Я городской житель! Как родился, так сразу и начал по асфальту ходить! Можете мне не верить, но в селе до восемнадцати лет я никогда не был. Дачи у родителей не было, родственников в селе тоже. Вот и получалось, что делать в селе мне было нечего. А познакомился я с сельской жизнью уже в институте, «на картошке».
Те, кто постарше, хорошо помнят, что это значит. Все студенты всех ВУЗов в Советском союзе начинали учебный год не с лекций или семинаров. Нет! Учебный год, особенно на младших курсах всегда начинался с месяца в деревне, куда мы, студенты, ездили убирать картошку.
Нет, конечно, не всем студентам везло одинаково! Некоторые ездили, например, убирать виноград или яблоки, но это уже, как говориться, как кому свезло. Наверное, где-то там, наверху, считалось, что без нас, студентов, без нашей помощи селу, страна пропадет, и все население просто вымрет с голоду.
Так вот, мне, как и всему нашему институту «свезло» убирать картошку.
Если вам, уважаемый мной читатель, не повезло, и вы не успели почитать написанное мной ранее, то сразу хочу сказать, что учился я в медицинском институте на Южном Урале, в хорошем городе Челябинске.
И не пытайтесь здесь усмотреть какую-то недосказанность или иронию! Южный Урал действительно замечательное место на карте, красивые горы покрытые лесами, край красивейших озер, рек и речушек, а сам Челябинск прекрасный и красивый зеленый город.
Когда-то, не помню, кто это сказал, что Челябинская область это уральская Швейцария!
В Швейцарии я побывал уже через много-много лет, и особого впечатления она на меня не произвела! Чисто, красиво, спокойно и очень благополучно. А вот Урал запомнился на всю жизнь.
Но, как говориться, не о природе Уральской речь!
Пришел день первого сентября, весь наш второй курс собрался в большом актовом зале института. Перед нами выступил наш декан, Николай Николаевич и объявил, что через два дня мы всем курсом выезжаем на месяц на уборку картофеля. Ну, и, конечно, провел разъяснительно - воспитательную работу, смысл которой заключался в том, что едем мы все туда, в село, работать, а не гулять, что администрация института будет строго следить за нашим поведением! Что такие явления, как пьянки, и все, что им сопутствует, а это имело место в прошлые годы, будут строго наказываться, вплоть до исключения из института.
Короче, обычное курсовое собрание, ничего нового, все, как всегда!
Собрание закончилось, народ повалил на улицу, все живо и весело обсуждали предстоящую поездку, на угрозы декана никто, конечно же, внимания не обратил, а и правда, ну, сами подумайте, какой колхоз без пьянки и всего того, что ею сопровождается!
Я вернулся к себе в общежитие и тут передо мной остро встал вопрос! А в чем же в этот колхоз ехать? Нет, одежда у меня, конечно же, была, но вот она, одежда эта, никак для такой поездки не годилась. Ну, сами подумайте, костюм, сорочки, галстук, туфли, весь этот гардероб, как- то для колхоза и для уборки картофеля не очень подходит. И что прикажете делать? На уборку карохи в галстуке ехать?
Но безвыходных ситуаций, как известно не бывает!
И вот вечером я отправился к родственникам!
Мой родной дядя, Борис, дядя Боря, был, не много ни мало, генерал майор медицинской службы. Почему « не много и не мало»? Да потому, что в армии всегда считалось, что военный врач, это и не врач и не военный. Наверное, пускай и не всегда, но это определение правильное. Можно и поспорить, конечно, но эта тема для совсем другого рассказа.
Ну, так вот! Явился я вечером к родственникам и изложил суть возникшей проблемы. А проблемы, как оказалось, никакой и не существовало, потому, что мы с моим дядей были примерно одного роста и примерно одной комплекции. Не прошло и нескольких минут, как оказалось, что я уже полностью экипирован для поездки в колхоз на уборку картошки.
Да! Мне была выдана настоящая новая генеральская полевая форма! Может и не совсем новая, но настоящая! Не мне вам, друзья мои, рассказывать, что такое генеральское обмундирование! Сукно, пошив! Короче, глянул я на себя в зеркало и просто дар речи потерял! Ну, вылитый генерал! Правда одна заминочка, все же произошла. Мой дядя был человек серьезный, к армии относился с куда большим уважением, чем я, а что удивительного, весь фронт за плечами, вся жизнь в погонах. Вот именно поэтому, погоны с генеральского френча, а может, он и как-то по-другому назывался, дядей были спороты!
Жалко конечно, с погонами все это армейско-генеральское великолепие лучше смотрелось. Но тут уж, как говориться, я это и сам понимал, ничего не поделаешь! Правда, в качестве компенсации за снятые погоны, мне выдали новенькие хромовые сапоги с байковыми портянками, ремень и портупею.
Последнюю мне, если честно не выделили, я ее у тетки выклянчил. В довершении всего дядя Борис вынес и напялил мне на голову полевую форменную офицерскую фуражку, из которой я тут же вытащил пружину, после чего она в момент стала не фуражкой офицера Советской армии, а стала похожа на форменную фуражку царского офицера времен первой мировой, или времен белой гвардии!
Посмотрел я на себя в зеркало, и сам себе, ну очень понравился! Одна жалость, шашку в ножнах поцепить бы, но вот незадача, не носят генералы наши шашек, да и с кавалерией уже давно армия наша распрощалась. Жаль, конечно!
А вы, мой дорогой читатель, не сильно меня за это судите! Мне ведь только восемнадцать исполнилось! А когда же, скажите, выпендриваться, как не в восемнадцать лет.
В назначенное время весь наш курс погрузился в автобусы, и мы отправились к месту назначения.
Здесь я бы немного остановился и напомнил вам, уважаемый читатель, что дело происходило на Урале в сентябре месяце. А осень в тех краях бывает разная. Вот и в этом году нам с погодой не очень повезло. За окнами автобуса шел холодный мелко моросящий дождь и по прогнозам солнце и сентябрьское тепло нам в этом году не светили.
Правильно ведь говорили мне, не помню уже кто, «лучше северный Кавказ, чем южный Урал»!
Не прошло и трех часов, как мы въехали в пункт нашего назначения, а именно в центр мировой культуры и науки деревню с громким и звучным названием Калуга-Соловьевка.
Ну, никак, друзья мои я не доберусь до самого главного, того, ради чего я и начал писать этот маленький рассказик! Просто без вот этих отступлений и рассказа никакого может не получиться! Нет, конечно, рассказ бы получился в любом случае, но впечатление у вас никакого бы не сложилось.
Ни-ка ко-го!
Вот и приходится мне все время отвлекаться самому, и вас, дорогой мой читатель, отвлекать! А что прикажете делать?
Что такое село, как я уже писал, у меня представление было слабое, хотя я и не сильно обольщался, догадывался, что не в Париж едем и, что увидеть Елисейские Поля мне там не светит. Но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания!
Вылезли мы из нашего теплого автобуса, на улице холодина, черные тучи над самой землей висят, дождь льет, как из ведра, грязи по колено. А кругом хаты стоят, срубы деревянные от дождя черные. А рядом сруб большой, вроде, как даже двухэтажный, на нем какой-то мокрый транспарант висит и вывеска «Клуб». Собрали нас всех в клубе этом, выступил председатель местного колхоза, объяснил, что кормится мы, будем в столовой, оказывается, у них в селе своя столовка есть, а жить будем, кто где. Часть в клубе ночевать будет, сюда матрасы и постели притащат, а кто захочет у местных может квартировать.
Мы с приятелем решили ночевать у аборигенов. Определили нас на постой в семью, где хозяина звали просто и незатейливо, Иван, Ваня проще. Это был мужик, нет, даже не мужик, а так, мужичонка лет сорока, небритый, что по местным меркам, наверное, было нормой. И, конечно же, слегка пьяный!
Как в дальнейшем оказалось, трезвым он не бывал никогда.
Познакомились мы, и Ваня предложил нам для ночлега, аж два варианта. Жить можно было в хате, вместе с Ваниной семьей. А можно было поселиться в бане, которая стояла вдалеке от дома на огороде.
Конечно же, мы с дружком выбрали второй вариант. А и, правда, на хрена нам чужая семья! А там, в бане, будем сами себе хозяева. Захотели, пришли, захотели, ушли. Хочешь, спи, хочешь, нет! Правильно выбрали, одна только досада, ни я, ни дружок мой, Валик, никогда бани деревенской в глаза не видели.
А вы, ребята, хоть раз в русской баньке бывали? В настоящей, в той, что «по-черному» топится?
Ну, вот значит, пришли мы в баню эту, а там потолок полтора метра в высоту, разогнуться нельзя, окон нет, в углу лампочка еле тлеет. Кое-как устроились, вылезли на свет божий и, елки моталки! На кого же мы похожи были, ну, конечно же, на чертей. Там, в бане этой сажи пальца на два на всех стенах. Я на лицо свое внимания особого не обратил, лицо это что, а вот форму генеральскую я еле отдраил.
Нет, говорю, Валик, что-то здесь не так! Наверное, надо к хозяевам на поклон идти и в хату проситься. А иначе нам здесь за месяц конец придет! Нельзя в бане этой жить!
Короче, думали мы не долго, пошли хозяев искать. Идем по улице, дождик вроде поменьше стал, попадающиеся нам по пути аборигены, все, как один на нас оглядываются. Конечно! Им бы еще не оглядываться, когда чувак в хромовых сапогах и в такой фуражке по улице идет! Это я к тому, что очень я себе в наряде этом нравился!
Пришли мы к хозяевам, позвали главу, так сказать, семейства, объяснили ситуацию. Дескать, Ваня, выручай, передумали мы в бане твоей жить, пусти в хату. А Ваня, между прочим, и не прочь, нормальный мужик, правда пьяный уже в стельку, еле языком ворочает, но в ситуацию и в суть просьбы вник сразу. Какие, говорит, проблемы, мужики! Живите где хотите, вон скажу бабе своей, она вам в хате на полу постелет и пожалуйста!
Перетащили мы вещи свои в хату, а тут уже и вечер близится.
Спрашиваем хозяина
- Вань, а далеко тут у вас продуктовый магазин, а Ваня и отвечает
- Да, так, не очень! Километров пятнадцать, а может и все двадцать будет!
Мы с Валиком только переглянулись.
- Вань, а ничего поближе нет, ну, там лавка какая-нибудь, ларек.
Иван развеселился.
- Ну, вы даете, мужики! Это ж вам не Европа какая-нибудь. Нет, у нас тут по-простому, правда раз в неделю лавка приезжает, привозят там всякое, хлеб, сахар, конфеты. На этой неделе, правда, не приезжали, дожди, дорогу развезло вон как. Так что нет, не приезжали.
В результате допроса с пристрастием нам удалось выяснить, что лавка на колесах винно-водочные изделия в деревню вообще не привозит. Вот это номер! И как прикажете после этого здесь целый месяц жить? А?
Устроили мы Ивану нашему допрос с пристрастием, а и правда, надо же выяснить, где они спиртным отовариваются, тем более, что председатель колхоза в своей речи, когда встречал нас, успел объявить, что самогон в селе никто не гонит. В качестве «пристрастия» была использована привезенная нами с собой бутылка водки, которую мы с хозяином нашим на троих и приговорили.
Как выяснило следствие, самогон в селе и правду не гнали, он до этого высокого звания не успевал созреть. А вот с бражкой дела обстояли получше.
Короче, что бы закончить эту тему с выпивкой скажу вам сразу, что за несколько дней мы так обустроились, что проблема эта пропала напрочь!
Тут я снова несколько отступлю от основной линии и расскажу о том, что произвело на меня в жизни села со звучным названием Калуга-Соловьевка наибольшее впечатление.
Ну, во-первых, как оказалось, мы не приехали кому-то там с уборкой картошки помогать! Мы приехали просто убирать урожай. Ведь помогать предполагается кому-то, кто работает, а этот или эти кто-то работать вместе с нами, студентами, как оказалось, и не собирались.
Каждое утро, после завтрака, мы всем курсом грузились в грузвики и отправлялись собирать урожай, в то время, как аборигены дрыхли по своим избам со страшной силой. А оно и не удивительно, пробовали ли вы, мой читатель, утром похмелятся бражкой после вчерашнего, днем поесть тюри, а вечером продолжить все эти торжества!
Короче, что бы не грузить вас лишней информацией скажу сразу, никто из деревенских в поле вместе с нами не выходил, картоху не собирал и у нас под ногами не путался!
Нет, мой дорогой читатель, ну никак у меня с темы пьянки соскочить не выходит, так что боюсь у вас обо мне может не совсем правильное впечатление сложиться. Ну, да бог с ним, с впечатлением! Если начну оправдываться, то совсем с темы собьюсь.
Второе впечатление, как вы уже могли догадаться, связано с пьянкой! Вся деревня, начиная от малолеток, включая баб и девок, стариков и старух с утра и до утра была, ну если и не пьяной, но подвыпившей, это уж точно! Хотите, верьте, хотите, нет, ваше дело! На этом моменте даже и останавливаться не буду, как говориться, факт на лицо, хотя на местном диалекте фраза бы звучала несколько по-другому, но не будем уточнять, все равно редактор вытрет.
И последнее, и самое яркое впечатление, все, от мала до велика, ездили верхом.
Честно говоря, до этой поездки я к лошадям никогда и близко не подходил, ну где, скажите на милость, в городе лошадь сегодня можно найти?
Нет, наверное, они, лошади или кони и в городе есть, ну, там на ипподроме или в цирке. Но я никогда к ипподромам и циркам отношения никакого не имел, вот и выходило, что лошадок я видел только в кинофильмах про войну, ну, или в других каких-то фильмах!
Если бы ты знал, мой дорогой читатель, как мне хотелось прокатиться верхом! Каждый вечер я ложился спать и представлял себя верхом на белом коне. Ну, не обязательно на белом, на гнедом или пегом, но на коне! Представлял, как бы здорово я выглядел верхом в своей генеральской форме, в лихо заломленной фуражке, в портупее, в хромовых сапогах!
И вот тут-то, наконец, я и подошел, собственно говоря, к самому рассказу! К тому, о чем я и хотел вам рассказать!
Поэтому, пожалуйста, не закрывайте эту страничку и дочитайте историю до конца, а иначе и начинать не стоило, ведь, правда?
Однажды вечером, вернувшись с картофельных полей, поужинав с хозяином Ваней и его семьей, мы с моим дружком Валиком вышли на крылечко покурить. Пока курили, слышим в хате шум, зашли, а там все, как обычно.
Это значит, что наш Иван закончил вечер так, как заканчивал его всегда, то есть начал вспоминать все обиды, нанесенные ему, главе семейства, остальными его членами, расплакался, взял кнут и пошел вешаться в сенях.
Когда ему удавалось приделать кнут к потолку, соорудить петлю и просунуть в нее голову младший сын Вани, Санькой его звали, нехотя вставал из-за стола, вытаскивал батю из петли, пару тройку раз огревал его этим самым кнутом по заднице после чего Иван отправлялся спать и храпел до самого утра. Вот такой ритуал, такая славная традиция в семье была и мы с Валиком уже к нему, ритуалу этому, успели привыкнуть.
Вообщем, вытащил Саня батю своего из петли, отлупил и к нам на крылечко покурить вышел. А чего там, взрослый лоб уже, чего и не покурить, как- никак, а в восьмой класс уже перешел, пора, вон и по водочке с нами прошелся, большой ведь уже.
Сидим, курим, а я тут и говорю, что, дескать, завидую я тебе Санек, вон как ты ловко верхом ездишь. Я всю жизнь мечтаю, а ни разу на коня так и не сел. А Саня и говорит, а чего там, я вон все каникулы табун пасу, если хочешь, я тебе хоть завтра коняку приведу, катайся, сколько хочешь, мне не жалко!
Посидели, покурили, поспали, а на утро снова в поле на уборку. Хорошо, хоть погода наладилась, холодновато, конечно, но зато дождя нет.
После работы, придя домой и, поужинав, мы с Валентином собрались прошвырнуться по деревне, а тут как раз Санька в хату заходит. Ну, че, говорит, забирай коня своего, привел, все, как договаривались!
Я в окно глянул и обомлел. Во дворе стоял конь, красавец, в сбруе, стремена, седло, ну, все, как и положено! Вот так Санька! Молодец! Не забыл!
А я, если честно, и не вспомнил за весь день о разговоре нашем вчерашнем!
Молодец то молодец, а вот только, что мне теперь с конем этим делать? Я ведь уже говорил, что никогда ни к одной лошади и близко не подходил! Если честно, то я вообще эту зверюгу боялся!
Но, как говориться, факт остается фактом, коня мне привели? Привели! Значит надо что-то с ним делать!
Вышел я, подошел к коню поближе, а он, конь этот, ну и здоровая тварюка, никогда бы не подумал, что они, лошади эти такие здоровые.
Вы, мой дорогой читатель, наверное, уже обратили внимание, что я эту животину, то конем, то лошадью называю. А все потому, что и сегодня не знаю, какова его половая принадлежность была. Да и какое это имеет значение?
Никакого!
Короче, отвязал я его, коня этого от забора, и что прикажете дальше с ним, красавцем этим делать? Надо бы, конечно, в седло залезть, но вот беда, я не только в седло залезть не могу, я и подойти поближе к лошади этой боюсь.
Подумал я немного, взял лошадку эту под узду и повел в лес, благо он рядом с домом нашим начинался. Там, в лесу, превознемогая страх, как говорится, люби боже правду, я начал учиться залазить в седло. Сначала страшновато было, но уже через час полтора я вскакивал в седло, как маршал Буденный.
А может мне так только казалось?
Как бы там ни было, а в деревню я въехал уже верхом, на зависть всем своим однокурсникам, и, что особенно важно, однокурсницам! Прогарцевал до самого центра деревни, спешился, привязал лошадь к дереву, покурил с ребятами и девчонками и, лихо, мне так казалось, вскочив в седло, медленно поскакал в обратном направлении.
А все-таки молодец, Санька! И не забыл, и лошадь привел классную!
Действительно, ведь первый раз верхом, а какая умница попалась, слушает меня, так, как будто я ее всю жизнь объезжал. Чуть тронешь узду вправо, она вправо идет, чуть влево, налево поворачивает, потянешь на себя, останавливается, как вкопанная. Нет, ведь недаром говорят, лошадь очень умное животное!
Ну вот, значит, покатался я немного, осмелел и решил чуть-чуть скорость прибавить. Легонько так плеткой по крупу лошадкиному провел и моя, чувствуете, уже моя, лошадка сразу же темп прибавила. А слушается меня как!
Конечно, сразу немного страшновато было, все вокруг, деревья, земля, кусты, все мелькает перед глазами, но зато красотища какая! И чувство гордости, не струсил!
Короче, не знаю, сколько мы с лошадкой моей отмахали, а только о том, что возвращаться надо я понял по тому, что темнеть начало. Ну, и конечно, по тому, что я, наверное, не очень грамотно в седле сидел, потому, что чувствовать свой зад кавалерийский совсем перестал, там, наверное, уже гематома на всю задницу образовалась.
А значит пора, тебе, мой дорогой, домой возвращаться. Для первого дня неплохо получилось! Мы себя еще покажем!
Потянул я легонько так узду на себя, лошадь моя сразу на шаг перешла и начал я ее назад разворачивать.
Но тут случилось, что-то не очень мне, всаднику, понятное.
Не смотря на все мои усилия и старания, тварюка эта поворачивать и везти меня домой, почему-то, не захотела! Она крутила головой, косила на меня глазом, топталась на месте, а потом снова двигалась в направлении противоположном деревне!
Черт! За время нашего с лошадью общения я так привык к ее примерному поведению и абсолютному послушанию, что растерялся не на шутку и уже не знал, что делать дальше. Вокруг меня медленно сгущалась темень, начал накрапывать мелкий и противный холодный осенний дождик, болела спина, не говоря уже о той части тела, в которую эта спина переходит. А моя лошадка продолжала крутиться на месте, сколько я не натягивал поводья и не пытался ее развернуть в нужную мне сторону!
Можно было бы еще долго описывать все мои ухищрения и попытки решить наш конфликт с лошадью мирным путем, но я думаю, дорогой вы мой читатель, вам и так уже понятно, что из этой моей затеи ничегошеньки не вышло. Поэтому не стану вас утомлять подробностями, а скажу только, что через минут тридцать безуспешных попыток я вспомнил о плетке и, достав ее из-за голенища сапога, перетянул свою красавицу по крупу.
Все-таки бог на свете есть. И правильно ведь говорят, он, бог, к юродивым милостив!
Слава всевышнему, что я, случайно, в этот момент вынул ноги из стремян, а иначе …
Иначе, как мне сейчас кажется, да я это и тогда понял, этот рассказ имел бы совсем другое продолжение. Вернее и рассказа бы никакого не было, некому было бы ее, историю эту, рассказывать.
Что сотворила лошадь, да нет, с вашего позволения я ее, тварь эту, с этого момента для солидности конем называть буду, так вот, что этот конь сотворил я так и не понял. А только пролетел я ласточкой метров пятнадцать, а может и больше в воздухе и с грохотом приземлился плашмя лицом вниз прямо в дорожную грязь. Может быть, мне показалось, а может, и нет, но на какую-то секунду я даже потерял сознание!
Подняв голову, остальные части тела после полета слушались плохо, я успел увидеть зад своего коня, который через мгновение исчез в сумерках среди кустов и деревьев.
И что теперь?
Кое-как поднявшись на плохо слушающихся ногах, и попытавшись стряхнуть с себя комья дорожной грязи, я начал оглядываться по сторонам, пытаясь хоть немного сориентироваться на местности, но, конечно, ничего не понял. Было темно, дождь продолжал идти, и в каком направлении надо двигаться мне было совершенно не понятно.
Я шел наугад, и очень надеялся, что когда-нибудь, все-таки попаду в свою деревню, хотя большой надежды на это у меня и не было. Кругом было темно, сверху лил осенний дождь, под ногами чавкала грязь. Болела спина, ноги слушались с трудом. А тут еще эти проклятые портянки, мать бы их так, сбились внутри генеральских сапог и терли ноги со страшной силой.
Но все эти неприятности были пустяками по сравнению с мыслью о том, как я, если, конечно когда-нибудь доберусь до своей деревни и своей избы, буду отчитываться перед хозяевами, и в первую очередь перед Санькой. Лошадь то я потерял! Как это объяснить, и какое этому может быть оправдание? Я оправдания не видел!
Была лошадь, и нет ее! Эта мысль сидела занозой в моей голове и ни о чем другом думать я не мог!
Я продолжал двигаться в неизвестном мне направлении, на дворе начинало медленно сереть, а это значило, что я шел всю ночь! Интересно, сколько же километров я уже отмотал? Нет, интересно было даже не это, интересно было, сколько еще мне придется пройти, пока я доберусь до этой самой Калуги-Соловьевки? И еще ведь большой вопрос, попаду ли я туда вообще!
А если все-таки попаду, то, что меня там ждет? Лошади то нет!
Вот с этими грустными мыслями уже утром я торжественно вступил в родную деревню, что уже само по себе было чудом. Вступил это громко сказано, точнее приплелся.
На плохо слушающихся ногах и с абсолютно искренним чувством вины за содеянное я медленно поднялся на крылечко нашей хаты, но не успел постучать в двери, как она сама передо мной распахнулась. На пороге стоял Санька.
- О! Нашелся, слава те Господи!
Далее последовала речь, которую я в этом рассказе передавать дословно не буду, но все, что я услышал, говорилось не со злобой, а так, для порядка.
Я не стал дослушивать Саньку до конца и, превознемогая страх за содеянное, перебил:
- Саня! Тут такая беда случилась, понимаешь, я, Санька, лошадь твою потерял!
- Не понял, ты че – на Санькином лице изобразилось искреннее и не притворное - потерял? Лошадь? Это как?
Я начал подробно рассказывать всю грустную историю про потерю, но выслушивать ее до конца, к моему большому удивлению, Саня не стал!
- Да куда она, скотина денется, никуда не пропадет, в табун поскакала, а то сказал тоже, потерялась! Завтра я тебе, тезка, ее снова вечером приволоку, катайся себе, на здоровье, сколько хошь.
Надо ли говорить, что от Санькиного замечательного предложения я, конечно же, отказался!
Как только с моих плеч свалился тяжкий груз вины, я, первым делом, стащил с себя сапоги.
Елки зеленые, все мои белые байковые портянки были в крови, а о ногах я вообще вспоминать сейчас не хочу, они и на ноги то похожи не были!
Уже потом Санька мне все объяснил.
Лошадка ни минуты меня слушать и не собиралась, это мне только казалось, что я ею руковожу. Просто я все время двигался к тому месту, где ее табун стоял. А вот только я попробовал лошадкой поруководить, как тут все и началось.
В заключение хочу только признаться, что больше никогда в жизни желания прокатиться верхом у меня не возникало.
Не получился из меня кавалерист!