Законы красоты в музыке, неизвестные музшколам-13
ДЕТИ — ОНИ И В АФРИКЕ ДЕТИ.
Моя мать работала в детском саду военного городка, где мы жили. Посторонним туда доступа не было, а в детсаду не было учителя музыки. Мне дали временное разрешение на эту работу с испытальным сроком, так как мне тогда было 14. В детсаду было 3 группы по 45 детей в каждой. В самой младшей — дети с 2х до 4х лет.
Сразу выяснилось, что поют дети (как повсюду водится) лишь первую ноту в каждом такте, а остальные просто проговаривают. Так что мне нужно было срочно исправить эту их манеру до предстоящей мне через 3 месяца инспекции Городского Отдела Народного Образования. Слова и личный пример оказались в этом деле бессильными: дети всё так же громко пели первую ноту каждого такта, а затем «расслаблялись», прошёптывая все остальные ноты. Те, кто живут в странах, где в ходу пытки слушателей детскими хорами на Рождество (на ТВ, Радио, в магазинах, на катках итд) подтвердят, что имено так нынче ВСЕ детские хоры и поют. Поэтому отличить одну песню от другой (лишь по одной ноте в каждом такте) — нелегко.
Однако мне удалось найти способ, который решил эту проблему.
Я рассказал своим юным ученикам, что все ноты — тоже дети, как и они сами. И они в нашей песне гуляют со своими папами: папа — большой, дочка — маленькая, папа — большой, дочка — маленькая. И так — всю песню. Затем раздал бумагу с карандашами и попросил нашу песню нарисовать на бумаге именно таким образом: большой папа идёт первым, а за собой он везёт на санках маленькую дочку; а за ними идёт другой большой папа, а за ним опять маленькая дочка на санках, итд.
Результат был немедленным: вместо «в лесУ родилась Ёлочка, в лесУ она рослА», я тотчас услышал желаемое: «в лЕсу рОдилАсь ёлОчка», да ещё и с длинной (папа же большой) затактовой нотой. Тот же приём вылечил и все другие песни. Инспекторы остались очень довольны, и, возможно, именно «с их наводки» я получил вскоре после их проверки предложение работать концертмейстером оперы. В театре мне сказали: «Раз детей научил, и взрослых учить сумеешь».
Через сорок лет после этих событий я работал преподавателем университета в ЮАР. Мне предложили аккомпанировать в оперном театре представление оперы «Сироты Кумбу» - исключительно важное для ЮАР политическое событие с освещением на ТВ и в прессе, поскольку в опере почти в открытой форме речь шла о Нельсоне Манделе, только что пришедшем к власти.
Кумбу — это название деревни, где Мандела был рождён.
Для столь огромного события был мобилизован и огромный состав участников - несколько сотен учеников нескольких школ, где учителя разучили с ними хоровые номера этой оперы, как теперь водится — под запись на компакт диске.
И вот эта масса детей стоит на огромной сцене самого большого и наиболее оснащённого технически оперного театра мира (на тот момент) — у них в «Аиде» настоящие, живые слоны по сцене ходили и на другой этаж вместе со сценой уезжали, не то что люди. Но вместо долгого «о» в открывающем оперу массовом хоре: «До-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-олог трудный день», огромная толпа детей поёт лишь одну короткую нотку в самом начале слова, а затем «полчаса» просто молчит: «До_______длинное молчание хора_______трудный день». Дети же привыкли к тому, что запись сама это долгое «о» прекрасненько поёт, поэтому им самим с этой долгой нотой напрягаться совершенно не обязательно, можно и помолчать — никто не заметит (пока запись крутят). Все крики дирижёра и учителей оказались бесполезными, через два часа репетиции объявили перерыв. Руководство находилось в совершенном шоке. Политически важное представление срывалось, и кто теперь станет давать дотации провалившему такое дело театру?
Я попросил дать мне поработать с этими детьми 10 минут. От меня, еле говорившего по-английски (а дети эти знали в основном голландский-африкаанс), поначалу отмахнулись, но поскольку другого выхода не предвиделось — разрешили мне поработать с детьми 15 минут. Дети правильно запели это самое «ооооооооооооооооооо» с опережением графика — через 10 минут, а мне тотчас же предложили должность хормейстера оперы с вдвое большей зарплатой, чем моя университетская. Волшебной палочкой были те же картинки с папами и детьми, но появились ещё и самые младшие братики с сестричками, которые растут и вырастают такими же большими, как самый большой папа. Кому же из детей этого не хочется?
А через пару лет пришедшие на репетицию моего хора Риголетто и дирижёр, сделавшие 103 постановки этой оперы по всему свету, обняли и расцеловали каждого хориста, сказав, что такого замечательного хора в Риголетто они ещё никогда не слышали. Секретом успеха были не только картинки (на этот раз просто мысленные), но и степ-танец всех ритмически сложных мест, которые хору предстояло исполнять . После освоения ритмической структуры посредством танца-чечётки, хористам предлагалось сделать то же самое уже не ногами, а голосом.
Начальство не раз порицало меня за набор в оперный хор людей, совершенно не знающих английского языка: «Они же — дети. Они же даже разговаривать не умеют — как они могут у тебя работать?»
Большинство моих хористов никакого, тем более музыкального образования не имело, кроме пения без нот в их церквях для чёрного населения. Так что рассказывать им (на «моём английском») что-либо о нотах с точками и шестнадцатых было бы бесполезным занятием . А вот танцорами все они были изумительными, с невероятно сложным и точным ритмом как традиционных, так и современных танцев. Это и оказалось мостиком к пониманию непростых ритмов и ярких, необычных динамических акцентов знаменитых хоровых эпизодов этой гениальной оперы.