Глава 4. Железные дороги

Илья Кирпиченко
Облака вспыхивают изнутри рассветным сиянием. Вспыхивают и истончаются, поглощаемые светом. В глазах отражаются переливчатые отблески солнца, пляшущие в росе покрывающей многочисленные зеленые травинки. Ты идешь. Ты идешь мимо холодных и пустых домов. Ты готов. Готов влиться в систему. Ты умылся и побрился, ты позавтракал, в конце концов. Тело твое не ощущает никакого дискомфорта. И плевать что тишина вокруг почти что абсолютная, что нет ветра, что не поют птицы. Плевать. Ты знаешь, что просто надо идти, и больше ничего не важно. Солнце крепчает. Оно уже ослепляет тебя. Скоро роса испарится. Но когда роса испарится, тебя уже тут не будет. Ты проходишь мимо безликих домов, оставляя их за спиной один за другим. Глазницы грязных окон унылым взглядом провожают тебя. Ты смотришь только вперед и потому не можешь видеть, что совсем не отражаешься в этих окнах. Что грязное стекло отражает все кроме тебя. А почему так? Да потому что ты уже давным-давно мертв. Тебе нужно лишь дождаться нужного поезда и уехать навсегда. И вот ты, пройдя через хрупкий слой изменяющейся реальности, покидаешь свой родной город и исчезаешь навсегда. Для тебя апокалипсис закончился. Последнее совмещение спасло тебя. И тьме уже не затопить твою душу. Теперь ты свободен. Нужно лишь дождаться поезда.
  Теперь ты стоишь пред высоким зданием. Но ты не считаешь этажи. Это тебе не нужно. Тебе нужно лишь зайти внутрь и купить билет в один конец. Если ты конечно не готов, то можешь подняться этажом выше. Там тебя вылечат. Но ты готов. Это ощущается предельно ясно. И тогда, ты просто входишь во внутрь, и становишься в очередь за билетом. Кто-то кашляет. А за окнами расположенными над самым потолком  горит рассвет, и шумят проходящие мимо поезда. Этот рассвет вечен. Здесь всегда рассвет. И ничего ты с этим не поделаешь. Ведь такова теперь твоя реальность.
                ***
  Я пытаюсь рассказывать обо всем как можно более нейтрально и правдиво, не приплетать ничего такого чего на самом деле не было, не переводить повествование в иное русло, не отвлекаться. Но кто бы знал как это трудно. Так и тянет соврать, приукрасить, закрасить белые пятна. Но я не хочу лгать, я устал лгать. Кто бы знал, как я устал лгать. Ведь именно потому, что я устал лгать, я пишу сейчас то, что пишу.
  Описать свойство железных дорог и поездов того мира мне очень тяжело. Но я все же попытаюсь, и именно тут мне придется немного приврать, за что я просто готов себя казнить к чертовой матери. Но по другому никто ничего не поймет, и скажут – ты друг сошел с ума, ты чертов псих, больной ублюдок. И засмеют, и сожгут на святом костре инквизиции. Образно конечно.
  Раньше все было хорошо. Да вот только к тому времени как потянулась нить моего повествования, Безумие настолько изменило поезда и саму сеть железных дорог, что данным благом цивилизации никто давно не пользовался.
  Пассажиры попрятались по домам, машинисты уволились. А поезда ходили. И неизвестно что приводило их в движение, и каковы теперь были их маршруты. Об этом было страшно даже думать. Люди, жившие возле самих путей, пока еще были живы, рассказывали странные вещи. Они говорили, что часто видели в окнах проезжающих поездов странные, исковерканные тени.
  Порой поезда несли за собой тьму, в прямом смысле слова, с их приездом становилось вокруг темно даже средь бела дня. Иногда поезда сопровождал свет, неестественно ярко озарявший даже самую темную ночь. Но очень часто поезда несли так же и разрушение. Оно летело на крыльях ветра вслед за ними, отравляя воздух, заставляя людей гнить заживо, а дома разрушаться без всякой видимой причины.
  Кто-то утверждал, что невозможно осмыслить человеческим умом то, во что теперь превратилась сеть железных дорог. Она теперь была подобна огромному, живому организму. И поезда были словно бы живые, и увозили непонятную жизнь царившую внутри них в никуда.
   Иные из людей долго наблюдавшие за этим явлением доказывали, что если тебе удастся попасть в один из вагонов, то вся сеть поездов будет открыта для тебя. Ты словно очутишься в одном, бесконечно длинном поезде и это будет для тебя целый мир. Мир внутри вечно едущих вагонов. Именно вечно едущих. Примечательным было то, что поезда никогда не останавливались.
  Вскоре оказалось, что поезда таят в себе намного большую опасность, чем все себе представляли. Как я уже упоминал, Ониор окружали четыре города. О судьбе восточного города, Стального города, я уже рассказал. Сейчас же я хочу рассказать о судьбе западного города. Этот город, самый маленький из всех четырех, находился на западе от поселка, на расстоянии примерно шести километров, назывался Икриптом. Прямо через Икрипт проходила железная дорога, и именно она во многом решила его судьбу. Я не знаю подробно, что именно там точно случилось, и потому при описании события буду опять руководствоваться лишь слухами, дошедшими до меня. Именно поэтому все будет описано в самых общих чертах. Прошу, не корите меня за безобразно сжатый текст и ничтожное количество описаний.
  Однажды, слегка прохладным, облачным и туманным, весенним утром один из поездов, проезжавших через город, все же остановился. Заскрипели тормоза, заскрежетал метал, безжалостные колеса прекратили свой бег по блестящим рельсам. Многочисленные, двойные створчатые двери, синхронно, подобно безмолвным солдатам в строю, все до одной пооткрывались.
  Именно в это утро, все до одного жители города по неизвестной причине покинули свои дома, и все до одного вошли в поезд. Женщины, мужчины, дети, и старики. Все были добровольно проглочены гигантским стальным червем. Очевидно, что само Безумие двигало всеми ими. Гнало их, как безмолвный скот гонят на убой. Двери сомкнулись, по поезду прошла дрожь от первого и до последнего вагона, после этого началось движение, сначала медленное, но с каждой секундой все более и более ускоряющееся. Так опустел  Икрипт. К обеду тучи разошлись, и выглянуло солнце, осветив своим животворящим светом бледные дома. Лучи бились в слепые окна, они хотели согреть. Но греть было некого. Дома были пусты, лучи озадаченно проникали сквозь стекла, освещая пыльные комнаты, в которых не было не единой души.
  Так город стал мертвым, призрачным и одиноким. А поезда все ходили…
  Первым из сновидцев, о котором я услышал не от Пророка, был Марк. Я конечно тогда не знал, что его зовут Марк, я услышал о нем как о грустном человеке в растрепанном сером костюме. Он появился ближе к зиме, и его появление было связано с поездами.
  Итак. Первый из сновидцев приехал на поезде. Это, конечно же, смешно и нелепо, однако было именно так, и пусть навеки будет проклят тот, кто соврет и скажет, что было по-другому, кто будет уверять, что небеса разверзлись и сновидец, оглушая громом и разя молнией все живое, ступил на землю. Марк выглядел как человек, как любой из нас, он не имел в своем виде ничего сверхъестественного, все сверхъестественное скрывалось внутри него, в его мыслях, чувствах, и способностях. Он был иным внутри. Этот чужой, вечно грустный человек.
  Как я уже упоминал, Марк прибыл на поезде. Те, кто были тому свидетелями, утверждали, что этот человек изнутри разбил окно и буквально выпрыгнул на соседние пути прямо из несущегося на всех парах вагона. Трудно представить, как он при этом остался жив. Поезд несся с чудовищной скоростью, и Марка как тряпичную куклу безжалостно швырнула на шпалы сила инерции.
  Те, кто были рядом и видели все это, вытащили бедолагу с путей, но эти их помощь ограничилась. Люди тогда бросили его окровавленного прямо на дороге, так как испугались. Ведь появился он ни откуда-то ни было а именно из поездов, а значит являлся частью того мира что царил внутри них. Частью той самой загадочной системы.
  Говорят что он потом встал, отряхнул свой серый пиджак и такие же серые брюки от дорожной пыли, поправил серый галстук, пригладил растрепанные волосы, утер кровь с лица и преспокойно пошел по дороге на юго-восток, правда шатаясь немного. Он был печален и хмур, не зол, не измучен болью, а именно печален. Какая-то светлая печаль будто бы навечно оставила свой отпечаток на мягких чертах его лица. Этот человек не только напугал всех, кто видел его прибытие, а видели немало, так как возле железной дороги тогда частенько собиралась толпа зевак любящих экстремальные развлечения, но так же и страшно заинтересовал. Не мог не заинтересовать.
                ***
  Жить ощущением. Находить жизнь в потоке чувств. Я умею это. Но раньше я умел это намного лучше. Восторгаться рассветом и закатом. Раньше я умел видеть. И фрагменты памяти не выцветали из головы как буквы с поверхности бумаги.
  Поезда несутся. И иногда останавливаются. Перестук колес. Ритмично покачивающиеся вагоны. Это как огромная система. Бесконечные пути блестящих рельс. Эти пути вьются и петляют меж зелени травы, меж воды и меж железа, меж городов и меж полей. Эти пути уводят в неведомую даль. А я сижу и смотрю, наблюдаю, как одна картинка сменяет другую, и так бесконечно, вверх и вниз, направо и налево, в сияющую небесную высь и глубоко под землю. Поезда несут с собой свет, и несут тьму. Но иногда с ними на крыльях ветра летит разрушение. Незримое разрушение. Оно заставляет людей гнить заживо, а дома рушиться. И заскулят щенки, брошенные без присмотра. И черная тень накроет их. Теперь они в саду. И пусть их враждебное недоверие сменится счастьем. И человек входит обратно в поезд, и наступает ночь. И вновь стучат колеса.
                ***
  И ничего не остается. Ни страха, ни сожалений, ни боли, ни жалости, ни обиды. Куда едет поезд? Ты не знаешь этого, но ты отчетливо понимаешь, что все идет именно так как и должно идти. Все правильно. Все по сценарию. Сценарию уже давно написанному и тщательно отредактированному. Поблескивают отполированные рельсы, стучат колеса. Путь из ниоткуда в никуда. Теперь ты в системе. В системе бесконечно едущих поездов. И совсем не так тут страшно как говорили. Вот так вот быстро и незаметно ты сменил промежуток, перелетел на крыльях смерти из светлого в темный.