Я знал одного писателя.
Эта история - не о бессмертных Владыках, не о власти их зла над всем сущим, не о войнах и не о чудовищах. То, что я поведаю тебе сегодня - летопись несчастной, забытой жизни моего друга - самого верного и сердечного из всех, кого я когда-либо знал. Его смерть - смерть светлой части моей души; быть может - даже смерть моей веры в счастье... но верил ли я в него когда-либо вообще?
Да, разумеется! Имела ли бы моя жизнь смысл, если бы я не верил в существование счастья изначально? Мы рождены для того, чтобы стремиться к счастью, стремиться обладать им, безусловно, бесспорно, - однако не для того, чтобы быть счастливыми в действительности. Я осознал это, когда получил известие о смерти моего доброго друга: когда, вчитываясь в строки того грязного письма, узнал, как и где оборвалась его жизнь, когда понял, что в этой смерти осуществился величайший страх всей его жизни.
Он был талантлив, но никогда - известен: этот человек великолепно владел словом, умел прикоснуться к самым отдалённым струнам души почти любого читателя, его дар вызывал восхищение - пусть и не у каждого.
Сам он никогда не был личностью корыстной или же самолюбивой: он воспринимал свой писательский талант как нечто обыденное и временами даже ненавидел себя за своё призвание и увлечение. Я не понимал его безрассудства, этой иррациональной, необоснованной ненависти: как человек, обладающий подобным талантом, может быть способен ненавидеть себя? Почему испытывает отвращение к собственным работам, а самое главное - почему продолжает творить, если это столь сильно противоречит его сути? Многие годы прошли, прежде чем я смог понять это как разумом, так и сердцем. Я помню тот вечер так, будто это было вчера, словно друг мой ещё несколько коротких часов назад сидел передо мною и говорил со мной.
Я никогда не забуду то, что он сказал мне тогда.
Мы говорили о его творчестве: он бесконечно критиковал и ругал себя, а я предпринимал безуспешные попытки переубедить его. Когда наша дисскуссия подошла к концу, и у нас обоих более не осталось никаких аргументов, я задал ему вопрос:
"Всю жизнь ты твердишь, что быть писателем - твоё призвание, предназначенное тебе с момента рождения, твой жизненный путь, что давно предречён. Однако ты ненавидишь то, что творишь: ненавидел всегда. Скажи: отчего же ты тогда продолжаешь заниматься тем, что не мило твоему сердцу? Для чего мучаешь себя?"
В тот миг он побледнел и обратил ко мне свой взгляд: столь пустого и отчаянного взора я не встречал более никогда. Несколько минут мой друг молчал, и я также не смел произнести ни слова. Однако вскоре ответ последовал.
"Всё в этом мире оканчивается смертью", - бесцветно промолвил он, - "И посему она - единственное, что имеет смысл. Но счастье - не в смерти. Какой глупец способен поверить в это? Счастье - умереть, сделать свой последний вздох, твёрдо зная, что всегда следовал зову своего сердца и ни в один из прожитых дней - безразлично, радостных или же наполненных горестью - не предал себя", - на секунду он умолк и взглянул на меня с ещё более безнадёжным отчаянием, -
"Самое ужасное - прожить чужую жизнь, чужою судьбой, не различив и однажды упустив навсегда свою. Мне кажется, я потерян: всё, что я делаю - чуждо мне и моему сердцу... я умру в глубочайшем презрении к самому себе".
К моему великому сожалению, в тот вечер я видел его в последний раз, однако его взгляд не оставляет меня по сей день: сейчас, рассказывая всё это, я вижу его, как наяву. Далее я отправился в странствия, и получал от своего друга лишь редкие письма - удивительным образом они всегда находили меня, где бы я ни был... но, впрочем, имеет ли это какое-то значение для моей истории?
В его жизни было многое: любовь, которой он посвещал всего себя, несчастья, болезни, короткие радости, короткие моменты просветления, вдохновение, потери, приобретения... как и в жизни всякого из нас.
В последнем письме он умолял меня приехать к нему: его дорогая супруга оставила его, а сам он страдал от страшной хвори, и час его был близок. Он боялся смерти в одиночестве, боялся смерти наедине с собой и своим разочарованием - мне было известно это...
Однако я не смог приехать.