Не ты первый, не ты последний

Михаил Бородкин
Автор: Паникос Пеонидис
Перевод с греческого языка: Михаил Бородкин (Mike V. Borodkin)

*****

Первым о своем сыне заговорил Андроник. Начал ни с того ни с сего рассказывать, как рано утром оказался у дверей офиса, где всем заправлял его старший, и стал дожидаться, пока тот выйдет.
 
— Раз уж ты не приходишь меня навестить, я сам к тебе приду, — сказал старик упрямым голосом своему другу Софоклу.

Но в тот день Андроник не дождался сына. Молодой человек уже был на полпути в международный аэропорт, налегке, можно сказать, с кейсом, в котором лежали документы, электрическая бритва и сменное белье.

— Я увидел сына во сне,— продолжил старик, и его голос из упрямого стал взволнованным. — Он еще маленький мальчик в коротких штанишках, поднимается по лестнице на какую-то террасу, а я зову его, чтобы он возвращался. Ругаюсь, обещаю, что накажу. Но он не возвращается, а я ору как сумасшедший. Он потерялся в парке за террасой… а я проснулся… слава Богу.

— А я не знаю даже, где теперь моя семья… — неожиданно заговорил Софокл. — Мы развелись, когда моему сыну еще и года не было. Я слышал потом, что они уехали в Германию, к дяде. В ФРГ, конечно, не к коммунистам же!

Он вздохнул и потом добавил:

— Я был плохим отцом и еще худшим мужем.
— Погоди, ты даже не хотел узнать, где они и как? А она не потребовала алиментов на ребенка?
— Не потребовала. Она была особенная женщина, гордая. И ее семья такая же. Я оскорбил ее когда-то, обесчестил. С глаз долой — из сердца вон! Да, в молодости я натворил много глупостей.

Больше друзья об этом не говорили. Андроник молчал из такта, а Софокл чувствовал, что в его душе отверзалась рана, которую нельзя ни залечить, ни успокоить. Андроник встретился наконец со своим сыном, тот угостил его кофе и оставил сидеть в открытом кафе на углу улицу, а сам отправился решать свои проблемы с клиентами и поставщиками.

Софокл же сделал несколько звонков, нашел двух кузин своей бывшей, но те ничего не знали о сестре. В свое время Софокл, что называется, бросил в спину уходящей жене много камней, оборвав все связи с ней и с ее родственниками. Кузины сообщили немногое: богатый дядюшка умер, отписав племяннице все свое состояние, а она снова вышла замуж. Все это случилось много, очень много лет назад. Но тут Софокл проявил несвойственную ему настойчивость, инициировав небольшое расследование в Германии. Благо частных сыскных агентств там было предостаточно. Через пару недель сыщик переслал ему по факсу некоторые документы, из которых Софокл узнал новую фамилию бывшей. Но что дальше? Пока Софокл пребывал в раздумьях, обстоятельства его опередили: в воскресный вечер ему позвонил один из кузенов бывшей, и, не отвлекаясь на посторонние разговоры, сразу перешел к делу:

— Ты живешь там, где раньше?
— Да. А что случилось?
— Тебя ищут.
— Кто?
— Твой сын. — Послышались короткие гудки. Отбой.
 
И действительно, сын, взрослый мужчина, уже с детьми, приехал спустя несколько десятков лет, чтобы найти его, старого Софокла. Своего настоящего отца.

Старик сделал все возможное, чтобы встреча прошла хорошо. Чтобы все было достойно. Он надел свой лучший костюм, купил в магазинчике на углу сласти для детей, дорогое вино для мужчин: оно поможет преодолеть стеснение первой встречи и настроит на лирический лад. Воспоминания, истории… отцовские объятья.

Летним днем перед домом Софокла остановилось пыльное такси. Послышались голоса, капризный детский плач, и вскоре показался плечистый мужчина в деловом сером костюме. На солнце золотой молнией блеснули запонки и браслет часов.

— Вы — господин Софокл? — спросил мужчина, едва открылась дверь.

— Костас? — спросил его старик дрожащим голосом. Он был готов обнять сына. Но тот неожиданно отстранился. Софокл похолодел, что-то сжалось внутри него. Они говорили на английском: старик по-лондонски, так как несколько лет жил на Островах, а Костас — с отчетливым акцентом, немного в нос.

— Господин Рихтер. Я приехал, чтобы познакомиться. Времени для разговоров нет. Дети хотят на море.

— Останься… — прошептал Софокл.
— Я вижу, что мы не похожи, — сказал Костас. В его глазах появился холодный блеск. «Как у нацистов», — подумал вдруг Костас. И тут же одернул себя: какие еще нацисты? При чем тут они? Но старик видел, что сын держится холодно, уверенно и отстраненно. Типичный северный европеец.

— Я твой отец!

— Отец? — на губах мужчины появилась холодная улыбка. Больше он не сказал ни слова. Пожав руку Софоклу, он покинул дом.

Оставшись один, старик буквально рухнул в старое кресло. Через несколько часов он немного пришел в себя и тут же позвонил своему другу Андронику.

— Приезжай. Ты мне нужен, — и, не дожидаясь ответа, коротко рассказал о произошедшем.

— Мне очень жаль! — сказал Андроник. Его голос и правда был расстроенным.

— Такого я не ожидал, — Софокл невольно сделал ударение на первом слове, словно хотел вложить в него всю свою боль и смятение.

— А чего ты ждал? Объятия и слез радости? Твой Костас приехал, чтобы посмотреть дом, который ему достанется после твоей смерти.

— Не говори так! Ты что?!

— Посмотри правде в глаза. Что посеешь, то и пожнешь.

Наступила тишина. Софокл чувствовал, что земля уходит из-под ног. Он не мог дышать, его лихорадило. Старик даже не услышал, как Андроник сказал: «Жизнь продолжается, не унывай, дружище. Не ты первый, не ты последний… Жизнь — хороший, но жестокий учитель».


****

Паникос Пеонидис родился в г. Лимасоле (Кипр) в 1925 г. В годы Второй мировой войны служил в британском добровольческом экспедиционном корпусе. Выпускник философского факультета Университета Софии (Болгария). В разные годы являлся функционером различных политических партий левого уклона. На протяжении ряда лет был советником по связям с общественностью Кипра при миссии ООН. Председатель Совета Директоров Театральной Организации Кипра. Автор повестей, эссе, автобиографического
романа и критических статей.