Дружок

          Тёплый мягкий клубок выкатился из кустов нам под ноги. Было темно, и мы сначала даже не поняли, кто это. Я подняла его на руки. Котёнок, щенок?
          - Пошли к фонарю, - предложил сын.
          Клубок извивался у меня в руках, егозил и хватал меня за пальцы. Скорее радостно, чем враждебно.
          При свете фонаря нарисовался чёрный щенок. Судя по морде - точно щенок. Остальное надо было срочно рассмотреть дома. От клубка попахивало, и весь он был какой-то грязноватый. Даже на ощупь. Его надо было вымыть. Именно эта мысль - вымыть - первой пришла в голову. Оставить у себя - это потом. Этот вариант тоже напрашивался, но окончательно созрел дома.
          Мы давно хотели собачку. Но так... теоретически. Мечтали. Подбирали породу, спорили. Собака - это же друг, преданный и надёжный. Член семьи на долгие годы. Правда, у нас уже жил кот - больше хозяин, чем член семьи. И вообще в доме всегда были разные животные. Чередовались попугаи, крысы, черепашки, рыбки. Всех мы баловали, со всеми возились и носились. Бывало, спасали замёрзших птичек, держали их в клетке до весны.
          Но собаки никогда не было.
          И вот теперь я держала в руках  живой грязный клубок. Может, судьба?

          Младшие сыновья встретили нас спокойно, что меня удивило. Ведь сами хотели собаку!
          - А это кто это? - спросил Сеня.
          - Это? - сказала я. - Это собака. Судя по всему.
          Похоже, я не была в этом уверена.
          Процедуру мытья гость перенёс нормально. Видимо, принял её за дождик. Он бегал по ванне, а я его мыла детским шампунем. Весь в белой пене, щенок фыркал, чихал, кувыркался, но не терял жизнерадостности, мотая палочкой странного лысоватого хвоста.
          Младшее население  набилось в ванную и смотрело. Наконец, я облила щенка тёплой водичкой и завернула в старое полотенце. Торжественно и немного опасливо (что получилось?) я положила влажный комок на диван и стала энергично вытирать. Полотенце кряхтело и вертелось под моими руками. Закончив манипуляции, я извлекла щенка из полотенца  и поставила его на пол на коврик...

          - М-да, - сказал старший сын.
          Все молча с ним согласились.

          С минуту обалделый собачонок приходил в себя, а мы его рассматривали. Очень маленький и очень пузатый, он покачивался на коротких тощих лапках. Спинка  была лохматая, хоть и мокрая. Тонкая шейка. Живот просвечивал. Хвост почему-то был гладкий  как прутик. Он торчал вверх и выглядел чужим. Несмотря на явную молодость щенка, ушки стояли, и только самые кончики свешивались треугольничками.
          Щенок задорно поглядывал на нас снизу чёрными выпуклыми глазками. Он был до того уморительный, что, кроме смеха, не вызывал ничего. Во всяком случае, не радость и не  восторг от его приобретения.
          - Это собака? - недоверчиво спросил Гоша.
          - Ну да... - ответила я.

          Щенок вдруг ожил, присел, как перед прыжком и шустро побежал по квартире, загребая кривыми лапками. Из спальни величественно выплыл Мартин и замер от неожиданности, глядя на новичка. Его жёлтые глаза округлились. Щенок подбежал к нему и смело цапнул его за белоснежную лапу. Вернее, за белоснежный носок. Мартин был антрацитово-чёрный, только лапы и грудь снежно-белые. Да уж,  не чета некоторым приблудным заморышам....
          Лапу кот брезгливо отдёрнул и остался стоять с поднятой, вопросительно глядя на нас: "Вы чего принесли? Откуда это вообще?"
          Щенок не обиделся и  побежал дальше. Очень бодро он обегал все углы - а мы, конечно, за ним - и безошибочно остановился на кухне.
          - Нюх, - отметила я.
          - Лопать захотел, - констатировал старший сын.
          - А чем его кормить? - спросил Гоша.
          - Нечем, - ответил ему Сеня.
          - Найдём, - сказала я. - Четверо больших человеков не смогут накормить одну махонькую собачку?
          И мы её накормили. Махонькая собачка с удовольствием съела нарезанную варёную сосиску и кусочек размоченной в молоке булки. Наверно, всё это было не по правилам, но мы ведь не были подготовлены. Завтра мы этот вопрос проштудируем.
          Кот, не вмешиваясь, наблюдал за нами из коридора.
          Щенок оставил на кухонном полу лужу и заковылял в комнату. Там он разлёгся на коврике и заснул. Он удивительно быстро освоился в чужой квартире!
          А мы сидели на диване и решали главный вопрос.
          - Ну что, оставляем? - спросила я у всей честной компании.
          - Оставляем! - оптимистично отозвался Сеня.

          - Так. - Я стала загибать пальцы. - Завтра утром к ветеринару. Собака с улицы, мало ли. У него, скорее всего, глисты. Не привит. Потом - еды надо. Миску, поилку. Подстилку. Игрушки. Вот сколько всего! А гулять? А лечить? Я заметила - на ушах у него что-то...

          - Главное забыли, - сказал Серёжа.
          - Что?
          - Как назовём?
          - Когда я была маленькой, - говорю, - у нас был огромный пёс Верный.
          Смотрим на чёрный комочек.
          - Не тянет он на Верного, - говорит Сергей.
          - Не тянет.
          - Нет.
          - Думайте.

          Щенок проснулся, вскочил и снова забегал по комнате. Надо же, какой непоседливый попался. Нас он как-то не замечал. Пока он спал, он высох и выглядел поприличней. Вот только хвост - как чёрный карандаш. Разве такие хвосты бывают?
          - Вы пока к нему не лезьте, - предупредила я мальчишек. - Сначала к врачу.
          Насчёт глистов я угадала. Щенок не замедлил наронять по полу таких явных доказательств, что сомневаться не приходилось.
          - Ну, вот и первые радости, - сказала я, убирая доказательства.
          Мартин царственно проследовал мимо нас в спальню. "Дураки," - говорил его задранный кверху пушистый хвостище.
          Как он оказался прав!

          На следующее утро я понесла щенка в ветклинику. Нас дружелюбно встретил необъятный мужчина двухметрового роста. Как он управляется, например, с хомячками? - думала я, глядя на его огромные пухлые ладони. Ему бы слонов лечить...
          Врач, к тому же, оказался очень смешливым. Чем-то наш пёс рассмешил его.  Он всё время хмыкал и покашливал, пока его осматривал.
          - На улице подобрали?
          - А как вы поняли?
          - Ну, не станете же вы уверять меня, что он домашний!
          - Да, вчера вечером...
          - Так-так. Так-так. Ну-ка, чудо-юдо, не вертись... Хм... Ну что ж...  Дело ясное.

          "Ясное дело" обернулось глистогонным средством, мазью от коросты на ушах, промыванием для глаз, шампунем от блох, витаминами и напутствием, что, если  всё обойдётся, надо будет прийти на прививку.
          - Запущенный случай, - бодро подытожил врач, нависая над нами горой.
          - А сколько ему? - спросила я.
          - Полтора перевалил, но двух ещё нет.
          - А... скажите... он породистый?
          Доктор хрюкнул в кулак:
          - Дворянин.
          - Спасибо, доктор.
          - Карабкайся, дружок, - улыбнулся врач, нажимая пальцем  на собачий нос.

          Так у нас появился Дружок.

          "А почему это он вдруг запущенный?" - озадаченно размышляла я по дороге домой, прижимая к себе корзинку со щенком. Выглядел он довольно весело, и кончики его ушей трепыхались презабавно.
          - Ты почему запущенный? - допрашивала я щенка. - Ты же чистый. И вид у тебя нахальный.
          Но не мог же такой огромный доктор ошибиться. Почему-то казалось, что, будь он поменьше, он бы имел больше прав на ошибку. Но врач, с трудом умещающийся в собственном кабинете, должен иметь просто неподъёмный багаж опыта и знаний.
          Я просто не знала ещё, что меня ждёт.

          Глистогонное средство действовало почему-то исключительно по ночам. Днём Дружок елозил задом по полу, и этим ограничивалось. Но ночью... Я перестала спать. Слишком неэстетично рассказывать о том, как я дежурила с совком и тряпкой, подтирая, подчищая и приводя в порядок испакощенный тут и там пол. Коврики и палас мы заблаговременно убрали. Меня мутило, но я боялась заснуть, нужно было всё время караулить. И ночь, и две, и много ночей. Поразительно, как маленький, неокрепший, недавно появившийся на белый свет пёсик мог  всё это выдержать. Про себя я молчу. Я давно жила на этом свете.
          Вспоминая врача, теперь я понимала, что он имел в виду. Оставшись на улице, Дружок неминуемо бы погиб через несколько дней. А может, и раньше. Его бы съели изнутри.
          Что интересно, он по-прежнему чувствовал себя неплохо, имел прекрасный аппетит и настроение ему портили только зуд и неудобство под хвостом. Тяга к жизни у него оказалась просто колоссальной! Ему сказали: карабкайся, и он карабкался изо всех своих щенячьих  сил. Ну и наших тоже.
          Уши и глаза мы вылечили Дружку довольно быстро. Это даже в счёт не шло на фоне остального.

          Но всему когда-нибудь приходит конец. Кончились и кошмарные ночи. Все вздохнули с облегчением и нацелились носами в дальнейшую здоровую увлекательную жизнь. Настало время выводить в свет нашего пса. На воздух. Себя показать, на других посмотреть. Так, кажется, звучит известная поговорка?
          "Показ себя" неизменно проходил под улыбки и смешки прохожих, собачников и даже,  возможно, их превосходных собак. Видимо, всем было непонятно: это взрослая карманная собака какого-нибудь китайского производства или щенок, не похожий на обычных щенков его возраста?
          Дружок действительно выглядел странно. Этакий гадкий собачий утёнок. Пузатый, тонкошеий и кривоногий. Но с торчащими ушами. Я, например, таких щенков не встречала ни у кого. Впрочем, Дружку до общего мнения не было никакого дела. Он старательно и очень делово бегал возле наших ног, не отставая и не убегая, но и умудряясь при этом не обращать на нас внимания. Вот эта его черта - не лезть в дружбу ни с кем - изумляла меня и особенно мальчишек, вызывая недоумение и огорчение. Но - подрастёт, привыкнет. Да и болезнь, судя по всему, наложила свой отпечаток.
          Мы старались окружить Дружка вниманием и даже, может быть, излишней заботой. Соблюдая диету, тем не менее подсовывали всякие вкусности, накупили ему собачьих игрушек, возились с ним и угождали всячески, чем заслужили возмущение и даже презрение нашего кота.
          Он как раз Дружка игнорировал как мог, к себе не подпускал и вообще жил своею жизнью. А мы-то надеялись, что они станут друзьями!

          Так прошёл месяц, другой, третий, и наш Дружок стал стремительно хорошеть. Он постройнел, оброс длинной, блестящей, волнистой шерстью, и даже его полукрысиный хвост вдруг "заколосился" и превратился если не в опахало, то во вполне пушистый чёрный веер. На груди и лапах проступили подпалины, а над глазами нарисовались два симпатичных коричневых кружочка. Сыновья полазили в компьютере и нашли, что, может, Дружок и "дворянин", но не чистый, а очень похожий на московского той-терьера. Только, скажем так, попроще, не такой изысканный. Может, помесь?
         
          Теперь уже никто не смеялся над нашим Дружком. Наоборот, стремились погладить. "Ах, лапушка какая!" Но...
          Куда деваться от этих "но"? В противовес улучшениям внешним у лапушки стали проявляться не самые приятные черты внутренние.
          Началось с того, что он как-то отказался заходить домой, хотя гуляли мы долго.
          - Дружок, домой. Домой! - настаивала я, стоя у подъезда.
          На скамейке сидел сосед, пренеприятный пожилой тип, склочник и сплетник, умудрившийся поссориться не только со своей семьёй и с соседями, но, кажется, и со всем миром. И вдруг наш пёс, не желая идти ко мне, спрятался за ноги этого ехидного мужика и предательски посматривал на меня из укрытия. Что такое, в чём дело? Я его не обижала, мы хорошо погуляли, почему он поставил меня в такое дурацкое положение?
           Сосед начал поглаживать Дружка по загривку и приговаривать:
           - Что, обижают тебя плохие хозяева?
           Этого ещё не хватало!
           Я всё-таки выудила пса из-под скамейки и на руках внесла в подъезд.
 
           И пошло. Каждое возвращение домой превращалось в муку. Если у подъезда стояли люди, Дружок использовал их, как своих адвокатов, прятался и поглядывал этим своим новым отвратительным иудским взглядом, поджав уши. Умей он говорить, он бы, наверно, попросил политического убежища. Соседи подозрительно косились на нас: не издеваемся ли мы над бедной собачкой? Девушка с верхнего этажа так и спросила однажды:
          - Вы что, бьёте его, что он так боится?
          Это было до того унизительно, что я даже не нашлась, что ответить. Возможно, на месте девушки я бы тоже так подумала? А Дружка после этого действительно захотелось шлёпнуть как следует! Но мы его никогда не били, в этом-то и весь парадокс!
           Дома Дружок с аппетитом ел и ложился отдыхать на свою подушку на диване. Он давно облюбовал себе это место, и мы не стали ему в этом отказывать. Пусть, если ему нравится. Мартин, к счастью, спал в кресле.
          А мы с сыновьями вновь и вновь обсуждали странное поведение нашего пса. Откуда у него это угоднически-заискивающее выражение глаз, прижатые уши, будто он  и боится, но в то же время и предаст - и не задумается? Он и дома порой при строгом выговоре так поглядывал: искоса и предательски, но не виновато, как другие собаки, а как-то ...противно.

          - Шестёрка, - махал рукой Сергей, и не согласиться с этим было трудно.

          Нам было досадно. Ральф с первого этажа гулял один и бежал домой при первом оклике из окна. Напротив жила овчарка, умнейшее животное, а наш Дружок никак не оправдывал своё имя. Нет, он не был другом. Но мы продолжали надеяться, что время работает на нас.
          А пока решили посадить Дружка на поводок. Теперь заходить домой стало легче, но гулять! Дружок не умел ходить на поводке, не хотел и не собирался! Ни рядом, ни впереди, ни хотя бы в отдалении. Он рвался куда-то в сторону изо всех сил, и получалось не гулянье, а перетягивание каната. Никакого удовольствия ни нам, ни ему. Это ещё хорошо, если было сухо. А если дождь и грязь? Мы пробовали спокойно, но настойчиво его приучить, но так и казалось, что Дружок всё делает специально наоборот! Не захочет - и не будет, а начнёшь требовать, опять появится поджатый хвост и  этот взгляд - трусливо-упрямый.
 
          Когда Дружку  уже перевалило за полгода, он выкинул очередной номер. В тот день мы выгуливали его с Сеней. И всё было хорошо. Дружок  играл, бегал по лужайке, знакомился с собаками. И даже без поводка охотно побежал за нами к дому. Мы его нахваливали и были в отличном настроении.
          Возле подъезда Дружок вдруг круто повернул и побежал по тропинке через двор.
          - Дружок, Дружок! - звали мы в два голоса.
          Он остановился, поглядел на нас и затрусил дальше, трепыхая независимо и, как казалось нам, насмешливо кончиками своих стоячих ушей. Больше он не оборачивался, а мы не побежали за ним. Это было бессмысленно. Он ведь не за кошкой погнался и не за собакой, он убежал, потому что так решил.
          Мы с Сеней смотрели друг на друга, и чувство было такое, будто нам наплевали на макушку.
           Дома было грустно. Мы поняли: Дружок нас не любит. Убежал, не захотел  жить с нами. Почему? Ведь мы старались. Лечили. Спасали. Заботились. А ещё говорят: подбери на улице собаку и преданней друга не найдёшь. Враньё...
          Мартин, уловив наше настроение, уселся возле нас и переводил свои жёлтые глаза с одного на другого. Он, кстати, обожал собрания. Всегда приходил на обсуждения и молча внимал. Плохо, что молча, а то бы он сказал!

          Два дня прошли в раздумьях и беспокойстве...
          На третий утром, выглянув в окно, я увидела возле скамейки Дружка. Вернулся, блудный сын!
          - Дружок! - позвала я, и, когда он поднял голову, понеслась вниз. Открыла дверь. "Блудный сын" спокойно, без всякого раскаяния, вошёл в подъезд и поднялся по ступенькам. Я помыла ему лапы, и он с жадностью накинулся на еду. Потом улёгся на диване и захрапел.
          "Вернулся" - радовались мы. Понял, бродяга, что дома лучше. Кому ты там нужен, на улице?  Хорошо, что жив!
          Несколько дней прошли спокойно. А через неделю Дружок снова убежал. Когда он убежал в третий раз, я не стала его пускать. Было обидно. Я сидела на кухне и чуть не плакала, но выдерживала характер. Что же, так теперь и будет? То ли есть собака, то ли нет. Разве мы такого ждали, когда подобрали на улице умирающий комок шерсти? Друг семьи, называется. Член!
          Сеня и Гоша  ушли в школу. Они  рассказывали  потом, что Дружок шёл за ними  в отдалении, будто выслеживал, а когда они поднимались на школьное крыльцо, наблюдал за ними  из-за угла. О чём он думал тогда? Может, недоумевал, что его не узнают? Как назвать такое поведение? Ведь другая собака просто бросилась бы ласкаться, пусть и виновато?
          Вечером мы, конечно, его пустили. Есть-то он должен. Да и соседи... Сердобольные наши соседи.
          Так и повелось. Несколько дней Дружок жил дома, несколько - в бегах. Нас он, конечно, знал, но не считал нужным признавать за хозяев, а уж тем более любить. Но квартира - это удобно в смысле еды и отдыха. Дома он отъедался, отсыпался и - на волю вольную. Такой командировочный пёс.
          - Ох, нанесёт он нам заразы, - вздыхал Серёжа.

          Может, мы не умели обращаться с животными? Это ерунда. Меня с детства окружало разное зверьё, и домашнее, и дикое. Сыновья никогда не обидели даже муравья. Сеня как магнитом притягивал к себе разных кошек.
          Мне часто вспоминался наш Верный. Огромный белый красавец, друг, защитник, весельчак. Катал меня на своей мощной спине. Сам обожал кататься с папой на мотоцикле в люльке. Однажды он спас папу от верной смерти. И никогда не взял куска из чужих рук. Всегда защищавший нас, как самое дорогое. Геройски погибший, верный, преданный товарищ. Где-то в глубине души я надеялась, что и Дружок будет таким же.
          Справедливости ради хочу сказать, что у нас и мысли не возникало как-то отделаться от Дружка, завести его куда-нибудь в лес или за город. Мы уже воспринимали его как свой крест, который надо нести. Надо! Невелика, конечно, радость, но что делать? Мы в ответе за того... Что там придумал Экзюпери? Ну вот.
          Когда Дружку исполнился примерно год, у него обнаружилась ещё одна, самая худшая черта: он стал кидаться на маленьких детей. На самых маленьких - двух-трёх лет. Не кусал, но лаял, оскалившись, и, конечно, очень пугал. Дети визжали, плакали в голос.
          Это был перебор, и мы навсегда посадили его на поводок. Мы знали, что такая жизнь тяготит его. Это означало конец его экскурсиям, но выхода не было.

          Однажды Сергей пошёл по делу к своему другу, за два квартала от дома, и заодно захватил с собой Дружка, прогулять. В подъезде он привязал поводок за батарею. Когда, минут через десять-пятнадцать, Серёжа спустился, собаки в подъезде не было. Поводок был привязан, а ошейник расстёгнут. Ясно, кто-то его выпустил. Зачем, почему? Сергей обошёл дом, позвал. Но мы привыкли к побегам Дружка, и, не особенно волнуясь, сын вернулся домой. Мы решили так: подъезд крошечный, Дружок, видимо, рвался к двери, и кто-то, выходя, выпустил его. Решил,  что собаку нарочно привязали, бросили. Почему-то именно эта мысль засела у нас в головах. Другой вариант мы не рассматривали. На улице было лето, замёрзнуть он не мог.
          - Есть захочет - вернётся, - сказал Сергей.

          Но Дружок так и не вернулся. Через неделю Гоша высказал страшную мысль, которая потом долго мучила нас:
          - Мам, а может, его не выпустили, а убили?
          Меня обдало жаром, я посмотрела на Серёжу, он на меня.
          - На шапку, - прошептал он.

          Прошло два года. Я пошла в гости к своей подруге, она жила в соседнем квартале, как раз между нашим и тем, где пропал Дружок. Возле детской площадки мне попал камешек в туфлю, и я села на скамью, чтобы вытряхнуть его. Обуваясь, я заметила за кустами маленькую худенькую женщину с собачкой. Это был Дружок! Я не ошиблась, это был он! Пёс яростно тянул поводок в сторону, а женщина, упираясь, натянув руку, как струну, шагала за ним. Знакомая картина! Так и не научился ходить на поводке!
          Какое я испытала облегчение! Жив, бродяга!
 
          Прошло ещё несколько лет, может, и Дружка уже нет на этом свете. С его авантюрной натурой всё могло случиться. Сыновья выросли. Но мы часто вспоминаем наше убоище, нашего невозможного, несносного пса. А может, это и неудивительно, ведь ничто - ни хорошее, ни плохое не проходит бесследно в нашей жизни. И мы до сих пор рады, что он тогда выжил, его приютили, а может, и приручили! И полюбили.

          Дружок-Дружок, кусок нашей жизни, хоть и несладкий!




         * рисунок автора.