Тороплюсь домой. Сегодня припозднились, кировцу тормозную перебирали. Скоро озимые пахать, каждая единица на счету, да и директор обещал, если этого кировца запустим, премию начислить. Тоже не помешает, семья-то большая.
* * *
Вон - шустрый такой - Семен идет. Уже, поди, работу закончил, домой поспешает. Мужик-то хороший, хозяйство крепко ставит, работает споро - таких механизаторов только старики и помнят, а вот недолюбливают его у нас. Пришлый он. А пришлому, чтобы в наш уклад попасть, не один год с нами прожить надо. У другого, вон, дед еще с бабкой из города приехали, а их все городскими кличут. Вот и Семен из таких, три года всего, как переехал. А может, помнят мужики, как он в позапрошлом годе беленькую непочатаю о поленницу разбил, или за разговоры не любят - говорит он как по-писанному, мудрено да без матов. Вон, бригадир давеча баял, Семен-от головку двигателя себе на ногу уронил, так, говорит, зашипел только. Правда, громко. Так, что кот эмтээсовский два дня после того в цех не заходил, боялся.
А может еще не любят за то, что не пьет или что в церкву не ходит. Или за гарем его? Вот тоже взяли моду в этих городах, право слово. Пусть по-закону, а батюшка вот говорил, что греховно это. Законно, но греховно.
Раньше-то, говорят, Семен в школе работал, как бы даже не учителем. И долго что-то работал, лет десять или больше. Уже когда учителей за педофилию сажали, он еще работал.
* * *
Три с лишним года здесь живу, а до сих пор надышаться не могу. И воздух хорош, и вольно здесь. В школе когда работал, в десятых годах, все хуже и хуже становилось. Сначала убедили, что детям знания вредны. Потом стали закон божий преподавать, БЖД да тому подобные экологии с валеологиями. А потом лучшие учителя, в которых дети души не чаяли, начали под статьей ходить. Улыбнулся малышу на улице - педофил, с пацанами вечером в футбол во дворе сыграл - под контроль, потянул гимнастку или фигуристку за ногу на тренировке - под стражу, как социально опасного.
Дальше – только хуже. Учителя в школах уже не то, что ребенка по голове погладить боялись, но и на переменах разговаривать на отвлеченные темы отказывались. А позже в каждом классе батюшка дежурный появился. Тогда уже и словами похвалить нельзя стало. Что значит: "Хорошо, Катя, садись"? Откуда он знает, как Кате хорошо сесть? И с чего это странный мужчина выбрал себе такую профессию - все время быть среди детей? Впрочем, как и женщина. Вот тогда за педофилов взялись всерьез. Следующим, говорят, шагом планировалось искоренение педофилии в семье, когда под подозрение должны были попасть родители, но на этом этапе кто-то сверху очень сильно педомафию прижал, и дело заглохло.
А учителям, в отличие от родителей, не повезло. Сначала достаточно было простого заявления от ребенка. Потом, Семен Петрович до сих пор вспоминает это с омерзением, заработали церковно-педагогические комиссии. Его тогда признали несклонным к педофилии, а многие просто не смогли ее пройти, уходили из школы, хлопнув дверью. Он еще держался. И даже когда ему предложили химическую кастрацию, чтобы он, как сказали, мог избежать искушения, держался. Ушел, когда вышел приказ вести уроки из-за занавески под постоянным наблюдением дежурного дьякона.
Вот тогда и Семен Петрович не выдержал и написал заявление на уход. Раздумывать долго не стал. Пошел на курсы трактористов, да уехал после этого в деревню, где и обжился почти.
* * *
Тогда только и слышно было по телевизору - учитель на ребенка глянул - и готово. Садись, дорогой. Помногу, правда, не давали. Три, три с половиной - раз плюнуть, мужики бают. У нас-то за пьянку больше дают. Ну, да, за пьянку. Напился мужик, пошел, морду кому набил, челюсть сломал или глаз выбил - уже пятерик светит. У нас-то мужики простые - кого первого увидел, тому и морду бьет. Это же не со зла, по пьянке, значит, за пьянку и дают.
Семена тоже хотели прижать, когда приехал, да как он мужиков из избы повыкидывал, забыли они про его дом. Так и посейчас - как праздник, так пошли друг у друга гостить, сразу от заутрени и до вечерни, а его дом так мимо и проходят. Иногда, разве что, оглоблю со штакетника выдернут, да потом еще назад приволокут. Связываться не хотят.
А лонись вот Семен в город съездил, да гарем за собой записал, тогда совсем невзлюбили. Ладно бы еще баб одних, и то обидно бы стало - в деревне и своих девок хватает, да послушные все и красавицы, да крещеные. А он привез детишек малых.
Мужики узнали - собрались вместе, да пошли его кончать. Только как поговорили, так и вернулись. И нам тогда сказали, что гарем из малолетних сейчас - это законно. У всех детишек разрешения есть от родителей, до от опекунов. Вот Семен и работает не за страх, а за совесть, чтобы всех прокормить. Да еще, говорят, ему переводы постоянно приходят, вроде как, от родителей тех детей, что у него в гареме. И то сказать надо, что Семен за детишками заботится. Добрые они, сытые, одетые хорошо. В церковь только не ходят, да школу церковную не посещают, но тут, надо сказать, каждый поймет. Чай, у православных-то гаремов не бывает, а мечети у нас своей нету, вот они сами, наверное, как-то там молятся. Батюшка нас возражал очень, хотел даже выгнать иноверца из деревни, да начальство приезжало с губернии, приструнили Батюшку, он присмирел.
* * *
Почти уже я обжился, батюшка только местный надоедал, как позвонили мне от губернатора и предложили поддержать новое начинание. Объяснили, что за педофилов взялись борцы за права человека и добились признать педофилию отклонением, которое, не хуже, чем гомосексуализм, нужно холить, лелеять и деньгами поддерживать. Нужно было, всего-то, по несколько официальных педофилов в каждом городе и районе. Вот мне и предложили, как человеку, больше десяти лет стоящему на учете в комиссии по педофилии, стать официальным педофилом, с официальным же, разрешенным мальчиком, или девочкой, на выбор.
Я тогда не удержался, навыки-то после армии никуда не делись, засветил референту по роже, да охране чуть навалять успел, пока все не сбежались и не скрутили. После этого появился заместитель губернатора.
* * *
Семен Петрович домой уже почти забежал. Шести еще нет, но надо же еще детей покормить, в избе прибраться, скотине задать. Подрастут, всему научатся, но это еще впереди. В избе тепло - печь натопили, свиньям отрубей напарили. Готовить еще не решаются, но картошки сварили, да и в горнице убрались, так что осталось только поужинать, покормить скотину, да собрать детей к вечеру.
* * *
Замгубернатора мне тогда все и разъяснил. Почти так же, как я сам потом мужикам толковал, разве что, мужикам слова другие понадобились. Рассказал, как церковь подмяла под себя культуру и образование, о том контроле, который даже учеников элитных школ превращает в недоученных мракобесов, а тотальном запрете на внешкольное образование, который начисто уничтожил частные школы, о невозможности отправлять детей учиться за границу. О том единственном шансе, который упустила церковь из виду, и который позволит, все-таки, хоть какое-то количество детей выучить без надзора со стороны священнослужителей. Моей задачей стало превратить частное образование во всеобщее. Сделать такую семью - общину, с одним взрослым и десятком детей. Усыновлять при живых родителях нельзя, создавать интернат - запрещено. Единственный законный шанс - отдать детей в гарем. А если хозяин гарема окажется учителем, так это непредвиденная случайность. А то, что таких учителей оказалось неожиданно много - так мы же сами их определили как педофилов и выгнали из школы.
Родители сначала убедятся, что хозяин гарема в реальности к педофилам отношения не имеет, а учить любит и умеет. И в течение лет семи-восьми - в частном порядке учиться придется меньше - будут содержать этот гарем по мере возможности, а потом примут назад детей, которые в обход официальному курсу стали знать чуть больше, чем счет в пределах сотни и чтение евангелия.
* * *
В деревне ложатся рано, но все равно окна большой горницы были плотно зашторены. Семен Петрович прикрыл за собой дверь, внимательно оглядел стоящих за партами ребят.
- Садитесь, дети, открывайте тетради по истории. Пишите тему нашего сегодняшнего урока: «Темные века».