Глава 11. «Пора пришла – она влюбилась» /А.С. Пушкин/
Ребята теперь вели себя с ними по-дружески: улыбались при встрече, помогали дотащить до берега рюкзаки и палатку, на дежурстве наперегонки таскали воду, разжигали костёр и старались быть полезными, с удовольствием выполняя Тасины приказания (Маша готовить не умела, чистила картошку, резала сыр и хлеб, помешивала кашу в котле – словом, была у Таси на подхвате, как и ребята)
Маша и Тася уже не таясь приносили им кружки с черникой и малиной. И всё было бы прекрасно и замечательно, если бы Маша не влюбилась в Мурата. О чём она и поведала Тасе, когда молчать стало уже невмоготу.
- Он меня в упор не видит и внимания не обращает, а я люблю его! – плакала Маша, лёжа на походной низенькой раскладушке напротив Таси и шмыгая распухшим от слёз носом. В палатке было темно, Тася её не видела, но отчетливо представляла – несчастное Машино лицо и мокрые дорожки слёз на Машиных щеках. Не было у бабы печали, купила баба порося, - со вздохом подумала Тася. Маша истолковала её вздох как сочувственный и заплакала ещё горше.
- Я его люблю-ууу… А ему всё равно-ооо… - рыдала Маша, судорожно всхлипывая от жалости к себе и мучительно икая. С Машей надо было что-то делать, и делать немедленно, пока её не услышали в ближних палатках: вот тогда будет спектакль, проходу не дадут ни им, ни ребятам.
- Маш, да плюнь ты на него, раз он такой толстокожий, - сказала Тася. И помолчав, решилась. – Знаешь, я тебе не говорила… У Мурата жена дома осталась и сыну пять лет. Сын у него. Мне Тоша сказал. Мурат хотел его с собой взять, а жена не дала. Рассобачились они, Тоша говорит, насмерть. Мурат кричал – бабу из сына растишь, Фатима кричала – зачем тебе сын, ты его не любишь совсем. Мурат вскипел, кулаком в стену ударил и фалангу сломал, на среднем пальце, гипс наложили. Через три недели в кругосветку ехать, в гипсе – как грести?
- А я смотрю, у него палец завязан… Ему же больно, наверное? Как же он… – всполошилась Маша, готовая бежать, спасать, утешать… Мурат её выгонит, скажет: «Зачем пришла? Тебя разве звали?» Уже сказал однажды, когда Маша припёрлась к нему в палатку. Она ни за что не расскажет об этом Тасе.
- Да так! Сняли гипс, шину наложили, и поехал. Грести, как видишь, может, и получше нас с тобой… Зачем он тебе, Маш? Всё равно у вас с ним ничего не выйдет, он жену любит. В каждом посёлке на почту бежит, телеграммы шлёт. Переживает. Отстань ты от него, влюбись в кого-нибудь другого, - сказала Тася подруге, искренне ей сочувствуя. Вот угораздило же Машку…
- Ты дура, что ли?– грубо ответила Маша. – Как это в другого? Всё у тебя просто, тебе везде хорошо: В Москве у тебя Павел, сюда приехали – ты и здесь не теряешься, - выговаривала подруге Маша. – Мы же договаривались, поедем вдвоём и отдыхать будем вдвоём, а ты с Тошей развлекаешься, а он между прочим, тебя моложе на четыре года (Ну, моложе, ну и что? Тася ни за что не признается подруге, как Антон сказал ей однажды: «И чего ты с Машкой этой дружишь, ты посмотри – она какая… Она тебя старше лет на восемь, что тебе с ней, другой подруги не нашла?») Тася тогда ужаснулась: они с Машей ровесницы, неужели Машка так выглядит?
- С Тошей своим развлекаетесь… как два дурака! А я одна… Целыми днями анекдоты травите и сухари трескаете! А они, между прочим, общественные! – не унималась Маша.
Высказав всё, что было на душе, Маша пришла в себя и испуганно замолчала. Тасе стало смешно: плывут в одной лодке, спят в одной палатке, а Машка обиделась, что она «одна». К Тоше приревновала, хороша же у неё подруга. Ну, гребли они с Тошей в паре, так ведь Маша сама выбрала Мурата. Ну, на корме вместе сидели – а где же им ещё сидеть, когда на вёслах Маша с Муратом? Ну, анекдоты травили. А чем ещё заниматься, когда сидишь на руле? Вести философские беседы о смысле жизни и бренности всего сущего? Вот не удержат они с Тошкой руль, который вырывается из рук и норовит развернуть лодку в другую сторону, вот тогда и узнают – бренность жизни.
Как только лодка утыкалась носом в берег, Тоша испарялся – только его и видели. Народ в кругосветке был всех возрастов – от шестнадцати до сорока. Четверо молоденьких девушек лет семнадцати держались особняком, у них была своя компания. Тоша увивался вокруг, но в компанию его не принимали и придумали обидное прозвище «дядя Тоша скушал лошадь» - потому что Тоша всегда что-то жевал.
Тоша на прозвище не обижался и всеми днями, если они с Муратом не ловили с лодки рыбу, отирался около девчонок, а они его всё время отталкивали. Девчонкам хотелось общаться с ровесниками, а Тоше было двадцать семь, и он казался им стариком. Зато пятнадцатилетних близнецов Генку и Сашку в компанию приняли безоговорочно, девчонки играли с ними в карты, расчертили на песке площадку для пляжного волейбола и с упоением гоняли мяч, разделившись на команды. Им было весело.
- Вот вредные девчонки! Дразнилку придумали дурацкую, - жаловался Антон Тасе, улучив момент, когда Маши не было поблизости. – На себя бы посмотрели! Вон Машка твоя – чего она на Мурата пялится? И в лодке пялится, и на берегу… Мурат уже не знает, куда он неё деваться. Тась… Может, скажешь ей? Ему самому-то неудобно…
Тасе было жалко глупую влюблённую Машку, и Тошу, и Мурата, но помочь она ничем не могла. Она вспоминала Павла – как он там без неё? Жалеет, наверное, что не поехал, скучает… Вот и пусть поскучает, ему на пользу пойдёт. Тася любовалась красотами Селигера, собирала ягоды, слушала пение птиц, которые просыпались вместе с ней – часа в четыре утра. И не замечала, как смотрит на неё Мурат. Зато Маша заметила сразу. И возненавидела подругу – по-женски люто и беспощадно. Но Тася и Машиной ненависти не замечала – потому что с некоторых пор смотрела только на Виктора.
Виктор в их группе держался особняком, ни с кем не общался и палатку выбрал себе одноместную, а все жили по двое, в двухместных. Про него говорили, что Виктор поссорился с женой и уехал от неё на Селигер. И теперь переживает и ни на кого не смотрит. Последнее было неправдой: Виктор смотрел на Тасю. Почувствовав на себе его взгляд, Тася всякий раз отворачивалась. Она не хотела разрушать семью: на чужом несчастье счастья не построишь, а Виктор смотрит на неё просто от отчаянья. Приедет домой, помирятся, всё у них будет хорошо, а обо мне и не вспомнит, - тоскливо думала Тася.
Виктор ей определённо нравился. Мрачный и нелюдимый, он, пожалуй, лучше, чем нерешительный и робкий Павел. Сразу видно, чего хочет! А Павел ни то ни сё, ни богу Богдан ни селу Селифан. Даже отдыхать с ней не поехал, - с горечью думала Тася.
Об их встречах с Виктором не догадывалась даже Маша. Стояла небывалая для нашей средней полосы жара – столбик термометра поднялся до плюс тридцати четырёх, да так там и остался. Днёвки устраивали через два дня на третий. Народ маялся от безделья, получая, впрочем, немалое удовольствие: играли в волейбол, резались на берегу в подкидного дурака, ловили с лодок рыбу, загорали на песчаных отмелях, которых здесь было предостаточно, и все – в безраздельном распоряжении группы…
Тася с Машей с утра отправлялись за ягодами, потом шли загорать, и Тася незаметно исчезала. Пройдя метров триста по тропинке вдоль берега, сворачивала в лес, где её ждал Виктор, с которым она забывала обо всём … О Павле она почти не вспоминала: зачем он ей теперь, когда у неё есть Виктор.
О чём они только ни говорили! Тася уже знала, что у Виктора есть семья – жена Светлана и шестилетняя дочка Леночка. «В Москву вернёмся – разведусь, и мы с тобой поженимся. Только, понимаешь… дочку не смогу оставить, алименты алиментами, а содержать буду полностью, на свои. И видеться обязательно! Она для меня всё, я за неё жизнь отдам, если надо будет, - заявил Тасе Виктор и ей стало необыкновенно хорошо – от этих слов. Таким и должен быть настоящий мужчина. А откупаться от своего ребёнка алиментами недостойно и стыдно.
- Знаешь, я тоже так думаю! У ребёнка должны быть папа и мама. А давай будем её на выходные к себе забирать? В зоопарк её водить и в цирк… Она у тебя цирк любит?
- Тася, ну что ты за человек! – удивлялся Виктор. – Другая бы отказалась, кому нужны чужие дети? А ты в цирк с ней собралась.
- Какая же она чужая, - с жаром возразила Тася. – Она своя. То есть, твоя. Скажем ей, что я её тётя, мы с ней подружимся, вот увидишь! Меня почему-то дети любят, хоть я с ними не сюсюкаю, я всегда серьёзно, на равных
- Вот ты у меня какая! – Виктор прижал Тасю к себе, и она совсем близко увидела его глаза – два бездонных тёмных омута. Тасю неудержимо тянуло в этот омут, и не было сил сопротивляться…
Увлёкшись Виктором, Тася не замечала, как смотрит на неё Мурат. Зато замечала Маша. Как-то ночью Тасю разбудили громкие всхлипы.
- Маш, ты чего? Что стряслось-то?
- А ты не знаешь? Ты меня спрашиваешь? – прорыдала Маша. – Мало тебе Павла, Тошки и Витьки, ещё и Мурата забрала! – И Тася услышала о себе такое, о чём подумать страшно…
На следующее утро в палатке нависло каменно-тяжелое молчание. Оставшиеся дни они почти не общались…
Виктор уехал три дня до окончания похода – не попрощавшись ни с кем, кроме Таси. Палатку и спальный мешок аккуратно сложил и отнёс Альберту Николаевичу. Собрал рюкзак. «Постучал» к ним с Машей: «Тук-тук! Тась, выйди на минутку».
Тася вытаращила глаза: гладко выбритый, одетый в «цивильную» одежду, с рюкзаком за плечами – Виктор был неотразим. Улыбнулся Тасе – на смуглом цыганистом лице блеснули жемчужно-белые зубы.
- Вот, пришёл прощаться. На работе, понимаешь, две недели дали, больше, сказали, нельзя. Вот и приходится… Ты не скучай. Позвони, когда приедешь. Я ждать буду. – И опустил в карман Тасиной штормовки белый квадратик. Больше Виктор ни с кем не стал прощаться, зашагал по дороге в посёлок…
Тася достала из кармана листок, на котором был написан рабочий телефон Виктора, с указанием фамилии, имени, отчества и должности.
После его отъезда на душе у Таси стало как-то неуютно. Настроения не исправил даже праздничный концерт, организованный силами туристов по случаю завершения кругосветки и окончания их похода. Народ в группе оказался талантливым: пели песни, играли на гитаре, а одна из девушек станцевала популярную в те времена ламбаду – так зажигательно и профессионально, что её долго не отпускали «со сцены», восторженно скандируя: «Таня! Таня! Та! Ня! Та-аа! Ня-аа-а!!». Ламбада поразила всех.
Но ещё больший эффект произвели Мурат с Антоном, которые по окончании концерта... надели рюкзаки. Коротко попрощались со всеми сразу, поблагодарили Альберта за прекрасный поход и торопливо зашагали к шоссе, где останавливался автобус.
- Эй, вы куда? – крикнула им вслед Тася, но они даже не оглянулись.
- Чего это они? – нарушила молчание оторопевшая Маша.
- Обиделись, наверное…
- Обиделись? А на тебя-то за что? Ты же с ними дружила, - язвительно сказала Маша, и Тасе захотелось её убить. Вот сейчас. Немедленно. За этот тон, которого она не заслужила. Дружили, да…
… Она не помнила, с чего началась их дружба (Тася говорила – глобальное потепление климата). Что же стало причиной изменившегося отношения ребят? – Черника, которой Тася закармливала «мальчишек», потихоньку от Маши относя им в палатку ставшую уже традиционной миску с ягодами? "Пионерские" анекдоты и шуточки Тоши, над которыми Тася от души хохотала, запрокидывая голову и вытирая набегающие от смеха слёзы? Сухари, которыми они хрустели всей лодкой, заговорщически поглядывая друг на друга?
И скоро Мурат с Антоном, сойдя на берег, уже не шарахались от них с Машей как чёрт от ладана, а покорно тащились следом, волоча их с Машей рюкзаки – пока они выбирали место для палатки. Время от времени ребята спрашивали Тасю: «Может, вот тут остановитесь?.. А здесь – не хочешь? Не нравится? А где тебе нравится? А то у нас уже руки отваливаются!»
- Да бросьте вы их, мы сами донесём, - говорила им Маша, но они её не слушали, покорно бредя за Тасей, которая никак не могла выбрать место, где поставить палатку – чтобы было ровно, и непременно – красивый вид…
Машу они словно не замечали, хотя вместе с Тасиным несли и её рюкзак тоже. Мурат злился, что Маша весь день не сводит с него глаз. «Влюбилась в меня что ли, дура! Так сделай что-нибудь» - бухнул он как-то Тасе, и та кивнула утвердительно:
- Да.
- Что – да? – закипал Марат, сдвигая чёрные брови абрека.
- Влюбилась. А что ты хочешь, чтобы я сделала?
- Ну… отвлеки её.
- Не получится, - улыбнулась Тася – Машка однолюбка.. Так что терпи, казак, никуда не денешься. А может, тебе в Селигере утопиться? Машка поплачет и забудет.
- А ты скажи ей, что я женатый, и сын у меня растёт. Что я их обоих люблю и ни на кого не променяю. На неё, во всяком случае.
- Да сказала уже… Знает она, - махнула рукой Тася. – Ей всё равно…
Мурат вздохнул и молча ушёл к своей палатке.
- Вы о чём с Муратом говорили? – глядя на Тасю злыми глазами, приступала к ней с расспросами Маша.
- Да так… О природе, о погоде. Дожди обещают, - нашлась с ответом Тася. Правду она сказать не смогла. Ответом было злое сопение.
- Я давно вижу, что вы всё шепчетесь, то с Тошкой, то с Муратом. Что у вас за тайны от меня? Ты же сама сказала – вместе поедем, я думала, ты мне подруга. А ты… Виктор тебе записки в карманы суёт, у всех на виду. С Муратом вы перемигиваетесь всё время. А говорила, Павла своего любишь! – выкрикнула Маша в Тасино растерянное лицо и выбежала из палатки – красная и злая.
С Селигера Тася вернулась одна: подруги у неё больше не было.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2016/07/27/930