В городе Сочи...

Екатерина Щетинина
Воспоминания... Что у нас еще реально есть? Особенно в возрасте черепах Тортил. Ну, или переходном к нему. Ведь до трехсот еще никто не доживал, во всяком случае, в этой цивилизации...
И согласитесь, знамо лучше, когда этот мемуарный материал имеет положительную окраску, например, благодарности.

Сегодня хочу поделиться таким чувством к одной немолодой грузинской женщине. Кажется, ее звали, Тамарой или Тамрико. А может, и путаю. Но это не столь не важно. Потому что, скорее всего, теперь у нее уже другое, неземное имя...

Эта женщина оставила неизгладимый след в нашей с мужем жизни, просто удовлетворив нашу элементарную потребность. Вы скажете, что это происходит постоянно - кто-то для нас что-нибудь делает. Да. Но всё дело в том, как и когда это делается. Как и когда...

Мы - двадцатилетние молодожены - приехали в июньский Сочи с самыми светлыми надеждами и на розовых крыльях. Деньги собирали давно, мечтали впервые увидеть чудо-город у теплого моря.
Однако приморский отдых тогда, в конце восьмидесятых, имел большую специфику для дикарей - бытового плана. Нет, комнату мы нашли быстро и по нормальной цене – на Чебрикова, как раз у Тамрико. Она оказалась на диво тактичной, никогда не входила в нашу комнату без стука -  вела себя так, словно ее и не существовало в этом двухэтажном старом доме, что стоял почти рядом с базаром. Не "воспитывала" молодежь, как это частенько бывает при совместном проживании разных поколений...

Речь здесь пойдет о проблемах не воспитания, а питания. Тут всегда перед нами вставала дилемма - или пляж с купанием до заката, или еда в столовой-забегаловке. Причем просто еда - без выделения ее ассортиментных групп. После длинной, как змея-акселератка, очереди.

Чтобы пообедать, надо было с 11 занимать законное место в этой потной веренице курортников. А чтобы поужинать - уходить с пляжа сразу после обеда. Кто же способен на такой распорядок в юности?  Сугубые рационалисты-прагматики, верные рабы желудка, а также многодетные пары. Ко всем трем категориям я тогда испытывала или презрение, или искреннюю жалость...

Поэтому, по принципу исключенного третьего, мы или обедали, или ужинали. Чуть-чуть подпитывались фруктами, семечками и какой-нибудь булкой, купленной на ходу с утра, по дороге к морю. Словом, мой большой, запоздалый и не совсем уж ядовито саркастический поклон сочинскому общепиту. Видимо, акцент властями делался в духовную сторону: в частности, тогда там появились первые фонтаны с цветомузыкой. Инновация! И все приезжие первым делом спешили к ним – по перерытым и горбатым улицам,  захламленным базарным местам, мимо досок почета, выцветших лозунгов – туда, где звенят высокие радужные струи как символ обязательно грядущего счастья.

В какой-то из дней мы плюнули на предобеденную очередь, то есть, отказались от макаронно-котлетных яств прибрежных кафешек-тошниловок, а потом так вышло, что пропустили и время «добычи» ужина. Помешал роскошный закат, оторваться от которого было невозможно, так же как и от просвеченной насквозь воды. Тем более, что она наконец-то прогрелась и очистилась после трехдневного шторма. Молодая безудержная радость, восторг совпадения красоты чувств и стихии напрочь отбили нам ощущение голода и времени – этих главных стимулов или бичей жизни.

Но, когда часов в восемь мы засобирались домой, эти ощущения вернулись в квадрате – и второе, и особенно первое. А может, это вообще одно и то же?
Рассчитывая что-то из съестного найти по дороге, мы быстренько потопали в город. Но нас ждали досадные неожиданности, а проще говоря, обломы. Магазины или уже закрылись, или в них просто-напросто ничего не было. Кроме несъедобных продуктов типа специй, ароматных совсем некстати.

Надежда заморить червячка таяла от одного торгового предприятия к другому. 

Серый дух уныния уже почуял легкую наживу в лице двух тощих недотёп-романтиков – а он любит  ловить таковых в точках их столкновения с грубой реальностью...

Последним оплотом надежды на товарно-денежный обмен являлся базар. Но, о горе нам! Он пустовал, источая только сладковатый запах подгнивших флоры и фауны, еще пару часов назад готовых отдаться за среднюю цену любому желающему. Где же вы, румяные персики и томаты, чудные сыры со слезой и маслянистые рыбёшечки? Только их миражи носились теперь над грязноватыми прилавками...

Мы поднялись на свой второй этаж, в сумеречную уже  комнату с полным отсутствием еды и мизерным балкончиком, на котором никак не сохли наши вещи - еще со времени штормового дождя.  Голод и тоска нарастали. И грозили победить даже нашу еще непуганую любовь. Я переживала свою несостоятельность как жены, а муж  мой, похоже, ничего не переживал, кроме желудочных пароксизмов.

Весь город, да что там… весь мир погрузился во тьму. И он весь был против нас. Оказалось, что одиночество и голод тесно связаны друг с другом.

Что делать? Спать? Невозможно – кишки не дают. Идти в ресторан? С нашим кошельком нам хватило бы разве что на бутылку минералки…

Меж тем вечер и не собирался заканчиваться. Так прошло около часа или немного больше.

И вдруг в дверь комнаты неожиданно постучали.

- Можно? – раздался звучный голос хозяйки.

- Да… – я подала слабый голос.

Супруг мой давно молчал, отвернувшись к стене.

Дверь распахнулась. На ее пороге возникло волшебное видение: полнотелая, яркая как сама жизнь, брюнетка Тамрико на вытянутой  руке держала большой поднос с райски пахнущей снедью. Это был золотистый цыплёнок табака с зеленью и бутылка роскошного грузинского вина.

- Это вам – сказала Тамрико с легким акцентом, - от меня. Специально готовила...

Сначала застыв, мы начали дружно моргать, чтобы прогнать коллективную галлюцинацию.

Но она не исчезала. Она дружелюбно улыбалась:

- Вы хорошие ребята, понравились мне. И я решила угостить вас своим коронным блюдом. Я ведь была раньше, до пенсии, шеф-поваром «Жемчужины»…

Рты наши открылись сами собой – то ли от изумления, то ли уже для принятия этих сверхщедрых, а главное, столь своевременных даров солнечной Грузии. Сама царица Тамара не поразила бы нас своим посещением больше, чем эта пожилая служительница советского отельного бизнеса. Правда, элитного.

- Да, не удивляйтесь – и Пугачеву кормила, и Кобзона, и Соню… Но уж кто привереда, так это Филипп…

Но нам это было уже всё равно – чья-то слава, чья-то дурь, ничто на свете не могло сравниться с детски-радостной благодарностью за возможность утоления самой насущной на земле потребности.  И таким же нетерпением. Тамрико, мудрая женщина Востока и его кухни с большой буквы, это поняла. И тут же деликатно скрылась, хотя ей явно хотелось предаться воспоминаниям.

Стоящий на столе поднос совершил чудо: мы вознеслись на седьмое небо. Более вкусного цыпленка я не ела никогда…

И любовь как-то враз вернулась – и друг к другу, и ко всему посветлевшему, доброму  миру.
Конечно, мы сказали ей, нашей спасительнице, спасибо. Конечно. Но только теперь мне становится очевидной во всей  полноте ценность того подноса от Тамрико. И своей повзрослевшей и много повидавшей людских отношений душой я хочу воспеть славу материнской чуткости ее большого сердца.
И совсем не в цыплёнке тут дело…