных частях танкера, однако в нашем распорядке жизни это никак не отражалось. Нам что 24 часа в сутках, что 38 – разницы никакой. Раз нет утра, то нет и ночи – спишь и работаешь в любом отрезке времени, организм перестал делить жизнь на привычные понятия. Просто идешь туда или сюда через какие-то часы или минуты. Под водой складывается все иначе, чем на суше, может, поэтому все казалось на «Посейдоне» однотипным и одноритмичным. Никакого культурного досуга, развлечений (кроме гладиаторского боя), праздников – унылый, жуткий и опасный мир для человека на глубине в 500 метров. Наверное, счастливыми здесь могли быть медузы или рыбы, любящие кромешную темноту и давление.
Человек, загнанный в несвоейственные ему условия имел три пути: сойти с ума, покончить жизнь самоубийством или адаптироваться. Как это происходило – я не понимал, но отмечу, что жить на танкере – это было больше чем испытание физическое и духовное, это нечто более сложное, тяжелое и... отвратительное. Шла деградация по всем фронтам. Мне приходилось ходить в разные части тюрьмы и я слышал сквозь переборку и в больших помещениях жуткие вои и крики, видимо, заключенные, оставшиеся одни или в группе, сбрасывали свои эмоции в окружающий мир, пугая тех, кто только прибыл или находился здесь не столь долгое время. Может, так они пытались себя защитить?
В любом случае без дела никто не оставался, а иначе и быть не могло. Если сотни тысяч лет назад труд превратил из обезьяны в человека, то в условиях подводной жизни человек превращался в непонятное существо. Точнее, в существа, так как уголовники в своих физиологических и морфологических изменениях были не похожи друг с другом, у каждого – свое индивидуальное превращение. А учитывая рассказ Прохоренко о смене пола некоторыми заключенными, то картина вырисовывалась нерадостная. Мутация? Но почему? И с чего это вдруг? Почему такого нет там, на поверхности? Может, и есть – ведь эволюция не стоит на месте, только почему здесь идет стремительно? Нет, никого наружу выпускать нельзя даже если вдруг Госдума России объявит всеобщую амнистию, неизвестно что тут творится, может, внутри них, мезопегиальских людей, модифицируются вирусы и бактерии, которые затем станут биологической угрозой для всего живого на Земле. И я задумывался, а стоит ли тогда вызволять и самого астрофизика, который так и не обмолвился, что он тут делает.
А он, как мне показалось, ведет какие-то наблюдения, старательно что-то куда-то записывает, бормочет формулы и термины, которые мне не известны. Часто уходил в минуты отдыха в машинное отделение, как будто там искал себе уединение и покой. Кстати, туда он мне заходить не разрешал, и вначале я подумал из-за того трупа, что однажды обнаружил у двери, ведущей к генераторам. Точнее, это был скелет, начисто обглоданный, причем по стоявшему острому запаху и пятнам крови на стенах и полу, человека съели часа три назад. Я тогда замер и стал разглядывать останки, заметив явные отличия скелета от человеческого, даже трудно описать увиденное; что-то от ящера и рыбы, что-то от хомо сапиенса. Значит, заключенные ели друг друга без ведома Мортиры, скорее всего, они все больше и больше отказывались от влияния своего вожака, предпочитая одиночный образ жизни и групповой по своему «виду», куда Мортира не вписывался по физиологическим и морфологическим свойствам. И они охотились, когда поблизости нет другой группировки или Крэка. Блин, одному лучше не ходить!
Другой раз я увидел не менее жуткое зрелище: обходя трубопроводы вентиляции, я встретил у штормтрапа двух заключенных. Нельзя сказать, что мы столкнулись носом к носу, скорее я чуть не споткнулся о голову одного из них. Они лежали на полу и тяжело дышали, как рыба, выброшенная на берег. Их бока раздувались и съеживались, руки и ноги мелко дрожали, а глаза были закрыты. Не знаю, без памятства находились ли уголовники или так спали, но смотреть на это было неприятно и жутко. Их безволосые головы, оголенные плечи и спины покрывала тонкая чушея, хотя я думал, что это пот на коже отражает свет неоновых ламп. Я тихо обошел тела, стараясь не задеть никого, не встревожить и не спровоцировать атаку, и пошел дальше. Когда вернулся спустя час, то уголовников там уже не было. Все больше и больше я приходил к мнению, что под водой происходит нечто зловещее, о чем человечество пока не подозревает. Но ничего хорошего в этом явно нет.
Правда, позже я понял, что Прохоренко не имеет к этому никакого отношения – он запрещал входить в это помещение даже Крэку, поясняя опасность электрического удара. Может, он там что-то конструировал? Или тайком изучал окружающий мир, включая трансформацию ледей? Странно, ведь он не биолог, не врач, а астрофизик. Что может делать здесь человек его профессии? Как-то не стыкуется многое.
Мне удалось установить в процессе обхода танкера, что в различных частях стоят странные приборы, смонтированные из разных деталей, это не заводские изделия, это кустарные. Назначения их я не знал, однако был уверен, они никакого отношения к поддержке жизни на «Посейдоне» не имели. Уголовники не интересовались, что это и зачем – они считали это частью оборудования танкера. Но любой бы инженер имел другое мнение. Сам же Прохоренко меня к ним не подпускал, однажды рявкнув:
- Не трогай! Это не по твоей части!
Его аж трясло от негодования, словно я покусился на нечто святое. Я отдернул руку и больше к таким аппаратам не подходил. Но знал, что к ним часто заглядывает астрофизик. Зачем? Любопытство съедало меня. Возможно, Сергей Иванович проводил скрытые эксперименты, о чем не знало руководство ФСИН. Да, он снимал показания с датчиков, но для чего? Вел записи исследований – это несомненно, да только каких? Черт побери, что искал астрофизик на глубине моря? Но пока не спрашивал, надеясь, что коллега сам пояснит, когда начнет доверять. Только вот получить это доверие оказалось делом не простым. Из всех гадостей на Земле он больше всего ненавидел расовую дискриминацию, а меня, как нацика, особо не воспринимал, вначале игнорировал. Но спустя некоторое время его отношение немного изменилось. Он видел, как я работаю, стараясь не допустить ошибки, как легко разбираюсь в технике и ремонтирую механизмы любого назначения, при этом веду себя как вполне приличный человек – не сквернословлю, не рассказываю нудные и гнусные истории, не напрашиваюсь на беседы, не надоедаю, позволяю каждому вести себя так, как он желает, не читаю нотации. Иначе говоря, я вопринимал Прохоренко таким, каким он был и хотел оставаться дальше.
И какая-то тонкая связь между нами начала образовываться. Однажды мы находились в своей каюте и смотрели в потолок, с которого медленно капала вода. Это редкие часы отдыха. Каждый был при своих думах и не мешал другому. Лишь этот звук разделял нас: квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у...
И тут у меня невольно вырвалось:
- Люди искали ад, а между тем, они его создали сами... Здесь.
Я полагал, что Прохоренко, как всегда, проигнорирует меня, однако он вдруг заговорил:
- Это, скорее всего, не ад. Это антитезис Чистилища.
- Почему антитезис? – удивился я.
Сергей Иванович повернулся на левый бок, посмотрел в мою сторону. Выражение его лица я не видел, но вот глаза – они сверкали, как у кошки в темноте.
- Чистилище – это место, где души имеют шанс попасть в рай, пройдя определенный процесс очищения от скверны, так считают, например, католики. Но на «Посейдоне» люди меняются не для того, чтобы занять достойное место среди человечества или попасть в сад Эдема. Они перерождаются для того, чтобы превратить Землю в ад... но не для себя, а для тех, кто остался на поверхности. Таким образом, это антитезис Чистилища, в подводной тюрьме ищут совсем иное, чем христиане или мусульмане могут ожидать в раю или аду...
Я чертыхнулся: такой расклад мысли показался мне неясным, и поэтому признался:
- В нашей теологической беседе я многое не уловил...
- Я не веду беседу по библейским канонам, ведь я – атеист, ученый, - ответил Сергей Иванович. – Люди придумали рай, как место благоденствия. Это сухопутный мир. Но реальный мир всего живого на Земле – это водная стихия. Рай – это океаны и моря. Океаны покрывают 71% земной поверхности и содержат 97% земного запаса воды, тогда как в озерах и реках лишь 3%. Жизнь зародилась в океане, и начало ей положили простейшие одноклеточные организмы; растения в подводном мире – это диатомеи и ламинарии, животные – это рыбы, птицы, звери, губки, кораллы, черви, морские звезды, ракообразные. С биологической точки зрения – это и есть Эдем. И с «Посейдона» люди вернутся в этом рай.
Считать нашу тюрьму ступенью к раю? Бред! Но Сергей Иванович не походил на того, кто страдает шизофренией. И следовало продолжить спор, чтобы вытянуть нужную информацию от себеседника.
- Человек не создан для жизни на воде, - возразил я, вспомнив американский фантастический фильм «Водный мир», в котором из-за глобального потепления растаили полярные шапки и вся планета погрузилась в воду, а человечество вынуждено было выживать на утлых суденышках и бороться за еду друг с другом. – Человек – существо сухопутное.
- Ты так думаешь, Виктор? – с ехидцой в голосе поинтересовался Прохоренко и облокотился на край кровати. Вообще сложился не совсем равнозначный статус: я ему на «вы», а он мне – на «ты», и все же в данный момент я не акцентировал на этом внимание – это несущественный аспект в моем задании. – Жизнь зародилась не на сухом месте, а именно в воде. Мы биологически восходим от морских существ, это есть в наших генах. И это все теперь просыпается в нас. Ты сам видишь это на пр имере заключенных. Мы пахнем как рыбы, не говоря о внешнем виде.
- Ерунда, - отмахнулся я. Но в душе понимал, что это не так.
- Нет, не ерунда. Эволюция – это процесс постоянный и неодолимый, хотим мы этого или нет, но меняемся. Хотя с моральной точки зрения мы деградируем. Наше сознание не успевает за физиологическими изменениями. Мы остаемся хищниками, высокоинтеллектуальными хищникам. Мы создаем оружие и убиваем не только других существ, но и себе подобных. В нас зачатки прошлой жизни, доисторических животных. Борьба за существование двигает нами. Тут нет социальных и нравственных маркеров.
- Ну, если на «Посейдоне» именно эти моральные дегенераты, то вы не далеко ушли от своих выводов, - ляпнул я. – Убийцы, подонки, мерзавцы... мезопегиальские люди... – и тут я прикусил язык, ведь к их числу следовало отнести как себя, так и Прохоренко, хотя мы уж вдвоем были людьми совсем иного порядка, совсем чужие здесь.
И все же напрасно это сказал, так как у коллеги пропало настроение со мной дискутировать, он отвернулся и замолчал. Вероятно, вспомнил, что я – «нацик», а он – тоже «преступник». Больше к этой теме мы не возвращались, а на другие попытки вытянуть что-то из астрофизика получал молчание и жест, мол, иди, работай, не отвлекайся. И я, чертыхаясь, работал как проклятый, ожидая часа, когда покину это страшное место.
10.
В любом случае я работал хорошо, и удивился, когда спустя десять дней Крэк вдруг появился в каюте, где мы с Прохоренко отдыхали, и заявил:
- Тебя требует Мортира.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у...
Я встревоженно посмотрел на астрофизика, тот пожал плечами, типа, я на тебя не жаловался.
- Зачем?
- Не задавай вопросов – ступай, - прервал меня Крэк, его глаза недовольно вспыхнули. Он не любил, когда много спрашивают – вопросы считал неуместными.
В сопровождении одной «торпеды» я побрел в носовую часть. Заметил, сто пятьдесят заключенных на четверти километра танкера распределены так, что редко кого встречаешь на пути, но вот чем ближе к аппартаментам вождя, тем меньше вообще людей. Видимо, было табу на эту сторону «Посейдона» для заключенных, сюда приходили лишь по вызову, например, Прохоренко для ремонта или повар заносил еду. Но в свободное время уголовники сгруппировывались и уединялись, чем они там занимались мне было неведомо. Нет, сексуальных отношениях речи не идет, там было нечто совсем иное, пока мне не достижимое. И вообще, заключенные мало разговаривали со мной, как и друг с другом. Лишь злобно поглядывали и скалили зубы.
В этой стороне тюрьмы атмосфера была также насыщена влагой, но зато отсеки оказались просторными и чище, меньше ржавчины, больше всяких атрибутов бытовой жизни – статуи, картины в целлофановой упаковке, мебель из водостойкой древесины, хрусталь, интересно, откуда это взялось? И много света – электроэнергии не жалели для вождя, его стражей и... гарема. Да, аристократия среди уголовников тоже имелась – в этом легко убедиться, если попасть сюда.
«Торпеда» постучал в дверь, а потом открыл ее, жестом пригласив меня внутрь. Я переступил порог с определенным чувством тревоги, но не страха, хотя где-то в подсознании мелькала мысль, что это может быть моим последним часом жизни, и очутился в роскошном помещении. На кожанном диване восседал тот, кого я в первый день назвал Акулой; на его груди сверкала изумрудными глазками серебрянная ящерица – старинный амулет, неизвестно как взявшийся на танкере; возможно, это было одним из символов власти, как скипетр и держава у русских царей. Отдельно на креслах сидели четыре мужика... нет, их было уже трудно назвать таковыми: женские груди, причем, у двоих аж три, что даже среди женщин не бывает, отсутствие щетины и волос на руках и ногах и... большие животы. «Неужели беременные?» - едва не вырвался у меня изумленный крик. Торпеда проследил мой взгляд и подтвердил:
- Да, мои жены беремены, жду потомства... Удивлен?
Я пожал плечами: мол, не для этого же позвали меня, я не врач и не биолог. Тревога не рассеивалась, наоборот, повисла напряженная тишина. Но вот мужики-самки рассматривали вошедшего внимательно, словно в микроскоп, и я чувствовал, как что-то или некто роется в моего голове, словно перебирает там кубики. Может, телепатия? Черт знает чем могут обладать эти трансформировавшиеся люди. Теперь я уже понимал, о чем говорил Прохоренко – это насчет трансформации организмов. Этот мир на «Посейдоне» меня пугал, и тем сильнее мне хотелось вырваться отсюда побыстрее.
Квакоу-у-у – в который раз на дню послышался жуткий звук. Я, похоже, перестал уже вздрагивать и не обращал внимания. Но вот влажность... нет, это перенести не просто. Мое сердце колотилось, пытаясь обеспечить баланс организма воздухом и воды. Мортира это видел и ухмылка прорезала его акулье лицо.
- Ты же нацик, Виктор, - начал вожак, открывая бутылку и наливая в стаканы... алкоголь. Да, это была возгонка из овощей, что выращивали в оранжереях. Я не знал, что этим здесь занимаются, а с другой стороны, что этому мешает? Сырье есть, энергия тоже – почему бы не производить самогон? Если в этом есть потребность. Хотя на борту «Посейдона» я никого нетрезвым не видел, возможно, спиртное делают только для Мортиры.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у... И здесь был несколько другой, но тоже странный запах, смешавшийся с нефтью.
Мое молчание свидетельствовало, что жду продолжения речи, и Мортира не стал останавливаться:
- Почему в первый день ты не убил кавказцев? У тебя же был шанс... На воле ты завалил азиатов, а потом вдруг отказался... С чего это вдруг? – глаза у вожака как-то блеснули нехорошим светом.
Я пожал плечами:
- Это было давно. Мои взгляды изменились. Да и «завали» мигрантов не я – это производственная авария.
Да, с моей легендой не так уж и просто на «Посейдоне». Раз начинают копаться в ней, значит, не доверяют. Особенно смущали меня пристальные взгляды «жен». Так что делать? Начать драку? А толк какой – не убежишь же отсюда! Впрочем, вряд ли сам вожак позвал для расправы над мной, он хотел чего-то иного.
- Ты теперь не призываешь к чистоте белой расы? – продолжал вести странный разговор Мортира, пальцем поглаживая амулет. – Не хочешь расправляться с теми, кто сейчас не похож на тебя. Ты даже на ринг не приходишь, чтобы полюбоваться зрелищами, - тут Мортира не врал, действительно, мне не нравились подобные «спектакли» и после первого дня подобной схватки я больше не приближался к стыковочному помещению, хотя знал, что за неделю произошли еще две кровавые разборки.
- Призываю, но убивать больше не стану, - пытался выкрутиться я. – К тому же не у меня проблемы с тем кавказцем... Конфликт у другого, который тоже прибыл в «колоколе» со мной.
Хмыкнув, вожак щелкнул пальцем, и в помещение вступил тот самый бандюган, с которым мы прибыли на «Посейдон» и который убил одного из фанатиков – «бычара». В руках он держал поднос и большим колпаком-крышкой. Бандюган свирепо смотрел на меня, словно я был виноват в смерти его напарника со шрамом.
- Тогда, может, отведаешь его? – как-то непонятно предложил Мортира, смотря на меня холодными акульми глазами. Боже мой, настоящий мегалодон7, а не человек! – мелькнула у меня мысль.
- Не понял, - осторожно ответил я.
«Бычара» открыл крышку, и я увидел на подносе голову того кавказца. Боже мой, уже успели казнить? Я в недоумении посмотрел на Мортиру, а тот, усмехнувшись, пояснил:
- Вчера кавказец вызвал на бой Игоря, - и толстый палец ткнул в сторону бандюгана, - а от таких вызовов нельзя уклонятся, иначе это воспримут поражением. А всех проигравших мы фаршируем. Но бой кавказец проиграл, и теперь он, - снова палец указал на «бычару», - мой телохранитель. Тебе же, Виктор, я предлагаю съесть голову, так как это деликатес! – и Мортира щелкнул языком, а его «жены» аж завизжали от удовольствия. Было видно, что такую пищу они предпочитали больше всего. А может, им нужен был протеин? Ведь внутри каждого был зародыш, и без белка ему не вырасти.
Меня же передернуло.
- Я не голоден, - выдавил я из себя, стараясь не смотреть на отрезанную голову.
- Потом съешь... когда проголодаешься, - настаивал Мортира. Чего он хочет? Ведь не зря он такое предлагает? Чего добивается?
- Я не ем головы... человеческие...
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у...
Мортира понятливо кивнул и махнул рукой «бычаре», который бросил голову мужикам-самкам. Те вцепились в нее и стали сдирать волосы, откусывать нос и уши, извлекать мозги из черепа. Видимо, беременность вызывала голод. Это было жуткое зрелище, и я отвернулся. Отвращение так и читалось на моем лице, так как бандюган развеселился. Между тем последовала «просьба»:
- Расскажи, что у тебя было?
- В каком смысле? – слово «было» меня смутило.
- В чем тебя обвиняли на суде? – пояснил свою мысль Мортира.
Итак, с меня требуют историю из моего «уголовного дела». Я старательно перерассказал свою легенду. Мортира слушал, перебирая пальцами по стакану, после чего отхлебнул алкоголь и сказал:
- Просканировали?
Это было обращение не ко мне – к его «женам». Один из мужиков-самцов повернулся к мне и произнес грубым голосом:
- Он не мент, не законник. Но врет. Не было аварии и он не расист. Он сдесь с каким-то делом. Сильная воля, не просто прочитать его мысли. У него какой-то имплантант – я чувствую его... электронный чип...
У меня ёкнуло в сердце: разоблачили? Точно, это телепаты, ё-мать-твою. Неужели все всплыло и им все известно? Нет, это всего лишь заявление без доказательств. Хотя кому нужны доказательства – это же не суд? Могут отрубить руку или выкорнуть ножом чип с ладони – и вот вам доказательство моей миссии от ФСИН. «Бычара» с яростью обернулся ко мне, готовый вцепиться в глотку – ему противило то, что с ним на «Посейдон» прибыл если не мент, то какой-то шпион. И все же Мортира не спешил делать выводы; его военный опыт подсказывал, что не следует делать поспешных выводов.
- Это так?
Я отрицательно мотнул. Не лезть же добровольно в петлю. А руку свою я не дам никому щупать – готов драться до смерти.
- Этот чип контролирует ритм моего сердца и работу кровеносных сосудов, - соврал я. – У меня редкое заболевание...
Звучало не очень убедительно. Но ничего, проглотят эту версию. Похоже, мне не поверили, однако спорить не стали.
- Ладно, не будем торопить события – само собой все выявится, - усмехнулся вдруг вожак и откинулся на спинку дивана. Со стороны кресел доносилось чавканье – «жены» доедали голову. – С тюрьмы не сбежишь... Я – человек справедливый, не принимаю необдуманных и неправильных решений... Раз ты здесь с какой-то целью, то это все равно выяснится. Тайны не уплывают за борт этого корабля, - и Мортира указал пальцем на стену, - все раскрывается здесь... Твой предшественник оказался ментом, и за это поплатился, - тут собеседник ткнул пальцем на трезубец с нанизанной головой, - он не хотел ничего мне говорить, хотя оскорбил меня, чего делать никому не позволительно. Я не позволял унизительно относиться к моим солдатам и ко мне всяким там бородачам в Чечне, так и не хочу слышать это здесь, под водой... Твое молчание восприму как сигнал понимания. Ты сам придешь ко мне добровольно... и все расскажешь. Ибо без меня здесь ничего не решается...
Я бы так не сказал, едва не произнес я, и опасливо посмотрел на беременных телепатов. Те были заняты чревоугодием.
- Игорь будет следить за тобой.
Ага, вот как зовут «бычару» - я даже и не интересовался раньше именем того, с кем меня отправили на дно Охотского моря; просто перед «поездкой» пролистал уголовные дела моих «спутников», не особо вчитываясь. Тот же, смотря на меня с презрением и недоверием, прорычал:
- Будет сделано.
Мое молчание было воспринято как знак согласия, хотя мне просто не хотелось дискутировать на опасную тему. Я итак балансировал на грани разоблачения.
- Ты свободен, ступай к себе, - великодушно махнул рукой Мортира, и его глаза по-акульи посмотрели на меня, и в ту секунду я почувствовал себя некой пищей. Да, вожак точно формировавлся в кровожадную рыбу.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у... Бог ты мой, как достал меня этот звук, до печенок, до легких, полные воды. Но еще больше достала жизнь в этом страшном месте. Не верил я ни в справедливость Мортиры, осозновал опасность слежки «бычары», который с первых же дней ко мне относился с подозрением. Несмотря на большое с ним различие, у нас было одно общее на борту «Посейдона»: ни я, ни Игорь не могли пить воду, что предлагали нам на кухне. Слишком жесткая и соленая, похоже, полетели опреснители и выдают практически морской состав воды. Два дня назад я начал мастерить с подручных вещей фильтр по очистке воды, для себя, естественно, и Сергей Иванович это заметил:
- Ты что делаешь?
- Я не могу употреблять вашу воду, - сердито ответил я, закручивая гайки на «банке».
- А что с водой? – искренне удивился астрофизик. – Обычная. Конечно, не «Боржоми», но сойдет для нас...
- Она морская, понимаете? Я не рыба и не моллюск, чтобы ее пить!
По лицу коллеги стало ясно, что он призадумался над моими словами.
- Ты прибыл недавно, значит, для тебя вода морская, - стал он вслух размышлять, - но для меня и всех других она – обычная. Этио означает, что фильтры в опреснителях окончательно засорились и насосы выдают нам не то, что улавливают в атмосфере, а забортную воду, то есть морскую. А мы к ней привыкли и не замечаем разницы.
- И что? – спросил я. – Это означает, что скоро воды на «Посейдоне» станет столько, что можно будет плавать. Ведь системы отвода лишней воды нет, она заполнит все отсеки и трюмы.
Но ответ был иным.
- А то, что мы уже не сможем пить обычную воду, - тихо заявил Прохоренко, взглянув мне в глаза. – Мы приспособились, и поэтому нет нужды чинить опреснители. Впрочем, все установки находятся в носовой части танкера – прямо под аппартаментами Мортиры. Туда просто так не пройдешь!
- Но я не могу! Нужно чинить агрегаты, менять фильтры!
- А ты привыкай. Фильтров осталось мало... Их я буду держать на всякий случай.
- Какой еще «всякий»?
- Такой... не задавай ненужных вопросов.
Я лишь фыркнул в ответ, мне показалось, что эти фильтры просто использованы по другому назначению, запасных частей больше нет. Тяжело дыша, стал мастерить дальше. Нет, без нормальной питьевой воды мне здесь не продержаться. Поэтому сделаю походный портативный опреснитель, благо технология очистки не сложная и доступна для любого, у кого мозги хорошо «варят», а руки умеют многое. Еще бы сделать маску, чтобы меньше вдыхать влагу, а то легкие уже итак заполнены водой, как у утопленника!
11.
Я вылетел из носовой части танкера, не взглянув на «торпед» - охранников. Беседа с Мортирой навела меня на однозначное решение – пора валить с «Посейдона». Эти ублюдки не знают, что у меня есть возможность покинуть тюрьму. Только у меня есть задание и его выполнить просто обязан. Тянуть больше нельзя, следует рассказать правду Прохоренко и предложить ему эвакуацию. Не думаю, что ему тоже приятно здесь находится. Но все же что-то заставило его прибыть сюда.
Я вернулся в свой отсек, однако Сергея Ивановича там не было. Странно, ведь сейчас была пауза, отдых. Куда он мог слинять? Больше по интуиции, чем осознанно, я устремился в тот отсек, где обнаружил агрегат неизвестного назначения. Мои догадки оправдались: астрофизик был там, где при свете тусклой лампы снимал показания с приборов. И среди частей машины я заметил фильтры, те самые, что обычно стоят на опреснителях. Ну, как я и подозревал, они использованы по другой линии...
- Так, так, Сергей Иванович, отвлекаетесь от основного дела? – произнес я громко, что мой голос эхом отразился от стен, однако не заглушил постоянного звука: Квакоу-у-у...
Астрофизик испуганно подпрыгнул и уронил журнал, оглянулся:
- Ты что здесь делаешь, Виктор? – его голос срывался от злости. Было такое ощущение, словно застал его за процессом мастурбации, и теперь он пытался сорвать на мне свои скопившиеся эмоции, свой стыд. – Ты подглядываешь за мной?
- За вами пришел. Это очень важно. Я из-за вас здесь...
- Так тебя Мортира приставил ко мне следить, так? – прорычал Прохоренко, по-своему поняв мое местонахождение возле него, затем вдруг выхватился гаечный ключ и замахнулся. Не ожидал от него такой реакции на мои слова, хотя к физическому противостоянию все же оказался готовым. Я легко уклонился от удара, перехватил его руку, подставил колено и бросил через себя – обычно так я делаю на тренировках по самбо. Легкое тело астрофизика перелетело надо мной как фанерный планер и шмякнулось возле его странного аппарата, естественно, без серьезных ушибов. Я прижал его мордой к полу и прорычал:
- Сергей Иванович, успокойтесь. Я вам не причину вреда!
Однако тот рычал и пытался сопротивляться. Я надавил его на затылок и... увидел за ушами щели. Это такие, какие бывают у рыб. Боже мой, это же жабры! Как у него могли они появится? Операция неизвестных хирургов? Значит, всех уголовников перед отправкой на самом деле подвергали неким медицинским экспериментам? Я ослабил хватку, и Прохоренко вырвался, вскочил и отпрыгнул в сторону. За гаечным ключом, однако, не полез.
На меня смотрел с ненавистью, к счастью, больше попыток напасть на меня не предпринимал. Тихо приходил в себя, смотрел то на журнал, то на аппарат, то на меня, и пытался вникнуть, что же ему предпринять. Меня интересовало другое.
- Что у вас там, - и я пальцем указал на свою голову. Астрофизик понял и тихо ответил:
- То, что и у других – жабры.
- «Мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить»... – выдавил я из себя популярную в 1960-х годах песню. Меня не поняли:
- Чего? – недоумение обозначилось на лице Сергея Ивановича.
- Это песня такая, вы ее должны помнить...
На мое удивление Прохоренко успокоился и сказал:
- Да, помню, когда-то любил этот фильм... Но все на «Посейдоне» - «морские дьяволы», этого не избежишь и ты, Виктор! Просто нужно время, а его у тебя здесь предостаточно. Ты же на пожизненном!..
- Избегу, - мотнул я. – Я собираюсь отсюдова валить.
- Отсюда не сбежишь, если сам не уплывешь как рыба, - недоверчиво ответил мой коллега по обслуживанию агрегатов. – Но для этого нужно вскрыть корпус... то есть взрывом. Однако на глубине в 500 метров давление... короче, человеку не выжить!
- Я не буду вскрывать корпус ни бомбой, ни автогеном, я просто уплыву в скафандре. Сергей Иванович, я прибыл сюда за вами, меня специально отправили, - и тут я рассказал о моем задании. Прохоренко вначале слушал меня недоверчиво, а потом успокоился окончательно и усмехнулся:
- Значит, ваши националистические идеи... это выдумка?
- Это легенда, чтобы я мог внедрится в уголовную среду, - подправил я. – К сожалению, телепаты Мортиры меня раскусили. Но это не столь важно. Ваши родные и близкие в ужасе от того, что вы сами себя заточили в подводную тюрьму. Но еще больше в шоке оказались сотрудники ФСИН, когда узнали, что посадили невиновного человека и именно туда, откуда нет пути назад. Там был грандиозный скандал, нескольких лишили должности.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Но почему они не выслали спасательную экспедицию, если так? Например, подводную лодку с морскими пехотинцами, которые быстро расправились бы с заключенными? – Прохоренко задавал сложные вопросы, на которые у меня не было ответов. Меня ведь тоже не вводили во все тонкости дела. И все же я пытался пояснить, исходя из внутреннего осмысления ситуации:
- Это значит, подключать Военно-морской флот, а за каждой подлодкой НАТО ведет слежку. О существовании «Посейдона» узнали бы на Западе и поднялся бы грандиозный скандал, который никому в российском правительстве не нужен. На нас итак давят иностранные государства, санкции принимают... Поэтому попросили МЧС, которое как бы нейтрально и выполняет свои функции во всех точках мира. Кс тати. Сюда уже направляли одного офицера МВД – его голову вы могли узреть на трезубце Мортиры. Его миссию вычислили, оперативника раскусили... причем в прямом и переносном смыслах.
Астрофизик почесал нос и спросил:
- И как ты намерен меня спасти?
- Прежде всего, вы хотите покинуть эту тюрьму? – я задал вопрос напрямую. Ведь может взбрыкнуться, мол, нет, хочу жить здесь навсегда. И получил честный ответ:
- Сейчас – да. Спроси меня месяц назад, то ответил бы отрицательно.
- Но почему? – удивился я.
- Потому что только сейчас картина мира предстала перед мной в полной ясности четкости...
Я застонал:
- О боже, Сергей Иванович, без лишней философии, и забудьте о Чистилище, сейчас не время для подобных разговоров. Поясните мне, что и как! У меня итак все пухнет под черепом! Черт знает что творится здесь, а там, на континенте н икто ничего не подозревает, не знает. Вы предоставлены сами себе, но превращение в «морских дьяволов» - это за гранью разума! И вы что-то лопочете мне...
Прохоренко вздохнул, как-то изподлобья взглянул на меня и спросил:
- Ты знаешь, чем я занимался на воле?
«На воле» - это звучало так, словно земля была для него неким отвратительным местом обитания. Я не совсем уловил смысл такой интонации, решив, что это вынужденная реакция в уголовной среде, когда жизнь до приговора следует считать некой отрицательной стороной. И все же я произнес:
- Да, вы занимались экзопланетами8.
- Экзопланетами... - машинально повторил Сергей Иванович, щелкнув языком, словно пробовал это слово на вкус. – Экзопланеты – это то, что составляет Вселенную. Нет, ни звезды или «черные дыры», а именно планеты, которых в численном измерении больше, чем звезд. Считается, что 22-24% звезд Млечного Пути имеют звезды, которые подобны нашему Солнцу, более того, порядка 40-50 миллиардов имеют землеподобные планеты, причем не менее 10 миллиардов из них обитаемы.
- Вы уверены в этом? – с некоторым ехидством спросил я. – Ведь там никого из нас не было. И оттуда нам писем не писали!
Было удивительно вести разговоры на астрономическую тему на глубине одного из холодных морей. Такое не делал, уверен, никто до нас и после нас.
- Статистика позволяет делать математические расчеты жизни в тех мирах, куда не добрался человек и вряд ли доберется, - невозмутимо ответил бывший астрофизик. – Звезды так далеко расположены друг от друга, что человек не способен преодолеть такие расстояния, даже путем смены поколений – никакая система жизнеобеспечения не сумеет поддержать людей в космическом пространстве столь значительное время. Даже планеты порой разрушаются, жизнь вымирает... Да, вы правы, товарищ Захаров, я занимался экзопланетами, но не всеми, а только теми, кого можно было считать планетами-океанами.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Гм, поясните, пожалуйста, - озадачился я. Мне показалось, что начинаю понимать, почему этот человек решился спуститься на дно Охотского моря. Водная стихия – это было его интересом, но что за этим стоит? Что важного в этом, раз кто-то вживается в уголовную среду в таком жутком месте?
- Планета-океан – это тип небесных тел, состоящих в основном из каменистых пород, льда и металла, причем расположена от родительской звезды на таком расстоянии, что вода находится в жидком состоянии. Обычно это океаны глубиной до 100 километров. Почему именно такая глубина? Потому что из-за огромного давления – до 20 тысяч атмосфер! - вода переходит в иное качественное состояние – затвердевает, становясь полиморфной модификацией льда – она тяжелее воды и никогда не тает. Планеты-океаны обычно не более 6-8 масс нашей Земли, поскольку в большей массе они превращаются в газовые гиганеты, притягивая водород и гелий. Внешняя оболочка – это жидкая вода, далее – до 5 тысяч километров – кора из льда, ниже – каменные породы – мантия - до 3,5 тысяч километров и металлическое ядро до 4,5 тысяч километров. Жидкая вода способствует формированию биологической жизни, и она разнообразна, богата.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Я озадачился, хотя тема втянула меня:
- И там может быть разумная жизнь?
- Не знаю... Разумная жизнь предполагает изменение окружающей среды, а в водном пространстве это невозможно. Но сама биомасса способна создавать ауру такой среды, что она поддерживает жизнь даже под воздействием внешней агрессии, - пояснил Прохоронко, протирая свой лысый затылок. По шее катился пот – нет, это не от жары, а от конденсированной влаги. Как я уже говорил, на «Посейдоне» была высокая влажность, и из-за нее мне было трудно переносить даже такую невысокую температуру, дышать. Мое сознание туманилось, не хотелось есть и пить, но, как я заметил, мой собеседник чувствовал себя прекрасно. Может, адаптировался или это из-за жабр?..
- Три миллиарда лет назад наша Земля тоже была планетой-океаном... Я же говорил тебе, Виктор, про морской рай, помнишь? Не было сада земного, был водный сад...
- Да? – удивился я. – Но где же столько воды сейчас, если много суши?
- Произошли тектонические изменения – планета ведь была молодой, литосфера подвижная, постоянные процессы горообразования и движения плит, вот часть воды ушла под землю, на глубины до 500 километров. Это колосальные резервуары, способные заполнить десять океанов как Тихий, по другим расчетам, в пять раз превышает все поверхностные водные бассейны. Возможно, легенда о Всемирном потопе не так уж безосновательна. Предполагаю, что какой-то объем воды в доисторическое время поднялось на поверхность, произвело разрушения, а потом всосалось обратно...
- Хм, откуда вы знаете? – усомнился я в правдивости информации. – Как можно узнать, что на глубине в полтысяча километров, если мы пробурили максимум 12-15?
- Есть тому доказательства, мой Фома неверующий, - лаконично ответил собеседник. – Американские ученые изучали записи сейсмографии – характеристики землетрясений в различных зонах мира и по данным 600 тысяч измерений пришли к выводу, что под восточной частью континента Евразия и под Северной Америкой располагаются огромные резервуары воды. Об этом свидетельствовала картина затухания продольных сейсмических волн, которая характерна именно для воды. А еще раньше морскую воду под поверхностью Земли обнаружили английские ученые из Манчестерского университета, причем распознали ее следы в углекисломгазе, вырывающимся с глубины около 1500 километров.
У меня были сомнения:
- Хм, только это?
- Нет, еще есть алмаз.
- Алмаз? Не понял.
- В Бразилии был обнаружен алмаз, образовавшийся на глубине в 500 километров и выдавленный на поверхность. Так вот, в него вкраплен крошечный кристалл минерала рингвудита. Ученые из канадского Университета Альберты провели геохимический анализ, выявивший полтора процента воды в общей массе. То есть этот минерал образовался в водном пространстве. А поскольку рингвудит - главный компонент так называемой переходной зоны Земли - недр, расположенных на глубинах в несколько сотен километров, то существует гипотеза о массовом объеме воды в этой сфере.
Я вздохнул, потому что вспомнил журнал, что начал читать в приемной своего шефа. Руссифицированный американский журнал сообщал об открытии ученых подводного океана, блин, как я мог упустить это из виду? Значит, Прохоренко прав: два атома водорода и один атом кислорода - «аш-два-о» – они первооснова нашей планеты. Я поднял голову: вода, капавшая с железного потолка, – вот уж свидетельство преобладания этого вещества в моей жизненной среде, - действовала мне на нервы, однако астрофизик не замечал этого, увлеченный пояснениями. И все же многое мне еще было непонятно. Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Хорошо, представим, что Земля три миллиарда лет назад была сплошь покрыта океаном – и что? И как вы нашли океаны на планетах, что в десятках световых лет отсюда? Мы не видим, что на глубине в 500 километров, а вы хотите увидеть океан за сотни парсеков!
Похоже, для Сергея Ивановича не сущесвовало трудных вопросов. Он с охотой углубися в объяснения.
- О существовании подобных планет мы сумели получить данные с использованием орбитального телескопа НАСА Kepler, который был запущен в мае 2009 года и нацелен на участок Млечного пути. Телескоп искал экзопланеты посредством так называемого транзитного метода, иначе говоря, следил, изменяется ли яркость звезды время от времени. И это происходило, когда по диску звезды проходили крупные объекты. По колебаниям яркости мы и определяли наличие планет. Конечно, не все характеристики планет можно было получить с этого телескопа. Однако в 2018 году запущенный космический телескоп James Webb Space Telescope, позволил астрономам заглянуть на 20-30 световых лет и найти на экзопланетах воду и растительность. Наличие обширного океана выдал "солнечный зайчик", то есть блик на зеркальной поверхности воды. Отличить воду от другой жидкости позволил проведенный затем спектральный анализ. Кроме того, исследования в инфракрасном диапазоне способны выявить на далекой планете присутствие хлорофилла - пигмента, который окрашивает листья, траву и прочую растительность в зеленый цвет. Он, хлорофилл, очень хорошо виден на инфракрасных снимках - выглядит яркими сполохами.
- Хорошо, - я уже начал терять терпение. – Но все это не объясняет, почему вы сами себя посадили в тюрьму, причем на «Посейдон»! Это мог сделать только безумец! А иногда мне кажется, что вы «не в себе»...
Безумный разговор в проржавевшем отсеке подводной тюрьмы. И это было реальностью.
12.
Вначале Прохоренко в недоумении уставился на меня, видимо, решив, что я ляпнул совсем несуразное, а потом догнал, что не все рассказал мне и продолжил:
- Выслушайте меня до конца. Первую планету-океан нашли 17 декабря 2009 года в созвездии Змееносца - GJ1214b у красного карлика. Это в 40 парсеках от Земли. Масса планеты составляет примерно 6,55 масс Земли, в то же время диаметр планеты превышает земной более чем в 2,5 раза. Вследствие низкой плотности гравитация на планете несколько ниже земной, и оценивается в 0,91 «же». Ученые оценили состав планеты: по массе состоит на 75% из воды и на 25% из каменистых материалов. В тоже время, учитывая высокую температуру на поверхности планеты - около 200 градусов Цельсия – можно предположить, что вода на планете находится в таких экзотических состояниях как «горячий лёд» и «супержидкая вода», которые не встречаются на нашей планете. Жизнь там не может существовать.
- И?
- И все же, была обнаружена сигмы Бегемота9 еще одна планета, которую условно назвали... Посейдон...
- Ага! – тут я стал сооброжать немного быстрее. – И вы решили, что тюрьма схожа с условиями обитания на той планете?
Тут астрофизик улыбнулся:
- Образно говоря, да. Посейдон находится в 25 световых годах от Солнца. Это планета в 4,2 земных масс, температура у поверхности – 34 градусов, полностью покрыта водными просторами... Она такая, какая была Земля три миллиарда лет назад. За исключением того, что Посейдон старше Земли на 1,2 миллиарда лет. Но благодаря ей поддерживается жизнь у нас...
- Я не совсем уловил, - расстерялся я. – Как может планета, находящаяся на таком большом расстоянии, поддерживать жизнь у нас?
- Существует теория панспермии, согласно которой жизнь привносится из космоса на планеты путем распространения биологических форм. Современные ученые доказали, что примитивные организмы легко переносят космический холод и радиацию и могут находится в замороженном состоянии в межзвездном пространстве тысячи и миллионы лет. Попадая в благоприятные условия, они оживают и начинают размножаться, развиваться. Но дело в том, что сами по себе организмы не могут выйти из «спячки» и тем более прогрессировать в более сложные формы, например, беспозвоночные, млекопитающиеся, приматов и так далее. Для этого нужны соответствующие сигналы. Так вот, биомасса, находящаяся на планетах-океанах, излучает ритмы жизненной активностии, это типа радиосигналов, которые получают идентичные планеты, и там биологические формы начинают развиваться... Иначе говоря, это не сигналы разумности, как мы, к слову, передаем в космос свои сигналы через радиотелескопы, а биологические, которые тоже можно фиксировать приборами. Я их назвал бэ-сигналами.
- Э-э-э... Вы хотите сказать, что планеты... живые?
- Нет, планеты не могут быть живыми существами, хотя бы из того, что таких размеров не может быть биологический организм. Флора и фауна, населяющая планету, составляет биосферу и чем массивнее она, тем вырабатывает мощнее бэ-сигнал. Ведь живые существа – это источник электро-магнитного излучения. Их масса создает биополе и энергетический сигнал.
Видя мое недоумение на лице, Сергей Иванович вздохнул и сказал:
- Поясню... Радиоуправляемая игрушка-машина не начнет двигаться, пока не получит сигнал из пульта дистанционного управления, - терпеливо пояснил Сергей Иванович. – У машины есть энергия, двигатель, электронная плата, но она не заведется, не сдвинется с места без внешней силы – сигнала. Так и с жизнью. Упавшие на Землю споры получили характеристики развития и после этого приступили к активному существованию. И вот такие сигналы излучают все планеты-океаны и принять их могут только подобные планеты-океаны, одной из которой является Земля. Именено эти бэ-сигналы дали толчек появлению жизни, а потом не раз восстанавливали биосферу во время массовых глобальных вымираний.
- Разве такое было? – недоверчиво спросил я.
- За последние 500 миллионов лет было, по утверждению ученых, пять массовых вымираний, причем самое известное произошло примерно 65 миллионов лет назад – тогда исчезли динозавры. Ордовикско-силурийское вымирание произошло 440 миллионов лет назад - тогда погибло более 60% видов морских беспозвоночных. Затем последовало девонское вымирание – 364 миллионов лет назад, из-за которого численность видов морских организмов сократилась на 50%, - стал перечислять астрофизик. – А вот 251 миллионов лет назад было «Великое» пермское вымирание - самое массовое из всех, приведшее к исчезновению более 95% видов всех живых существ!
- Ого! – невольно вырвалось из меня.
- Вот то-то и оно – «ого»! Триасовое вымирание произошло 199 миллионов лет назад, в его результате вымерла, по меньшей мере, половина известных сейчас видов, живших на Земле в то время. Динозавры исчезли более 65 миллионов лет назад, в так называемое мел-палеогеновое вымирание, и тогда были шестая часть всех видов. Предпоследнее вымирание – эоцен-олигоценовое – произошло почти 40 миллионов лет назад.
- Вы сказали предпоследнее... А что, есть и последнее?
- Да, и оно происходит сейчас. Ученые называют его голоценовое, - мрачный тон в голосе Прохоренко выдал его настроение. В полусвете сверкнули его глаза какой-то злобой. – Люди ускорили процесс умертвления, хотя природа итак движет нас к полному вымиранию.
- О чем вы говорите?
- Мы не изолированы от космоса, галактика влияет на вымирание и возрождение жизни. Причин для вымирания много, но вот восстанавливать биосферу приходится именно за счет биоритмов, что посылают планеты-океаны. Как я сказал, это естественный процесс, никакого разума, так Вселенная поддерживает жизнь во всех своих частях и уголках. Вымирание - процесс естественный, однако он может быть быстрым, например, за годы и десяток лет, а может длится тысячи лет. А вот восстановление требует более длительного времени – порой сотни тысяч и миллионы лет.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у...
- Почему вы решили, что Земля находится на стадии быстрого вымирания?
- Потому что выспыхнула звезда Бетельгейзе, которая расположена в созвездии Ориона и находится на расстоянии 427 световых лет от Земли. Как считают ученые, она, израсходовав термоядерное горючее в своих недрах, как раз находится в стадии красного гиганта. Раздулась так, что стала больше нашего Солнца в 1000 раз. Следующая стадия - взрыв и превращение в сверхновую. Так, по сравнению с 1993 годом звезда сжалась более чем на 15%. Известно, остатки умерших звезд с колоссальной скоростью уносятся в космическое пространство, бомбардируя попадающиеся по пути планеты, уничтожая взрывной волной и радиацией на них жизнь.
- Взорвалась? Но несколько дней назад небо было чистое – никакой сверхновой. Ведь она должна казаться вторым солнцем, не так ли? – усомнился я. Говорить о звездах со дна морского – это ерунда какая-то.
- Она взорвалась более четырехсот лет назад, просто свет еще не дошел до нас. Взрывная волна достигнет Землю через пятнадцать лет, и тогда жизнь на суше будет уничтожена. Лишь сохранится под водой, - упорно настаивал на своем Прохоренко. – Защитный пояс начинается от 250 метров и глубже. То есть все заключенные этой тюрьмы останутся в живых. Излучение не проникнет сюда. Выживут медузы и глубоководные рыбы.
- И поэтому вы спрятались сейчас на «Посейдоне»? – ужаснулся я. – Еще не известно, взорвалась ли она и какое окажет влияние, а вы упекли себя в самое ужасное место на Земле!.. Знаете, это бесчестно и лицемерно! Вы бросили семью, родных и близких, проявили малодушие и безразличие к ним, решив спасти свою шкуру здесь... Мелкая вы душонка, Сергей Иванович. Я ожидал увидеть в вас большого ученого, а перед мной стоит жалкий трус!..
Мои слова вызвали бурю негодования у астрофизика, он аж побелел от злости и заскрежетал зубами:
- Отнюдь! Я пожертвовал собой, обрекнув себя на жизнь с подонками и мерзавцами, с одной целью – спасти человечество. Возьми свои слова обратнео, Виктор! Я не трус, хотя «безумству храбрых поем мы песню» - это в моем авантюрном стиле. И именно здесь, на «Посейдоне» я разгадал, как возрождается жизнь, как планеты влияют друг на друга. Да, от взрыва сверхновой Бетельгейзе погибнет разумная жизнь, крупные и средние организмы, хотя выживут насекомые и те, кто обитает под землей. Останется жизнь на глубине океана и морей. Вода, если она не вскипит, сохранит большинство организмов, а бэ-сигналы стимулируют их размножение и подстегнет новую эволюцию. Так было неоднократно!
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у... Мне показалось, на этот раз звуки были тревожными. Или мои чувства напряглись до такой степени, что испытывал тревогу за ситуацию то ли на Земле, то ли в судьбе личной, и из-за этого любой фон воспринималося как негативный предвестник. В любом случае, оставаться здесь уже слишком опасно и безумно.
13.
И все же не хотелось просто так брать на веру гипотезу астрофизика, пускай и проводившего свои исследования в месте ненаучного формата – в закрытом учреждении:
- А может нас обойдет это стороной! – мой вопрос, однако, звучал как попытка сопротивления, как желание снизить опасность, причем не реальную, а всего лишь в утверждении оппонента. Конечно, Прохоренко снисходительно произнес:
- Земля, по меньшей мере, два раза попадала под влияние сверхновой. Один произошел 5 миллионов лет назад, второй – два миллиона, и его могли видеть приматы, которые перерождались в хомо сапиенсов. Тогда лишь произошло загрязнение атмосферы и изменение климата – наступило похолодание. Смертельным считается расстояние в 30 световых лет...
- Но Бетельгейзе дальше!
- Да, но безопасного никто не знает! Австралийские ученые подсчитали, что те взрывы произошли в 325 световых годах от нас. А выводами к этому послужили исследования донных океанских отложений, в которых обнаружились изотопы космического происхождения, в том числе железо-60 с периодом полураспада 2,6 миллиона лет. Его содержание в несколько тысяч раз превышало то, которое могло бы попасть на Землю с космической пылью, и такую аномальную концентрацию был способен создать лишь взрыв сверхновой. Можно предположить, что взрыв Бетельгейзе может разушить озоновый слой и выжечь все живое на Земле. И, повторю, выжить смогут те, кто окажется в океанах и морях, на глубине ниже 250 метров.
На фоне тусклых плафонов лицо собеседника представлялось мне жалким, хотя было понятно. Что Прохоренко – человек с характером и силой воли, раз полез сюда. Внешний вид иногда обманчив.
- Как «Посейдон»?
- Да, как наша тюрьма. Именно здесь я установил, что вода – это проводник бэ-сигналов, а наш танкер улавливает их как локатор. Железо вибрирует под воздействием внешних источников, на суше это невозможно, бэ-сигнал не уловить никак... Эти сигналы влияют и на наш организм.
- Ага, вот почему я слышу эти квакающие звуки: квакоу-у-у, квакоу-у-у... – похоже, я сумел произвести идентичность звука, так как Сергей Иванович с удивлением посмотрел на меня:
- Ты правильно мыслишь, Виктор... Кстати, это твое настоящее имя? И ты не против, что я с тобой на «ты»?
- Настоящее. Лишь легенда уголовного прошлого - выдумка. Нет, не против, - ответил я кратко сразу на три вопроса. И вернулся к теме: - Но я думал, что эти звуки - от морских течений, разности температур и усталости металла... Под водой чего только не бывает... Квакает, пукает, бурчит, ворчит, булькает, стонет...
- Нет, морское дно отражает бэ-сигналы, вода их ретранслирует и все живые организмы получают команду на сопротивляемость и мутацию... Воздействие на генетическом, морфологическом и физиологическом уровнях. Я из всего того, что нашел на танкере, сумел соорудить эту аппаратуру, - и астрофизик похлопал по странному агрегату, на которой продолжались дергаться стрелки на циферблатах. – Она соединена кабелями с разными участками корпуса и получает сигналы через колебательный контур, я фиксирую и распознаю... О-о-о, я тут набрал информации на десять докторских диссертаций!
Почему-то это утвержден ие у меня вызвало злость: блин, из-за этого дурака я опус тилося в ужасный мир «морских дьяволов».
- Ерунда, современные системы радиолокации, включая спутники, давно зафикстировали бы эти бэ-сигналы. Но о них я что-то не слышал, - пытался возразить я.
- Их фиксируют, просто не идентифицируют, - горько усмехнулся Сергей Иванович. – Ты думаешь, я зря работал на военно-морской флот России? Зря снимал показания с их радаров? Слушал магнитофонные записи акустиков с подводных лодок и крейсеров? Они даже не знали, какое открытие горит у них под носами! Носители фуражек и погон заботились об охране границ и безопасности государства, не предполагая, что нам угрожает неч то более масштабное, глобальное и неотвратимое!
Почему-то такое пояснение меня бросило в дрожь. Прохоренко злил меня своей логикой. Вместо того чтобы объединиться с отечественными научно-исследовательскими институтами и центрами, начать изучение всего этого странного явления с участием коллектива экспертов, этот тип предпочитает путь одиночки. Надеется единолично получить Нобелевскую премию? Тогда это одержимость и эгоизм в квадрате.
- Но почему вы не просили грантов у западных фондов, не включили в программу национальных исследований? – не понимал я поступка собеседника. – Ведь можно было получить и аппаратуру, и деньги, и средства официально, не подвергая себя такому риску и... унижению, - я кивнул на помещение, в котором мы находились. Было понятно, кого я имею ввиду. Уголовники – это не общество высокоинтеллектуальных существ, а с учетом последних событий – еще и страшные хищники, человекообразные существа, потерявшие нравственные ориентиры.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Ты смеешься, Виктор? Все мои попытки натыкались на ехидные замечания, намеки на посещение психиатра, а порой и оскорбления! – возразил мне ледянным голосром Прохоренко. – Кто мне даст подводный корабль? Или батискаф? Кто разрешит спускаться на дно у российских границ или границ других государств? Мои предварительные выводы подверглись обструкции и высмеиванию! ВМФ положил гриф «Снекретно» на мои разработки и меня чуть не упекли в психушку! И мне ничего не оставалось, как пойти на отчаянный и безумный шаг – заточить себя на «Посейдоне». И здесь я живу больше года вместе с... как ты их правильно назвал, «мезопегиальскими людьми». Кстати, в тот раз я замолчал, потому что обдумывал твой четко сформулированный термин в отношении всех заключенных на «Посейдоне».
- Я тогда подумал, что вы разозлились на меня, как на неофашиста...
- Да, это тоже было, - не стал скрывать Сергей Иванович. – Ты прав, нас назовут в учебниках биологии «мезопегиальскими людьми»...
Я развел руками, не имея возможности возразить чем-либо. Ну, назовут так назовут, но сейчас меня не это волнует. Следовало тормошить собеседника на план спасения с тюрьмы. Только меня он опередил:
- Ты знаешь, что такое квакеры? – неожиданно спросил меня Сергей Иванович.
Я хмыкнул: что-что, а это я учил еще в школе, на уроках истории:
- Конечно, так называлось протестанское христианское движение Religious Society of Friends, которое сформировалось во время революции в Англии и Уэльсе в 17 веке. Так их назвали, так как они квакали во время молитв... И выроде был какой-то электронный инструмент в рок-группах 1970-х, при помощи которых создавали квакающие мелодии...
Для спасателя я знал слишком много, и все же мои предположения оказались далекими от того, что хотел услышать собеседник. Прохоренко перебил меня, недовольно мотнув головой.
- Квакер – это низкочастотный сигнал, который фиксировался морскими судами, в частности, советскими подводными лодками. Были предположения, что это устройства НАТО для подавления систем ориентации нашего оружия и кораблей, или звуки, издаваемые неизвестными морскими животными, или результат трения айсбергов о дно морей и океанов, или ритмы двигателей НЛО, короче, к единому пониманию ученые так и не пришли. Я же именно здесь установил, что квакеры – это и есть бэ-сигналы, понятно?
По танкеру прошла какая-то дрожь, но Прохоренко это не успугало, значит, и мне боятся не стоит. Лишь несколько раз мигнули плафоны, значит, опять сеть перегружена. Где-то провода оголились, искрит, это опасно, но кого пугает, кого интересует, что электричество может шандарахнуть и лишить жизни? На «Посейдоне» люди привыкли к опасности и уже не реагировали на угрозы, даже явные и повседневные.
- А наша Земля излучает эти волны? Ну, бэ-сигналы?
- Конечно, да только ее бэ-сигналы слыбые, едва доходят до Марса, но ведь там уже миллиарды лет отсутствуют океаны. Ведь объем нашей биомассы итак незначителен, и мы еще прикладываем усилия, чтобы снизить: загрязняем окружающую среду, истощаем ресурсы моря, вырубаем леса, уменьшаем ареалы обитания птиц и зверей... Наша Земля не способна на самовосстановление, вот почему важны сигналы с планет-океанов, где жизнь кипит.
Квакоу-у-у...
- Но я не понимаю, как эти квакеры или, как там их – бэ-сигналы влияют на нас?
Сергей Иванович долго молчал, как бы собираясь мыслями, после чего ответил:
- Может, из курса школьной биологии ты помнишь об онтогенезе?
Что-то такое всплывало из памяти. Онтогенез - это индивидуальное развитие организма от его зарождения до смерти, причем период от оплодотворенной яйцеклетки до выхода молодой особи из яйцевых оболочек или тела матери называется зародышевым или эмбриональным развитием. После рождения или вылупления из яйца начинается так называемый постэмбриональный период онтогенеза. Именно такую формулировку я выдал астрофизику, хотя не был уверен в точности или правильности. Черт побери, ведь биологию я изучал много и много лет назад!
- Правильно, - ответ, однако, ему понравился. - И все мы развиваемся, подвергаясь в онтогенезе мутации, физиологическим изменениям под влиянием внешней среды. Но вот бэ-сигналы возвращают нас к филогенезу. Скажите мне теперь, что это такое – филогенез?
- Э-э-э... Филогенез – историческое развитие организма, то есть в своем развитии организм повторяет то, что было до него, то есть всю ветвь эволюции.
- Вот именно! Бэ-сигналы возбуждают те участки ген, которые несут исторический отпечаток! Они заставляют человеческий организм вспоминать тот вид, который был миллионы и, может, сотни миллионов лет назад... Понятно?
- Вы о чем это, Сергей Иванович? – я терялся в нитях рассуждений. Это информация была выше понимания сотрудника МЧС. Я все-таки оперативный спасатель, а не кабинетный ученый.
- О том, что после появления суши многие организмы вышли из воды и стали распространятся по всем континентам – они потеряли свой «рай». Некоторые вернулись в море, например, дельфины, киты, дюгои. Но мы генетически храним память в себе о рыбноводных существах, которые были в нашей эволюционной линии! Поэтому здесь мы тихо-тихо трансформируемся в амфибий...
- Чего-чего? – мне показалось, что ослышался. А с другой стороны перед глазами всплыли морды уголовников, которых встречал на «Посейдоне». Неужели это правда? Неужели эти люди трансфрормируются в тех, кем были мы миллионы лет назад? Бррррр, ужас какой-то!
- Нет, нет, это не фантастика – ты сам замечаешь, как изменились физиологически заключенные на «Посейдоне». Они становятся земноводными, то есть способными жить как на суше, так и под водой. Иначе говоря, эти люди – уже не те, кто наверху. Они – уже относятся к новому виду хомо сапиенса, хотя их физиология – не результат эволюции, скорее, рэгрессии, то есть возврат к тем формам существования, которые позволяют человеку-амфибии выживать в новых условиях! Если даже кто-то из уголовников захочет спариться с женщиной, то оплодотворения не произойдет. Хромосомы несовместимы! Как нельзя, к примеру, попытаться оплодотворить самку-шимпанзе спермой человека – ничего не выйдет, хотя разница в генах всего лишь 2%!
Я слушал, затаив дыхание. Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Под воздействием квакеров мы трансформируем быстро. Вскоре и ты это почувствуешь. Первый признак – легко станет дышать и переносить атмосферу тюрьмы. Никакой депрессии и уныния. Наоборот, активность, злость, свирепость. Заключенные, если и имели какие-то моральные установки – ну, я имею ввиду относительные нравственные ценности, что есть даже и у убийц и палачей! – утратили их. Человеческие принципы для них ноль, они мыслят другими категориями. Они группируются, чувствуя однотипность трансформации организмов.
- Потому что уже не люди?
- Потому что они – хомо акватикус, человек морской! Те, кто ФСИН, даже не подозревали, что делают с идеей подводной тюрьмы, какой эксперимент закладывают! Если зэки вырвутся на свободу, то они не погибнут, они примут водное пространство как родную стихию. Ни низкие температуры, ни давление, ни соленность воды, ни паразиты для них не представляют угрозы! И будут более жестокими и опасными тварями, чем акулы или баракуды! Адаптация, хитрость и высокая реакция – вот что позволит им выжить при любой катастрофе. Только им нужны животные протеины, наши овощи и фрукты их раздражают. Мы жрем то, что дают плантации на «Посейдоне», однако это лишь затрудняет физиологическую трансформацию. Было бы мясо, уверяю, сейчас здесь бы бродили настоящие чудовища. Ты обратил внимание, что Мортира похож на акулу? – в нем «проснулись» гены морского чудовища, обитавшего на Земле пять сотен миллионов лет назад.
- Вы хотите сказать...
- У Мортиры рождаются хомо акватиикусы, разнополые существа, которые положат началу новой эволюции. Водная среда станет для человека недоступной, так как там будт обитать уже наши враги. Нет, не американцы или японцы, а близкие когда-то к нам по биологическрой ступени особи – современные люди морские, которые, в отличие от нас, выживут во время взрыва сверхновой. Более того, они телепаты, так как в водной среде речь не нужна, а некоторые могут общаться посредством ультразвука, как дельфины. Меняется язык, меняется психология и физиология человека...
Закончить свою речь Прохзоренко не успел, так как в этот момент раздались шаги. Судя по шуму по штромтрапу спускалось несколько человек. Послышался голос «бычары»:
- Они где-то здесь, прячутся. Мне нужен Виктор!
Итак, с этой минуты события стали развиваться быстро и непредсказуемо.
14.
Я схватил Прохоренко за локоть:
- Это стража Мортиры! Игорь-бандит приставлен следить за мной!
Сергей Иванович с тревогой посмотрел наверх:
- Что им нужно?
- Ничего хорошего для нас, - прошептал я. – Нужно бежать.
- Куда?
- В передней части танкера есть отсек, где люк, выводящий наружу. В отсеке хранятся скафандры для подъема с глубины, - прошептал я, оглядываясь. – Мы всплывем и нас подхватит экраноплан, который прибудет сразу по моей частоте.
- Я не умею плавать... и скафандром пользоваться тоже, - расстерянно ответил Сергей Иванович. – Я работал на ВМФ, но никогда не пользовался их вдолазными костюмами...
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Это не сложно. Я помогу вам надеть водолазный костюм и помогу подняться наверх, главное – пробраться к отсеку!
- Но ведь передняя часть «Посейдона» - это зона Мортиры, туда не просто пробраться, - ответил астрофизик. – Если, конечно, там нет проблем по моей части... Если не барахлит что-то...
- Тогда сделайте регламентационные работы, Сергей Иванович, скажите, нужно удостовериться, что терморегуляторы там не требуют замены. Или, кстати, заявите о необходимости смены фильтров, мол, вода малопитьевая... Доберитесь до этой части, - и я ткнул пальцем в схему корабля, - ждите меня там.
Почему-то я вспомнил одну неприятную ситуацию, когда шел чинить один агрегат на третьем ярусе. Меня остановили три уголовника с черепашьми мордами, и один из них прохрипел: «Если... э-э-э... вздумаешь себя... э-э-э... убить, то вначале скажи нам... э-э-э.... мы будем рядом». Тогда я не совсем понял смысл сказанного, а сейчас до меня дошло: они хотели сожрать меня, мертвого, чтобы мясо не досталось другим. Здесь же голод! Их их меняющаяся физилология требует нормального питания, еды с белками животного происхождения! Честно говоря, мне в этот момент вдруг захотелось вернуться в Индонезию, прямо на Сулак, и пускай по колено в лаве – это и то не так страшно, как находится здесь. Вой «морских дьяволов» наперемежку с бэ-сигналами могли довести до самоубийства любого, даже человека с крепкой психикой. Я, спасатель, привыкший сильным нагрузкам, чувствовал, как начинаю сдавать... нет, долго не протяну. Тот, кто принимал решение построить тюрьму под водой, был тоже садистом и извращенцем. Ад – вот что воспринималось мной бытие на «Посейдоне».
- А эти? - тут мой коллега кивнул на спустившихся к нам трех уголовников. Это были бандюган, Крэк и человек-молот – все знакомые и не очень приятные лица. Пришли, судя по всему, по мою душу.
- С ними я разберусь, - прошептал я, вставая.
Подошедшие смотрели на нас с презрением и недоверием.
- Что вы делаете? – спросил Крэк.
- Проверяем напряжение в сети, - ответил Прохоренко. – Обычная процедура. Виктор мне помогает.
- Неужели? – прищурился «бычара». – А мне кажется, что у него совсем иные задачи.
Так-так, Игорь взял на себя функции гестапо – слежки и допроса за подозрительными персонами. Да, такой бы в годы Второй мировой точно служил бы у Вермахта, например, в частях генерала Власова или славянской дивизии СС. Желание выжить – оно понятное, но вот таким способом поступали лишь люди малодушные, с подлыдыми человеческими качествами. А впрочем, а чего я еще ждал – чтобы налетчик на инкассаторов носил в себе благородные чувства и обладал высокоморальными качествами?
- Если кажется, то перекрестись, - буркнул я. – Если Мортира приказал за мной следить, то не означает следовать за мной и в сортир. Я работаю.
Моя дерзость не понравилась никому, даже Прохоренко, который не хотел конфликта. Бандюган удивленно вздернул бровями.
- Ты видел же голову того воина Аллаха. Хочешь, чтобы и твоя была нанизана на шампур? – я заметил, что при упоминании того сюжета у «бычары» аж подбородок затрясся.
- Не нарывайся, я тоже драться умею, - остановил я его. – Просто не было случая...
- Тогда я вызываю тебя на ринг, Виктор, - оскалился «бычара», и Молот загугукал от удовольствия – он, как и жители всей тюрьмы, любил кровавые сцены. Однако Крэку этот вариант событий не подошел:
- Он – человек, который нужен нам всем. Я не позволю тебе его трогать!
Человек-молот застыл в обиде. Спорить со вторым человеком на «Посейдоне» бывший налетчик на инкассаторов не стал, лишь злобно сверкнул глазами:
- Крэк, этот человек что-то скрывает! Жены Мортиры почувствовали в нем засланного сюда урода. У него в теле электронное устройство!..
- Ты мог это выяснить еще там об этом, - и Крэк кивнул наверх, намекая, мол, пока не спустился на дно, все противоречия со мной должен был уладить на поверхности. Здесь же совсем иные обстоятельства. Нельзя сказать, что Крэк доверял мне, он вообще никому не доверял, просто понимал, что технически подготовленные люди способны удерживать среду обитания на ржавеющем танкере. А такие как я и Прохоренко – на вес золота. Впрочем, больше чем золото, ибо этот благородный металл здесь не имел никакой цены. – Сейчас он вне твоих интересов!
- Мне Мортира приказал за ним следить! – рявкнул, выходя из себя, «бычара». Тут Крэк схватил его за грудки и подтянул к себе:
- Ты следи за ним, как сказал Мортира. А тронешь – я сам лично распотрошу твое брюхо! – угроза была реальной, причем бандюган понял, Крэку лучше не перечить и еще из-за того, что человек-молот положил свою громадную ладонь ему на правое плечо, как бы намекая сохранять спокойствие и не брыкаться. Ему было все равно кого разделывать – меня или Игоря.
Я свободно вздохнул, но тихо, чтобы никто не заметил. И все же «бычара» повернулся ко мне и кратким жестом дал понять, что с меня не спустит глаз. Они втроем развернулись и стали подниматься к выходу из машинного отделения. Прохоренко смотрел им вслед и тихо сказал:
- Я обязан захватить свои журналы с данными. У меня в руках – ключ спасения человечества... Не смотри на меня такими большими глазами, я разработал несколько формул, которые позволят создать аква-защиту от взрыва сверхновой... Документы в нашей каюте...
- Хорошо, быстро забирайте вещи, - устало произнес я; меня всего трясло от напряжения. – И приходите к носовой части, на нижний уровень, прямо над ватерлинией. Я буду уже там.
Положив инструменты в рюкзак, я взвалил его за плечо и пошел, посвистывая, как бы заниматься своим делом. Сергей Иванович устремился к себе, о чем-то бурча под нос, словно пытался сам себя вразумить в необходимости эвакуации. Может, он еще хотел пару экспериментов провести, но, увы, времени на это не осталось. Погибну я – никакого шанса для него выбраться наружу, и тогда все его научные результаты пойдут рыбе под чешуйчатый хвост.
Я шел быстро, встретив всего лишь несколько заключенных, которые шли из оранжереи в столовую. Они безразлично посмотрели на меня рыбьими глазами и прошипели друг с другом. Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у... Я замер, этот звук теперь издавали уголовники, похоже он стал для них неким символом. Только чего? И что это может означать? Чтобы это понять, нужно трансформироваться в их вид мезопегиальских людей, а я этого делать не собираюсь. А вдруг я превращусь в ихтиозавра или еще какую-то морскую рептилию? Нет, валить надо, пока спина не превратилась в черепаший панцирь.
Дорога показалось трудной и напряженной, наверное, я сам себя накручивал. Не дай бог эти телепаты почувствуют мои эмоции и разгадают намерения, тогда пиши пропало. Ржавые лестницы словно тормозили меня, было трудно оторвать ноги от пола, протянуть руку к рычагу для открытия дверей – это, естественно, не магниты усложняли движения, а мои сухожилия, котрорые вдруг стали испытывать проблемы с эластичностью. Проблема явно психологическая, ранее с этим я не сталкивался. Спасать людей от вулканов, пожаров и цунами было делом простым, чем шагать по «Посейдону». «Что со мной? Почему мне так трудно дается ходьба? – думал я, стараясь сосредоточиться. – Давай, иди, не останавливайся, не отвлекайся». В течение двадцати минут я, испытывая внутренние необъяснимые муки, добрался до носовой части. Аппаратементы Мортиры находились наверху, туда вела винтовая лестница, но все равно внизу стояли «торпеды» - два уголовника с деформированными до ужаса мускулами и маленькими головами, похожими на гандбольные мячи, внешне они напоминали здоровых жаб – это тоже форма мезопегиальского человека.... Они с недоумением уставились на меня. Моего визита никак не ожидали.
- Мне нужно сменить фильтры в опреснителях, - пояснил я, показывая снятую мной с аппарата Прохоренко детали и махая перед их мордами (назвать их лицами уже сложно).
Один из них прорычал:
- Нам об этом не сообщали.
- А кому сообщать? – удивился я. – Я – новый техник, это моя работа.
- Работу распределяет Крэк, - невозмутимо произнесла «жаба». – Об опреснителях нам не сообщали. Сюда вход без разрешения Крэка запрещен.
- Тогда зовите Крэка, - разозлился я. Если бы знал, что географию движения определяет тоже он, то об этом договорился бы еще полчаса назад, когда Крэк заступился за меня перед «бычарой».
Впрочем, звать не пришлось, так как «работодатель» тюрьмы проходил мимо, скорее всего, шел к Мортире с докладом. Увидев меня, он остановился. «Жаба» ему доложила:
- Этот... Он намерен чинить опреснители.
Крэк повернулся ко мне:
- Что с опреснителями?
- Морская вода. Она не пресная. Уловители влаги формируют грязную воду, от этого у вас изменения в организме, - я не врал, возможно, это тоже ускоряло или направляло процесс трансформации организмов.
Но так считал я, хотя, как и все другие заключенные, Крэк не испытывал проблем в водой – он ее пил и считал вполне пригодной для употребления. Просто его мутированные вкусовые рецепторы работали уже не по-человечески. И все же он сказал:
- Хорошо, ступай...
Одна из «торпед»-«жаб» отошла, пропуская дорогу влево и вниз по штормтрапу. Так я очутился в трюме, где находились огромные цистерны с фильтрами и моторами, трубами и кабелями. Что-то горело и мигало на циферблатах, однако я заметил, что система практически не работает – фильтры сгнили, часть засорились, и по трубам из-за борта, в нарушении технологии, поступает морская вода, не проходящая переработку. Вот ее и пили, ею поливали растения и готовили еду, которая тоже мало годилась для человеческого организма. Однако меня они не интересовали. Я подошел к люку, где было написано «Не открывать – высокое давление!» - явное предостережение не совать нос! - там находился отсек с водолазными костюмами и крышка, которая открывалась наружу при помощи рычагов. Именно через этот лаз я с Прохоренко собирался покинуть «Посейдон».
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
15.
В отсеке было темно, и я, нащупав переключатель в стене, щелкнул им. Вспыхнувший свет озарил полный беспорядок – разбросанные баллоны, механизмы, шланги, промасленные тряпки и куски резины, но меня это не волновало. Прежде всего я при помощи лебедки извлек из железного ящика, встроенного в стену два водолазных нормобарических костюма с жесткой конструкции и стал проверять их работоспособность. Это были экспериментальные скафандры СВС-12И (скафандр военный спасательный, 12-й, испытательный), которые ВМС России планировали использовать для военно-исследовательских кораблей и аппаратов, однако позже от них командование отказалось в пользу другой модели, по-моему, западной HS2000 (после этого стоит ли молчать о коррупции и отсутствии патриотизма?). Видимо, СВС испытывались здесь, а потом их просто оставили для какого-нибудь случая, хотя такая небрежность и расточительность могла вызвать удивление у любого финансиста – костюм типа Hardsuit, позволяющий опускаться до 650 метров, стоит более одного миллиона долларов. К счастью, теперь такое «халатное» отношение позволяло спастись мне и моему товарищу.
Внешне нормобарический скафандр – это консервная банка, только со сгибающимися благодаря шарнирам конечностями (для рук и ног), имеется полусферический иллюминатор, инструменты (руки работают как манипуляторы). Толщина «консервы» - более сантиметра (ведь давлен ие более 60 атмосфер), части похожи на латы средневековых рыцарей. Важность такого костюма заключается в том, что не нужна компрессия и декомпрессия, а также барокамера, скорость всплытия и погружения также не ограничена. Насколько я помню, скафандр СВС-12И имеет рабочую глубину погружения в 450 метров, хотя предельная – 550 метров, то есть в нашей ситуации вполне доступный горизонт. Вес на воздухе составляет 400 килограмм, высота – 2,10 см, а материалом корпуса служит литой алюминий. Система обеспечения: кислородная, дублированная, замкнутого цикла дыхания, с очисткой от углекислого газа, с независимой аварийной вентиляцией, 8-9 часов в рабочем режиме и 61 час в аварийном режиме. Своя система электропитания, и вот сейчас от меня требовалось срочно зарядить батареи, для чего я вынул штепсели и замкнул их на проводку. Конечно, напряжения маловато и требуется больше времени для полной подзарядки, но нам не нужно столько – лишь бы поднялись, а там подберут. Если имеется внешнее энергоподача (по тросу), то включаются габаритные огни, прожектора и мотор для движения в водной среде, правда, сейчас на СВС они отсутствовали, впрочем, это не должно было нас беспокоить – есть надувные баллоны, которые поднимут наверх и удержат нас на поверхности воды долгое время. Для сохранения от переохлаждения – а в Охотском море достаточно холодно! - используются теплые комбинезоны и каталитические грелки. Конечно, имеется цифровая подводная связь и гидроакустическая (27 кГц), но для связи с пограничниками, находящимся на берегу, этого недостаточно. Поэтому сканирование радарами пространства Охотского моря позволит военным выявить отраженный сигнал от моего имплантанта под кожей, дешифровать его и понять, кто это есть такой.
Прошло полчаса – времени явно достаточно, чтобы добраться до этой части танкера. И все же Прохоренко не торопился. Я уж начал подумывать, а не отказался ли он от побега или решил в последний раз снять все показания с датчиков, а потом явиться сюда? Но тогда бы предупредил меня. А вдруг его схватили и сожрали у того машинного отделения, где я нашел скелет? Терзаемый сомнениями, я сидел в отсеке и наблюдал, как заряжаются батареи скафандров. К счастью, баллоны с воздухом были заправлены еще в прошлый раз и практически не стравили из себя газ. Спустя еще десять минут, не выдержав, вскочил и решил отправится на поиски Сергея Ивановича...
Меня опередил «бычара», который ввалился в отсек с победным лицом и с острым ножом, больше похожем на мачете, в руках. Да, явно собирался совершить привычную мясницкую работу. Я сжался и приготовился к бою.
- Не ожидал?
Игорь огляделся и сразу увидел скафандры, понял, что здесь готовилось.
- Ага, сбежать вздумали? – взревел он, сжимая кулак и начиная делать вращательные движения с мачете, словно собирался взлететь как вертолет. – Значит, правильно уловили желание Прохоренко «жены» Мортиры!..
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Ясно, трансформированные мужики-самки читали не мысли, а всего лишь улавливали настроение, тенденции, желания; это свойство взято от рыб, которые не мыслят, но действуют и реагируют вполне организованно – за счет определенных электрических импульсов. Таким образом, Мортира и «жены» не знали наверняка, что я собирался делать, и поэтому выслали сюда «бычару» для выяснения обстановки. Кстати, именно эти телепатические качества и позволили вожаку в свое время предотвравтить бунт и расправится с недовольными уголовниками.
- Где Прохоренко? – спросил я, делая шаг назад – мачете угрожающе приближалось к моей шее.
- Он у Мортиры, его доставили туда Крэк и Молот, - ехидно ответил бандюган. – И сейчас они читают интересные записи нашего техника. «Жены» Молота могут сканировать лишь небольшой участок «Посейдона», но этого было достаточно, чтобы при приближении к аппаратементам вожака, они уловили намерения Сергея Ивановича. И заодно твое – поэтому я здесь.
Блин, что же делать? Можно, конечно, вступить в бой с Игорем, и я уверен, что сумею его одолеть. Вопрос в другом: как мне потом вытащить астрофизика, ведь одному не справится. Может... – у меня мелькнула безумная мысль.
- Собираешься меня убить?
- Есть такое намерение... – не стал скрывать свое желание «бычара». Гестаповские замашки были частью его образа жизни. – Я к тебе, как бы сказать, даже проявляю милосердие, ибо у Мортиры ты испытаешь все методы святой инквизиции.
Ого, этот уголовник даже знает историю средних веков и религиозные войны. Впрочем, гестаповцы набрали немало «полезного» именно из этой католической репрессивной организации, а Игорь, наверное, читал об этом, повышая свое мастерство для уголовного мира.
- А если я тебе предложу смыться с «Посейдона»? Или ты намерен провести остаток жизни под водой в окружении уродов?
Мои слова подействовали как обух по голове. Игорь остановился и в его глазах я прочел расстерянность, видимо, он и сам когда-то подумывал о побеге, только понимал, что это невозможно. Стараясь подтолкнуть его к нужному направлению, я продолжал:
- Говорю тебе как инженер: танкер не протянет более трех лет, коррозия разрушает его, корпус сдавливается внутрь, не говоря о том, что выходит из строя система жизнеобеспечения... И это еще не все. Как сказал Прохоренко, люди здесь меняются биологически – они становятся теми, кем были наши предки десятки миллионов лет назад. Впрочем, ты сам видишь этих монстров постоянно. Тот же Мортира похож на акулу... Хочешь стать таким же?
- И что ты предлагаешь? - сглотнув, спросил Иогрь, видимо, осознав реальность угрозы.
Тогда я ткнул пальцем на СВС-12И и сказал:
- Слушай, это водолазные костюмы, которые позволят преодолеть 500-метровый слой воды и подняться на поверхность. Как подготовить их и пользоваться ими знаю лишь я, и без меня тебе ничего не светит – это говорю на тот случай, если ты захочешь совершить это самостоятельно. Сейчас в Охотском море много рыболовных шхун, какая-нибудь да подберет. Коли у тебя остались еще мозги в голове, то сумеешь обменять скафандр на лодку с мотором и провиантом у экипажа и рванешь в сторону нейтральных вод. А там японцы, южнокорейцы... короче, тебя России не сдадут. А дальше – свобода и выбор места жительства подальше от отечества...
Откровенно говоря, меня в этот момент не волновала судьба этого негодяя, пускай остается жить, если удасться выполнить задачу; отщепенцев, бежавших из России, немало осело за рубежом, одним больше – погоду это не делает. Игорь согласно кивнул и опустил руку с мачете, а потом, еще пораскинув мозгами, вложил оружие в самодельные ножны.
- А ты? – спокойно поинтересовался он.
- А я?.. Я останусь здесь, - неожиданно для «бычары» и тем более для себя я принял такое решение. Человечеству был нужен Прохоренко с его знаниями событий и открытием, поэтому первым делом нужно было спасти его. Ведь это моя работа – спасать, даже ценой собственной жизни. А уж когда Сергей Иванович расскажет, что и как, то мое руководство заставит ФСИН или ВМФ отправить за мной группу морских пехотинцев, которые вызволят из «Посейдона»; мой шеф – полковник Анатолий Зубков – Землю пророет от полюса к полюсу, но своего добьется. Думаю, Мортира не станет меня убивать, ведь в этом случае я единственный, кто может чинить все машины и агрегаты на танкере, а без них заключенные долго не протянут.
- Ладно, это твое дело, - не стал отговаривать меня Игорь и подошел к первому скафандру с намерением его надеть. – Не станем терять времени...
- Ты не выслушал меня до конца, - остановил я его взмахом руки.
Тот в недоумении уставился на меня:
- Что еще?
- Я предлагаю тебе спасение в обмен на сохранение не моей жизни, а Прохоренко. Тебе придется пойти со мной наверх, - я показал пальцем на потолок, подразумевая аппартаменты Мортиры, - и отбить его. А уж выше – к поверхности моря вы отправитесь вдвоем! – я сделаю все, чтобы это совершилось.
- Это самоубийство! – вскричал «бычара», покраснев то ли от гнева, то ли от страха. – Там звероподобные «торпеды», нам их не одолеть! Один Молот чего стоит!
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Я же твердым и злым тоном прошипел:
- Это мое условие, или оставайся здесь подыхать. Если Мортира узнает о скафандрах, он сам покинет эту тюрьму. А в нынешних обстоятельствах он узнает, тут и телепатия не нужна...
Мои доводы были основательными, и возразить Игорю было нечем. Он и сам осознавал, что любой заключенный мечтает убраться с этой глубины, и если такая возможность вдруг появится, то грызть готов будет горло сопернику. В течение двух минут я наблюдал, как шла борьба в душе уголовника, он производил «вычисления» всех аргументов и фактов, искал выгоду, и наконец он решился:
- Хорошо. Другого шанса не будет. Но тогда начинаем сейчас, а то «жены» Мортиры почувствуют наше намерение. Вооружайся, - сказал он мне, вновь доставая мачете.
Легко сказать – вооружайся! Чем? Кроме кусков водопроводной трубы я ничего не нашел. И вдруг мой взгляд упал на скафандр, в нем же есть инструменты типа циркульной пилы и газорезки, что используются в подводных работах. Трясясь от того, что могу ошибиться, я полез в металлическую сумку, что располагалась на корпусе в райне живота человека, и обнаружил то, что было мне нужно. Увы, пила работала от электропривода, причем от самого скафандра, для меня она являлась сейчас бесполезной вещью. Но вот газовый резак функционировал исправно. Я открыл клапан, рванул стартер, и от искры вспыхнуло пламя, которое не могла потушить вода. Из сопла бил огонь, издавая жуткий звук.
- О, огнемет, хорошо придумал, - неожиданно похвалил меня «бычара», и мы вместе устремились наверх. Впервые в жизни я вступал в бой бок о бок с преступником. Конечно, уважения у меня он не вызывал, как и сочувствия и понимания, просто нас связывал обоюдовыгодный и временный контракт, после чего мы, надеюсь, никогда не встретимся. Уверен, такие же мысли проскакивали в голове и моего неожиданного союзника.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у... Нет, этот звук я никогда не забуду... Как и то, что произошло дальше.
16.
Нельзя сказать, что нас не ожидали – «жены» Мортиры успели сообщить об угрозе, и поэтому у входа стояли пятеро «торпед» - жаболицые телохранители. Они гоготали от предвкушения размножить нам головы или вспороть животы своими острыми пальцами, больше похожими на затвердевшие колбасы. Не знаю, может, у них был приказ просто нас обезвредить, не убивать сразу, так как они были без холодного оружия. Расчитывали на свои мускулы и агрессию.
- Вот они! – заорали охранники, бросаясь навстречу.
«Бычара» замахнулся мачете и отсек сразу одному голову. Та покатилась как мяч по полу, разбрызгивая кровь и мозги; тело рухнуло под ноги рядом находившегося человека и забилось в агонии. Второй охранник неожиданно спотыкнулся и упал на живот, и ему в спину вонзилось лезвие – Игорь время зря не терял, как и моменты, удобные для потрошения врага. Было видно, драться он любил и умел, скорее всего, в своей ОПГ являлся значимым лицом, типа, командира боевой группы. Я же направил струю газорезки на третьего, и до меня донеслись его визги и стоны:
- А-ау-у-у-у... А-а-у-а-у...
Еще бы! Температура пламени в 800 градусов – никакая кожа и даже шкура не спасет от такого огня. Четвертый отшатнулся, не желая подпалять себя, и в эту секунду мачете проткнуло ему сердце. Получилось так, что он и Игорь закрыли мне пространство для наступления, и пятый оказался вне досягаемости для моего импровизированного огнемета.
Этим же «торпеда» и воспользовалась. Охранник-«жаба» неожиданно ловко подпрыгнул – даже кенгуру так не сумело бы - и хлопнул меня ногой по голове. Удар был сильным, что отлетел к переборке и еще затылком испытал прочность металла. Перед глазами запорхали снежинки, меня стошнило на пол. Газорезка упала на пол и автоматически отключилась. Мне бы пришлось бы туго, но выручил Игорь – он полоснул по брюху охранника. Из разорванного места выплеснулись кишки с кровью, а их хозяин хватал их руками пытался вернуть на место, словно этим самым надеялся сохранить себе жизнь. Судя по рычанию, он испытывал не боль, а злость.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
- Ух! – рявкнул «бычара» и нанес последний удар мачете по шее. Этого было достаточно, чтобы пятый окончательно свалился замертво прямо на свои же потроха.
- Вставай! – приказным тоном крикнул мне Игорь. Я, преодолевая тошноту, вскочил и огляделся. Четверо еще дергались на полу, но уже не жильцы, а вот один тлел как поджаренный кусок мяса. Может, этот еще и выживет, но вряд ли здроровье к нему вернется; с другой стороны, бэ-сигналы могут регенерировать его поврежденные части, как вылечили мою ногу. М-да, что ни говори, а за десять секунд этот «бычара» уложил четверых практически в одиночку. Это талант – убивать так, ему бы в диверсионный отряд и на территорию, контролируемую террористами или противником – опустошил бы все там. Однако по ментальности Игорь пошел бы не в органы правосудия и защиты закона, наоборот, в преступные группировки, где главной целью являются деньги, а не вера или политика.
Моя одежда была в рвотной массе, это меня нисколько не смущало. Танкер итак был пропитан запахом дерьма и всякой тошноты.
- Твой ученый здесь, - и Игорь одним рывком открыл тяжелую дверь. Мы вошли, будучи готовым к дальнейшим схваткам.
Как я говорил, жилье Мортиры считалось шикарным по меркам реальности «Посейдона». Ярко горевшие лампы отражались на хрусталях и стекле бокалов. Но сейчас меня интересовала не эта бытовая красота, а расположение всех, кто здесь находился, дистанция до врагов. Впереди стоял сам вожак, решительный и злой, готовый на все, слева расположился охранник Молот, который удерживал за шкирку бледного и трясущегося от страха астрофизика, на одеждах двоих были красные пятна – это кровь, видимо, Сергея Ивановича подвергли физическому насилию, выбивая сведения; справа – четыре беременных мужиков-самок, скаливших зубы не хуже шакалов, да, гарем, достойный своего владыки и повелителя! Крэка здесь не было, возможно, он сейчас бегал по тюрьме, собирая воинство для ловли меня.
Я посмотрел на Прохоренко, его глаза выкатились из орбит, судя по всему, он сейчас мало соображал, от боли скуля. На столе я заметил его раскрытые журналы с записями, видимо, вожак ознакамливался с ними и кое в чем понимал – ведь за ним была тоже военно-инженерная школа. Формулы, термины, наблюдения – эти «продукты» науки стали основанием для эмоций вожака: ага, значит, этот интеллигентишка проник сюда с научной целью, а они, заключенные, стали его подопытными кроликами? Такого унижения стерпеть не мог бы любой уголовник, а тем более военный. И даже статус неприкасаемого не спасал Сергея Ивановича.
Судя по выражению морды, Мортира был в ярости и возбуждении: с одной стороны, такие события ему нравились, ибо рожден он был для войны, для битв, а тут такая возможность вновь проявить свои военные таланты; а с другой – возмущен, так как кто-то посмел не просто перечить ему, но и поднять бунт, а наши действия нельзя было воспринимать иначе. Теперь я понял, почему этого бывшего офицера назвали Мортирой – он же артиллерист, который покрывал большие территории, особенно, поселки Чечни тяжелыми снарядами.
- Вся сила – в справедливости! Ну что же, начнем игру! – прорычал вожак, снял с трезубца голову милиционера и отшвырнул под диван. Его «жены» обглодали бы его, но сейчас было не до еды – предстояла схватка. Меньше разговоров, которые были не нужны никому. Дипломатия в этом мире никем не признавалась, все решала сила. Мортира не прощал измену, а со стороны бандюгана это именно так и было. Тот же выбирал лишь ту версию событий, которая ему казалось выгоднее – обычная жизненная позиция, что тут скрывать.
«Бычара» усмехнулся и встал в позицию, выдвинув мачете. Это было как в Коллизее во времена Древнеримской Империи, где сходились на смертельную схватку гладиаторы. Они там тоже были вооружены не одинаково. У того, кто держал трезубец, обычно имелась сеть, только Мортире она была не нужна – он умело крутил в руках свое оружие, выбирая момент, чтобы воткнуть острые концы в тело врага.
Бац! Бац! Бац! – это соприкоснулся металл, когда Игорь и Мортира сделали выпады навстречу друг другу. А затем все пошло по нарастающей: подводные гладиаторы бились неистово, яростно, выкрикивая нечленораздельные фразы. Казалось, что это идет съемка какого-то боевика американской киностудией, ибо только там умеют ставить действительно зрелищные филмы. Только в реалии это было не постановка, а настоящий бой, противники успели нанести колото-резанные раны, кровь хлестала по сторонам, а «бычара» и вожак словно не чувствовали боли и продолжали размахивать оружием.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у... А тем временем я, держа на готове газорезку, медленно приближался к Молоту, удерживавшего Сергея Ивановича. Охранник не сводил взгляда со сражающихся, словно был очарован их боем, и на меня не обращал внимания. Он не боялся никого и понимал, что достойных врагов у него нет – ну, кто же решиться идти против обладателей чугунных кулаков? И все же я был намерен освободить астрофизика и выбирал момент.
Мои намерения вычислили беременные «жены» Мортиры, они завизжали и бросились на меня, надеясь одолеть скопом. Гарем тоже считал себя броевой единицей, все-таки в прошлом они были преступниками. Я вздрогнул, ибо не знал, как поступить – ведь это были не совсем мужчины, это были самки, к тому же вынашивающие плод, и тут однозначного подхода не существовало. Я не мог поднять руку пускай и на уголовников, но уже трансформировавших в совершенно иной пол и образ жизни людей... Хотя, можно ли было теперь назвать мезопегиальского человека хомо сапиенсом? Если бы на меня напала стая обезумевших орагутангов или шипанзе, то я бы выстрелил или поджарил без размышлений, приматы – не люди, пускай и близкие нам генетически существа.
«Жены» били меня, царапали, кусали, короче старались отогнать меня к стене, подавить мою волю к сопротивлению, пока их «муж» Мортира бьется с врагом. И тут я понял, что терять нечего, ударом в челюсть свалил одну «самку», потом перехватил руку другой и перебросил через себя – если будет выкидыш, то виноват.. та - блин, даже не знаю, какое половое определение им дать! - она будет сама. Третья отпрыгнула, осознавая опасность, но вот четвертая не успела и получила хороший пинок от меня пониже спины: она завизжала обиженным тоном и убежала в угол помещения. Итак, гарем передумал меня атаковать, видимо, решив, что вынашиваемое потомство главнее.
Обладатели трезубца и мачете продолжали схватку, не теряя темпа, словно не устали, и не отвлекались; Игорю было уже терять нечего, понимал, что путь к свободе лежит через труп врага, поэтому сражался ожесточенно, тогда как у Мортиры было желание наказать всех ослушавшихся и непокорных. Тем временем я тихо двигался в лево. Цель моя была близка – Молот. Я дернул за рачаг стартера, вспыхнул огонь и я направил сопло прямо на охранника. Вначале тот недоуменно смотрел, как пламя обжигает его панцирь и твердую кожу, а по мере возникновения боли стал осознавать, чем ему это грозит. Он взревел, отшвырнув бедного Прохоренко к стеллажам, и бросился на меня.
- Убью! – орал он, махая огромными кулачищами. Я увиливал, как акробат, а его удары ломали стулья, стол, посуду, хрустальные фигурки. Летели щепки, звенело стекло, скрипели под ногами осколки.
Я продолжал подпаливать Молота из газорезки, и лишь это притормаживало его, иначе было бы худо. Но «худо» пришло со стороны той третьей «жены», что отпрыгнула от меня, эта гадина изловчилась и дала мне подножку, и я свалился на пол, чуть не угодив под удар трезубца Мортиры, однако успел увернуться. Огнемет опять отключился, и поднимать его, тем более, запускать уже не было времени. Молот воспользовался моим замешательством и ринулся в атаку. Мне пришлось вступать в близкий контакт с этим монстром.
Блокировать удары оказалось делом болезненным и практически бесполезным. Молот кидал меня как мяч, мое тело напоминало большой синяк, кровь хлестала из разбитых носа и челюсти. И все же мне удалось увернуться, провести подсечку, и на этот раз сам охранник шмякнулся на пол. Я быстро перехватил его правую руку, и начал проводить болевой прием, не осознавая, что порог чувствительности у этого получеловека уже сдвинут. Тогда я попытался сделать удушающий прием, и тут заметил, что подмышками охранника задвигали жабры, которые стали обеспечивать поступление кислорода из влажной атмосферы в легкие. В любом случае приемы самбо оказались бесполезными в борьбе с мезопегиальским человеком.
Молот легко скинул меня с себя и схватил за горло, в свою очередь, стал душить. Мои и без того наполненные водой легкие чуть не взорвались, я захрипел, стал бить по рукам охранника, пытался надавить на глаза, но ощутил, как пальцы уткнулись в жесткую пластину век. И вдруг... мой душитель обмяк, раслабил схватку. Лишь чуть позже я осознал, что тот глухой звук, что раздался неожиданно рядом, – это удар газорезки по голове Молота. Я повернул голову и увидел Сергея Ивановича, державшего в руках мой огнемет. Видимо, он не знал, как его запустить и использовал как простой снаряд. Конечно, череп Молота выдержал такой удар, но на какое-то время лишил сознания.
Мне удалось столкнуть с себя грузную тушу, после чего схватил Прохоренко и стал толкать в сторону двери. Нужно успеть отбежать подальше, пока не появились Крэк и остальные уголовники. Гарем лишь шипел на нас, однако попыток помешать не предпринимал, «самки» считали, что это не их занятие, пускай хозяин-владыка Мортира нами разбирается. Вид у астрофизика был неважный, он с трудом передвигался, от чего я сделал вывод, что ему повредили сухожилия и, возможно, сломали пару ребер. Он выдохнул, показывая рукой на стол:
- Записи...
- Что? А-а, понял, - я подбежал к столу и схватил мокрые журналы. К счастью, Прохоренко использовал химический карандаш, который не смывается и не стирается, поэтому следовало лишь сохранить сами страницы, что от влаги могли скомкаться или разорваться. Я их засунул себе под рубашку – не выпадут.
В этот момент раздался вскрик. Мы обернулись, и увидели, как «бычара» сумел вонзить мачете прямо в горло Мортире и теперь с ожесточением и каким-то упоением крутил лезвие, расширяя рану. Глаза у вожака вылезли на лоб, туловище дергалось, руки трепыхались, словно как крылья пытались поднять тело в воздух. Кровь билась как из водопроводного крана. Было ясно, что победа в этом гладиаторском поединке досталась бандюгану.
- Бросай его, бежим! – крикнул я победителю, хватая Прохоренко за талию и тяня за собой. – Он нам теперь не помеха!
Игорь кивнул, извлек из шеи убитого мачете, пнул в грудь, от чего Мортира свалился на спину, снял с него амулет, потом развернулся к мужикам-самкам, которые оторопело смотрели на мертвое тело владыки гарема.
- Вот вам мясо, суки! – крикнул он, потрясая амулетом.
«Жены» запричитали и бросились к мужу, однако, вопреки моим ожиданиям, они стали не оплакивать его, а... жрать. Именно, жрать, поскольку Мортира – это сто десять килограмм мяса, мышц, потрохов и костей, а тем, кто в утробе, нужен животный протеин. Поэтому муж теперь должен был за счет себя дать прокормиться зародышам. Людоедство уже не считалось здесь нечто зазорным, даже если это твой супруг.
- Вся сила – в справедливости! – повторил лозунг на «Посейдоне» «бычара» и надел амулет на шею. Его лицо сияло от счастья – фактически он стал вожаком на «Посейдоне», но вряд ли сейчас его это устраивало – он хотел на волю, как и мы. Пускай оставшиеся выбирают себе нового «пахана» подводной тюрьмы.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Мы двинулись в сторону отсека со скафандрами, измазанные кровью, который смывался как капавшей водой с потолка, так и нашим потом. Где-то недалеко раздавались топот и крики, гулко отдававшиеся от стен и потолка, – это была погоня. Заключенные мчались на расправу. Хотя действительно ли месть двигала их или было желание вонзиться в мясо? Последняя версия оказалась близкой к истине, так как часть уголовников заторомозила у мертвых «торпед», тех, что убил Игорь, и стала рвать на части тела. Голод – вот чем руководствовались обитатели «Посейдона». Никаких моральных границ, только желание нажраться.
17.
Мы бы успели забежать в отсек до появления первых преследователей, но не ожидали встретить по дороге Крэка. Он, как видно, нас ожидал здесь. Причем прятался за винтовой лестницей, в темноте, поэтому его не заметили. Едва мы приблизились к отсеку, как он вышел из засады и схватил «бычару», крутанул к себе. И тут увидел серебряную ящерицу на шее Игоря, все понял, пришел в негодование и ярость, и зарычал:
- Ты убил Мортиру! – и вцепился зубами в шею бандюгана, котрорый не успел даже поднять мачете. Раздался хруст ломаемого позвоночника. Было ясно, что Игорю уже не помочь и видит бог, я действительно готов был отправить его на поверхность моря вместо себя. Крэк занят был умерствлением врага, и пока не обращал внимание на нас.
Не теряя времени, я толкнул Прохоренко в отсек, затем развернулся и нанес ногой удар в голову Крэка. Он дернулся, брызгнула кровь. Он зарычал, схватил меня за грудки и швырнул к стене. Я упал, и тут почувствовал что кто-то сжал меня за локоть. Поднял глаза – это «бычара» из последних сил протягивал мне серебряную ящерицу, ничего говорить он не мог. И чтобы отвлечь от меня Крэка Игорь опять зарычал. И на самом деле, этот монстр повернулс як нему.
Я же вскочил и прыгнул в шлюзовую камеру и потянул тяжелую дверь, после чего задвинул рычаг и заклинил его, чтобы с другой стороны не могли открыть проход. И успел, так как в дверь обрушились множество ударов. Видимо, это подоспели другие уголовники, которые не столько хотели отомстить за вожака, сколько полакомиться нами. Мне казалось, сейчас там идет драка за каждый кусок выдираемого из тела Игоря мяса.
Только об этом не следует думать, иначе можно затормозить, впасть в диспрессию. Ведь тогда приходит отчаяние и бездействие, а это уже стопроцентная смерть.
- Быстрее, Сергей Иванович, надевайте скафандр! – заорал я, указывая на один из СВС-12И, который висел на манипуляторе. – Залезайте, - и я стал подталкивать еще не пришедшего в себя астрофизика в «штанину», чтобы потом опустить «рубашку» с гермошлемом. Надевать утепляющие комбинезоны не было времени.
Он делал все медленно, видимо, каждое движение давалось ему с болью, однако он не кричал, а только тяжело дышал, с хрипотцой. В течение пяти минут мне удалось затолкать его в скафандр и подключить систему жизнеобеспечения. Все, первая часть сделана, Прохоренко готов к всплытию, главное, чтобы ничто не помешало этому.
Удары тем моментом усилились, дрожали стены, и было ясно, что вот-вот прогибающаяся дверь слетит с петель. Нормальный человек не смог бы такое сделать, но ведь по другую сторону находятся мезопегиальские люди, монстры в нашем понимании; их сила неимоверна велика. Я набросил на шею амулет Мортиры и напрягся.
Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Теперь мне предстояло влезть в скафандр, и это оказалось тоже не простым делом, ведь никто мне не помогал. И все же я сумел обеспечить полную герметичность костюма и включил систему жизнеобеспечения, сразу почувствовал движение воздуха внутри скафандра. Индикаторы показывали невысокую зарядку аккумуляторов. Ладно, не важно, главное – всплыть, а там как-нибудь продержимся.
К счастью, я успел вовремя, так как дверь слетела с места и в проеме показались озверевшие в прямом и переносном смыслах уголовники. Нет, они не столько хотели мести за убитого вожака, сколько ими двигали дикие инстинкты – убить и сожрать. По свежему мясу здесь истосковались давно. Конечно, если им удалось сломать стальную дверь, то алюминиевый корпус скафандра не преграда. Осознавая это, я дернул рычаг, который приводил в движение механизм открытия внешнего люка.
Едва появилась щель, как забортная вода под огромным давлением стала проникать внутрь, сшибая с ног уголовников. Жидкость в этом случае была как бритва, она срезала тела, и по мере расширения прохода вода поступала все быстрее, грозя заполнить не только отсек, в котором мы находились, но и трюм, эту часть танкера, включая аппартаменты Мортиры. В итоге могли погибнуть те, кто находился здесь. Но в этом моей вины не было – заключенные сами подписали себе смертный приговор, взломав дверь, ведь воду теперь нечем было остановить.
Тут замкнуло проводку, и лампы потухли, наступила кромешная темнота. Сквозь скафандр не проникали звуки, хотя я представлял, как истошно вопят уголовники. Я включил фонарь, но не на полную мощь, так как берег энергию. Света хватило, чтобы увидеть ошеломленного Прохоренко в костюме, а также плавающие тела уголовников. Не знаю, были они уже мертвы или еще пытались спастись, удерживая дыхание, в любом случае, меня они уже не интересовали. Не тратя драгоценные минуты на размышления, я подцепил второй скафандр манипулятором, закрепил замком и двинулся вперед, за танкер.
И в последний раз услышал: Квакоу-у-у... Квакоу-у-у-у-у...
Подводное течение сразу подхватило нас и несколько раз сильно ударило о корпус «Посейдона». Больно не было, но зато это привело в чувство Сергея Ивановича, который осматривался, но видел только то, что проявлял на глубине мой фонарь. И все же очертания огромного корабля проступали даже сквозь слой воды, и я представлял, какой там ужас сейчас творился. Теперь жизненного пространства у заключенных явно поубавилось, самое главное, здесь располагались терморегуляторы и фильтры, опреснители, теперь людям на оставшейся части долго не протянуть. Нет, наверное, если я поднимусь наверх, выживу, то потребую от властей возвращения всех их в нормальные тюрьма... или на исследования в медицинские центры. Ведь то, что сотворили далекие планеты-океаны, земная вода и бэ-сигналы, если взять на веру гипотезу Прохоренко, – это явное предупреждение человечеству об угрозе изменений жизненной среды, появление новых агрессивных форм в биосфере планеты. Мы должны быть готовы ко всему.
- Где мои записи? – послышался голос астрофизика, который сумел разобраться на дисплее и включить гидроакустическую связь.
- Они со мной, - вспомнил я о журналах под рубашкой. – Не беспокойтесь.
Надувные подушки поднимали нас глубины, правда, не так стремительно, однако я понимал, что спустя минут двадцать окажемся на поверхности Охотского моря. Не знаю, что там сейчас – штиль или штром, и все же там лучше, чем на глубине в 500 метров. Обратно я не спущусь ни за какие коврижки!
- Как вы, Сергей Иванович? – спрашивал я товарища, беспокоясь за его физическое состояние. Его итак ломали там, в аппаратаментах Мортиры, так и подъем требовал сильной выдержки, все-таки для нетренированного организма это большая перегрузка. К счастью, Прохоренко терпел, выдавливая из себя:
- Все нормально, Виктор, ты не беспокойся! Скоро мы очутимся над водой?
Видно, ему хотелось на свободу, подальше от этого страшного мира. Не скрою, такие же чувства испытывал и я: десять дней на «Посейдоне», которые мной были проведены здесь, - это как десять лет в концентрационном лагере или зоопарке.
- Скоро, Сергей Иванович, скоро, - успокаивал я.
Вскорее стало светлеть – это уже дневной свет пробивался сквозь воду. Значит, мы уже где-то на двухсотметровой глубине, больше половины пути пройдено. Мимо нас сновали рыбы, равнодушные ко всему; они жили в своей среде и не желали иметь каких-то конкурентов в виде хомо акватикус.
И неожиданно нас дернуло, подъем замедлился. Я посмотрел вниз, недоумевая, что же произошло и...
Крик изумления вырвался из моей груди. Чья-то рука хватала мой манипулятор, намереваясь отсоединить от скафандра с Прохоренко. Я не мог понять, кто это, хотя было ясно – это человек. Но разглядеть его не мог из-за ограниченности сферического шлема. Наконец-то обладатель руки показался на уровне моей груди.
Бог ты мой, это же Крэк! Но как это возможно? Ведь давление, холод и отсутствие воздуха должны были убить его! Почему этого не произошло? Уголовник плыл между нами как рыба, дергая манипулятор. «Хомо акватикус!» - орал астрофизик. И теперь я окончательно поверил в его теорию. Да, эти трансформировавшиеся мезопегиальские люди, уже считали водную стихию своей жизненной средой, и для них пятисотметровая глубина не была проблематичной. Они стали тем, о ком писал Александр Беляев в далеких 1920-х годах – «человеком-амфибией». И теперь бывший заключенный подводной тюрьмы, а теперь свободноплавающий хищник Крэк собирался с нами разделаться. И он был пострашнее акулы.
С нами? Судя по всему, ему нужен был только Прохоренко, ибо его он тянул к себе. До меня не доносились звуки, издаваемые хомо акватикусом, но вот истошные вопли астрофизика слышал прекрасно:
- А-а-а, убери его от меня, Виктор, убери! А-а-а! У-у-у!..
Я стал искать в ящике какие-либо инструменты, но там было пусто. Ведь газорезка и циркульная пила остались на борту танкера! Если я начну бить манипулятором Крэка, то отсоединюсь от Прохоренко, и тогда его может унести течением и волнами от меня – и попробуй найти. Или еще хуже – уволочит за собой этот монстр. Может, не сожрет – не пробить ему алюминиевый корпус, и все же что-то сделать плохое сумеет, например, дождется, пока человек не задохнется в скафандре.
- Пошел вон! – орал я, думая, что меня слышно сквозь шлем.
А Крэк уверенно держался под водой, его глаза фосфорецировали синим блеском, движения были плавными, как у рыбы. Нет, ничто не угрожало ему в родной среде, даже мы не пугали в своих скафандрах. Это мы должны были его, «морского дьявола», бояться.
- Так сделай что-нибудь, а-а-а! – орал астрофизик. – Не будь истуканом, у-у-у!
И тогда я отцепился от него и стал махать манипуляторами, стараясь нанести раны на теле Крэка, да только тот легко лаврировал между мной и Сергей Ивановичем, как бы играясь, забавляясь. Тем временем мы продолжали свой подъем. Становилось светлее, и вот, спустя пару минут, мы оказались на поверхности.
Была ясная погода, не штормило, хотя волны катились одна за другой. Солнце не согревало в этих широтах, однако давало достаточно света. Небо оказалось малооблачным, что тоже редкость в это время года. Никогда в жизни я не радовался солнцу, небу, свободному пространству! – настолько я ощущал давление тюрьмы. Ни корабля поблизости, ни самолета, и все же я знал, что отраженный от моего чипа на ладони сигнал локаторов пограничной стражи информировал ближайшую базу о моем присутствии. Наверное, уже сейчас готовится к вылету военный экраноплан. Запеленговать меня не сложно.
Но ждать это судно придется какое-то время, а Крэк ведь рядом, он продолжает тянуть астрофизика на дно. К сожалению, на СВС-12И не было двигателей, что бывает в штатном сняряжении американского HS1200, и поэтому я уже ничего не мог сделать, просто качался на волнах как надувная кукла. А уголовник плавал стремительно, он-то сумел подхватить Прохоренко за ногу и поволок от меня. Я в бессилии слышал только его крики:
- Виктор, сохрани мои записи! Отдай их ученым! Спаси наш мир!
И вскорее его голос исчез. А я остался один в середине Охотского моря, волны игрались мной как хотели, меня тошнило, и все же в голове билась мысль: я не смог спасти Прохоренко, его этот «морской дьявол» утащил на дно... В ушах звучала песня:
«С якоря сниматься, по местам стоять,
Эй, на румбе, румбе, румбе так держать!
Дьяволу морскому
Свезем бочонок рому,
Ему не устоять.
Эй моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить».
Записи, что хранились у меня под рубашкой, стали давить на грудь, я чуть не задохнулся. Следовало любой ценой донести до людей эти ценные сведения, и мне нельзя было умереть.
Вдруг до меня донеслось:
- Алло, майор Захаров, вы меня слышите? – говорили по акустической связи.
- Да-да, слышу! – заорал я.
- Я – Давыд Сергеев, командир экипажа вертолета ВМС России. Мы видим вас, держитесь! Сейчас за вами прибудет экраноплан!
Я повернул голову и заметил в небе черную точку, которая по мере приближения принимала очертания МИ-8АМТШ, названного «Терминатором» - это арктическая версия многоцелевого военно-транспортного вертолёта, предназначенного для перевозки личного состава, а также груза внутри кабины и на внешней подвес в условиях низких температур и полярной ночи. На борту различный спектр вооружения, включая ракеты и бомбы. «Ага, наверное, воздушный разведчик, выслан для обнаружения», - подумал я, пытаясь помахать в ответ. Но моя мысль оказалась неверной. У экипажа было иное задание, и это стало ясно спустя несколько секунд, едва МИ-8 вышел на боевую позицию.
С вертолета что-то стремительно пошло вниз, и я успел увидеть черные сигарообразные тела. Так, реактивные глубинные бомбы РГБ-10 калибра 305-мм, скорость погружения – до 12 метров в секунду, обычно такими атакуют подводные лодки. Я сразу понял, что сейчас произойдет. Конечно, трудно попасть в находящийся в движении объект, коим являются вражеские субмарины, но ведь «Посейдон» надежно прикован к грунту, и поэтому вероятность попадания – 100%. Заметают следы? Пять сброшенных боезапаса могли серьезно повредить танкер и фактически убить всех, кто находился внутри. Могу предположить, что ФСИН пыталась взорвать мины, прикрепленные к корпусу корабля, но ничего не вышло – Мортира давно их обезвредил. Вот и решились на другой шаг: глава службы связался с командующим ВМФ, пояснил обстановку и тот дал согласие на бомбометание в Охотском море, типа, все в рамках учений, приближенных к боевым. Таким образом, власти стирали все, что могло свидетельствовать о наличии исправительного учреждения ИУ 560/21. Судьба заключенных никого не волновало. Такрой исход, прости меня господи, казался лучшим вариантом событий. После того, что я пережил, мир подводный казался адом.
О том, что бомбы взорвались я понял спустя минуту, едва до меня дошел звук – по воде он распространяется быстрее, чем по воздуху. Вода при таких взрывах не прессуется, но зато оказывает давление на окружающее на расстоянии до 20 метров. А это способно разорвать даже самый твердый корпус. В любом случае, «Посейдон» не сдержал бы такого натиска воды, там должно было разрушиться все. Но погибли ли заключенные? Я уже был не уверен, вспоминая Крэка.
Вертолет, выполнив задачу бомбометания, развернулся в обратный путь, хотя пилоты успели мне еще раз подтверждить, что за мной вот-вот прибудут. Они не врали - спустя полчаса появился огромный экраноплан проекта 903 «Лунь» – судно, которое было принято на вооружение ВМФ СССР еще в 1991 году, потом списанное с Каспийской флотии и законсервированное, но после опять вступившее в строй и теперь служившим грозным средством сдерживания врага в прибрежных водах Российской Федерации. Размеры его поражали: 44 метра размах крыла, 74 метра длина корпуса, 19 метров высота, взлетная масса – 380 тонн – настоящий морской монстр (второй образец, названный «Спасатель», сейчас находился в распоряжении МЧС, правда, в другой части страны). Зенитные пулеметы, артиллерия, ракеты, бомбы и мины – это то, чем мог противодействовать экраноплан, если кто-то хотел покуситься на безопасность страны. Но сейчас он выполнял спасательную операцию. Хотя спасать приходилось всего лишь одного человека, плавающего на просторах Охотского моря.
18.
Прошло 15 лет с тех событий, я, полковник в отставке, уже был на пенсии, сидел в окружении внуков и рассказывал им сказки, причем обычные, детские. Мой отчет опечатали, поставив гриф «Секретно». Руководство потребовало мне молчать не только о «Посейдоне», но и о том, что открыл Прохоренко, которого так и не нашли, хотя предпринимались попытки. Скорее всего, оно не поверило ни одному слову, а может, не хотело создавать панику среди населения, записи астрофизика были изъяты и что с ними стало я не знаю; родственников Сергея Ивановича предлупредили об уголовной ответственности, если начнут чего-то там требовать или выискивать. Трудно мне судить, что двигало чиновниками в правительстве. С другой стороны, информация просто не дошла до тех, кто принимает главные решения в стране – зачем морочить мозги ответственным лицам, когда есть более серьезные и насущные проблемы – финансовый кризис, угрозы НАТО, нелегальные мигранты, натянутые отношения с Китаем, чемпионат мира по футболу... К тому же МЧС за катастрофы галактического масштаба не отвечает, особенно за те, которые лишь на бумаге, а не по факту.
Да, много воды утекло. В моей судьбе были другие, не менее трагические и сложные события, о которых говорить не стану; так что история с подводной тюрьмой даже стала стираться в памяти. Порой мне казалось, что ничего и не было, это только кошмар, дурной сон – и не более. И все же, что-то навевало тоску, тревожило сердце... Не скрою, «Посейдон» оставил глубокий отпечаток в моей душе, изменил привычки и образ жизни, я стал каким-то другим. Нет, я не страдал клаустрофобией, однако все большее время проводил на открытых пространствах, под чистым небом, любуясь закатами или кучевыми облаками, или вглыдывался в ландшафт гор и равнин, старался больше быть среди людей, но не в зданиях, а на площадях и скверах. Наверное, подсознательно избегал того ужаса и той обстановки, что было на глубине в 500 метров Охотского моря. И постепенно стал подзабывать многое, стирались детали, смягчались ощущения того времени, даже на восстановленную ногу не смотрю как прежде, хотя пронимаю, без квакеров, этих бэ-сигналов ничего бы такого не произошло. И все равно на повторную спасательную операцию я никогда бы не решился – дважды со смертью не играют. Да, еще серебряная ящерица – амулет, который я ношу всегда на шее, это как подкова на счастье.
Но прошлое тянет меня, нить событий сохранилась. В последнее время все чаще смотрю ТВ и читаю периодику, вчитываясь в новости о необычных происшествиях. Особенно интригуют странные сообщения с разных концов света о нападениях на людей, отдыхающих у воды, чаще всего на курортах и островах; журналистами отмечалось, что совершались они не акулами или другими экстремально-опасными животными, а со слов очевидцев человекоподобными существами. Редкие фотокадры и видеосъемки не давали четкого представления, кем были хищники. «Морские дьяволы», если использовать термин с песни? Пресса описывала события, ученые высказывали разные предположения, киностудии штамповали ужастики, а ФСИН, который имела всю доказательную базу, отмалчивалась. Действительно, не признаваться же миру в том, что это последствия ее проекта подводной тюрьмы, которую потом уничтожили. Могу предположить, что некоторые мезопегиальские люди все же выжили, а с учетом возможности размножения, то не трудно спрогнозировать, кто станет властвовать скоро в водных бассейнах Земли.
Еще добавлю к той истории: я, спустя некоторое время после возвращения с глубины, нашел мать «бычары» и сказал, что ее сын погиб в схватке с врагом, спасая товарищей. Я не соврал, ведь так оно и было, просто не пояснил, как это произошло и где. Таким образом хотел отблагодарить Игоря, пускай его целью была собственная жизнь и сам он был далеко не героем. И немного финансово поддержал ее, ведь пенсии не хватало, а сын никак не мог уже ей помочь. А вот к семье Прохоренко пойти не хватило сил, потому что рассказать им все не смог бы, да и как пояснишь, что его выцарапал из моих рук «морской дьявол»? А еще то, что он обещал наступление конца света, и именно это глубоко впало в мое сознание.
Однажды летом я сидел на балконе и смотрел на вечернее небо. Там разгоралась новая звезда, причем ее свет окрашивал облака в желто-красно-зеленые цвета. Казалось, это какая-то радуга, необычная, не такая, которая дугой над городом, а именно застилающая все небесное пространство. Солнце заходило, и ее сила была не столь значительной, как вспышка звезды. В это время из ближайшего летнего кафе доносилась песня, исполняемая пьяными в караоке:
«Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела разлюбить.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить».
Эта песня напоминало мне «Посейдон» и всю цепочку событий на танкере. Стало жутко на душе. «Блин, Сергей Иванович был прав, это Бетельгейзе, взрыв достиг Земли», - понял я. Потом потрогал за ушами – там еще сохранились щелочки так и неразвившихся жабр. Мне показалось, что слышу тот далекий звук: квакоу-у-у!..
(10 июня – 24 июля 2016 года, Элгг)