Давеон. Возрождение часть 6

218
Сон и Месяц. Давеон в увеселительном заведении
     Небо темнело, солнце уходило, зовя за собой последние запоздавшие лучи, мягко ложащиеся на верхушки деревьев и крыши домов. Вечер набирал ход. Сумерки завладевали уставшим за день городом, окутывая его густой темной дымкой, не знающей расстояний. Успокаиваемые опустившейся  на землю пеленой после продолжительного зноя  дневные пташки притихли, им на смену пришли сторожа ночи, мило щебечущие на ветвях потемневших зеленых великанов. Их листья изменили цвет, как изменилось все вокруг. Все вроде то же, но другое. Перекликаясь, ночные певуны, мечтатели и романтики, звали к себе таких же замечтавшихся людей.  Птицы то и дело меняли песни. Завлекающий мотив полуночников переливался во времени. Он то взмывал вверх, сквозь преграды стремился ввысь, резко низвергался, словно водопад, погружаясь в самую гущу земного.
     Отдыхали горожане, крестьяне, трудящиеся с самого утра, ремесленники, работающие в мастерских с рассвета. Приуныли сонные стражи, чьи доспехи на радость пелихориев соскучились по ратному делу. Со сторожевых башен слышались редкие возгласы дозорных,  оповещающие караульных, что в Мирее все спокойно. Наемники заразительно зевали, предаваясь мечтам о пиве, обещанном начальником стражей за благополучно прошедший праздник. Он всегда благодарил подчиненных за примерную службу, посылая им бочки с увеселительным зельем, при условии, что они сами не станут чинить беспорядки. 
     Как-то раз такое случилось. Первый страж города рассердился и изгнал зачинщика, затеявшего вооруженную драку на улице с начальником отряда. Так нарушитель выбыл  из рядов караульных и остался без заработка. С тех пор предводители тщательно следили за подчиненными и в случае опасности запирали их в караулке, где происходило маленькое пиршество в кругу друзей и в компании пива.
     О данном хмельном напитке стражи много говорили, надо сказать это было любимое их питье, потому доставку ценных бочек они всегда считали праздником. Об этой маленькой слабости дозорных знал правитель, и время от времени одаривал славных блюстителей закона своей милостью в виде льющейся драгоценности. В разумных пределах, конечно. В ответ стражи всегда первый тост поднимали за здравие щедрого Тизана и провозглашали его самым мудрым наместником государя.
     Под пение невеличек и унылые звуки вечернего ветерка в бедный район  проследовали две молоденькие женщины. По привычке они сначала заглянули к непоседам, накормив их и успокоив после трудного дня. Несмотря на малые годы некоторые уже работали в мастерских или в полях. Лурия заметила, что слушателей у нее стало больше, количество ребят заметно выросло и возраст учеников тоже. Стихи и увлекательные рассказы приходили послушать теперь и дети постарше, лет семи-девяти, что трудились наравне с юношами и девушками, получающими большее жалование.  Гостья расспрашивала их о нелегком труде, и они делились своими историями с малышами. Она взялась учить их грамоте, поведав о разнообразии языков на земле. Ребята хоть и уставали и с ног валились под вечер, но приходили в детский дом, коль позволяли родители.
     Проведя время с детьми, Лурия отправилась в заброшенную хижину. Условленный стук - и дверь отворилась. Без опаски встретили гостью заждавшиеся беглецы. Вдовы обеспечили их свежей водой, и пообещали принести соломы на замену прежней, которая приобрела дурной запах. Не всем скрывающимся рабам достались старые постели и подушки. Мужчины уступили предметы здешней роскоши женам, а сами ютились на охапках  высохшей травы.
     Страшная нищета не убила в них стремление к свободе. Порой, казалось, оно растет день ото дня. Не раз слышала Лурия, как беседовали меж собой беглецы и говорили о будущем, но никогда не желали вернуться в угнетающее прошлое. Исключение составляло радужное вольное детство. Среди беглых не было рожденных в неволе. Все они когда-то были гражданами, имели права, обязанности и, конечно, свободы. Живя в таких стесненных условиях, лишенных всякой радости, закрытые ото всех люди делились  искрой надежды 
219
с гостьей, что слушала их и восторгалась стойкостью.
     Жизненные неурядицы и многочисленные побои не изъяли из сердец беглянок-невольниц интерес к танцам, о которых говорили вдовы, зачарованные выступлениями, произошедшими на площади Совета во время празднеств. Впечатления усилили рассказы Лурии и Мионы, щедро делящейся некоторыми заученными движениями, что оценили не только женщины, пытающиеся их повторить. Ограниченное пространство, заключающее в себя столько народа, никак не повлияло на желание потанцевать и рабы предались задору. Жены плясали, увлекая за собой мужей, те охотно поддавались и вдыхали радость, наполнившую атмосферу худого жилища. От нехватки места разгоряченные танцоры сталкивались и, смеясь, расходились в стороны, чтобы снова сойтись. Хлопая в ладоши, беглецы сомкнули круг, завели хоровод и напоследок  соединились в его центре, мгновенно очутившись там. Он быстро сузился, объединяя всех улыбающихся жителей старого домика. В нем не было ни начальников, ни подчиненных, ни врагов. Все едины и веселы. Всех их чрезвычайно разных привела сюда судьба, у каждого было свое горе и одна общая радость.   
     Силы иссякли. Уставшие танцоры разошлись. Кто-то присел на лавку подле гостьи, кто-то прислонился к стене, но люди продолжали разговоры, навевающие приятные воспоминания.
      - Как танцевала Гермиона… -  старался отдышаться спартанец Архимах. – Как она была прекрасна. Ее «Танец волос» я помню до сих пор.
     - Да, всякое ее движение незабываемо, - поддержал его друг.
     - Клянусь Афродитой и Эросом, она была самой красивой девушкой в Спарте! – воскликнул в порыве другой спартанец, Демарат, вероятно, питавший нежную привязанность к некой Гермионе.
     - Кем он клянется? – тихо спросила хозяйку Миона.
     - Своими Богами, - шепнула Лурия, не отрываясь от горящих глаз воина, на мгновение вернувшегося на родину, в Лакедемон.    
     - Угу, - только и смогла выговорить служанка.    
     - Что случилось с Гермионой? – прозвенел голосок.
     - Она скончалась от болезни, - ответил Демарат и загрустил.
     Гостья подивилась.
     - Я полагала спартанки если и болеют, то редко. Мне приходилось читать, что они выносливы, как мужи. Их закаляют в бегах, борьбе, метании диска и копья.
     С таким политическим устройством Миона была согласна. Пожалуй, Лакедемон одно из немногих государств, где женщину не держат на привязи, а дают некоторые свободы, которыми она пользуется, и в силу выучки способна постоять за себя.   
     - И закаленных людей настигают болезни, - возразил Демарат.
     - Ваших жен называют «обнажающими бедра»? – спросила одна из беглянок.
     - Это потому, что полы их хитонов не сшиваются снизу, - пояснила Лурия. – Оттого при ходьбе обнажаются ноги.
     Спартанцы переглянулись - бедра тоже обнажаются. И откровенно.
     - Надеюсь, вы когда-нибудь вернетесь на родину, - прозвенел голосок.
     В этот момент Сокол задумался. Миона кинула на него косой взгляд, догадываясь о причине его печали.
     Она вышла вслед за хозяйкой, пустившейся в обратный путь, и время от времени оборачивалась, дабы убедиться в безопасности окружающей обстановки.
     - Госпожа, а кто такие Эрос и… Афродита?
     Лурия начала рассказ. Она поведала, что первоначально Афродита была богиней плодородия, затем - любви. По одному мнению, она – дочь Зевса и Дионы-нимфы, по другой версии - родилась из морской пены. Некоторые народы почитали Афродиту как покровительницу мореходов, посвящая ей дельфина. Другие - как богине плодородия посвящали ей воробья, зайца и голубя. Священными растениями богини любви были названы мирт, яблоко, роза и прекрасный алый цветок - мак.
220
      - Прекрасна и лучезарна золотоволосая Афродита, - продолжала Лурия. – Она будит в сердцах бессмертных и людей любовь, потому царит над миром. Эллины говорят, что никто не может избежать ее власти.
     Молоденькие женщины увлеклись беседой и не замечали тень, следующую за ними по пятам. Давеон ругал себя, что не может отказаться от глупых преследований, изнуряющих его сознание и отбирающих последние силы. Жрец сжал кулаки - что он здесь делает?
     - Я бы не стала так категорично утверждать, как эллины, госпожа, - повеселела Миона.
     - Это же миф, - рассмеялась Лурия.
     - Вот именно, - поддержала ее спутница.
     - Правда, бытует мнение, что в легендах  и мифах есть истина. Возможно, это так, но мы не знаем, где и какая она.
     Лурия продолжила повествование и рассказала о том, что прекрасную Афродиту сопровождают Оры, ведающие сменой времен года, а прислуживают ей Хариты, богини красоты и грации. Легенда гласит: ярче светит солнце, распускаются и благоухают  цветы, когда идет богиня, блистая непревзойденной красотой. Ее радостно встречают птицы и дикие звери, которые ласково льнут к красавице. Весь мир ликует, глядя на Афродиту.
     По одной легенде она родилась близ Кефера. Из белоснежной пены морской вышла она, и ласковый ветерок принес ее к берегам другого острова - Кипра. Там встречали прекрасную богиню Оры, что облачили Афродиту, олицетворяющую собой красоту и вечную юность, в златые одежды и увенчали ее голову душистым цветочным венком. Спутницы отвели богиню на Олимп, где ее громко приветствовали остальные боги и где она пребывает по сию пору.   
     - А Эрос, госпожа, кто он? Муж?
     - Он ее сын и посланник. Через него выполняется священная воля.  Если верить мифам, он веселый, но коварный и порой жесток, - улыбаясь, выдохнула Лурия.
     На мгновение жрец остановился - еще как жесток. Меж тем рассказчица все веселилась.
     - У Эроса золотые крылья. Он летает повсюду и выпускает золотые стрелы. Никто не защищен от них - он меткий стрелок. Но стрелы его несут одновременно счастье и страдания с тяжелой мукой.
     Крепкая рука потерла лоб жреца - это ему можно не рассказывать, знает и без легенд.
     - Порой даже гибель, - прозвенел голосок.
     Давеон вздохнул в надежде, что до этого дело не дойдет.
     - Однако, Зевс, верховное божество эллинов, предвидел, сколько бед принесет озорник  Эрос. Потому захотел умертвить его еще при рождении. Но мать спрятала ребенка в непроходимом лесу, где его вскормили львицы. Там он и вырос, в лесных дебрях, а теперь летает по миру и приносит людям то радость, то горе, то сеет добро, то - зло.
     - Госпожа, в чем-то это даже печальная история, - отозвалась Миона, обдумывая выше сказанное.
     - Почему же?
     Давеон бы ответил, да не желал обнаруживать своего присутствия.
     - Не будь этого… Эроса, жителям земли было бы спокойнее, госпожа.
     - Мне кажется, тогда бы Боги послали землянам другие испытания, дабы люди не были так спокойны, - рассмеялась Лурия. 
     Тяжело вздохнул Давеон, у нее есть повод для радости, что нельзя сказать про него. Лишь когда рыжая девица скрылась в глубине родного сада, он отправился к себе с надеждой, что никогда больше не станет следить за ней. Правда, расценил шансы на победу над желаниями  слишком низко, но не собирался быстро сдаваться, готовясь к дальнейшей борьбе. Он не в первый раз гасит страсть и изо всех сил постарается и теперь изгнать ее. Ни к чему допускать, чтоб она владела им. Давеон отправился домой, где его ожидал с отчетом дрожащий от страха Леоний.
     Сразу же после совместного завтрака корабельщик отбыл в город, а Лурия, прихватив
221
свиток, вышла в сад. Погода выдалась замечательная. Небо усеяли перешептывающиеся облака, совсем не собирающиеся темнеть, оттого они радовали взор не меньше, чем прекрасные представители здешней флоры. Задумавшись, гостья прошла по аллее, сопровождаемой изящным тамариксом. Тонкие ветви бисерника  покрыли  многочисленные  миниатюрные листочки, облачая кустики в голубовато-зеленые одежды. Маленькие белые и розовые еще не распустившиеся цветы, собранные в соцветия, прильнули к веточкам и превратили их в нити бус - очень уж походят бутоны на бисер. Руки  тамарикса под грузом бусин тянулись к земле, но от этого они не потеряли прелести и не стали менее прекрасными, чем тянущиеся к солнцу пышные веточки форзиции. Садовники регулярно придают саду величественный вид, подстригая деревья и кустарники и даря им причудливые формы. 
     Совсем недавно один из дядиных служителей сада, самый талантливый и опытный садовник, изловчился и создал на одной из лужаек орла с расправленными  крыльями. Он выглядел так, словно вот-вот воспарит: распростер объятья, чтоб оторваться от земли, взмыть в небеса и встретить простор. На творение сбежались посмотреть все домашние. Пораженный управляющий разогнал зевак, восторгающихся созданной природой и человеческими руками живолистной скульптурой. Они тыкали пальцами в удивительно умело подстриженный куст и не могли оторваться от созерцания. Алкираду пришлось напомнить им о работе, которую они самовольно оставили. Изумрудного орла высоко оценил хозяин, похвалив садовника и наградив его выходным. Тинарх не забыл приложить к нему денежное вознаграждение, коим поощрял отличившихся слуг, дабы они и впредь служили ему добросовестно.
     За поворотом Лурия узрела полянку с лавкой, соседствующей со скульптурой юной цветочницы. Молоденькая девушка распустила свои длинные волнистые волосы, собрала в корзину цветы. Один букет она оставила в руках, бережно прижимая его к себе и рассматривая бутоны, будто каждый невообразимая ценность для нее. 
     С радостью лавочка встретила гостью, что удобно расположилась на ней. Лурия прилегла, вытянув ножки, положила на широкий подлокотник с завитком голову и вдохнула запах трав и цветов, населяющих выбранный зеленый уголок. 
     Окружающая красота усиливала впечатление, полученное от творения Сапфо. Здешний пейзаж как нельзя лучше подходил для чтения и восприятия лирических стихов и поэм. Он навевал романтические мысли и помогал облачать умиротворенные думы в слова, не требующие перевода ни на один язык. Их бы понял всякий.
     После прочтения Лурия перевернулась на живот. Держась на локтях, она согнула в коленях ножки и кокетливо помахивала ими (а зрителями были только растения). Девичий взор упал на растущую подле валериану. Изящная рука сорвала веточку с мелкими розовыми цветками, собранными в зонтики, и поднесла ее к лицу. Из серединок вытянутых, но открытых миру цветов выглянули совсем не застенчивые забавные тычинки и поприветствовали гостью. Из одного бутона вдруг появился бусинообразный крошечный муравьишка и  на глазах у Лурии совершил стремительный побег. Она улыбнулась - такая кроха, а скорости позавидует любой марафонец. 
     Учуяв успокоительный сильный аромат растения, девушка, под действием его сил сложила ручки, на них легла медноволосая голова.
     Солнце настигла небольшая туча и на время заключила его в плен. Таинственная и незнакомая поляна из хризолитовой обратилась в голубую. Ее окружали деревья-великаны, стерегли колючие кусты шиповника. По глубокой густой траве шла незнакомка. Ее плечи покрывал длинный плащ, а капюшон скрывал прозрачное лицо. Медленные, но уверенные шаги озадачили Лурию. Зачем здесь та самая женщина, что является ей во снах?  Раньше она приходила только в комнату. Теперь гуляет по лугу, осматривает его, словно решила остаться здесь навсегда.
     Странная незнакомка приблизилась, склонилась над девушкой и поглядела в ее зеленые
222
бездонные, незнающие пределов глаза. Лурия хотела что-то спросить, но вновь ничего не вышло. Зато женщина, не шевеля  губами,  сказала фразу. По девичьему телу пробежала дрожь - она ничего не разобрала. Вдруг до сознания дошел смысл непонятных слов - «Просыпайся!» -  немо выкрикнула незнакомка.
     Лурия подскочила и огляделась: она на лавке, женщины нигде нет. Ее потянуло куда-то в сторону. Моментально оказавшись на ногах, последовала внутреннему зову. Она наскоро пересекла полсада, с одной тропинки свернула, продолжила бег по следующей. Повернула еще несколько раз и предстала перед конюшней.
     - Пожар! – закричала изо всех сил Лурия.
     Пламя только начало свой смертоносный захват - она вовремя успела! Вмиг нырнула в ворота, дрожащими руками одну за другой открывала дверцы стойл и выпускала перепуганных обитателей конюшни. Подоспевшие конюхи выводили животных, прибежавшие на вопль домашние слуги выстроились цепочкой и передавали друг другу емкости с водой. Пока продолжалась борьба с не набравшей мощь стихией, мечущаяся  Лурия отворила следующие дверцы и освободила испуганного любимца, что беспрерывно ржал и тряс головой. Он топтался на месте и звал хозяйку.
     Несколько слуг поддались панике. Суета сделала свое дело. Опрокинутая хозяйственная утварь мешала пройти. То и дело вырастающие препятствия задерживали живых, преграждая путь. Стало жарко и страшно. Едкий дым резал глаза, вонзался в легкие. У Лурии открылся кашель. Она слышала, как кричал на слуг Алкирад и клялся всех их закрыть в подвале с голодными крысами до конца дней, если с хозяйкой что-либо случится. Он уже попрощался с местом управляющего и домом, полагая, что его ждет невольничий рынок. Громко отдавая распоряжения, он велел ускорить темп подачи воды и немедленно прогнать паникеров.   
     Поверенный только собрался нырнуть в дым, как это сделали два смельчака, дабы вызволить госпожу, но она самостоятельно вышла из огня и смога, ведя за собой перепуганного жеребца – Месяц очень боялся пожирающего пламени. Следом за Лурией шли кашляющие спасатели. К ней, перепачканной, бросился Алкирад. Осмотрев ее с головы до ног и убедившись, что она цела, пустил скупую слезу, не решаясь обнять.
     - Ты же мужчина, - остановила его Лурия, положив ладонь на морщинистую щеку.
     - Как я испугался! Лучше бы сам…
     Девушка кинула на него сердитый взгляд, и управляющий осекся.
     - Мне господин голову оторвет, а прежде к столбу привяжет. – Он вытер следующую слезу.
     - Ничего страшного не произошло: все живы, здоровы, - осматривала рану любимого скакуна хозяйка.
     Месяц несерьезно поранился о какой-то предмет, лежащий на ведущем к жизни пути. Дорога была узка и затруднена различной утварью, а он оказался не столь ловок, как спасительница.   
     Из дома примчались взъерошенные Миона и Одика, за ними подоспели кухонные рабы во главе с  Тукко. Благодаря новым силам работа пошла быстрее: пламя отступало.
     Конюхи  отвели обитателей конюшни дальше от стихии и оставили в безопасном месте. Одика и Миона, причитая, принялись осматривать хозяйку, мешая ей закончить с Месяцем. 
     - Хватит! Я уже много раз сказала, что со мной все хорошо! - негодовала она, жестом отгоняя от себя заботливых помощниц.      
     - Госпожа, вы уверенны? – дрогнул голос монахини.
     На нее сердито посмотрели зеленые глаза.
     - У вас рана на лбу! – вскричала Миона.
     Хозяйка потрогала вышеупомянутое место и, не обнаружив ничего смертельного, громко выдохнула.
     - Это незначительная царапина.
     К госпоже подскочила с кувшином воды и полотенцем Селеника. При виде крови,
223
выступившей на лбу, онемела.
     - Ничего не говори - достаточно причитаний, - велела Лурия.
     Новенькая рабыня покорно отошла.
     - Надо вызвать врача, - тихо сказала монахиня.
     - Я не буду беспокоить доктора из-за царапины, - отрезала медноволосая, обмывая рану Месяца и успокаивая его. Она распорядилась принести заживляющую мазь (что тотчас была доставлена), нанесла ее на ранение и сделала перевязку.
     - Через день другой будешь как новенький, - подбодрила хозяйка скакуна, хлопая ручкой по его могучей шее.
     Он успокоился, когда спасительница повела на лужок и взялась за щетку, дабы причесать любимца. От девичьих ласк, сопровождаемых заботой, Месяц растаял и позабыл о только что развернувшейся трагедии, которая могла закончиться совсем не так, не прибеги сюда хозяйка вовремя.
     Поняв, что он более не поддастся тревогам, Лурия направилась к слугам, разбирающим пожарище. Алкирад велел домашним вернуться в особняк и заняться выполнением своих прямых обязанностей, а хозяйственные слуги остались на месте и убирали завалы.
     Клора дрожащими руками подала воспитаннице покрывало, но она негодующе отмахнулась от него, пройдя мимо бледной кормилицы и повара, что замер рядом с трясущейся Селеникой. Он хотел отвести возлюбленную в дом, видя ее замешательство, а она даже не посмотрела на него - взгляд новенькой был прикован к вспыхнувшей хозяйке.
     - Кто мне объяснит, почему здесь никого не было?!
     Поднялся шум. Конюхи наперебой нескладно выговаривали в свое оправдание обрывочные фразы, но никто так и не дал внятного и вразумительного ответа.
     - Хватит! – развела руки в стороны, производя резкий останавливающий жест, Лурия. – Почему так произошло, что конюшня осталась без присмотра, когда должна быть всегда у вас на виду?
     - Вы понимаете, что натворили?! – вскричал управляющий. – Тут могло все сгореть! А каждая лошадь стоит денег, которых вам вовек не заработать!
     - Я говорю не об убытках, - возразила хозяйка. - Они могли сгореть заживо, - указала она на отдаленных животных. - Вы едва их не погубили! – И снова отмахнулась от просьб зайти в дом. 
     - Госпожа, - взмолился Алкирад, едва не рухнув на колени, - прошу вас… У вас кровь, - сложил он дрожащие ладони и поднес их к губам.
     - Умоляю, не надо отправлять меня в лечебницу. Я сама справлюсь с крохотной царапиной.
     Управляющий смахнул пот со лба - сегодня его ждет серьезный разговор с господином, который не известно, чем закончится.
     - Госпожа, я приму все меры предосторожности и случившееся никогда больше не повторится, - пообещал он, напряжение взяло над ним верх. – Я за этим лично прослежу.
     - Уж будь добр, - отозвалась Лурия и зашагала по тропинке домой.
     Алкирад замахнулся на главного конюха, но помня, как не переносит насилия хозяйка, удержался от удара. Он громко рыкнул и велел немедленно привести конюшню и животных в порядок.
     - Госпожа, может, следует позвать… - сказала бегущая за ней Одика.
     - Еще раз повторяю: доктор мне не нужен.
     За ними с трудом поспевали кормилица, ее племянник, Миона и новенькая рабыня.
     - Как неосторожно! - прозвенел голосок. - Последствия могли быть самыми печальными! - говорила сама себе Лурия, на ее лицо никак не хотела возвращаться улыбка. - Какая халатность!
     - Госпожа, вы целы и  никто другой не пострадал, - отозвалась служанка.
     - Да, да, - поддакнула Клора и накинула на хозяйские плечики покрывало.
224
     - Воды? – спросила Селеника.
     - Госпожа, я приготовлю купальню, - сказала Миона и помчалась вперед наполнить емкость для омовений.
     - Позвольте и мне что-нибудь для вас сделать, - попросила новенькая рабыня.
     Лурия остановилась и взглянула на следующих за ней испуганных людей.
     - Я проголодалась. Ты можешь принести мне какую-нибудь вкусность. – Взору явились задорные ямочки на щеках. – Спасение дело сложное и отнимает массу сил.
     Обрадованный тем, что может угодить двум любимым женщинам сразу, повар умчался на кухню. За ним поторопилась Селеника. Кормилица, все еще ревнуя, но, не выказывая неприязни к ней,  прижала к себе целую и невредимую  воспитанницу и расчувствовалась, когда ее обняло милое дитя. Одика всхлипнула и прильнула к девушке, которая позвала ее за собой.
     - Не стоит лить слезы понапрасну: все благополучно закончилось. Хочешь, полечи меня, - предложила Лурия, указывая на ссадину.
     - Когда вы были маленькой, я всегда вас лечила, - тяжело переживая, вздохнула Клора.
     - Поторопись, не то я истеку кровью, - шутливо кивнула в сторону дома воспитанница.
     - Госпожа, у вас совсем немного крови, - заметила монахиня.
     - Глядя на ваши лица и вспоминая просьбы, думала у меня большая кровопотеря и я того и гляди упаду без сознания, - улыбнулась, заходя в особняк, медноволосая.
     Как только она зашла к себе, ее под руки сопроводила в купальню Миона. После омовений пришел черед кормилицы, бережно обработавшей рану на лбу, ближе к виску. Царапина была едва заметна, а густая медная челка прекрасно справлялась с задачей по ее скрыванию. С сушкой волос помогала более или менее пришедшая в себя Одика. С того зловещего момента, как пострадала от пламени, она не могла оставаться равнодушной к другим, кто соприкоснулся с ним же. Клора сделала воспитаннице прическу, собрав локоны в пышный хвост, обвила его двумя спиралями из лент и прядей и выпустила несколько завитков на висках, дабы они помогли челке скрыть ссадину, принимая взоры на себя.
     Вскоре  принесла обед Селеника, которая помогала любезному повару. Фебрий аккуратно показывал, что и как надо измельчать, куда класть и что с этим всем делать, притом не подал вида, что взволнован до крайности. Он переживал за госпожу и за то, что новенькая опять сбежит. Поваренок оказал ей неоценимую услугу, когда она обожглась и едва не перевернула кастрюлю. Мальчик сам поставил, как следует сосуд на печь. Селеника ожидала ругательств и скверной брани, до которой был охотчиком управляющий из прежнего дома, но вместо осуждений и оскорблений получила мазь от ожогов. Рука Тукко протянула ей средство, предоставленное хозяйкой, что знала, как часто здесь случается раниться. Она же изготовила лекарство для заживления порезов, нюхательную соль на случай, если кому-то станет дурно в духоте, царящей на кухне, несколько препаратов от болей в ногах и еще кое-какие, но они редко пригождались Тукко.
     Кухонные служащие следили за неловкими движениями хозяйской любимицы, не понимая, чем она приглянулась госпоже, но под давлением сурового взгляда повара принялись за выполнение поручений, распределенных между ними. Фебрий разрешил одному мальчику, напоминающему Селенике безвременно ушедшего брата, помогать ей, а сам подходил только в случае крайней необходимости. Парнишка широко улыбался - повар пообещал ему выходной - и старался изо всех сил угодить гостье. 
     Совместными усилиями обед удался, и Селеника поспешила доставить его хозяйке, которая не успела сесть за стол, как примчался корабельщик. Он ворвался в ее покои и с порога потребовал к себе управляющего. Слуги умчались за ним, а Тинарх подлетел к племяннице, направившейся ему навстречу.
     - Ты жива! - оглядел он ее. - Ты жива! - и заключил в ладони девичье личико, затем крепко обнял девушку, убеждаясь, что это правда.
     - Дядюшка, если бы было наоборот - ты бы это заметил, - улыбнулась она. – Не стоит
225
так волноваться…
     - А это что? - заметил след от удара дядя. Он быстро раздвинул пальцами челку и посерел при виде свежей царапины.
     - Дядюшка, я сама ударилась и пожар здесь ни при чем, - попыталась остудить гнев девушка. – Ссадину я могла получить в любой момент…
     Не слушая ее, Тинарх повернулся к открытой двери, выискивая глазам виновного.
     - Дядя, я прошу не…
     - Ах вот он! - направился Тинарх навстречу едва перебирающему ногами управляющему.
     Лурия преградила ему путь и нахмурилась.
     - Сначала тебе придется наказать меня.
     Рассерженный хозяин воздержался от ругательств, отложив их на потом, и постарался успокоиться, внимая мольбам встревоженной племянницы. Не желая печалить перенесшую удар крошку, он пообещал не выгонять поверенного и быть к нему благосклонным, как и к конюхам, которые чуть не допустили и крупного возгорания, способного нанести непоправимый вред не только имению Тинарха, но и соседям. Стоит ли говорить о человеческих жертвах, что способна принести страшная трагедия, уносящая жизни. 
     - Дядюшка, как ты узнал о пожаре, да еще так быстро?
     К хозяину подошел слуга и подал письмо.
     - Господин, только что доставили. – С позволения он откланялся.
     А дядя ответил на вопрос племянницы:
     - Дым. Его видели многие. К тому времени, когда ко мне прибыл наш посыльный, я уже знал о случившемся. – Он развернул свиток и, пробежав по нему глазами, протянул его племяннице: - Сама ему ответишь?         
     Господин Норий,  как только узнал о пожаре, немедля послал гонца в дом Тинарха узнать, как там обстоят  дела. Он места себе не находил, но не смел заявиться туда без зова.  Новости застигли его врасплох на одной из центральных улиц города, личный  слуга поделился. Он услышал о случившемся от служащего некоего господина, а тот - еще от какого-то слуги и так далее. К моменту, когда пожар был потушен, о нем знали не только соседи, но и жители всего района. За короткий промежуток времени новость сотрясла полгорода, вторая половина ненадолго отстала от первой. 
     Без промедления Лиген составил короткое письмо с бессвязными предложениями, не опасаясь за грамотность, на которую сейчас не обращал ни малейшего внимания, правда, старался написать понятно, чтобы подчерк можно было разобрать, и отправил посыльного в особняк, который постигла беда.
     Из послания Лурия поняла, в какой тревоге пребывает ее хороший знакомый - он выражал беспокойство полное ошибок. Из текста было видно, что строчки писались в большой спешке – они заметно прыгали – и рука у пишущего человека прилично дрожала.    
     - Я сейчас же напишу ему, приглашу на ужин, и он удостоверится, что с нами все благополучно. – Лурия улыбнулась и, поцеловав дядю, села за стол составлять ответ на полное тревог письмо.
     Она уверила давнего друга в собственном здравии, отметила сходство в данном вопросе с дядюшкой, которого и дома-то не было в тот момент, когда все случилось, и добродушно просила его приехать и убедиться в этом самолично. Лурия пообещала вкусный ужин и концерт, если господин, конечно, пожелает.
     Вскоре ответ был доставлен адресату, что нервно топтался взад и вперед без способности заняться другими делами, ожидающими его. Как только гонец передал свиток слуге, Норий выскочил из дома и поспешил к воротам. Раб хотел доложить по всей форме, а хозяин выхватил письмо, мгновенно развернул его и прочел, жестом отпустив невольника. Хорошее известие породило облегченный  выдох, тяжесть отлегла. Норий поблагодарил Богов и отправился заниматься бумагами да перепиской с улыбкой на лице.
     Как и обещала Лурия, она дала замечательный концерт, уваживший слух высоких господ,
226
стараясь стереть из их памяти дурные воспоминания и беспокойства, пережитые днем. Музыкальные произведения, высоко оцененные не только дядей, но и гостем, пришлись по душе и домашним, которым хозяйка разрешила послушать ее исполнение. Она нарочно не закрыла дверь в музыкальную залу, куда перенесли ее арфу, готовясь к выступлению.   
     Ласкающие звуки, льющиеся потоком из недр металла и души арфистки, заслужили наивысшие похвалы кормилицы и монахини, расчувствовавшейся до слез. Не сдержала потрясения Селеника, служанка подбодрила ее, положив ладонь на плечо. Миона тоже оценила игру и кивала, слыша лестные отзывы господ и слуг. Не забыл появиться у двери и Тукко, ставший рядом с Клорой. Он украдкой посматривал на новенькую.
     Управляющий поддался уговорам хозяйки и принял из ее рук успокоительное средство. Она опасалась, с ним произойдет удар, и он чего доброго сляжет, потому уговорила дядю сильно не ругать его и конюхов. Тинарх выполнил обещание и ограничился легким порицанием, правда не забыл сказать, что в следующий раз не будет таким мягким. Когда прибыл гость, госпожа отпустила Алкирада, одарив поцелуем.
     Сегодня ночью он плохо спал, жрец и вовсе не сомкнул сглаз. Сообщение о возгорании окончательно отняло покой. Он явился к манящему дому, прислушался и, убедившись в ложности тревог, удалился, пока его не заметили. Предрекая себе бессонные часы, отправился в домик на берегу озера.
     Передняя комната, наполненная высушенными поленьями, ненадолго задержала. Крепкая рука потянулась к выбранному куску дерева и погладила его. Давеон устремил взор вдаль. Через минуту зашел в мастерскую, держа полено в руках. Для него оно уже не дерево, а статуэтка той, которая сегодня могла погибнуть. Он не был уверен, что смог бы оправиться от этой потери.  Ему показалось странным, что девушка, облаченная в дорогой наряд, носит бусы из ракушек. При всем этом рядом с ними золотой медальон, на щиколотке, худенькой и изящной, браслет, не уступающий по цене ожерелью из каменьев. Но вместо драгоценностей девушка надела обычные раковины, какие можно собрать на берегу реки, и нанизаны они на самую обычную нить. Определенно она странная девица. Как иначе объяснить ее вечерние походы в бедный район? 
     Мужская ладонь легла на рыхлую кору и почувствовала тепло дерева, некогда впитавшего соки земли, свет солнца, влагу дождя, силу ветра. Давеон почувствовал прилив мощи, какой бывает, когда приходит вдохновение. И со стремительностью мысли понеслась работа. Он  облачал в форму скромную древесину. Руки сами, будто одержимые, выполняли скульптуру - стружка за стружкой падала на пол. Ее не замечали темные глаза, следившие исключительно за творением, появляющимся, словно без человеческого участия. Инструменты согрелись и запылали от жара, исходившего от ваятеля, окунувшегося с головой в некий ритуал появления чего-то из другого. Одно меняло форму, приобретая совершенно новую, прекрасную и удивительную, становилось неким недосягаемым, потому что совершенствование происходит не здесь, не на земле, а там, где сейчас оказалась душа мастера, изготовившего скульптуру, не заметив как это произошло.
     Давеон возвратился в себя - он держит статуэтку женщины, очень похожей на модель. Дивные локоны рассыпались по покатым плечикам, головка прелестницы кокетливо склонилась на бок. На лице задорная улыбка, сияющая теперь для него, и, конечно, ямочки на щеках. Жаль веснушки не отобразить ваятелю. Длинное платье с пояском нежно обнимает ладную фигурку, а из-под юбки видны ножки с худенькими щиколотками.
     Крепкая рука отставила творение. Вмиг мастер оказался у двери, обернулся на скульптуру и умчался прочь.
     Над линией горизонта запылал медно-алый рассвет, но темные глаза не глядели на него -  они  были направленны в противоположную сторону.  Шаг за шагом Давеон преодолевал расстояние. Он идет и идет без желания делать остановки, по каким либо причинам. Любая страсть гасится - и эта не исключение. Одна изгоняется другой - что может быть проще.
     У входа в особняк господина ждал личный слуга. Он забил тревогу, не обнаружив в
227
постели хозяина, и поднял шум.  Насилу Тилиан остановил приятеля и убедил его не будить весь дом ради поисков, взывая к рассудку.
 
     - Представляешь, что будет, коль выясниться, что все это напрасно? - вразумлял он. – Господин пришел вечером, я сам относил ему документы в кабинет, а сейчас он, скорее всего, отдыхает в другом месте.
     - Каком? Я уже весь дом осмотрел! - сокрушался Леоний.
     - Погоди, погоди. Ты поднял меня, чтобы кричать и махать руками?
     Личный слуга постарался успокоиться.
     - Так-то лучше. Теперь толком расскажи, что происходит и где искал.
     Бессвязная речь постепенно стала понятной. Из нее Тилиан узнал, что друг пришел в хозяйские покои спросить нужно ли  что благодетелю, но, не смотря на поздний час, там его не оказалось. В тревоге раб заглядывал во всякую комнату, куда хоть изредка заходил повелитель. Леоний безуспешно обрыскал и малопосещаемое западное крыло. Волнение возрастало, а когда не обнаружил господина и в подсобных помещениях - пришел в отчаяние. Он поспешил разбудить управляющего, который десятый сон видел. Леоний постучался в дверь. Ее не сразу открыл сонный и лохматый приятель, совсем неласково спросивший, мол, какого… он вообще здесь делает?
     - Теперь понимаешь? Нет господина! Нигде! Ох, беда, беда! – покачал головой, схватившись за нее, личный слуга.
     - Так, так, погоди-ка, - задумался Тилиан. – У стражей спрашивал?
     - Каких стражей?
     - Которые ворота охраняют, - постучал пальцем по лбу управляющий. – Коль господин вышел, они это видели.
     - А если он не через ворота вышел? – Леоний торопился следом за приятелем, накинувшим поверх ночного облачения плащ.      
     - Ага, через забор перепрыгнул. Да что с тобой? С тех пор как господин… ну, в общем, сердит, ты совсем на себя не похож.
     - Я уже и не ем и не сплю.
     - По тебе это видно - исхудал совсем, - хохотнув, Тилиан потрепал щеку мрачного друга.
     Тот нахмурился и  оттолкнул насмешливую руку.
     - Ты реже видишь господина - львиная доля гнева достается мне! – горячо отозвался он. 
     С этим управляющий был согласен и, невзирая на дружбу, не желал меняться с товарищем местами.
     У главных ворот оба узнали, что хозяин имения не покидал, то же сказали и стражи хозяйственных. Услышанное погрузило Тилиана в раздумья, и он предложил поискать господина в саду.
     - Где? – остолбенел Леоний.
     - Ты не ослышался.
     - Неужели ты думаешь, господин любуется звездами на одной из садовых лавок?
     - Знаешь ведь - у влюбленных разные бывают причуды, - многозначительно посмотрел на товарища Тилиан.
     - Ох, тебе видней, - заметил Леоний и поджал губы, когда приятель рассмеялся. – Что ты заливаешься? – бросил он.
     - А то, что у тебя в голове все путается, стоит увидеть Таниру, - хохотнул управляющий. – Я не раз видел, как ты глядишь куда-то и ничего не слышишь.
     - Да ну тебя! - отмахнулся от приятеля личный слуга.
     - Я никому не скажу, что ты смотришь на фиалки, - подмигнул Тилиан.
     Леоний посуровел - друг поддевает его! Это любимые цветы Таниры. Он много раз хотел собрать букетик и подарить ей, но все никак не решался.
     - Если ты кому-нибудь проболтаешься… - прошипел он.
228
     - Ох, нет, - сделал клятвенный жест управляющий. – Да и смысла не вижу: все и так скоро узнают.
     - С чего ты взял?
     - Тебя видела ее подруга.
     - А ты откуда знаешь?
     - Дочка рассказала.
     Вспыхнувший Леоний поджал губы - неужели в этом большом доме ни от кого ничего нельзя скрыть?
     - Ну и пусть - так она узнает.
     - Она б давно узнала, скажи ты ей об этом. – Тилиан отправился на поиски.
     Друзья прошлись по центральным аллеям сада, не забыли заглянуть в лабиринт и любимые цветники госпожи Леды и госпожи Миам. После они достигли озера. Завидев в окнах домика на берегу свет, управляющий громко выдохнул и покосился на спутника.
     - Откуда мне было знать?.. – начал оправдываться Леоний, но приятель не стал его слушать и ушел.
    
     Хозяин жестом остановил слугу, пытающегося угодить, и велел подготовить одежды.  Невольник поспешил в дом. Пока господин умывался, Леоний убрал постель, а потом подал задумчивому благодетелю традиционный наряд, дополнив туалет поручами. С завязками тот справился собственноручно и чрезвычайно ловко. Гнетущая атмосфера тревожила слугу, но он не осмелился заговорить с повелителем и побеспокоить его пустой болтовней. Леония немного успокаивало то, что хозяин хоть и суров, зато не пребывает в гневе, по крайней мере, сейчас и выплескивать негодование на него не станет.
     Погруженный в раздумья жрец скоро покинул особняк и отбыл в город, где его ждали дела. Управившись с ними, он оставил служителей.
     На улице царила прекрасная погода. Многочисленные горожане отвешивали поклоны идущему навстречу высокому господину, а тот удостаивал легким приветствием лишь давних знакомых, не обращая внимания на прочих. Аллея вела дальше и дальше. Человек в темных одеждах перешел на другую, потом еще и свернул, оказавшись в квартале, куда, собственно говоря, и направлялся. Благополучный район со всевозможными деревьями и кустарниками утопал в пышной зелени. На ней Давеон не задержал взор, а проследовал к ярко окрашенному дому без гербов и вывесок на фасаде. На нем не было никаких опознавательных признаков кому он принадлежит. Однако всякий состоятельный господин, желающий хорошо провести время, знал, где следует искать утехи.  Пестрое здание с двумя колоннами, поддерживающими фронтон со сценой невинного содержания, окружил невысокий забор и  садик, в котором садовники разбили цветник.
     Красивая двухстворчатая дверь радушно приглашала войти, но Давеон не отозвался на зов, а обогнул строение и проследовал в маленькую калитку - так называемый черный ход, дабы не быть увиденным. Миновав кусты роз да миндальные деревья, даже не взглянув на них, он открыл скромную дверку и проник в дом. Длинный темный коридор с дверями по обе стороны, ведущими в хозяйственные помещения, проводил визитера до залы с широкой лестницей, что поднималась на второй и третий этажи.
     Навстречу выбежала зрелая женщина. Многие находили ее крайне привлекательной, хоть она и была уже в летах. Иные считали ее стареющей, но она тоже притягивала к себе взоры мужей и порой клиентов. Слухи утверждали, она была некогда очень популярна, и долгое время слыла возлюбленной некоего достопочтенного крупного чиновника, который  содержал ее. И не только он.
     Большую просторную залу украшали бесконечные откровенные картины и фрески.  Скульптура, соответствующая месту, дополнила богатый интерьер с дорогостоящей мебелью. На плиточных полах мастера выложили мозаику под стать всему остальному. Ярко красные тяжелые занавеси на длинных окнах впускали мало света, но здесь было достаточно
229
ламп, чтобы и ночью освещать, как угодно, по желанию клиента, внутреннее убранство. На столе неподалеку дымились ароматические смолы, вызывающие страсти и усиливающие их. Здесь действительно пахло замечательно. Чистота и порядок вокруг, уютно и красиво, в общем, все так, как должно, чтобы привлечь как можно больше состоятельных господ. 
     Хорошо и со вкусом одетая женщина с украшенным краской лицом склонилась перед гостем, осчастливившим ее заведение своим появлением. Девица, которая не глядит в его сторону, слегка подкрашивает губы, немного глаза. Она красит себя совсем чуть-чуть. Она свежа и хороша. А эти зеленые сверкающие глаза… они не замечают жреца, что ходит за ней, как на привязи! Давеон свел брови. 
     - Господин, - пропела женщина своим ласковым голосом, им она обворожила не одного мужчину, - как давно вас не было. Думала, вы забыли о нас. – На раскрашенном лице с мастерским макияжем возникла широкая улыбка. – Чем могу служить?
     - В данном заведении этот вопрос неуместен, - произнес Давеон - сюда приходят лишь для развлечения. Так и незачем спрашивать, что он здесь делает.
     - Ах, господин, сию минуту.
     Хозяйка дома громко хлопнула в ладоши, на ее запястьях зазвенели золотые браслеты.  В центр залы, словно отовсюду вышли женщины, одетые достаточно откровенно, но не слишком вульгарно. Их лица украшали и краски, и неискренние улыбки, совсем не похожие на... 
     Давеон сжал кулаки. Напряжение гостя заметила тонко чувствующая любую перемену настроения клиента владелица заведения. Вмиг она спохватилась и ловко принялась отвлекать его, прогоняя дурное настроение - коль не справится, сюда никто не будет ходить. Но опытная женщина – хороший психолог, особенно мужской. Она знает, кому и что нужно, делает это вовремя и как хочется гостю. Ее заведение пользуется большой популярностью вот уже много лет. Кого здесь только не было за этот период и все уходили довольными, иначе бы дело не процветало и не несло завидной прибыли. 
     - Наши девушки обязательно порадуют вас, - просияла хозяйка.
     Давеон холодно оглядел стоящих перед ним эран. Каждая была красива, некоторые - даже очень. Любой муж не устоял бы. Все они сделали себе модные прически, надели приличные  драгоценности, в том числе и на щиколотки.  Сейчас они весело улыбались, ожидая решения гостя. Светловолосые женщины с прекрасными волосами были ярки, им не уступали  темноглазые и цветущие брюнетки, что некогда привлекали его.
     Выбор долго не происходил. Старшая начала нервничать, правда, не подала вида, а со всей присущей ей умелостью уводила от гнетущих раздумий, которые не хотели покидать голову господина.
     Она что-то говорила, что-то предлагала, обещала. Давеон не слушал.
     - Рыжеволосые есть? -  задал он неожиданный вопрос.
     Хозяйка заведения изумилась - господин прежде игнорировал их. Сколько она помнит его, он ни разу не взглянул на девиц с таким цветом волос, будто тех не было вовсе.
     - Конечно, у нас есть всякие, но они не пользуются спросом, как эти. Эти самые лучшие, - провела по воздуху рукой хозяйка. – Если вы желаете, они непременно будут перед вами.
     Она снова хлопнула в ладоши, вновь зазвенели ее браслеты. Откуда-то появились несколько рыжеволосых девиц, которые также расплылись в улыбках.
     Давеон смотрел на представших перед взором эран. Только теперь он увидел, насколько разнообразен оранжевый. Ни у одной из здешних обитательниц не было такого цвета как у… Крепкая рука потерла лоб жреца. У него уже болит не только голова, но и все тело ломит, а пытке не видно конца. Он равнодушно кинул на молодых женщин взгляд и, узрев среди них белокожую, с веснушками, усеивающими носик и щеки, произвел холодный жест в знак, что выбор все-таки сделан.
     Старшая довольно кивнула  - она уже начала беспокоиться, что гость так и уйдет отсюда ни с чем и о заведении пойдут разговоры, мол, ее эраны не справляются с задачей и никому
230
не нужны. Конкурентов у нее достаточно - они не будут сидеть сложа руки, а воспользуются ситуацией и лишат ее клиентуры, которую она привлекала годами. Ее женщины многому обучены, они талантливы: играют на музыкальных инструментах, танцуют, поют. Они умеют и повеселить, и ублажить, и разделить горе, кому требуется высказаться. Причем все сказанное никогда не выйдет за эти стены, о том знают гости и доверяют здешним. Репутация у заведения безупречная - за этим строго следит хозяйка и серьезные охранники, чьим жалованиям может позавидовать любой мелкий чиновник, состоящий на государственной службе.
     - Прошу сюда, - указала хозяйка на широкую лестницу, чьи витые балясины поддерживали массивные перила, которые украшали небольшие мужские и женские скульптуры.
     Красноречивый приглашающий жест владелицы заведения всегда сопровождал гостей и их выбором. Давеон не посмотрел на ее широкую улыбку, а направился к ступенькам, покрытым дорожкой.
     - Смотри, не болтай много, - рыкнула за спиной хозяйка эране. – Вечно болтаешь без умолку, забывая о деле.
    Рыжеволосая девушка опустила голову и поторопилась нагнать визитера, шедшего на второй этаж твердой, уверенной походкой. Он остановился, когда очутился на площадке, ведущей в разные стороны, в том числе и наверх. Темные глаза не смотрели на низкорослую по сравнению с ним девицу. Взгляд будто отсутствовал, сановник о чем-то думал и не заговаривал со спутницей, что заметно встревожилась.
     - Сюда, господин, - дрогнул женский голос. Она показала, куда следует идти, и он, покосившись на нее, отправился вперед, не дожидаясь пока его нагонит медлительная доступница.
     Давеон остановился перед резной дверью, которую немедля открыла девица и пригласила войти. Просторная комната с дорогой мебелью и пышным убранством, уступающим по роскоши лишь богатым домам города, приняла гостя. На окнах, не таких вытянутых, как на первом этаже, висели тяжелые бордовые занавеси с подхватами и кистями на них. На стенах были картины, применимые только здесь. Напротив окон художник вживил в штукатурку изображение, которое бы заставило отвернуться целомудренную деву.  Но фреска никого тут не смущала, наоборот, клиенты о ней лестно отзывались. Помимо широкого ложа с ярким   покрывалом и подушками на нем здесь были еще и два кресла с львиными ножками и низкий стол с угощением и вином, соответствующим клиентуре, потому дорогим. Гранитный пол застилал ковер со сценой, подходящей по смыслу. В углу стояла кушетка, на которой лежала кифара.
     Здешняя обитательница заметила, куда направлен взгляд гостя.
     - Вы хотите, чтобы я вам сыграла?
     - Не за тем сюда пришел, - кинул Давеон.
     Он посмотрел на эрану. На невысокой молоденькой женщине, что явно волновалась, было светлое платье с достаточно открытым декольте и полностью обнаженной спиной, длинная юбка облегала покатые бедра. Эрана стояла перед окном, свет падал на нее сзади, оттого ее наряд стал полупрозрачным. Теперь Давеон видел ее стройные ноги, что неудачно  скрывали нарядные одежды. Решив не навлекать на себя гнев девушка, шагнула навстречу, на мужскую грудь положила ладонь, которая медленно заскользила вниз. Давеон велел распустить волосы. Эрана выполнила приказание. Ее щеки стали  румянее, губы ярче, рыжие волосы, упавшие на плечи, завились сильнее, превратились в дивные локоны, а глаза позеленели.  Взгляд жреца вспыхнул...
     Спустя время человек в темных одеждах сел в кресло и смотрел перед собой. Девушка, как было велено, облачилась в павший наряд и, видя холодность гостя, приблизилась.
     - Господин желает еще что-нибудь? – Она старалась придать голосу тот оттенок, что завладевает мужским слухом. Затем налила вино и подала кубок визитеру.
231
     - Не люблю назойливость, - отрезал он, принимая  питье.
     Здешняя обитательница сжалась - гость держится сурово, а она не знает, как дальше быть.  Спроси что-нибудь, разозлится и тогда ей несдобровать. И сам ничего не говорит, лишь сидит и молчит, глядя в одну точку.
     Давеон поднял на девушку глаза.
     - Что ты еще умеешь?
     Она опустилась перед визитером на колени и потянулась к нему. Крепкая рука отстранила ее.
     - Что ты умеешь помимо?
     Эрана подивилась - клиенты никогда не задавали ей таких вопросов. Подумав, что медлить не стоит, тихо ответила, оставаясь на полу:
     - Умею готовить, работать на земле, доить коз и коров, - едва смогла она закончить фразу, потому как подступило волнение. Она давно рабыня и о прежней жизни можно забыть навсегда. Сказав, она натянула улыбку, чтобы не расплакаться, к тому же ей так велят изо дня в день.
     Давеон свел брови. Он не выносит ложь и лицемерие, и терпеть не может женские слезы. Они всегда вызывают у него гнев. Он чувствует себя в этот момент несостоятельным, ведь не знает, что с ними делать.
     Заметив хмурость, девушка подавила горечь и вновь попыталась улыбнуться - ей приказано улыбаться, чтобы не случилось. Она улыбается всем клиентам. Ею завладевали  слезы, когда господа уходили. Много раз она хотела сбежать, но ее стерегут лучше, чем стражи город.
     - Сколько тебе лет? – спросил Давеон, закидывая ногу на ногу, затем он соединил ладони и поднес их к губам.
     - Двадцать, господин. - Девушка положила ручки на свои колени, опасаясь  дотронуться до гостя, и опустила голову.
     - Как тебя зовут? – глядел на сидящую у ног девицу жрец.
     - Елена.
     - Как твое настоящее имя?
     Эрана погрузилась в воспоминания и едва шепнула:
     - Ралмина, господин.
     - Принеси.
     - Что, господин? – испуганно сжалась девушка - у нее был один маленький секрет.
     - Я жду! - начал терять терпение гость.
     Это было сказано таким тоном, что Ралмина не посмела ослушаться, и направилась к кровати. Из своего тайника она достала флакон, крепко сжимая его в ладони, вернулась к клиенту. Он вытянул руку, веля отдать пузырек. Женская ручка нехотя разжала пальцы, и коварное средство оказалось у Давеона. Эрана упала в ноги, хотела молить о пощаде: если узнает хозяйка, которая следит за каждым ее шагом, будет беда. Старшая регулярно проверяет ее комнату, обыскивает всякий уголок.  Но ей не удалось обнаружить зелье, коим собиралась воспользоваться девушка, мечтая об избавлении. А сейчас человек, пришедший со стороны, отбирает у нее последнюю надежду! У нее есть только она и вот этот флакон. Не раз Ралмина хотела покончить собой, но каждый раз ей не хватало сил. Кроме того, она боится вида крови. Как-то повезло, ей удалось приобрести сильный яд, действующий моментально, но сейчас лишили и этого.
     В комнате царила тишина. Из коридора слышалась приятная музыка: прочие обитательницы дома увеселяли других клиентов. Тут прозвенел звонкий смех, похожий на трель - одна из девиц громко увлекала следующего гостя, решившего позабавиться.   
     От страха девушка едва дышала и не заговаривала с чрезвычайно серьезным жрецом. Он резко встал, и не успела она что-либо сказать, как гость вышел из комнаты. Вскочив на ноги, эрана помчалась следом.
232
     За дверью он встретился с хозяйкой заведения, не спускающей улыбки с лица.
     - Господин быстро уходит… - заметила она, видя как тот хмур.
     Останавливающий жест не дал ей договорить. Давеон пронесся мимо нее, стремительно спустился вниз по ступенькам, вмиг преодолел остаток пути, не взглянув на девиц, мило улыбающихся и обнажающих перед клиентурой плечики сразу в приемной зале, и покинул увеселительный дом.       
     Хозяйка перевела суровый взгляд на рыжеволосую девицу и дала ей пощечину. Эрана схватилась за щеку, отступила на шаг назад, склонив голову перед госпожой.
     - Дрянь! Снова  много болтала! - прошипела та.
     Их обступили не занятые постоялицы дома. Они перешептывались и переглядывались, не  внедряясь в разговор.
     - Он сам задавал мне вопросы, госпожа, - заметно дрожал голос девушки.
     - Значит, у него было много свободного времени! - рыкнула хозяйка. – Не он должен был  тебя развлекать, а ты.
     - Госпожа, я…
     - Ты должна выслушивать клиента и говорить с ним, если он сам того желает. Вместо этого слишком много болтаешь без дела. Лишь бы не работать! – взорвалась хозяйка. – Ты приносишь гораздо больше хлопот, чем средств! – Чуть подумав, она спросила: - Не жаловалась?
     Эрана покачала головой.
     Старшая повернулась к охраннику.
     - Принеси ей еды, не то она скоро ногами не сможет передвигать.
     - У нее иная задача, - хохотнул страж.
     - Клиенты не любят слишком худых. Она ни с чем не справляется,  зря кормлю! -  ругалась хозяйка. – Будешь лениться - пойдешь на улицу! Там с тобой не будут церемониться. – Старшая взяла эрану за подбородок и посмотрела в глаза. – Глупая,  думаешь, там будет лучше? На улице тебя будет брать любой желающий - за забором полно дикарей. Никто с тобой не будет возиться, как я. Здесь ты сыта и одета, как дама. Пошла вон! - оттолкнула хозяйка девушку, которая едва не упала и поспешила уйти.
     - Хотите ее наказать, госпожа? – спросил высокий и крепкий, с неприятным лицом охранник.
     - Если она не изменится, придется ее продать дворовым. Что ж она наговорила господину? – прищурилась хозяйка, ее холодные глаза забегали. – Смотри  за ней в оба! - раздался приказ, страж покорно кивнул.

















233
Лурия видит жреца. Подарок скульптора. У Рицеллы
     На Мирею опустился вечер, он быстро сдавал позиции, плавно перетекая в ночь. Из худого домика бедного района вышли две женщины и отправились в обратный путь.
     - Я думала, господин никуда вас больше не отпустит. – Миона поправила складки своего плаща.
     - Дядюшка усилит бдение за мной, но, в общем, существенно ничего не изменится, - улыбнулась Лурия.
     - Мне понравился ваш концерт, - отозвалась служанка, отвечая на улыбку. – Селеника очень расчувствовалась. Мне показалось, она перестает бояться Тукко. По крайней мере, она теперь не дрожит, как лист на ветру, когда его видит.
     - Я рада за нее, а еще больше за моего Тукко.
     Жрец, что следовал за ними, захотел взглянуть на этого пресловутого «Пузатика».
     - Тукко хороший и добрый, я хочу, чтобы Селеника не страшилась его.
     - Ага, добрый, - фыркнула Миона, - как начнет кричать на своих… - Она увидела выражение лица хозяйки и замолчала. – Простите, госпожа, но он ругается, как…
     - Надеюсь, ты не собираешься повторять все его слова? – Взору явились игривые ямочки на щеках. – Умоляю, пощади меня, - шутливо взмолилась Лурия.
     Конечно, она знала,  как выражается повар, когда сердит. Ей можно было не рассказывать, не раз становилась случайной свидетельницей. Однажды Тукко на ногу упал горячий сосуд и полился словестный поток, остановившийся лишь с появлением на кухне хозяйки.  Разумеется, Фебрий сдерживался, но порой это было трудно.
     - Правда, госпожа, он грубо изъясняется. Но с недавних пор я убедилась, что он не тюфяк.
    - Я так понимаю, после драки ты посмотрела на него иначе. – Лурия обернулась - ей показалось, что за ними кто-то идет.
     Служанка  осмотрелась, ей тоже это почудилось, но она смолчала.
     - А что касательно грубостей, дорогая, любому бывает не под силу сдержаться.
     - Мне подумалось, что господин, который был в гостях вчера, остался доволен музыкой.
     - Ты о дядюшкином друге или господине Норие?
     Следующий по пятам Давеон насторожился - а тот еще отрицал, что проводит вечера вне дома.
     - О молодом, - ответила Миона.
     - В таком случае я довольна. Он слишком переживал по поводу возгорания - хоть немного отвлекся.
     Жрец нахмурился - ну, разумеется. Он тоже беспокоился, но об этом никто не знает. Позвала б его, зная, что он стоял под домом и прислушивался: жива ли она, дышит ли? Он едва не бежал, чтобы удостовериться, что с ней не случилась беда. За считанные минуты Давеон добрался до особняка и глядел сквозь, всматриваясь и вслушиваясь. И только когда услышал стук ее сердца и звонкий голос, облегченно выдохнул.   
     Лурия, дабы скоротать время в пути, начала напевать какую-то милую песенку, спутники заслушались.
     - Тебе понравилась сегодняшняя поэма?
     - Мне нравится все, что вы читаете, госпожа. У вас хорошо получается, а у меня не очень, - честно призналась Миона и вслед за хозяйкой обернулась, но никого не обнаружила.
     - Не забывай, что прочесть можно по-разному. Один и тот же текст в зависимости от того, как он прочитан, будет красив или безобразен.
     Миона удивилась, госпожа объяснила:
     - Вспомни, как пел песню поэт на площади во время празднеств.
     - Хм. Хорошо - его слушали.
     - Вот именно: его слушали, потому как пел он прекрасно. А прочти он стихи бездушно - кого они заворожат? Мы можем взять с тобой любое произведение и прочесть его, и оно, одно и то же, получится разным, прозвучит иначе. Замечала, как  играют роли актеры?
234
Большинство поэм мне знакомо. Однако в зависимости от лицедея они видятся и слышатся, будто новые. Припомни речи нашего правителя – за ним пойдет народ, потому что он учился ораторскому искусству. Как говорят мирейцы, не напрасно заплачены налоги, - рассмеялась Лурия. -  И дело здесь не только в содержании, но и «игре».
     - «Игре»?
     - Ей обязательно учатся ораторы. Она придает речи стройность и красоту. Едва ли сухие слова политика заставят согласиться с ним массы. Мастера изречений обдумывают, как лучше всего преподнести народу содержание своих речей. Они укрепляют голос, учатся актерской игре, поэтому для меня всякое слово с трибун - не более чем очередное представление. Речи составляются мастерские: в них все тщательно продумано. Читают их превосходно, обретая недолговечный и ненадежный авторитет, а настоящий зарабатывается не громкими словами с ликтий, не с оружием в руках, но благими поступками. Лишь так человек останется в сердцах людей не пустословом и тираном, а достойным гражданином, пекущимся не только о личном благе.
     - Вы сказали об упражнениях, госпожа, - улыбаясь, Миона поправила корзину. – Я ежедневно упражняюсь с домашней утварью, а оратором так и не стала.
     - Замечу - у меня то же самое, - рассмеялась хозяйка. - У ораторов несколько иные упражнения. Они избавляются от неясного говора. У кого шепелявость – преодолевают ее. Есть разные способы. Один из них – вкладывание в рот камешков и чтение вслух.
     - Простите, с камнями во рту? – смеясь, спросила Миона.
     - Все верно.
     Служанка и раньше не желала быть оратором, а теперь и вовсе отогнала от себя эту мысль:  учиться красиво произносить речи.
     - Из полезных упражнений стоит отметить произнесение, не переводя дыхания, нескольких фраз или стихов, разговор на крутых подъемах и бег – они укрепляют голос. – Лурия задумалась - не потому ли некоторые слуги такие громогласные? – Древние мастера красноречия разделяли работу оратора над речью на несколько частей, их еще именовали отделами. Последним было произнесение текста. Обозначалась эта часть неким термином, что нередко ошибочно переводится как «декламация». Есть противники этого перевода, потому что дело не только в модуляции голоса, но мимике и пантомимике человека, произносящего речь. Это определенная разновидность актерской игры, - пояснила Лурия глядя на спутницу.    
     - Госпожа, я все равно толком ничего не поняла. Но, думаю, вы говорите все верно, - согласилась Миона.
     - Полагаю, желание стать оратором у тебя не возникло.
     - Вы правы, госпожа.
     - Может так и лучше, - взяла Лурия под руку служанку.
     Они прошли дальше, миновали следующий квартал. Поднявшийся прохладный ветер потревожил медные волосы. Изящная ручка поправила плащ и потянулась за капюшоном.  Тут девушка заметила дальнюю фигуру, что не торопилась скрыться. Озадаченная заминкой Миона повернулась и собиралась помочь хозяйке, однако, заметив ее взор, устремила его туда же. Каково же было ее удивление, когда увидела жреца в темных одеждах.
     - Что он здесь делает? – накинула она капюшон на рыжеволосую голову.
     - Думаю, он может задаться тем же вопросом, глядя на нас, - поправила Лурия плащ и заторопилась уйти. – Что если приходил кому-то оказать помощь?
     - Я не слышала, чтобы местные говорили о визитах жрецов.
     - Вдруг его посещения тайные?
     Миона пожала плечами, и они обе прибавили шаг.
     Для Давеона время пролетело слишком быстро, две молоденькие женщины скоро исчезли в недрах чужого сада. 
     - Госпожа, вы знаете, кто это был?
235
     - Видела его два раза и совсем никак не ожидала узреть в бедном районе.
     - По нему не скажешь, что он ходит туда прогуляться. – Миона споткнулась, поднимаясь по лестнице, ее подхватила хозяйка.
     - Хм. У господ свои причуды, - рассмеялась Лурия. 
     Почувствовав, что голодны, они отправились на кухню.
     В доме все готовились ко сну. По коридорам и залам уже не сновали слуги, на них не ругался беспокойный после происшествия управляющий, который сегодня еле-еле передвигался из-за бессонной ночи. Лурия уговаривала его отдохнуть, но он наотрез отказался от предложения прилечь и поспать. Его тревожило настроение  господина, что косо поглядывал на него и лишь благодаря заступничеству милой крошки он остался на должности. Алкирад потирал лысину, на которую обрушилось недовольство владельца - это произошло впервые за все долгие годы добросовестной и безупречной службы. Никогда поверенный так плохо себя не чувствовал, никогда так не сердился на слуг хозяин.
     В день пожара Тинарх едва не ударил палкой конюха, но вовремя взял себя в руки - рядом стояла племянница. Ее вскрик привел в чувство корабельщика. Лурия прижалась к его груди и сказала, что испугалась, она действительно испугалась за слугу и за дядю, чуть не натворившего бед. Какой бы ни был удар, он может оказаться неудачным и последним. В лечебнице девушке приходилось слышать о разных случаях. К примеру, не раз доктор Дилад принимал пациентов, которые устраивали шуточные бои среди своих. Не всем удавалось помочь. Друзья, сами того не желая, наносили серьезные увечья условному противнику. После подобных забав они привозили раненого и умоляли врача спасти его. Не все операции заканчивались так, как хотелось бы, и лекарь разводил руками, уверяя в невозможности спасти пациента, коему не повезло попасть под дружеский удар. 
     Из бесед с доктором  Лурия узнала, что на теле есть много точек, воздействие на которые приносит человеку пользу, но коль неумело с ними работать, можно причинить непоправимый вред. Так имеются точки и области, удары в которые  грозят гибелью. Подчас мгновенной. 
     Беспокоясь за племянницу, Тинарх увел ее в дом, каясь в суровости и обещая, что такого больше не повторится. Он не отходил от нее и нехотя покинул любимую крошку лишь  следующим вечером, дабы навестить приятеля и заключить с ним сделку. Дядя собирался отложить встречу, девушке пришлось уговаривать его отказаться от этой идеи, убеждая в собственном здравии и благополучии.

     - Дядюшка, ты же видишь - со мной все хорошо. Я хожу, ем больше обычного, могу станцевать, - явила она взору задорные ямочки.
     - То, что кушать стала больше - это хорошо, меня беспокоит твоя худоба, а вот танцы - не показатель здоровья.
     - Ах, дядя, я не худа, а стройна.
     - Я называю это иначе. Гляди-ка, - пощупал за бочок крошку Тинарх, - кости одни.
     Лурии стало щекотно, она рассмеялась.
     - Они закрыты платьем.
     - Тукко целыми днями крутится на кухне и уверяет, что хорошо кормит тебя, но результата не видно. Коль не поправишься в ближайшее время, будешь есть при мне, - погрозил пальцем дядя.
     - Дядюшка, - вытянулась Лурия, - как же мне быть, когда ты уедешь? Или ты возьмешь меня с собой? – в ее голосе забрезжила надежда.
     - Ни в коем случае! - вскликнул Тинарх. - Когда я буду в отъезде, за тобой приглядит Алкирад. – Тут корабельщик серьезно задумался.
     Племянница догадалась, о чем и предотвратила ухудшение настроения.
     - Я не хочу, чтобы он уходил, дядя. Да и конюхов менять не надо. Они знают каждого жеребца и кобылу. Я видела, как они управляются с лошадьми. Только с Месяцем не ладят в
236
силу его отвратительного характера, - улыбнулась она. 
     - Я обещал не избавляться от Алкирада и сдержу слово, - поманил к себе племянницу Тинарх, она радушно поцеловала его.
     - Ничего не случиться за какие-нибудь час-два. Можешь спокойно идти на встречу, за мной есть, кому присмотреть.
    
      Несчастный Алкирад не мог оправиться от потрясения, пожалуй, никто так больше не пострадал, как он. С ним беседовала Лурия и приводила ряд доводов, что не стоит так изводиться. Она уверяла, что не держит на него и на конюших зла, но он все больше винил себя в упущении. На что она пообещала поругаться с ним, коль он не прекратит самоистязание. Управляющий сделал клятвенный жест, не хотел усугубить ситуацию и вызвать гнев еще и у милой хозяйки.
     Миона  потянулась к ручке приоткрытой двери, ведущей в поварню. Девушка коснулась ее ладони и остановила - из кухни доносился голос Селеники. Служанка хотела что-то сказать, а хозяйка приложила указательный палец к губам, прося тишины.
     Зеленые глаза заглянули в щель. У плиты стоял Фебрий и отвечал на многочисленные вопросы новенькой, которая все чем-то интересовалась, нарезая овощи и складывая их в широкую чашу. Тукко делал вид, что не смотрит на нее, оттого она немного осмелела и решилась помочь ему в приготовлении еще и супа. Милая улыбка осветила лицо хозяйки - Селеника приходит в себя и начинает доверять окружающим.
     - Что за вид? – шепнула Лурия, взглянув на служанку.
     - Я раньше думала, он может только ругаться да поварешками командовать, а сейчас понимаю: и всыпать способен, - пыталась рассмотреть происходящее Миона.
     Медноволосая легонько поддела ее плечом.
     - Ты мне мешаешь. – Она сдержала смешок.
     Тогда Миона присела на корточки, очутившись у хозяйских ног.
     - Нет, так плохо видно, - выпрямилась она вновь.
     - Прости, но не могу уступить тебе свое место - мне тоже интересно.
     Молоденькие женщины заглушили смешки. 
     - Тише: услышат, - шепнул голосок.
     - Сегодня я слышала, как Тукко говорил об управляющем, мол, он переживает, что едва вас не погубил. 
     - Ох уж этот Алкирад. Что только не надумает. В таком случае меня чуть не сгубили и конюхи и слуги, уронившие ведра, лопаты и ящики, из-за которых мы замешкались и не могли выйти. Много всего наложилось, но я его не виню.
     - Госпожа, он несет ответственность за всех своих помощников и слуг господина, потому и не спал сегодня.
     Лурия догадалась, что он провел бессонную ночь и голодный день. Он отказался от обеда, не стал ужинать и провел часы в суете, контролируя подчиненных. Алкирад дал четкие указания не только помощникам и конюхам, уделяя им особое внимание, но и всем остальным. Управляющий не раз обошел имение господина Тинарха и покинул его только с наступлением ночи, пообещав себе вернуться сюда на заре.
     - Так он изведет себя - это лишнее. Я поговорю с ним. И с дядей.
     - Ваш дядя никогда его не простит. И конюхов тоже, - возразила Миона.
     Хозяйка погрустнела, у нее были такие подозрения. Но ей бы не хотелось думать, что прежнее разрушится из-за несчастного случая.
     - Госпожа,  почему вы тут стоите? – возникла рядом монахиня с чашей яблок в руках. Она направлялась в кухню, но на пути возникли две фигуры, мешающие пройти.
     Лурия замялась - как же ей признаться, что она подглядывает?
     - А ты что тут делаешь? – оглядела Одику служанка.
     Хозяйка выдохнула - теперь можно не оправдываться.
237
     - Госпожа всегда возвращается голодной, вот мы и решили порадовать ее и приготовить что-нибудь вкусное. Селеника думала, вы будете ужинать с дядей, - кивнула в сторону кухни
монахиня, - но управляющий сказал, что господин будет поздно вот и пришли сюда.
     Дверь распахнулась, на пороге выросла новенькая.
     - Мы вас уже заждались. Все готово, - сообщила она, подавляя смущение.
     То, что она не теребит нервно платье, до неприличия сминая его, порадовало хозяйку, ее осветила улыбка. Лурия отметила перемены в лучшую сторону, поблагодарила за заботу, положив ладонь на щеку Селеники. Она застенчиво опустила глаза в пол.
     Приближение повара смутило ее, она порозовела и отступила, давая ему дорогу к госпоже. Служанка и хозяйка переглянулись и, весело щебеча, прошли на кухню. За ними проследовала монахиня, поставившая рядом с аппетитными блюдами яблоки, и призналась, что сама ходила за ними в сад. За что получила хозяйскую похвалу и редкое одобрение Мионы.
     Фебрий держался на расстоянии, не мешал дорогим гостьям поглощать ужин, удавшийся на славу. Пиршество приостановило, но не испортило появление хмурой Клоры, увидавшей взоры племянника. Следуя обещаниям, она ограничилась легким упреком и по приглашению воспитанницы присоединилась к ней. Наевшиеся досыта женщины устроили что-то вроде девичника, мило болтая о разных женских мелочах.
     Тукко порадовался улыбке Селеники, заметя, как она веселится вместе с госпожой. Оценил и возросшее самообладание тетки - сейчас она не сверкала глазами, пугая новенькую. При появлении кормилицы она напряглась и побледнела, но усилия хозяйки не пропали даром - беды не случилось. Лурия взяла под руку Селенику, дабы она обрела немного уверенности, и задала несколько ничего не значащих вопросов. Разговор поменял русло, и обрадованная возникшей ситуацией няня поведала о том, что не знали молоденькие бездетные слушательницы. Клора почувствовала себя нужной и полезной, повеселела и помолодела одновременно, а когда к ней прильнуло взращенное ею дитя, так и вовсе растрогалась.
     - Уж думала, я вам не нужна.
     - Какие печальные мысли, нянюшка.
     - Дети вырастают очень быстро и в няньках не нуждаются. Хвала Богам господин не прогнал меня, а позволил остаться с вами.
     Лурия сложила губки трубочкой - дядя оставил кормилицу не только потому, что племянница к ней привязана, но и в надежде, что скоро у него появится внук или внучка и Клора с материнской заботой будет незаменима. С самого начала Тинарх видел, как относится к его девочке кормилица и оставил ее в доме, когда та подросла, а после у него созрел другой план, ныне ставший известным крошке.
     - Ты заменила мне мать, я не прогоню тебя, - коснулась Лурия морщинистой щеки.
     Няня шутливо помяла бока, зная, что это забавляет воспитанницу. Она, улыбнувшись, отпрыгнула в сторону и задела Миону, задевшую монахиню и новенькую. Все они схватились друг за друга и пошатнулись. На помощь подоспел Тукко, он в два прыжка пересек полкухни и обхватил их, заключив в широкие объятья. Гостьи устояли и дружно рассмеялись. Тут Селеника густо раскраснелась, поняв, что оказалась ближе всех к повару. Ее практически прижали к мужской груди. На мгновение она застыла, глядя в глаза Фебрия - он не хотел ни отпускать ее, ни отводить совершенно несмущенный взгляд. Новенькая резко отпрянула, поблагодарила за помощь и отступила, отворачиваясь от откровенных взоров повара. Меж тем другие гостьи не мешали им, а продолжили разговор и разошлись лишь, когда ими завладела зевота.
     В ворота особняка въехала повозка. Навстречу вышел Тинарх и управляющий, подозвавший крепких невольников. Услышав выкрики и скрип колес, из дома выскочила Лурия. Большая повозка доставила ей из мастерской ваятеля подарок, что был бережно уложен на сене и прикрыт от посторонних глаз и пыли плотной материей серого цвета. 
238
     На скульптуру сбежались посмотреть едва ли не все домашние. Памятуя о недавнем гневе хозяина и понимая, что не прощен до конца, Алкирад рыкнул на зевак. Они разошлись, подглядывая кто из-за кустов, кто из-за угла. Управляющий заметил пару голов не успевших спрятаться слуг, когда обернулся. Он показал кулак, дополнив жест красноречивой мимикой.
     - Что за народ, – шепнул он.
     Тинарх, осчастливленный подношением, не замечал озадаченности поверенного и ждал, когда же, наконец, его взору откроется результат стольких трудов Кловия и любимой девочки. Письмо, сообщающее о скором подарке, пришло вечером. Корабельщик прочел послание племяннице и за ужином предался рассуждениям, куда лучше будет поставить изваяние. Лурия предложила подождать, ведь сначала его надо увидеть. Дядя  согласился и, сгорая от нетерпения, проворочался всю ночь. Плохо спала и девушка, ей было невероятно тревожно: она стала вдохновительницей ваятеля. И вот теперь в доме будет скульптура и не чья-нибудь, а она сама, увековеченная в камне. 
     Миона пришла на рассвете и застала неспящую хозяйку. Сообщение о приходе Алкирада ничуть не удивило девушку - он сейчас приходил раньше, чем прежде, и уходил позже, словно боялся покинуть особняк хоть на миг. Увещевания и уговоры не имели успеха. Лурия выразила беспокойство за его здоровье и просила не надрываться на службе, коль помощники и слуги превосходно справляются и без жесткого контроля, убеждая управляющего, что случившееся недавно - несчастный случай. Алкирад остался непреклонен - он слышать не хотел о выходных и отдыхе, настойчиво отказываясь от них, работал на износ, оттого захворал.
     Пришлось просить помощи у дядюшки, и он в принудительном порядке отправил управляющего домой набраться сил и прийти в себя, щедро предоставив ему трехдневный отпуск. За это время Алкирад немного окреп. Несказанно порадовал его приход госпожи, навестившей, как он сам выразился, старика в скромном жилище. Лурия принесла ему гостинцев и лекарств. Супруга потчевала гостью и ее спутницу, нисколько не испортившую визит своим холодным видом, домашними яствами и угощала великолепным пирогом с яблоками, от которого остались самые лучшие и продолжительные воспоминания.
     Милая женщина, которую серьезный супруг все хотел воспитать (правда, то не получалось вот уже на протяжении стольких лет),  радушно встретила девушку. Усадив Лурию на самый красивый стул посреди скромной светлой комнаты, развлекала ее разговорами. Муж сердился и упрекал супругу, мол, она не дает госпоже и слова вставить, а она весело делилась с гостьей разными историями. Хозяйка маленького, но уютного дома ненадолго оставила Лурию и отправилась на кухню.
     Беседа с Алкирадом затянулась. Он поведал много интересного, что видел и слышал за свою жизнь. В тот день медноволосая девушка не ходила в бедный район, потому  не знала, что ее ждали не только дети и беглые рабы. Ужин удался на славу. Еда, пусть и уступавшая хозяйскому столу, была оценена гостьей, наевшейся на день вперед: добродушная супруга управляющего не выпустила ее из-за стола, пока она не перепробовала все блюда. Стряпню оценила и служанка, коей тоже досталось внимание женщины, окружившей их материнской заботой. От ее душевной теплоты стало тепло вокруг. Один раз Лурия даже заподозрила, что Миона подавила слезу, поддавшись воспоминаниям.
     За снадобья хозяйка дома поблагодарила гостью, тайком поделившись с ней, что у мужа слабое сердце, о чем, конечно, девушка догадывалась. Она неоднократно видела, как Алкирад хватался за грудь, когда начинал сильно волноваться, а последний случай, едва не обернувшийся трагедией, подкосил здоровье. Лекарства пришлись кстати, и управляющий начал поправляться - это порадовало Лурию и жену.
     Одни крепкие слуги взгромоздились на телегу, другие принимали груз. Возница предупредил, что поклажа хрупка и с ней следует быть аккуратней. Алкирад размахивал руками и хватался за голову, когда рабы делали неосторожные движения. Несколько неблагозвучных слов проскользнули в его высказывании, но под тяжестью дядюшкиного
239
взора  он быстро исправился и отдавал дальнейшие команды  без выражений свойственных, как выразился Тинарх, грубым ремесленникам и черни. Наконец, невероятными усилиями  скульптура была вызволена из повозки. Возница откланялся и уехал, получив свои монеты. Кловий заплатил ему сполна, но корабельщик на радостях облагодетельствовал возничего сверх того и вручил вознаграждение.   
     Бережно слуги поставили подарок на землю. В нетерпении Тинарх велел убрать материю и при виде творения прослезился. Расчувствовавшийся управляющий смахнул слезу, пока никто не заметил, завороженные слуги выглянули из укрытий. Монахиня и Селеника застыли, не замечая взоров улыбчивой девушки и служанки - они-то видели скульптуру. Темные глаза Мионы улыбнулись, когда новенькая по ошибке коснулась руки не Одики, а повара. Тукко не был огорчен, но опечалился, когда она исправилась и застенчиво  повернулась к подруге.
     - Она прекрасна! – воскликнул Тинарх, положив ладонь на плечо управляющего, который полностью был согласен с господином и который оценил степень его доверия. – Дорогая, ты прекрасна!
     - Дядюшка, я не совсем поняла, - рассмеялась Лурия, - о ком ты? Скульптура или я?
     - Дорогая, твой портрет в камне уступает тебе, но он тоже прекрасен! – Дядя раскрыл широкие объятья, принявшие в себя племянницу.
     - Прошу, дядюшка, не переживай так, - услыхала девушка стук в его груди. – Не то я сама  начну волноваться и жалеть, что позировала.
     - Нет-нет! - запротестовал корабельщик. - Ни в коем случае не жалей! Она достойна похвал и займет центральное место в приемной зале! – любовался Тинарх статуей,  способной завоевать сердца не только ценителей искусства, но и простых обывателей. 
     Кловий щедро предоставил одно из лучших своих творений, не запросив никакой награды, а ведь работа была способна занять одно из первых мест в коллекции ваятеля.
     - Я отблагодарю его!
     - Скульптора? – подняла племянница глазки на дядюшку.
     - Он очень постарался - я не имею права быть неблагодарным, дитя, - взглянул на нее сверху вниз Тинарх - девочка, как и ушедшая сестра, была заметно ниже его. – Жаль твоя матушка не увидела этого. Как и много другого. - Он наполнился и печалью и радостью одновременно.
     Подходящих слов, увы, не нашлось, да Лурия и не успела ничего сказать, как хозяин распорядился внести скульптуру внутрь.
     - Дядюшка, в приемной зале ее все увидят, - осторожно заметила модель.
     - Тем лучше - путь все смотрят на нее и восторгаются, - вытянув руку, он показал на статую.
     По приказу господина рабы понесли подарок Кловия в дом. Впереди шел встревоженный управляющий и повелевал то открыть шире двери, то быть аккуратней на ступеньках, то расступиться зевакам. Он тщательно следил за тем, чтобы неповоротливые слуги не поцарапали скульптуру, не разбили ее, а установили на указанное место в совершенном виде, каком она прибыла сюда. Поместив в центр залы изваяние, невольники были отпущены. За этим последовало распоряжение очистить его от случайной грязи и пыли. Немедля рабыни выполнили приказ хозяина, любовавшегося подарком. Казначеям он уже отдал распоряжение отсчитать приличную сумму золотом и послать ее ваятелю. 
     В тот же день Кловий получил щедрое вознаграждение и полное похвал письмо. Особенно его порадовал восторг, выраженный моделью. Натурщица поблагодарила за то терпение, которое он проявлял по отношению к ней, и просила простить за некоторые моменты, доставившие ему неудобства. Читая послание, Кловий отложил деньги и потер подбородок с ямкой – он никогда сильно не сердился на Миону и всегда был рад видеть ее госпожу. Он настрочил ответ с просьбой посетить его дом еще как-нибудь, если ей будет угодно, конечно. Когда от Лурии пришла записка с уверениями в заинтересованности
240
посещения мастерской - улыбнулся.
     Художник все крутился вокруг и заглядывал в послание. Друг отталкивал его, напоминая, что эти строки предназначены ему. Так и не добившись результата, Риций неудовлетворенно рухнул в кресло и закинул ногу на ногу.
     - Я не успел полюбоваться  скульптурой - ты слишком быстро ее отдал!
     - Зачем тянуть? Чем больше я на нее смотрел, тем больше не желал расставаться.
     - Я хотел купить ее у тебя. Прекрасная работа. У меня бы был ее портрет в камне, - протянул, лирично взмахнув рукой художник. – Но ты предпочел угодить ей, а не мне, - хохотнул он.
     - Напиши ты картину, отдал бы ее своему другу? – сдержанно отозвался Кловий.
     - Почему нет? Подарил бы.
     - Хм. Тогда б сам остался без полотна.
     - Я бы написал два и одно преподнес тебе, - рассмеялся Риций.
     - Хитрец, - заметил, щурясь, скульптор.
     - Отнюдь. В силу различия наших занятий, созданные нами произведения, отличаются. Видишь ли, твои творения несколько крупнее и тяжелее моих - их не скрыть. Мои же значительно легче. Приди ко мне Лурия, я бы писал один портрет, после копировал бы его. Она б не заметила.
     - Я тоже мог так поступить.
     - Не мог. Это заняло бы много времени, а ты спешил.
     - Насколько мне известно, написание картин - дело нелегкое и требует не меньших временных затрат, чем любой другой вид искусства.
     - Я пишу и по ночам, - возразил художник.
     - Подозревал, ты занят в ночные часы другим делом, - хохотнул Кловий.
     - Когда освобождаюсь - пишу картины.
     - Помню, помню твою Венеру, - предался смеху ваятель.
     - Меня вдохновили, - ничуть не смущаясь, произнес Риций.
     - У нее рыжие волосы, - напевно протянул  скульптор.
     - О, ты заметил, - игриво прищурился художник.
     - Такое трудно не заметить.
     - Сожалеешь, что скульптура не передает цвета?
     - В этом я тебе завидую. Ты можешь передавать оттенки, смешивая краски, а у меня только камень.
     - В том и сложность. Ты должен из одного-единственного материала создать нечто потрясающее - и тебе это удается. Твои работы превосходны. Ты талантлив и умеешь, как никто другой преподнести свое творение. Позы и жесты твоих скульптур естественны, никогда не резки и изломаны. Смотришь на них, - провел рукой в воздухе Риций, указывая на изваяния, стоящие в мастерской друга, - и понимаешь: перед тобой истинное искусство. Каждая скульптура наполнена смыслом, значительна. У нее своя философия. Ты не просто переносишь увиденное на камень, а выражаешь глубокую мысль, которая возникает по воле Билары-музы. – Художник, подумав, добавил: - Твои пышные ниспадающие драпировки всякий раз поражают меня. Светотень ты используешь умеренно, тела передаешь совершенными, без изъянов…
     - Друг мой, даже не знаю, как отблагодарить тебя за высокую похвалу и признание, - поклонился, улыбаясь, Кловий.
     - Я бы не отказался от вина.
     Кубок с питьем тут же оказался у просителя.
     - У меня есть еще одна просьба, - сказал он без тени веселья на лице.
     - Говори, я слушаю.
     Риций посмотрел на вино.
     - Уговори Лурию позировать мне. – Он перевел взгляд на друга.
241
     - Если она не захочет, как смогу уговорить?
     - Брось, ты можешь с ней поговорить, она тебя слушает и доверяет.
     - Не настолько, чтобы…
     - Я не трону ее, - развел руками художник. – Можешь быть уверен  - с ней же всегда эта Анторония.
     Кловий задумался, отпил вина и отставил кубок. Все это время гость глядел на него и ждал ответа.
     - Я напомню ей о тебе.
     Кивок Риция сказал, что он доволен решением друга. 
     Благополучное установление статуи порадовало Тинарха, он похвалил управляющего и одобрил старания слуг.
     Алкирад облегченно выдохнул, когда хозяин заговорил с ним прежним тоном, не то, что еще совсем недавно. Несмотря на увещевания молодой госпожи, мол, дядюшка простил виновных, управляющий испытывал тревогу. Он возносил мольбы Богам и ежедневно приносил жертвы. Наконец, наступил миг, и забрезжила надежда – господин похлопал его по плечу и вновь начал обращаться к нему, как поверенному. Тинарх отбыл в город, а Алкирад возвел руки к небесам и поклялся прийти в храм при первой же возможности и принести щедрые жертвы.
     Это увидела монахиня и тепло улыбнулась, полностью поддерживая стремления человека к высшему и нематериальному. Она редко покидала имение, но пообещала как-нибудь сходить вместе с ним. У Мионы же эта милая сцена не вызвала серьезных чувств. Она пожала плечами, находя походы в святилища совершенно необязательными, и помчалась вслед за хозяйкой, собравшейся к подруге.
     Рицелла прислала приглашение в гости, где тепло просила принять его, дабы увидеться. Они давненько не встречались, а как уверяла приятельница, накопилось много тем для обсуждения. Не успела Лурия прочесть письмо, как служанка вздохнула, предчувствуя, что рассказы о предстоящих свадьбах затянутся надолго, слишком долга была разлука. Погруженное в тяжелые думы лицо Мионы рассмешило девушку и ничуть не заставило поменять планы. Она приняла решение навестить подругу и обязательно  встретиться с ее матушкой.
     Госпожа Винария просила называть ее тетей, говоря, что очень привязана к девочке, являющейся племянницей господина Тинарха Мария, и медноволосая была уверена, та говорит правду. Она частенько повторяла, что их фамилия многим обязана корабельщику, но никогда не уточняла чем именно, да и сам дядя о том никогда не говорил, а Лурия не заводила разговор на эту тему, зная, как не любит загружать делами свою крошку корабельщик. 
     Добрая, некогда веселая женщина превратилась в отвергнутую и благодаря пренебрежению супруга несчастную с потухшим взором жену. Придя в гости, девушка справилась о ее здоровье и, убедившись, что госпожа чувствует себя хорошо, навестила ее.
     Обрадованная приходом Лурии юница не переставая щебетала. Рицелла приветствовала гостью не так пылко, но очень сердечно. Обе сестры проводили племянницу Тинарха к матушке, где по ее просьбе устроили концерт с песнями и игрой на флейте. По примеру танцовщиц девушки танцевали, как делали это на площади Совета и широко улыбались, когда задели друг друга. Госпожа Винария хлопала в ладоши, подпевала, если знала слова. Пляски утомили девушек, и они уселись на ложе подле матушкиной широкой и холодной кровати, редко посещаемой супругом. Напоследок дочери порадовали мать своим пением невпопад, их поддержала и гостья. Вместе они исполнили народную песню и, перековеркав последние слова из-за того, что плохо их помнили, закончили старинный напев прерывистым смехом.
     Миона оценила импровизированный концерт, в котором не было места равнодушию и жеманности. Девушки искренне и от души повеселились, забыв ненадолго о свадьбах, 
242
браках и мужьях. Зато когда сестры оказались вне материнских покоев, будто опомнились и возобновили прежние разговоры с большей пылкостью. По немой просьбе хозяйки служанка держала себя в руках, решив, что в следующий раз перед походом в этот дом обязательно выпьет средство, данное доктором Селенике, дабы она не дрожала как осиновый лист на холодном ветру при виде любого мужчины старше десяти-двенадцати лет.
     Госпожа взялась учить ее. Надо сказать, новенькая оказалась прилежной ученицей и подолгу выводила крючки и закорючки под строгим присмотром учительницы, пытающейся научиться мастерству рукодельницы. К сожалению, у нее не так удачно получалось, как у Селеники. Вышивка оказалась делом чрезвычайно сложным и отнимающим массу сил, но новенькая пообещала быть терпеливой и обязательно внимательной наставницей, подкрепив обещание улыбкой.
     Рицелла на мгновение замолчала, этой паузой немедля воспользовалась младшая сестрица.
     - Скоро Праздник Священноначалия! - воскликнула она, всплеснув руками.
     - Не так уж и скоро, - поправила средняя сестра. 
     - Подумаешь, какие-то несколько недель, - возразила Галинея, уже поведавшая о новом  свадебном платье.
     Оно разительно отличалось от предыдущего, кажется поясом и вышивкой на нем, а может на юбке - Миона так и не поняла. Переспрашивать никто из слушательниц не стал. Но вот венок совсем не претерпел изменений: он как был из белых цветов, так и остался таковым.
     - Эти несколько недель должны еще пройти, - осадила жестом прыгающую от радости юницу Рицелла.
     - Ты говоришь, как старуха, - рыкнула Галинея.
     - Как ты разговариваешь! -  отшатнулась сестра. – Что подумают о тебе  гостья и слуги, когда услышат? Смею напомнить, что ты девушка из хорошей семьи и должна вести себя соответствующим образом!
     Галинея равнодушно пожала плечами - ее не слишком заботило, что о ней подумают какие-то там рабы, недостойные и глаз на нее поднимать. Она не Лурия и никогда не будет таскать за собой  рабыню, приравнивая ее к подруге или сестре. И уж точно никогда не будет возиться с чернью, кидая в фонтан монетку, дабы ее подобрал какой-нибудь бедняк и купил себе еды. Да он скорее приобретет себе вина или проиграет деньги в уличной игре.
     Не раз видела юница снующих в поисках удачи простолюдинов - о том, что и состоятельные господа могут быть азартными и проигрывать состояния, она не думала. Бедняки так и одолевают лавочников, умоляя дать им товар в долг и обещая вернуть все сполна, но вместо возвращения догов и работы предаются пороку и играют в кости прямо на улице, не стесняясь прохожих и господ, занятых куда более важными делами, чем нищие. Отец всегда дурно отзывался о попрошайках, сидящих вдоль улиц и просящих милостыню, называя их тунеядцами и богохульниками, что оскверняют чистый город. Он осуждал простолюдинов, живущих в нищете, говоря, что все это происходит исключительно по их воле и от нежелания трудиться ни на свое благо и уж тем более не на благо государства.
     Галинея, самая младшая из трех сестер, была любимицей богатого папеньки, до неприличия избаловавшего свою дочь.  Она являлась поздним ребенком и слишком походила на него скверным характером и холодным взглядом. Матушка же была более приятна и передала эту приятность двум старшим дочуркам. Родитель, коль позволяло время, и было желание, брал с собой Галинею на прогулку и подолгу рассказывал ей об устройстве государства и ответственности перед ним, что несет каждый гражданин, рассчитывая зародить в ее головке мысли не только о ленточках и заколках, но и о чем-то важном. В силу возраста и избалованности дочь не интересовалась скучными вещами вроде философии и политики, а предавалась развлечениям, запустив школьное обучение. Учителя сетовали на нее, а папенька, вняв мольбам крошки, разрешил не посещать занятия, считая, что это ни к чему его дочери, которую он сам обучает и  воспитывает.
243
     - Знаешь, ты слишком строга, - огрызнулась Галинея, скрестив руки на груди, - и все время ко мне придираешься.
     - Если бы отец был строже к тебе - это бы пошло только на пользу, - заметила Рицелла.
     С этими словами гостья была полностью согласна, данное высказывание поддержала и Миона.
     - Лурия, - подошла к ней юница, - хоть ты ко мне не строга.
     - Это потому, что я не твоя сестра и не так пекусь о твоем благополучии.
     - Разве ругать меня - это печься о благополучии?
     - Твои сестры желаю добра, и заботятся о тебе. Они хотят предостеречь тебя от бед и невзгод. Это сложно понять сейчас, но коль будет на то желание, осознаешь.
     - Давай не будет об этом, - попросила Галинея, совсем не желающая говорить на не интересующие ее темы. – Поедем с нами на праздник. Погадаем!
     - До него еще далеко, - остановила назойливость сестры Рицелла. – Но, честно говоря, я бы хотела, чтобы ты пошла с нами. Ты ходила в прошлом году, давай и в этом пойдем. Вдруг поймаешь кольцо.
     - Я хожу на праздник исключительно за компанию и, вроде как, следую традиции, а не для гадания.
     - Ты не хочешь выловить кольцо? – спросила удивленная Галинея, только и мечтающая сделать это. Она ходила  гадать, вот уже который год и всякий раз безуспешно – украшение с розовым камнем всегда ускользало от нее. Она была безутешна. Сестры и матушка успокаивали ее, напоминая о возрасте, но юница сочла себя невезучей и отложила свадьбу до следующего года.
     - Меня не слишком заботит замужество и совсем не тяготит отсутствие мужа. К тому же у меня очень красивое кольцо - жаль кидать его в воду.
     - Ах, а я хочу поймать, - премиленько сложила ладошки юница.
     Миона не удержалась и ухмыльнулась. Девушка обернулись на нее, она отступила.
     - Соглашайся, - умоляюще шепнула гостье в ухо Рицелла, взяв ее под руку. – Одной мне будет тяжело.
     - Дядюшка будет настаивать, чтобы я пошла, - улыбнулась Лурия. – Я согласна и пойду с вами, - пообещала она.
     Ей на шею кинулись сразу две сестры, причем младшая с таким жаром обнимала гостью, что едва не задушила ее.
     - Осторожнее, - откашлялась медноволосая.
     Миона забила тревогу, хозяйка осадила ее и уверила в напрасности переживаний.
     Рицелла оттащила юницу и погрозила пальцем, напомнив, что это ее подруга, и она желает, чтобы та жила как можно дольше и счастливее.
     - Ох, благодарю, - потерла Лурия горло.
     - Больно? – в один голос спросили сестры.
     - Не больно, но ты малость перестаралась, - выдохнула гостья, глядя на Галинею.
     После того, как все благополучно закончилось, и беседа потекла по спокойному руслу, девушки направились к выходу. Миона не отставала ни на шаг, следя за каждым движением девицы, чуть не лишившей ее хозяйки.
     Они уже подходили к двери, как  на пороге приемной залы возникла Мирана, только что прибывшая в отчий дом. Она улыбнулась при виде сестер и гостьи, крепко обняла их, словно давно не виделись.
     - Что это у тебя? - увидела рану в уголке рта Галинея.
     - Ударилась, - коротко ответила старшая сестра, не желая объяснять, что да как.
     Медноволосая и служанка переглянулись, понимая, что ответчица солгала.
     - Ах, Лурия, совсем забыла, - кинулась к ней Рицелла, - я слышала, в вашем доме был пожар! - и схватила ее за руки.
     Сестры обступили гостью, отстраняя хмурую Миону.
244
     - Было небольшое воспламенение. В конюшне.  Не более чем маленький огонек.
     - Ох, ничего себе огонек! – воскликнула Галинея. – Нам рассказали, ваш дом пылал жарким пламенем!
     - Слухи слегка преувеличены, - рассмеялась Лурия. - Не стоит верить толкам и пересудам.
     - Расскажи нам, что случилось-то? Почему так произошло? Обо всем расскажи! - попросила Рицелла, усаживая гостью рядом с собой.
     - Собственно и рассказывать-то нечего. 
     - Расскажи, расскажи! - без лишней скромности попросила юница, подвинув старшую сестру, оказавшуюся ближе нее к гостье.
     - Я спала, увидела сон, предупредивший меня об опасности. Когда я проснулась, побежала, куда ноги повели. Так и очутилась у конюшни. 
     - А где были слуги? – изумилась Мирана.
     - Мне тоже это было интересно, но я так и не добилась правды. Теперь это не имеет значения. Все благополучно завершилось - и я довольна.
     - Выпороли, как следует виновных? – поинтересовалась Галинея.
     Лурия непонимающе посмотрела на нее.
     - Прости?
     - Рабов хорошо наказали? – Глядя на гостью юница объяснила: - Этот сброд виноват, он едва не погубил тебя и твоего достойного дядю. Вы понесли убытки, жалких рабов следовало хорошенько выпороть.
     Миона перевела взгляд на госпожу, поднявшуюся с места. Следом за ней поднялись остальные.   
     - Я не разделяю твоего мнения, - уверенно сказала она.
     - О, Лурия, ты слишком печешься  о черни, - возник, будто из ниоткуда Катур. – Я согласен с моей младшей сестрой. – Он переглянулся с улыбающейся юницей, которая была рада видеть зятя. Пожалуй, больше никому он не доставил такой радости своим неожиданным появлением. – Эти босяки приносят слишком много хлопот.
     На этот раз Мионе не удалось скрыть неприязнь к нему.
     - Почему считаешь их опустившимися? Они такие же… - сдержанно отозвалась медноволосая.
     - Они рабы, рабочая сила без прав, бед средств, без ничего, чтобы делало их людьми. Они никто и ничто, Лурия.
     Миона покраснела, но сдержалась. На нее Катур даже не взглянул, считая недостойной и взгляда. Он лишь почувствовал на себе ее взор и презрительно ухмыльнулся.
     - Кажется, ты забываешь, как становятся рабами.
     - Да, да, как-то ты говорила, что они несчастные, проигравшие войну, или потерявшие кормильца. – Катур прищурил глаза. – Не стоит забывать, что многие из них разбойники и лентяи, предающиеся пороку, развлечениям и прелюбодеяниям.
     Лурия смолчала. Меж тем он продолжал:
     - Слуги настолько ленивы, что пока не увидят кнута или палки - не работают. На днях мой управляющий закупил палки покрепче - спины рабов часто ломают их. Рабы злы и коварны.  Стоит тебе отвернуться, как у них возникает желание воспользоваться ситуацией и нанести удар.
     Сейчас Миона подумала, что таких в его особняке очень много. 
     - Не вижу смысла продолжать этот разговор, Катур, - напряженно произнесла Лурия. - Безусловно, ты прав - среди окружающих нас много порочных и прелюбодеев.
     Гость прищурился, но посчитал подозрения необоснованными.
     - Я рад, что ты согласна со мной, - самоуверенно отозвался он, потом повернулся к жене и перемолвился с ней парой слов.
     В разговор поторопилась вмешаться Галинея, глядящая на зятя с обожанием (как и на его друзей) и слушающая всякое его слово с замиранием сердца.
245
     - Мы пойдем на праздник, - не скрывая радости, поделилась она. 
     - Будете гадать, - широко улыбнулся Катур. – Замечательно. Может и вам повезет, и вы выйдете замуж. – Он предложил руку супруге, приглашая пройтись. – Сколько же можно ходить в девичестве.
     Лурия покосилась на него, а он довольно кивнул на прощание.
     - Вот хам, - шепотом рыкнула Миона.
     - Он и хотел задеть. Только не понимает, что лучше так, чем быть битой и в прислугах у тирана-мужа. Если я когда-нибудь захочу совершить самую непростительную ошибку в моей жизни, останови меня, - шепнула в ответ хозяйка и повернулась к обиженной подруге. – Не расстраивайся, ты обязательно поймаешь кольцо.
     Рицелла, подавляя подступившие слезы, закивала.
     - И правда, ты намного старше меня - тебе пора замуж, - согласилась с зятем Галинея.  – Тебя скоро будут называть старой девой.
     - Твоя сестра красива и я уверенна, ей повезет. – Гостья попрощалась с подругой и вышла из дома, направляясь в бедный район. 
     - Не язык, а жало, - шепнула Миона на ходу.
     - Она наивно полагает, что с ней все и всегда будет благополучно и ей несказанно повезет с мужем, который будет безмерно любить и баловать ее. Но не видит того, что под носом.
     - Она бы хотела того красавчика в мужья, что интересуется своим племенем. Ох, будет безутешна, он не женится на ней, - ухмыльнулась Миона. - Хотя они достойны друг друга.  Госпожа, а он мне не так уж и противен.
     Хозяйка слегка улыбнулась.
     - Это потому что думаешь, его не интересуют женщины. Но это совсем не значит, что он не женится.
     На лице Мионы застыл вопрос.
     - У меня сложилось впечатление, что его интересуют оба пола, - сказала Лурия. - Тот аристократ женится, и будет иметь связи на стороне. Даже мужи питающие слабость к мужчинам вступают в брак.
     - Зачем, госпожа?
     - Как же - продолжение рода.