Дневник Кварца.
Самые первые записи.
1. Сквозь мир
Когда сгниют все трубы, когда догорят костры отщепенцев, когда в город придет весна и расцветут цветы. Кто-то подойдет к тебе, и возьмет тебя за руку, вырвет тебя из бетонных лап города. Он поведет тебя, и ты пойдешь за ним. По окраинам чужих судеб, через железнодорожную насыпь. Ты бросишь последний взор на своих родных, простишься с ними, не говоря ни слова. И начнется. Стрелки часов ускорят свой ход. Он держит тебя за руку, а вокруг вас картины мира сменяют одна другую с ужасающей скоростью. Вот трава дрожит на ветру, облака бегут по небу, лица людей смазываясь, пролетают мимо. Дни сменяют друг друга. Но понятие времени исчезло. И вы вроде бы стоите на месте, но идете, точнее не идете, вы движетесь. Но это движение не физическое, твое тело играет тут малую роль. Вы движетесь сквозь мир, сквозь пространство и время, то в одну, то в другую сторону. А мир, время и пространство, в свою очередь движутся сквозь вас. Изучают вас, тщательно, так же как и вы их. Картинка надвигается на картинку, и все это бесшумно словно смотришь немой фильм в ускоренной перемотке.
И тебя уже не держат за руку. Теперь ты сидишь в инвалидной коляске, и кто-то катит эту коляску вперед. То катит, то коляска словно бы сама летит над землей. Такая вот ситуация. Сквозь мир, время и пространство на инвалидной коляске. То в одну, то в другую сторону. Прочь от позолоченной женщины с крыльями. Она говорит, что успокоит тебя, улучшит твое настроение. Но ее слова ложь. Все ее слова ложь.
Пролог
Город
Сомниум. 1995 год. До апокалипсиса.
Холодным, серым, туманным вечером, именно таким, какие редко бывают зимой, но часто поздней осенью, на широкую грунтовую дорогу, петлявшую подобно диковинной серой змее в густом тумане, ступил странный человек. Именно ступил, осторожно и как бы боясь ошибиться в ее реальности. Сначала человек недоверчиво поставил одну ногу, потом уже, словно уверившись в чем-то вторую. В конце концов, он, слегка пошатываясь и пьяно петляя от одного края дороги к другому, пошел вперед. Взгляд его был отстранен. Блуждающий и отсутствующий. Человек был не просто задумчив, казалось, он находился в трансе. Его будто бы накачали наркотиками, и теперь его сознание было разметано по всей дороге и растворено в тумане. Человек вдыхал свое сознание, наступал на него, перешагивал через него, его не замечая. Объяснялось все это очень просто – человек потерял память, и сейчас погрузившись в себя, но при этом, дав своему телу установку идти вперед, пытался вспомнить хоть что-нибудь из своей биографии.
Но ничего не получалось. Ни биографии, ни имени, ни того как он оказался на этом пути человек вспомнить не мог. Тогда ему стало казаться, что небо просто выплюнуло его. Что он не пришел неизвестно откуда, а небеса, которых он сейчас не видел, отрыгнули его подобно тому, как болеющий выплевывает в лихорадке зловонный кусок слизи. Наконец человек вопреки здравому смыслу уверился в этом. Уверился в том, что небо отвергло и выплюнуло его.
Когда ты хотя бы отчасти теряешь память тебе становиться легко и в то же время страшно. Ты смотришь на то, что окружает тебя и понимаешь что за бездной небытия, за той гладкой стеной перекрывшей дорогу к остальной части твоих воспоминаний, вряд ли было что-то хорошее.
Ну и плевать. Человек зло оскалился. Теперь он знал. В разуме его неожиданно проступило четкое понимание того куда ведет дорога. Дорога ведет к городу. И раз человек вышел на эту дорогу, то вышел не зря. Значит надо идти в город. Но что же это за город? Человек прикрыл глаза. Да, он бывал там раньше, когда-то очень и очень давно. Смазанные обрывки неясных картин проносились перед внутренним взором. Нельзя было их рассмотреть. Можно было лишь уловить общую атмосферу, общий смысл. И вот это вот общее человека совсем не радовало. В городе было опасно, в хитросплетении асфальтовых рек бродило нечто очень и очень злое. Не люди, нет. Что-то совсем иное. То чего с первого взгляда не разглядишь. Но оно было там. Это человек знал определенно.
Но все же в город надо было идти. Человек вдруг ощутил это очень ясно. Город словно звал одинокого путника. Или нечто живущее в городе звало. И человек пошел. Пусть небо отвергло и выплюнуло его. Но город не отвергнет. Город примет, город обнимет серыми стенами домов. И пусть дорога безжалостно петляет под измученными ногами, пусть цепь следов исчезает в хищном полумраке. Город примет путника, примет как блудного сына, наконец возвратившегося домой. И ничто не сможет этому помешать. Ни подступающая ночь, ни грязный туман. Ничто. Вперед на север.
***
Минуты обгоняли друг друга, запах выхлопных газов давно уже стал привычным и почти не ощущался. Улицы похожие друг на друга как две капли воды, угрюмые дворы, окруженные серыми громадами слепых домов, грязные потеки на серых стенах, урчание автомобилей, резкие звуки гудков, все смешалось и все успело здорово надоесть. Олег довольно давно бродил по этому городу, и за время своего блуждания понял одно – с проклятым городом что-то не так. Ну, во-первых, город путает, он заставляет петлять тебя меж одинаковых улиц, он отупляет разум. А когда ты хочешь вернуться, то обратного пути уже не находишь. Улицы словно бы перестраиваются прямо за твоей спиной, пока ты не смотришь. Проклятый город. Уже почти вечер, а Олег все еще в этом городе. И как же сильно хочется домой! Но дом так далеко. За много километров от города. И дома хорошо. Там нет марева застилающего разум. Там нет пешеходов, которые словно не замечают тебя, когда ты хочешь что-то у них спросить. Что же с этим городом? Старики говорили Олегу, что город находиться на перекрестке реальностей. Что когда-то давно здесь была страшная война и именно с тех пор город изменился. Словно бы ненависть сотен тысяч людей столкнула город куда-то в сторону, вытолкнула его из нормального плана бытия.
Трубы, покрытые слоями стекловаты. Заводы, изрыгающие дым в вечернее небо. Что же делать? Как выбраться из проклятого города? Как распутать хищные узлы улиц? Потрескавшийся асфальт под ногами вовсе не внушает доверия. Да и вообще в городе ничто не внушает доверия.
Пару часов назад Олег был свидетелем казни человека. Какого-то парня повесили на наскоро сооруженной местными умельцами виселице установленной прямо посреди оживленной улицы. Ох, и дергался же он в петле! Недолго, правда. А народа собралось посмотреть на казнь просто немыслимое количество. И какое же счастье выражали лица всех этих людей. Они будто бы пришли не на казнь, а на любимый и давно ожидаемый праздник. Все смеялись и хлопали в ладоши, а когда парень закончил дергаться и повис безвольным мешком, разразились оглушающими аплодисментами. А что Олег? Олегу было страшно. И не столько страшно смотреть на казнь, сколько на радостных людей.
Облака ложились на крыши домов. Облака, прорезаемые закатным сиянием. А Олег шел. И собственные шаги гулким эхом отдавались в его голове. В одном из кварталов он столкнулся с пляшущими огоньками. Небольшие сгустки света носились в прохладном весеннем воздухе, и носились не просто так, а с определенной системой, они словно танец какой-то исполняли. Олег немного посмотрел на это и зашагал дальше. Ну, огоньки. Ну, пляшут в воздухе. И дальше что? Олег растер ладонью лоб. Он закрыл глаза. Лишь на секунду. Но за эту секунду успел увидеть многое. Воображение возродило картины прошлого. Автоматные очереди, блеск ножей, вопли умирающий. Сгоревшие дома. Солдаты в форме испещренной белыми узорами. Олег поднял веки. Так здесь было раньше, в этом проклятом городе. Олег устало выдохнул. Он смотрел на город, а город смотрел на него. Живой ли этот город? Старики говорят что живой.
В ногах, как и во всем теле, скопилась усталость. В глазах почему-то уже как пятнадцать минут назад появилось странное жжение. А сумерки уже ложились на плечи. Скоро зажгутся фонари, и по улицам заскользят тени. Как же тяжело. Как тяжело думать. Почему мысли вдруг сделались какими-то тяжелыми и неповоротливыми? Попить бы сейчас, да и поесть бы не мешало. Вот только в карманах ни копейки. И земля, словно из-под ног убегает. Не потерять бы сознание.
***
Путник приблизился к городу лишь под вечер следующего дня. Это был долгий, однообразный и донельзя изматывающий путь. Организм работал попросту на пределе. Но вот пред уставшим человеком возник мост, широкий и очень высокий. Человеку мост показался просто огромным. Под мостом проходила железная дорога, а за мостом начинался город. Человек радостно выдохнул. Нагромождение домов внушало уважение и благоговейный трепет. В следующее мгновение сознание покинуло путника, ноги ослабели, голову заволокло туманом, и человек повалился на землю, погрузившись в водоворот темных, ничего не значащих, обрывочных видений.
***
Это странно когда люди тебя не видят. Не просто не замечают, а именно не видят. Будто бы ты призрак, или не существует тебя вовсе. Не только странно, но и страшно. Что-то тоскливо-щемящее просыпается внутри. Душа начинает тлеть снедаемая отчаянием. Олег понял, что его не видят именно тогда когда какой-то старичок, одетый в дурно пахнущее рванье, налетел прямо на него, после чего стал очумело оглядываться по сторонам Олега не замечая в упор. Олег даже поводил пятерней туда-сюда пред небритым лицом старичка, но тот никак не среагировал. В конце концов, они разошлись. Озадаченный старичок пошел в свою сторону, а не менее озадаченный Олег в свою. Было еще несколько подобных случаев. И всегда итог был одинаков. Олег был невидим для жителей города. Он словно существуя с ними в одной реальности, просто находился на какой-то другой ее грани. На грани недоступной взгляду прочих.
Вечерний сумрак сгущался, а фонари все не зажигались. Вскоре люди, проходящие мимо, сами стали походить на бесплотных призраков. Так, бездушные силуэты, словно вырезанные из черного картона. Не более. Страшно все это выглядело, страшно и странно. Дома громоздились в полумраке. Ветер гулял по пустым крышам, танцевал в кронах деревьев, перешептывался с листьями. Вскоре в окнах, наконец, начали зажигаться огни. Странный это был свет, чуть гуще и тусклее электрического. Свет нешуточно давил на психику, и Олег не хотел бы оказаться в одной из тех комнат, что находились за этими окнами.
Вскоре Олег вышел к проходу на просторную круглую площадь, на которой собралось большое количество народа. Здесь, в паре метрах от Олега стояла табличка, на которую был наклеен яркий плакат. “ Ночное огненное представление!” вещал плакат. “ Оставайтесь в нашем городе, и вы узреете сказочную пляску языков огня!” Эта надпись была выведена большими лихо закрученными буквами поверх нарисованного города поглощаемого огнем. На рисунке город просто тонул в огне. Были видны лишь верхушки домов, а внизу плескалось огненное море. Занятно. Олег взглянул на площадь, толпа росла на глазах.
А потом… Сумасшедший марш-бросок. Через водовороты чужих несбывшихся надежд. Как же все это утомляет! Через огонь и через сумрак, через боль и через наслаждение. Навстречу тому, что или убьет тебя или подарит тебе величайшее блаженство. Олег не хотел этого.
***
В далеких лабиринтах вечного ужаса он нашел себя. Он поверил в ад, а ад поверил в него. И ничего уже не будет, так как прежде. Ничего уже не вернуть. Последний рассвет давным-давно погас, и остатки длинного дня догорают в уже почти забытых глазах.
Крепкие веревки безжалостно врезаются в кожу. В потную кожу. Путник понимал, что его куда-то несут, он хотел бы увидеть, но и этого его лишили. Глаза теперь скрывала плотная повязка, не пропускающая и лучика света. Что же это? Зачем и почему? Он помнил, что подошел к мосту. А дальше? Что было дальше? Дальше просто обрыв. А теперь вот это. Путник шумно задышал, страх метался внутри требуя выхода. Путник не знал, куда его несут и кто несет. Он лишь мог слышать какофонию города и голоса. Несущие переговаривались между собой.
- Этот подойдет идеально. – Сказал Первый.
- Худой сильно. Жизни в нем почти нет. – Так молвил Второй.
- Ничего. Худые горят лучше. Можешь мне поверить. Да и не худой он, а жилистый. Посмотри, мышцы как стальные канаты. Жить будет долго, долго продержится. Долго кричать сможет, на потеху толпе.
Путник ощутил что задыхается. Страх ледяными пальцами сжал горло. Худые лучше горят. Что это значит? Его что сжигать собираются?
Паника затопила сознание. Путник закричал и задергался в руках несущих, тщетно пытаясь разорвать путы. Тяжелый удар кулака в висок, мгновенно отправил человека глубоко во внутрь собственной головы. Путник вновь потерял сознание.
***
Мрак сгущался. И чем сильнее сгущался мрак, тем больше напряжение разрасталось в разреженном воздухе. Это напряжение было почти что физически ощутимо. Даже кожу немного покалывало. Словно бы тысячи маленьких иголочек одновременно впивались в плоть. Не то чтобы больно, просто слегка неприятно.
Фонари все так же не горели, лишь в окнах теплился проклятый, донельзя давящий на психику свет. Толпа на площади гудела как растревоженный пчелиный рой. Что говорили про этот город старики? Правильно. Этот город очень давно сотрясала война. А во имя чего велась война? Во имя веры. Последователи Высшего Духа истребляли неверующих. Да, это скорее было именно истребление, а не война. Лишь в самом конце, когда неверующие образовали слабое ополчение, это стало больше походить на войну. Так или иначе, все те, кто не разделяли идей последователей Высшего Духа, были истреблены. Истреблены безжалостно. По улицам города текли реки крови, а вопли убиваемых разносились на много километров вокруг. Такая вот она. Вера.
Посреди площади на деревянном помосте был установлен двухметровый столб. Сейчас, два донельзя веселых паренька, спешно облаживали этот столб хворостом. Когда Олег это увидел, то сердце его учащенно забилось. Внезапно по бокам площади зажглась слепящая, разноцветная иллюминация. Небольшие фонарики, весело подмигивая, вспыхивали то желтым, то зеленым, то голубым. Толпа возликовала, а у Олега от иллюминации заболели глаза. Он посмотрел на крыши домов и увидел, что по крышам стелется туман, теперь в свете иллюминации его было особенно хорошо видно. Грязно-серый, густой, он поглощал черепицу и трубы дымоходов, медленно стекал с карнизов. А напряжение в воздухе все росло. Внезапно Олег увидел, что стены домов покрываются странным узором. Этот узор, состоящий из изломанных красных линий, больше всего походил на разряды молний или на разветвление вен. Узор появлялся буквально из ниоткуда, он просто проступал на серой поверхности стен, плавно огибал окна, змеился под крышами. Да что же это такое?
Теперь посреди площади заполненной ликующей многолюдной толпой возвышался гигантский костер, из самой середины которого к небу одиноко тянулся столб. Щедро сволочи, хвороста наложили, не пожалели. Сжигать, что ли кого-то будут? Похоже на то. От такого предположения Олегу сделалось дурно. Вторая казнь за эти сутки. Не много ли?
Ну, так и есть. Олег прищурился, всматриваясь в противоположный угол площади, где толпа расступилась, дабы открыть проход двум крепко сбитым, бородатым мужикам, самой что ни на есть бандитской наружности. У обоих на лбу красовались широкие красные повязки, убористо испещренные белыми непонятными символами. На ногах берцы, в берцы заправлены плотные армейские штаны, кожаные куртки на огромных плечах мужиков сально поблескивали в свете иллюминации.
Мужики без всяких видимых усилий несли через площадь к костру безвольное худое тело, туго обвязанное веревками. То был мужчина в довольно потрепанной, серой походной одежде. Лицо его украшали синяки и кровоподтеки, глаза скрывала плотная черная повязка. Короткий ежик русых волос топорщился на голове. Олег содрогнулся и сглотнул вязкую слюну. Потом сдавленно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Так и есть, жечь будут! Вот оно, огненное представление. Сволочи! И ведь ничего нельзя сделать. Против толпы не попрешь. А попрешь, мало не покажется. Будь ты хоть тысячу раз невидим. Но если все же попробовать? Олег судорожно сжал кулаки.
А мужики уже привязывали находящегося без сознания человека к столбу. Привязывали крепко, на совесть. Чтобы ни за что не вырвался. Серый туман, перемешанный с темнотой, тек с крыш. Красные вены взбухали на стенах домов. Проклятый город! Олег шумно задышал. Ненавистный город! Он не видел этого, но за спиной его, распугивая находящихся рядом людей, плясали сгустки белого света. Те самые, что парень встретил во дворе в паре кварталах отсюда. Они бешено носились, рассекая ночной воздух. Но Олег их не замечал. Его внимание было сконцентрировано на человеке, привязанном к столбу.
***
Сознание возвращалось нестерпимо медленно. Перед внутренним взором все еще стояли образы недавнего видения. Небоскребы, верхушки которых выглядывают из воды. Город затоплен. А он, путник, сидит на острове и наблюдает, как закатное солнце опускается в воду. И нет больше зла. И так хорошо. Так легко. Человек улыбнулся, потом болезненно поморщился и облизал пересохшие губы. Вот бы попить сейчас.
Неожиданно с лица человека резко сдернули повязку. И тут же в глаза ударил нестерпимо яркий и раздражающий, разноцветный свет иллюминации. А потом когда глаза, наконец, привыкли к освещению, путник увидел сотни лиц смотрящих на него снизу. Сам же он находился на каком-то возвышении точно в центре довольно большой площади. Что же это? Путник попытался двинуться и тут же понял, что крепко накрепко привязан к столбу. В толпе кто-то недобро засмеялся.
Туман тек с крыш окружающих зданий. Очень густой, грязно-серый, а еще стены этих зданий были покрыты красным узором напоминающим разветвление вен и одновременно вспышки молний. Но скорее всего узор изображал именно вены. Ведь красных молний не бывает, а вот кровь в венах течет красная. Так и есть. Вены, сосуды, артерии. Кровеносная система домов. Часть кровеносной системы города. И это вовсе не рисунок. Это действительно вены. Ведь город живой. На самом деле живой. Проклятый город это огромное живое существо.
Путник опустил голову. Он вдруг понял, что просто не может смотреть на эти стены и на эти лица. Лучше уж смотреть вниз. Там где сложен огромный костер. Что же, сжигать будут? Вот ведь невезение! Ну что ж. Этот день с самого начала не задался, и стоило ли надеяться, что вечер будет лучше? А где же паника? Паники не было. Напротив, внутри зрело чувство, что все идет именно так как надо. Что события развиваются именно по тому пути, по которому и должны. Но почему? Путник не знал, он просто неожиданно понял, что все правильно и теперь остается только ждать.
- Дамы и господа! – Перекрыл гул толпы чей-то мощный голос. – Древний праздник, древние обычаи. Прошел год и мы снова здесь. Все вместе. Мы опять готовы узреть чудо, готовы увидеть то, что укрепит нашу веру! Вы все знаете эту часть святого писания. Придет время, и Высший Дух сойдет на нашу грешную землю, вселившись в человека, тело которого будет охвачено огнем. Известен месяц и известно число, но год не известен. Это может произойти сегодня, а может и через тысячу лет. Но обряд должен соблюдаться. Кто знает, может именно мы с вами, станем свидетелями Его прихода. Высший Дух снизойдет к нам. Мы должны верить! И мы верим. Ведь так? Мы верим!
Толпа взревела, иллюминация замигала пуще прежнего. Путник поднял голову. Это позволило ему увидеть в дальнем углу площади, пляшущие в воздухе огоньки белого света. Сначала путник подумал было, что это часть иллюминации, но присмотревшись получше, понял, что никакой иллюминацией огоньки не являются. Странно. Огоньки, пляшущие в воздухе. Впрочем, в этом городе может происходить все что угодно. А внизу сухие ветви уже обливали бензином, а рядом радостно улыбаясь, стоял человек в белых просторных одеждах вооруженный ужасно чадящим факелом.
Путник подумал, что лучше закрыть глаза. К чему смотреть на все это? И он закрыл. Веки сомкнулись, отгородив человека от толпы и от проклятого города.
- Мы верим! Да снизойдет Высший Дух!
От рева толпы заложило уши. Путник сомкнул глаза еще крепче.
***
Сотни чужих лиц. Сотни чужих голосов. Горящие безумным огнем глаза, вонь вырывающаяся изо ртов вместе со словами. Бессмысленными словами, изрыгаемыми в обилии в ночной воздух. Все эти люди, все лишь безумные фанатики. Безумные фанатики и больше никто.
Перед тем как Олег поехал в этот город ему много рассказывали о нем. О разных ужасах, что творятся здесь. Но о таком не говорили ни разу. Олег словно перенесся во времена войны, и теперь воочию наблюдал казнь неверного. Сжигание заживо, во времена войны любимейшее развлечение последователей Высшего Духа. И теперь вот опять. Как будто старые времена вернулись. Но это же варварство. Просто ужасное варварство и отсталость! Сжигать человека заживо.
Олег ощущал, как внутри него разгорается ярость. Он видел, как костер облили бензином. Слышал слова человека одетого в белое. Слышал, как взревела толпа.
А потом. Всякий здравый смысл словно покинул Олега. Глаза заволокла красная пелена. И не та абстрактная красная пелена, которая обычно так красочно описывается во многих книгах. Нет, красная пелена была реальной и густой. Она мешала видеть. Но так же она и распаляла ярость бушующую внутри.
Олег ринулся прямо сквозь ревущую толпу к столбу. Люди не видели его, и это существенно облегчало задачу. Оставалось лишь бежать вперед, расшвыривая людей и не страшась возмездия. Он успел. Костер еще не был подожжен. Тогда Олег одним мощным движением выбил факел из рук человека в белом. Факел все еще горя откатился куда-то в сторону неожиданно притихшей толпы. Потом Олег что есть силы, приложился кулаком к лицу несостоявшегося поджигателя. Хорошо было бы вырубить его, да не получилось. Но и этого хватило. Фанатик повалился на землю, зажимая руками жутко кровоточащий разбитый нос.
Олег же, не теряя ни минуты, взобрался на вершину костра к столбу, и принялся возиться с веревками, жалея, что у него нет ножа. Нож бы сейчас пригодился. Чем распутывать эти узлы, разрезать бы путы и все. Но ножа не было.
- Демоны пытаются помешать благому деянию! – Вскричал вдруг фанатик с разбитым носом. Теперь безупречно белое одеяние этого человека было безнадежно испорчено. – Остановите же их!
Волна безумия прокатилась по площади. Толпа взвыла, иллюминация погасла, и даже туман на крышах словно задрожал и поредел. Лишь вены домов стали еще более красными и выпуклыми, словно налились изнутри настоящее кровью. Человеческой кровью. Кровью всех тех, кто погиб тут когда-то.
Факел все так же горел. Кто-то особо смекалистый подхватил его и бросил прямо в костер, на ветви облитые бензином. Пламя яростно полыхнуло. Огонь неистово пожирал дерево. Человек, привязанный к столбу, закричал. А потом к его крику прибавился еще один крик. Мгновение, и полыхающая фигура выскочила из костра, устремившись к толпе. Толпа расступилась, и фигура побежала по площади. Она бежала и бежала, а за ней со свистом разрезая ночной воздух, неслись небольшие сгустки света.
Человек в белых окровавленных одеждах поднялся на ноги. Он поднялся как раз тогда, когда горящая фигура упала. Человек был рад. Пусть нос сломан и болит, но представление удалось на славу. И мало того, это был знак. Знак, посланный Высшим Духом. Высший Дух хочет таким вот образом что приход его не за горами. А значит надо удесятерить сжигания. Все во славу Высшего Духа. Человек улыбнулся и утер кровь с лица. Все во славу Высшего Духа.
***
Небоскребы, верхушки которых выглядывают из воды. Город затоплен. А он, путник, сидит на небольшом островке, наблюдая, как закатное солнце опускается в воду. И нет больше зла. Нет огня. Нет боли. И так хорошо. Так легко.
Рядом с путником сидит человек. Он так же поглощен закатом. Человек этот улыбается, а глаза его сияют. А над головой человека, едва различимые в сиянии заходящего солнца пляшут сгустки света.
Дневник Кварца
Самые первые записи
2. Чужие окна
Чужие окна чужих домов. Мне тошно от них. Мне тошно вдыхать запах гари. В стальных трубах кипит разврат. Тяжелая кровь выплескивается из кувшина. Грязные простыни пропитаны потом, и даже дети здесь заражены. День остался за спиной, вечер наваливается на плечи, ночь настигает. Исскуство мертво. Поэты смеются и давятся слюнями, прозаики врут, они не в силах писать правду. Где много слов там мало смысла. Там смысл поддельный. По крайней мере, мне так кажется. Потрескавшийся асфальт под ногами. Города плачут. Переулки бесконечны, в хитросплетении улиц тонут корабли надежд и всплывают трупы желаний. А я иду мимо чужих окон и мне тошно. Уже быстрее бы ночь. Буду ловить тогда свои несбыточные мечты. Люминесценция огней раскрасит мою охоту.
Дневник Кварца
Самые первые записи
3. Хворост
В отроческой реальности потерянных грез я отыщу себя. Я вдохну воздух пахнущий весной. Я вновь смогу ощутить себя живым. Я верю в это. Я буду впечатлителен, но я буду и отрешен. Мир будет во мне, а я буду в мире, и одновременно я буду миром. Я перейду все реки вброд. Я буду сидеть на берегу и смотреть на течение. Как солнце пляшет в воде, как ветер играет с твоими волосами. Для нас больше не будет грехов и не будет благих деяний. Мы будем далеки от всего этого. Это просто свобода, которой все так боялись. С ней можно жить. Она не убьет тебя. Хотя бы в это верь.
Легко ли взлететь? Легко ли возродить себя из пепла? Звезды застыли в вышине, серп полумесяца рассек темную гладь. Во мраке кто-то бредет по траве. Трава молодая, зеленая, сочная. Бредущий же, измучен и изранен, и для него все пути едины. Хоть идти по траве, а хоть по пыльной дороге, ему все равно. Он помнит, как кровь закипала в венах, как безумные видения иссушали мозг. Как безумные крики высекали зазубрины на скалах, как кожа иссыхала словно бумага. Связанные оковами белого сияния проснулись. Просто взяли и проснулись. И стали рвать оковы, и белый свет превратился в черный дым. В итоге остались лишь старцы с гниющими лицами. Я не хотел этого. Я лишь хотел видеть лучи рассвета за грязным окном. Хотел прижиматься щекой к холодному стеклу. Хотел падать в небо. Но нет теперь неба и нет рассвета. А внутри все словно иссохло. Так можно ли разжечь огонь во второй раз? Теоретически можно. Нужно лишь хвороста подсобрать, чем я и занимаюсь. Я посмею разжечь огонь во второй раз.