Под голубым небом, засыпанным рваными облаками, бесконечно далекий взгляд, тонущий где-то между строк на странице книги, которая прочувствовала на себе и рассвет, и утро, и сменяющий его день, устремила девушка лет 21. Легкое длинное платье из шифона, окутавшее ее мраморное и вот уже который час неподвижное тело, удобно расположившееся на гамаке, закрепленном на сильнейших ветках дубов, развевалось на ветру, обвисающими лоскутками. Все это время не замечая ни природной симфонии, торжественно приветствующей ее совершенство, ни солнца, которое то баловало ее своими теплыми лучами, то скрывалось, точно обиженное, за ширмой облаков, она пыталась найти выход из лабиринта, царствующего в ее голове. Ее терзали мысли о счастье, которые до недавних пор казались ей ясно вычерченными огранками имеющихся представлений и которые так вскоре рассеялись, словно пустынный мираж.
До недавних пор ясная дорога, по которой она двигалась к своей цели, вела ее верно к заблаговременно установленной мишени до тех пор, пока сильнейший ураган не смел его с ее пути, который проходить было не столь легко. Путь, усеянный самыми прекраснейшими цветами и морскими ракушками, превращался в шипы с каждым шагом под ее ступнями, окровавливая нежные босые ноги. Цель оправдывала ее пытки, она ее оттачивала, словно алмаз, который вот-вот станет бриллиантом. Но, что теперь? Теперь, когда не видно мишени, на который можно бросить уверенный взгляд, стремясь к которой можно было обернуться и усмехнуться над цветами, которые обманчиво манили ее к себе, жадно испивая крови ее ног...
Фиаско?
Нет!
Новый путь, новые возможности! Новая мишень! Та уже себя оправдала, исчерпала все то, что так жадно ее манило. Она, теперь уже созревшая и готовая к новым испытаниям, была обута в волю, в жадную мечтательность, которой так и были наполнены ее глаза. Мечтательность, которая не отрывала ее от реальности, не уносила в иной мир, а все сильнее и сильнее приковывала ее к земле, подковывала и устремляла ввысь, которая встречала всякими остротами и колкостями, раня и обрезая крылья, но вера в нее лишь придавала сил.
Но в этом ли счастье? В целях? В их достижении? Что это? Материальное окружение, фактическое созерцание плодов упорства или же нарицательное состояние души? "Что оно - счастье?" - спрашивали брови девушки, волнами ударяясь о первые трещинки морщин на гладкой переносице и вновь разглаживая их.
Одинокая, она все чаще стала задумываться о бренности бытия, столь философском умозаключении, которое было явно негоже девушке возраста весны. Она многое пережила, прошла через многое: взлеты и болезненные падения ковали ее прочную, как сталь, волю, что заковало скорее и сердце. Кузница жизни, ударяя раскаленным молотком о столь невинное создание природы, мечущееся в лесах и бегущее, обгоняя сам ветер, одарило ее мышлением, убивающим все самое прелестное, о чем могла бы мечтать самая обыкновенная дурнушка с игриво полуоткрытым ртом, прихлопывая ресничками, обрамляющими глупости полные глаза, но такие счастливые...
Успешные женщины всегда в душе одиноки, ум женщине не дар, а проклятие. И сколько бы она не ухитрялась, ставя себя в якобы невыгодное положение, она все равно в выигрыше. Но это не есть счастье. Это не есть победа. Это и есть бренность бытия женского начала.
"Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой".
Ветер все так же ласкал свисающий подол ее легкого платья. Солнце лишь светило, но не грело, а небо... Ватные облака нахмурившись приобрели сероватый оттенок и словно в стычке между собой, пинали и ударяли друг друга, угрожая громкогласным громом и всеосветляющей молнией. Первые капли дождя, не успевшие попасть на открытую страницу книги, пробудили девушку и заставили ее, босую, спрыгнуть с гамака.
Она не стала находить себе укрытие. Ноги ее желали этой свежести, и, поддаваясь ритму природы, она стала кружить в дуэте с летним дождем, вкушая аромат счастья.