Юрьне на день рождения подарили рассказы Макс Фрай, там голову сломаешь, спит герой или бодрствует, жив или давно помер. В результате навалившейся загадочной мистики-романтики на концерте виртуозного пианиста, игравшего в Тарусе Шопена, мыслительница ни с того ни с сего, без всякой разумной причины, начала представлять себе собственные похороны.
Вышло две мыслительницы сразу. Живая и неживая. Одна в гробу, а другая её разглядывает и соображает, сколько денег на мероприятие потребуется и как его лучше обставить. Ничего себе мысли на концерте!
Сама себе в гробу не понравилась. Некрасивая какая-то. И отпевание это? Церковь мрачная. Дорого и зачем? Тем более некрасивую отпевать. Бред собачий.
Видно, музыка навеяла. Не жизнерадостно Шопен выступил. Мощно, но не жизнерадостно.
А на сцене столик и кресло стояли, и свеча горела. Чтец в перерывах письма Фредерика Шопена и его жены Жорж Санд читал, для ясности музыкального момента и чтобы пианист передохнул.
Жуткие по сути письма, хоть и с юмором написанные. Как композитор жил, вообще не ясно. В 28 уже безнадежный больной, которого ни в карету не сажают, ни на пароход в приличную каюту. Изгой прокаженный, люди от него шарахаются, а ведь не простой человек - Гений. Жалко его стало прям до слез. В первом отделении.
А во втором, в самом начале, пообещали последним номером сонату с траурным маршем дать. То-то Юрьна смеялась! Ведь еще в первом отделении догадалась к чему дело идет, почувствовала и явственно себе вообразила. И точно!
И вот дело дошло до траурного марша. Юрьна тысячу раз его слышала, но такого - скупого, точного и одновременно ошеломляющего исполнения - не слышала никогда.
Пианист, как и композитор, тоже гением оказался. А два гения на одну Юрьнину голову - слишком много гениев. Вот и не выдержала, промокла. Щеки мокрые, шея мокрая, а слезы так ручьями по ним и побежали в самом нежном, еле слышном фрагменте.
Чтец, конечно, заранее пояснил, о чем речь пойдет, ну там, соната памяти подавленного польского восстания, война, поражение, процессия, состоящая только из женщин и детей, так как мужчин уже не осталось, странная заключительная минута произведения – музыка без музыки.
Рассказал, как мучился гений, творя шедевр, как сомневался, как с женой,с Жорж Санд, советовался, какой из вариантов оставить.
А Жорж женщина простая была, не то, что друг Флобер, каждое словечко оттачивавший до посинения. Жорж называла себя литературной поденщицей – десять страниц в день, и сразу набело.
А когда ей было? Одна на всех. Двое детей, все хозяйство, усадьба на ней, съем жилья на лето на Майорке и на зиму в Париже, да чтобы обои на стенах гению усыновленному, любимому мужу, нравились, лечение его, доктора. Рояли туда-сюда перевозить, чтобы самородок на неказистом пианино не играл. Когда слова обсасывать при такой-то жизни? Работать надо!
И дала Фредерику свой ответ. Чтобы первый вариант оставил. И вообще, в жизни кроме первого варианта никакого другого не бывает. Тут она совершенно права.
Но как двадцативосьмилетний композитор, по нашим понятиям мальчишка, так детально охватил этапы жизни и смерти человека? Рождение, борьбу, финальное поражение перед лицом смерти, толпу, раскачивающуюся в оцепенении за гробом, светлые воспоминания о счастливых моментах, ветер, выметающий сор прожитого с земли, чтобы расчистить место для нового и поставить окончательную точку на ушедшем.
Композитор сочинил, гениально, а ведь и исполнить надо соответственно, не всякий сможет.
Юрьна, конечно, знала, что Рэм Урасин – отличный пианист, не первый год летом в Тарусе его игру слушает, но что этот скромный парень гений, только теперь догадалась, после вчерашнего концерта.
Всё знала. И что он международные конкурсы посвященные Шопену выигрывал, и что в музыкальную школу в пять лет пошел, и что Шопена с симфоническим оркестром уже в восемь лет играл, и что выглядит он точной копией композитора, сама видела, с первого ряда не ошибешься, и что в 2009-м ему присваивали звание «Музыкант года», но до печенок дошло, что Посланником Шопена его не просто так называют, только теперь. После траурного марша.
Второй день Интернет ломает, сравнивая разные исполнения. Подавляющее большинство откровенно плохие – истеричные - напоказ. Есть хорошие, и отличные есть, а Рэм всё равно лучше, жаль, что его записи в Интернете нет.
Сколько же нужно думать, знать и сколько времени этим заниматься, чтобы так играть Шопена? В случае с Рэмом выходит – просто всю свою жизнь. Правда, некоторые тоже всю жизнь о чем-нибудь одном думают, но, мягко говоря, нерезультативно. Всё-таки гением нужно родиться.
Близким к Урасинскому только Рахманиновское исполнение показалось. У Рахманинова-пианиста большой контраст между форте и пиано (тихо и громко). Этот контраст поражал и в манере игры Святослава Рихтера. Начинал так тихо-тихо, едва слышно, зал в напряжении слуха, а потом такую бурю устраивал – целый тайфун.
Специалисты в один голос утверждают, что у Урасина самое тихое пиано в мире. И такое филигранно-завораживающее, что и простому нетренированному уху удивительно в контрасте с ураганным форте.
Не зря Рихтер одобрительно смотрел на Рэма с портрета. Магический портрет. Живой. Его на каждом музыкальном фестивале в Тарусе над сценой вывешивают. Так вот. Выражение лица на портрете меняется, реагируя на происходящее. Рэмом маэстро остался доволен, даже взгляд понежнел.
А как не понежнеть? Рихтер в конце жизни мечтал создать в Тарусе летнюю школу для молодых музыкантов, чтобы перенимали опыт у мастеров, но не успел. А Рэм эту школу который год успешно возглавляет, целый месяц, не жалея сил, хотя родную Казань молодой Народный артист радует своим выступлением всего один раз в году, его за границей чаще видят.
Каждое лето Юрьне пару недель везет гораздо больше, чем жителям Казани. Везет видеть двойника Шопена в непосредственной близости, то на сцене, то сидящим в зале в окружении учеников. И каждый раз мыслительница раскрывает глаза пошире, пытаясь понять, как в молчаливом неспешном человеке аскетичной внешности может умещаться столько взрывной энергии, трудолюбия и умной доброты.
Слушательница давно привыкла, что на концертах Урасина овации в зале начинаются после первой же сыгранной вещи, но на этот раз пианист зал перехитрил.
В начале каждого из двух полуторачасовых отделений программу объявляли один раз. Целиком. А произведения игрались с секундными перерывами. И захочешь, а не успеешь поаплодировать, нарушить музыкальное таинство.
Так что марафонец-виртуоз, как и задумал, получил овации всего два раза. Зал аплодировал стоя.
А сердобольная Юрьна хотела в тот момент только одного, чтобы пианист побыстрее ушел со сцены. Ей, сидевшей по обыкновению в первом ряду и три часа наблюдавшей пальцы пианиста, казалось, что из них просто хлынет кровь, если заставят еще и бисировать.
А он все равно бисировал. Кровь не пролилась. Всё закончилось хорошо. Ученики завалили героя цветами, а Посланник Шопена только скромно улыбался мудрыми глазами вечного труженика.
С двойниками гениев Юрьне встречаться не впервой. Точная копия Пушкина лет тридцать попадается ей на глаза, под окнами с авоськой гуляет. Но одно дело двойник гения и местный алкоголик, а чтобы двойник гения и сам гений – это совсем другой разговор. Вполне возможно, даже уникальный случай в истории, по крайней мере, Юрьна других примеров не помнит.
Рэм Урасин. Посланник Шопена. Верно сказано.
На фото - Народный артист Татарстана Рэм Урасин
24.06.2016