В кармане её пальто позвякивали последние монеты и маленький ключ, в голове вертелись слова старой песни:
que sera, sera,
whatever will be, will be…*
В этот холодный, ночной час улицы были пусты, только изредка она видела кого-то, кто так же как и она сама, втянув голову в плечи, куда-то шёл.
С восходом солнца меня уже не будет, – думала она, или, скорее, знала. Даже если она сама не приложит к этому ни малейшего усилия. Она знала это точно так же, как каждый из нас знает, что завтра взойдёт солнце. Сегодняшний восход солнца был для неё последним, она пережила его очень осознанно. Остаток дня она провела, раздавая своё имущество – одежду, картины, мебель, дом, машину, украшения, деньги. Скоро она простится с последним – со своей жизнью.
Мне не хочется быть одной, когда это произойдёт – это было её единственным желанием в этот момент.
Кто-то поприветствовал её на улице. У него был приятный, спокойный голос.
Она подняла глаза.
Он был высок, выглядел хорошо и улыбка у него была очень красивая. Улыбка, от которой ей стало больно, которая напоминала о её муже, которого она потеряла год назад. Улыбка, которую она так любила и отпустить которую было так тяжело. Улыбка, которую мир потерял с его смертью. Ему было 27, как ей сейчас.
– Мне нравятся твои картины, – сказал мужчина.
– Какие из них? – спросила она.
– Больше всех мне нравятся “Влюблённые”.
– “Влюблённые”, – повторила она еле слышно. Не многие видели эту картину. Она написала её для себя и своего мужа и никогда не выставляла её. Эта картина была отражением их любви. Её она не подарила никому. Она оставила её висеть в её мастерской. В пустом белом помещении. Только эту картину.
– Откуда тебе известна эта картина? – спросила она.
– Мне известно многое, – ответил он и дополнил, – у тебя большое сердце и ты одарена очень редкой красотой, которую не каждый сразу видит, даже ты сама не осознаёшь её. Женщины завидуют тебе. Мужчины поглядывают на тебя украдкой. Они боятся с тобой сближаться, потому что потерять тебя, значит пережить боль. Твой муж это видел.
– Ты знал моего мужа?
– Нет.
– Ты ясновидец?
– Каждый, кто умеет глубоко воспринимать, в каком-то смысле ясновидец, – ответил он.
Внезапно похолодало. Её начало знобить. Лицо незнакомца немного изменилось. Едва уловимая перемена произошла в нём – она её заметила. Никогда до этого, её восприятие не было таким обострённым. Он бережно окутал её плечи своим шарфом.
– Хочешь горячего чаю? – предложил он.
– Да, – кивнула она.
Он взял её под локоть и они свернули в узкий, тихий переулок, которого она, зная эту местность, как свою ладонь, никогда раньше не замечала. Ей даже показалось, что там теплее. Наверное, близко стоящие дома отражали тепло друг от друга. И это было не только внешнее тепло, а такое уютное внутреннее тепло, которое чувствуешь перед тем, как заснуть. Что-то очень успокаивающее было в этом потеплевшем ночном воздухе, в этом странном переулке.
Наверное, я уже умерла, – подумала она.
– Ещё нет, – ответил он, как бы читая её мысли. – Ещё немного, и мы у цели.
Его дом стоял в самом конце улицы. Какая-то неописуемая магия витала в воздухе, во всём окружении и, чем ближе они подходили к дому, тем загадочнее становилось окружение. Редкое дерево росло в его саду, перед входом в дом. Хотя сейчас стояла поздняя осень, листья на нём были совершенно молодые. И они были синие.
– Я никогда не видела подобного дерева, – произнесла она удивлённо.
– Оно единственное в этом городе.
Это показалось ей очень странным. Дерево с синими листьями, в переулке, о существовании которого она не знала, хотя жила в этом районе уже много лет. Странно ещё, что такая диковинка не перешла во владения ботанического сада.
– Его нельзя пересаживать, – сказал незнакомец. – Оно сеет своё семя там, где оно само выберет. Eсли его пересадить – оно умрёт. В этой местности было три таких дерева. Много лет назад. Это последнее. Я заварю тебе чай из его листьев. Он тщательно выбрал три листочка и взял их в дом.
Она не имела ничего против, так как знала, что скоро умрёт и что терять ей поэтому нечего.
– Эти листья не ядовиты, – пояснил он, – они только покажут тебе вход в другой мир.
Понравится ли он мне, – подумала она.
– Понравится, – уверил он.
– Можешь ли ты слышать мысли каждого человека? – поинтересовалась она.
– И ты можешь.
– А я не знала, – сказала она улыбаясь.
Он предложил ей занять место в гостиной. Она осталась стоять, внимательно осматриваясь вокруг. Это была с тонким вкусом обставленная комната. Цвета, мебель и картины были идеально подобраны друг к другу, и это не выглядело так, как будто картины были просто декорацией. Каждая из них отражала какую-то тайну, каждая была по-своему важна.
Он положил листья, не помыв, в стакан и поставил чайник на плиту. Она наблюдала за его движениями.
– Их нельзя мыть. Видишь этот нежный серебристый налёт и маленькие капельки на концах? Они бы пропали. Не на каждом листе они есть.
– Поэтому ты так долго их искал?
Он кивнул, улыбаясь.
– В твоём доме такие впечатляющие картины.
– Благодарю. Каждая из них имеет не менее впечатляющую историю…
Вода закипела. Он залил листья в стакане и нежнейший аромат, какой ей только приходилось вдыхать, наполнил дом. Растение с таким ароматом ни в коем случае не может быть ядовитым. Она закрыла глаза, наслаждаясь им.
Этот запах расслабил каждую клеточку её тела и наполнил её душу спокойствием, тишиной и миром. Мирное дерево, назвала она его про себя.
– Тaнкорикс, называют это дерево – Король мира**, – сказал незнакомец.
Она открыла глаза и он предложил ей напиток.
Она осторожно взяла его обеими руками так, чтобы не обжечься и заметила, что стакан был вовсе не горячим. Она же видела, как он наливал в него кипяток. А температура была точно такой, как она любила – не слишком горячей и не прохладной. Она удивлённо посмотрела на мужчину. Его лицо сново слегка изменилось.
– Он таким и останется, даже если ты оставишь его долго стоять. Если бы это был мой напиток, он был бы гораздо прохладнее.
– Он может…
– …приспосабливать температуру для каждого? Да.
Она вдохнула ещё раз его тонкий аромат.
– Не бойся, – мягко подбодрил он.
Она осторожно отхлебнула маленький глоток этого напитка, который медленно и постоянно менял цвета. Это были чистейшие цвета, которые она когда-либо видела. Нежнейший вкус наполнил её рот и распространился по всему телу. Она снова посмотрела на незнакомца. И снова восприняла еле-заметную перемену в его облике, в этот раз всё его тело слегка изменилась. Она нашла его красивым.
Что это значит, – задумалась она.
Это значит, что ты можешь видеть реальность, какая она есть. Природа всех вещей – перемена, – мысленно ответил он, и она поняла, что она действительно могла слышать его мысли.
Осторожно она отхлебнула ещё один глоток. Её тело стало пустым сосудом, в котором происходили тысячи процессов. Всё двигалось, текло, журчало, менялось. Её сердце перекачивало с каждым ударом кровь по венам. Её лёгкие открывались и снова сжимались с каждым вдохом и выдохом, обогащая её кровь кислородом. Она взглянула на своего собеседника. И снова в нём произошла перемена. Это старение, поняла она. И вместе с тем, он становился красивее. Перед ней стоял красивый человек. Восприняла бы она каждого так?
– Ты видишь вещи такими, какие они есть, – ответил он без задней мысли.
А передаём ли мы вещам, которые мы создаём, или к которым мы прикасаемся, что-то от наших переживаний и чувств? – спросила она про себя.
Осмотрись ещё раз вокруг, – ответил он точно так же.
Она снова ступила в гостиную с картинами. С каждым шагом она замечала едва уловимые перемены всех окружающих вещей. Всё жило, всё мерцало, всё менялось в непрестанном потоке времени, всё, кроме температуры её напитка.
Как странно, – подумала она, – температура остаётся, как будто время не имеет власти над этим напитком. Она не получила ответа на эту мысль.
Она посмотрела на картины. Цвета и мотивы казались живыми. Она хотя и жила искусством, но никогда не воспринимала произведение искусства таким живым и необычным образом. Никогда она не была так открыта восприятию. Ей перехватило дыхание.
– Они живые! – восхитилась она и сама восприняла свой голос, как чудо. Ни один инструмент в мире и никой другой голос не звучал так. Он был неповторим и уникален. И никогда не повторится снова.
Мужчина осторожно приложил указательный палец к её губам.
Мы ещё поговорим, – сказал он мысленно. Ты хотела сначала видеть.
Она отпила ещё один глоток и посмотрела на картины. Девять картин. Каждая из них представляла одно чувство – страх, гнев, вожделение, печаль, гордость, радость, ненависть, надежду, стыд. Она смотрела на каждую из них и погружалась снова в те моменты, когда она в жизни переживала эти состояния. Но какими бы они ни были живыми и как бы не переполняли её, они были неполноценны – одной картины недоставало. Она снова взглянула на этого странного мужчину. Она знала почему она его повстречала. Никогда в жизни она не видела такой странной коллекции. Зависело ли это от её восприятия, или были эти картины действительно чем-то особенным? Была ли это просто коллекция, или служила она какой-то цели? Ответа не последовало. Но он смотрел на неё с разочарованием. Даже в этом виде он выглядел ещё красивее.
Скоро взойдёт солнце.
– “Влюблённые”? – спросила она.
– Да, – ответил он. Любовь – начало всего. Если ты хочешь получить что-то взамен на эту картину, ты получишь это, – сказал он и его голос звучал так же неповторимо и дивно, как её.
– Ни одно желание в мире не сможет вернуть моего любимого к жизни, – ответила она.
Он, понимающе, посмотрел на неё.
– Это действует только на живущих. Со следующим глотком ты можешь предотвратить твою смерть.
Очень бережно, двумя руками, она поставила волшебный элексир, который так её влёк, на стеклянный стол.
– Я благодарю тебя.
Она подошла к нему ближе и поцеловала его. Этот поцелуй был так сладок, как она переживала его только со своим любимым, только без влияния магического напитка. Она достала из кармана пальто ключ от своей мастерской и протянула его незнакомцу. Одна слеза скатилась по его щеке, когда он принял этот драгоценный дар. Прозрачная, красивая слеза.
– Прощай, – прошептала она и закрыла глаза, – мне пора.
Он, с каким-то благоговением, медленно возложил руки на её тонкую шею.
© Саша Киселькова, 2013
Примечания:
*Кей сера, сера. (что будет, то будет)
Песня Рэя Эванса и Джея Ливингстона, написанная для фильма Альфреда Хичкока "Человек, который слишком много знал в 1956 году. Дорис Дэй была удостоена Премии Оскара за её исполнение в 1957 году.
**Мир, в данном случае – peace, не world.**Мир, в данном случае – peace, не world.