Бывает. Хроника сбитого летчика

Сергей Самарычев
 Хроника сбитого летчика (или почти что эпитафия)

 Я ухожу, но возвращаюсь. Я хотел бы быть пилотом темноты и мечты (Антуан де Сент-Экзюпери)

 Текст или тест на максимально медленное прочтение (просьба)

 18.46
 Я: Мы расстались несколько часов назад. Через несколько минут отходит ее вечерний поезд. Через несколько минут. А рано утром уходит еще один. Страшно неудобный, жутко нелогичный. Но… я чувствую ее волнение, ее колебания. Я сам себе, кажусь одним натянутым, оголенным нервом. Я сам себе кажусь, скрипящей на холодном ветру, антенной, пытающейся уловить радиофлюиды двух истерзанных душ. И я, кажется, чувствую этот сигнал. Он сбивчив, он слаб. Но он от нее. От нее… или мне, это только кажется. Я бесцельно хожу по комнате, пытаясь как-то отвлечься, как-то переключиться на любую другую мысль. Любую. Это конечно агония, но ее можно продлить еще на несколько мучительно-прекрасных часов. Я чувствую ее. Без сомнения. Чувствую. БЕС сомнения.

 ОНА: До отправления поезда остается еще несколько минут. Еще можно успеть сдать билет и вместо востока отравиться на электричке на запад. Зап-АД. На несколько мучительно-прекрасных часов. Она нервно покусывает губы, не зная на что решиться. Она понимает, что все это глупо и конечно бесполезно. Зачем мучить себя. Это просто агония.

 19.02
 Я: Не нахожу себе места, это про сейчас и это про меня. Я пытаюсь, что-то делать, что бы что-то делать. Что бы просто почувствовать себя живым. Но ничего не получается, предметы просто выпадают из моих рук. И я долго и с недоумением смотрю на упавшее, пытаясь сообразить, для чего мне нужны были спички и кухонный нож. На поиск ответа уходит несколько минут. Ах да, я кажется хотел растопить камин. Мне нужен огонь. Стук моего сердца становится сбивчивым и дробным словно сигналы морзянки. Меня трясет. Огня. Огонь-И-Я.

 ОНА: С нижнего этажа, в центральный зал вокзала по эскалатору, поднимаются пассажиры. Она загадывает: «Если первым будет мужчина - сдаю билет и еду на запад, и будь что будет, если женщина – пусть все остается как есть, как есть». Она закрывает глаза и считает до тридцати. До 25 ей хочется, поскорее открыть глаза, увидеть женщину, успокоится и понять, что она все сделала правильно и проведение лишний раз ей об этом подсказало. Но досчитав до конца, она медлит. Она боится. Она испугана. Она не хочет их открывать. Ей просто страшно.

 19.29
 Я: И меня немного отпускает. Возможно, думаю я, она уже вошла в купе. Она, конечно, зашла последней и трое других, более расторопных пассажира, на правах временных хозяев гостеприимно ей улыбаются.  Увидев ее, невозможно не улыбнутся. Она такая… солнечная что ли. Они тут же начинают острить и гусарить, потому, что как-то сразу поняли, что с компанией им повезло. И это правда. С ней всегда так. Она словно хорошее шампанское, от которого на душе становиться легко и весело. И кто-то, из этих троих, обязательно уже помчался в вагон-ресторан, за этим самым веселым и игристым напитком и чем-то еще, звездно-армянским. Обязательно. Да, и еще среди них есть красивый импозантный мужчина, который как-то по-особенному взглянул на нее, и она это почувствовала. И возможно это самое «как-то», как-то ее отвлекло. Сигнал в моем радиоприемнике слабеет и вскоре исчезает совсем. Мне грустно и радостно за нее. Вот как-то так, одновременно. И меня немного отпускает.

 ОНА: Она входит в купе. Оно пустое. Она облегчено вздыхает. Ей сейчас не хочется ни кого видеть, слышать и все остальное, все, что только можно почувствовать или ощутить своими органами восприятия. Она опускается на полку и еле слышно проговаривает благодарность богу, за этот маленький подарок. 

 22.37
 Я: Это большое удовольствие… Курю. Яркий уголек, словно подожженный бикфордов шнур, неудержимо подбирается к фильтру, и я тут же закуриваю следующую сигарету. Вообще-то я не курю. Вообще-то… «Грустно барыши, грустно», - говорю я себе и чокаюсь с полупустой бутылкой виски. Я завидую, тем троим. Им сейчас хорошо. Видеть ее. Слышать ее смех. Чувствовать запах ее духов. «Это большое удовольствие», - словно молитву, медленно и вдумчиво проговариваю я.

 ОНА: Свернувшись калачиком, она спит. Под стук колес позвякивает ложка, в стакане с остывающем чаем. Синее войлочное одеяло наполовину сползло на пол. И не кому его поправить. За шторами вагонного окна - лето, вечер и дождь.

 Сейчас
 Я: Выделяю свою часть рассказа, абзацы начинающееся с короткого слова «Я» и кликаю на иконку с надписью «опубликовать». Смотрю на часы и отвожу (ей?)  (себе?) 20 минут, 3 сигареты и примерно 450 метров по коридору. Через 20 минут, она позвонит и только своим, таким по-детски вострожено-смущенным голосом сообщит, что я гений и что все так и было. И как это я, все так мистически-феноменально почувствовал и угадал. И по моей спине восторженной толпой побегут дурацкие мурашки.

 ОНА: Подтянув ноги к животу, она сидит в большом и уютном кресле. Она как-то светло и грустно улыбается чему-то своему. Перед ней на журнальном столике включенный ноутбук. Там же, на столике, стакан с остывающем чаем. Пальцами правой руки она выбирает мое имя, в списке контактов своего смартфона, затем нажимает на зеленую иконку, со стилизованной телефонной трубкой прошлого века: «Алло, ты гений, как…»

 Нет, я не гений. Я ПРОСТО СБИТЫЙ ЛЕТЧИК, ТОСКУЮЩИЙ ПО СВОЕМУ НЕБУ.

 17.07.2016