Недавно по ТВ (2001 год) был показан фильм о нобелевском лауреате и старейшине советской теоретической физики – академике Игоре Евгеньевиче Тамме. Мне хотелось рассказать об одном штрихе в его биографии, который не может не поразить воображение любого человека. Более того, про прошествии нескольких десятков лет мне становится понятно, что эмоциональный заряд от некоторых драматических фактов с годами может только возрастать, подчёркивая удивительную зависимость от незаметных, казалось бы, событий, значительных мест в нашей уже застывшей истории. Так как я не уверен, что этот факт нашёл отражение в прежних материалах о Тамме, я решил рассказать о нём, чтобы было понятно, как аспирант первого года обучения теоретического отдела ФИАН СССР вдруг оказался одним из хранителей этого штриха памяти о патриархе советской физики элементарных частиц.
Это было в 1965 году. Всё началось с того, что мой научный руководитель В.Я. Файнберг (ученик Тамма) спросил меня, не хотел бы я помочь И.Е. Тамму в решении увлекшей его проблемы устранения расходимостей в квантовой теории поля с помощью идей Эйнштейна. Нетрудно догадаться, какими чувствами я был обуреваем: как будто Бог услышал то, о чём я бы побоялся и мечтать. Подумать только: легенда советской теоретической физики – и вдруг я буду рядом! Справедливости ради следует отметить, что я был тогда весьма самоуверенным и специального преклонения перед авторитетами не испытывал. А связано это было с доступностью светил советской физики. Ведь на физфак захаживал Л.Д. Ландау, читали спецкурсы ученики И.Е. Тамма: В.П. Силин, Д.А. Киржниц и др. – а такие корифеи, как Н.Н. Боголюбов, А.А. Власов, Д.Д. Иваненко, А.Н. Тихонов и его ученики работали на физфаке! А такой всплеск в ряду неординарных событий, как лекция Л.Д. Ландау в Большой физической аудитории в его манере (вроде: «Луи де Бройль (один из создателей квантовой механики) так ничего и не понял в квантовой механике», или его приход в гостиную зоны «Б» Университета, когда студенты запросто позволяли себе ловить его на маленьких загадках-ловушках. А разве не является фантастическим приход по истине бога современной физики Нильса Бора вместе с Л.Д. Ландау на праздник Архимеда и его апофеоз – оперу «Архимед» (1961 год). Растроганный бог, обращаясь к молодым физикам, сказал: «Раз так вы веселитесь, то в физику годитесь» (перевод Л.Д. Ландау). Простите за лирическое отступление, но оно передаёт почти сказочную атмосферу начала 60-х годов на физическом факультете, когда там училась дочка Хрущёва, а высокопоставленные кубинские дипломаты угощали на Новый Год студентов-физиков кубинским ромом в столовой зоны «Б» (несколько сот счастливчиков).
Поэтому, когда Игорь Евгеньевич пригласил меня домой на обед («там и поговорим»), я не очень удивился, ведь его демократическое отношение к аспирантам было хорошо известно. Вот я накормлен прекрасным обедом, что для аспиранта со стипендией в 100 рублей (по тем временам не так уж и мало, ибо начальная ставка младшего научного сотрудника была 105 рублей)и живущего в общежитии на улице Вавилова было очень приятно. Уже во время обеда совершенно запросто и на равных Тамм поинтересовался, каковы мои научные интересы и как они стыкуются с его новыми идеями. Главная идея состояла в том, чтобы ввести кривизну в геометрию, но не обычного пространства, а импульсного, что автоматически должно было устранять расходимости в теории возмущений квантовой теории поля. В то время я самостоятельно пришёл к нелинейной электродинамике Борна-Инфельда и с гордостью (ведь славно оказаться в такой недурной компании) рассказал, как я это сделал, заметив, что в чём-то это корреспондирует с его идеей. Он дипломатично согласился, дал мне начало его черновиков и указал на трудность, которая возникла с самого начала…
К сожалению, он буквально через месяц серьёзно заболел, и его положили в академическую больницу. Я приходил к нему в палату 2-3 раза в неделю, чтобы сверять результаты параллельных расчётов. Конечно, мне было трудно угнаться даже за тяжело больным корифеем. У него за две-три недели появлялись черновики с номерами страниц вроде 684, а я был способен с трудом дойти до 70, а ведь он был тяжело болен, и я его видел только в постели. А вот такой штрих: вводит меня его лечащий врач со словами «пришёл Ваш ученик». Игорь Евгеньевич весьма недовольно: «Как это ученик…Не ученик, а сотрудник». Так он подчёркивал атмосферу полного равенства в совместной работе. Как далеко до такого образа поведения некоторым нашим бюрократам от науки и, особенно, теоретической физики.
Ну, наконец, я добрался до цели моего рассказа. Как-то во время одного из посещений Игорь Евгеньевич рассказал мне следующее. Когда он закончил Московский Университет в 1918 году (23 года отроду), а было это во время Гражданской войны, он оказался в одном городе на Украине (кажется, Кировоград), захваченном белыми. Естественно военные шутить не любят и подозрительных людей задерживают. Почему-то невысокий молодой человек с черепом Сократа и пронизывающим насквозь взглядом необыкновенно умных глаз оказался подозрительным и попал на допрос к офицеру-контрразведчику. Последний, конечно, не предполагал, что перед ним будущее светило науки и будущий нобелевский лауреат, но чутьём Шерлока Холмса понял, что перед ним всё-таки непростой человек и вполне тянул на красного шпиона, хотя уверял, что он обычный студент. Но всё-таки Тамму повезло, что он попал в руки не красного офицера или махновца, а образованного профессионала, который не жаждал стрелять невинных людей, но и выпускать возможного шпиона не хотел. Офицер находит остроумный, хоть и жестокий, способ, доступный только высокообразованному человеку (это весьма редкий случай на войне). «Коль господин окончивший Университет студент и физик, то должен знать математику, а посему пусть возьмёт следующий интеграл и тем докажет свою правоту, иначе расстрел». Кто бы мог подумать, что судьба многих разделов физики наших и, не только, вузовских учебников и целых направлений в физике зависела в данный момент от самообладания молодого студента-выпускника и от того, не захлестнёт ли жестокий вихрь войны почти сказочно появившийся росток разумности, а может быть, интеллектуального родства потенциальных врагов? Но интеграл взят! И можно только благодарить судьбу, что пусть случайно, но среди русских военных офицеров того времени встречались образованные и ответственные люди, сохраняющие для Истории отдельные драгоценные людские души в молохе кровавого бессмысленного уничтожения миллионов людей.
Читатель легко догадается, как я был потрясён этим рассказом. В то благодатное время, когда Гагарин первым из землян побывал в космосе, и будущее представлялось нам в самых радужных тонах, трудно было вообразить себе, что роль случая в истории науки столь велика, если этот случай разыгрывается на мировом разломе Истории великой страны. Конечно, я не мог понять, почему Игорь Евгеньевич рассказал мне это. Не знаю, многим ли, кроме родных, он это рассказывал, но сейчас в 21 веке мне кажется, что такой невероятный факт мог бы быть интересен для осмысления непростой истории России двадцатого века и, особенно в наше столь драматичное время.
ЭПИЛОГ
Всё написанное выше я опубликовал с микроскопическими расхождениями чуть более 14 лет тому назад в местной газете г.Троицка (Московская область) «ЭТО – МЫ» №5 (32) Март 2002. Через некоторое время мне пришла в голову мысль: а вот бы написать роман, как жили поблизости и учились в одной гимназии два способных мальчика с разницей в возрасте около пяти лет. Каждый мечтал о своём, но пути их разошлись не сильно. Старший пошёл в артиллерийское училище, славившееся отменным качеством образования, а младший увлёкся физикой и грезил наукой. И вот наступил величайший разлом в истории человечества в 1917 году, и в 1918 году судьба бывших и почти знакомых мальчиков приводит их к тому, о чём я рассказал выше. Дальше с вехами биографии И.Е. Тамма можно ознакомиться в Интернете, а старший из двух героев офицер царской армии эмигрировал в Турцию, а потом, в конце концов, оказался в Швейцарии. А надо отметить, что Тамм был альпинистом (кстати, как и Бор, который молодым влез по стене на высотку и еле отбился от полицейских) и как-то с явным удовольствием рассказывал мне (не зная, что я воднолыжник), как катался на водных лыжах на озере Женевы (Леман фр.) и вначале освоил сомнительную прелесть эффектных падений. Так вот в ненаписанном романе бывший белогвардейский контрразведчик, ныне интеллигентный таксист, сочувствующий СССР и тоскующий по Родине, прогуливался по набережной Лемана и вдруг увидел пожилого воднолыжника, страшно похожего на его когда-то молодого отпущенного им «шпиона». А ещё в Гражданскую он, обладая феноменальной памятью на лица, как-то во сне вдруг понял, что отпущенный им студент это Игорёша, которого он знал в гимназии и не узнал на допросе, так как перед этим не спал две ночи подряд и был измучен до сомнамбулического состояния. А сейчас, проснувшись после вещего сна, он со слезами на глазах благодарил судьбу за то, что Игорёша взял интеграл. А потом через сорок лет он, интересующийся успехами СССР, узнал, что Игорёша стал Нобелевским лауреатом и уже поблагодарил себя за то, что не поддался страшной усталости и ответственно отнёсся к работе с «красным шпионом». А теперь снова судьба свела их вместе, и он уже не мог удержаться от предательских для бывшего контрразведчика слёз и щемящей ностальгии по утраченной Родине. Он будет в СССР и встретится с Игорёшей.