Вы боитесь насекомых так, как боюсь их я?..
Вы допускаете мысль о том, что я могу их просто не любить?
Ну не то, чтобы визжать и подпрыгивать от ужаса, а не люблю я их и все.
Ни паучков на паутинке, колеблющейся на осеннем ветерке, ни молодцеватых солдатиков, прогрызающих листья капусты, ни юрких уховерток – никого.
Проучившись на биофаке, я прошла летнее практическое занятие под названием «укос по разнотравью», где пойманных в сачок насекомых надо было достать рукой из тупика сачка, а затем засунуть этот копошащийся в руке «улов» в банку с хлороформом, чтобы их усыпить…
Вот с этих самых пор я и не стала любить этот класс «насекомые» – а раньше я просто о них не думала никак…
Как только мы усыпили этих несчастных, надо было разбирать эти трупики и систематизировать их по родам и видам. Сколько же мы передушили мушек-журчалочек и бронзовок – жуть!..
Все руки в пыльце от только что летавших пестрых бабочек, а теперь они вот – пришпилены к планшету, тихие и недвижимые.
Иголочкой в головочку.
Всем известно, что бабочка откладывает яйца, а они превращаются в гусениц, гусеницы в куколку, куколка в бабочку и так до бесконечности.
То есть гусеница – это праматерь бабочки.
Сколько разных гусениц – столько и разных бабочек. И гусеницы также разнообразны по форме и окраске, как их крылатые дочери, что наталкивает коллекционеров иметь в своих собраниях прототипы лимонниц и бабочек-адмиралов.
Так вот, биологи, делая чучело гусеницы, медленно выдавливают ее содержимое с помощью обыкновенной стеклянной пробирки в качестве катка. Начиная от головы, медленно - медленно, стараясь не порвать кожицу, они выдавливают содержимое, пока когда-то толстая волосатая гусеница не напомнит растянутый зеленый кондом для мальчика-с-пальчика. Выдавили? Теперь вставляют соломинку в ту дырочку, откуда все уже вылезло и вдувают внутрь кожицы воздух, закрепив ниткой отверстие, чтоб не вышел этот самый воздух, затем быстро – быстро затягивают ниткой дырочку, выдернув соломинку, и – высу-у -ушивают это пустотелое произведение таксидермиста.
Через несколько дней, покрыв гусеницу лаком, ее горделиво помещают на всеобщее обозрение в коллекцию.
Теперь понятно, почему эта любовь к насекомым не представляет собой ничего хорошего и даже эстетичного?
Но Александр Петрович, преподаватель летней практики по энтомологии, рыжебородый, высокий аспирант, был весьма примечательной личностью.
Как смело он входил белыми босыми ступнями прямо в мягкую грязь придорожной лужи где-нибудь на левом берегу Дона, взмучивая прозрачную отстоявшуюся воду!
И там, в глубине черного ила, голыми руками шаря в неизвестности, он отыскивал и доставал доисторических трилобитов, так похожих на больших мокриц – а вдруг, они укусят за палец?..
Аспирант жертвовал собою ради науки…
В наших студенческих глазах он был героем, мы бы так не смогли…
В сентябре слово за слово, взгляд на взгляд – вот мы и нашли с ним общий язык на лестничной площадке нашего хронически обшарпанного третьего этажа, где до сих пор и располагается биофак. Вскоре добавились прогулки под зонтом по ближним затихшим паркам, сухое вино за мокрыми столами вечерних кафе, длинные очереди за чашкой кофе, в которых мы успевали согреться.
Наступила пора осенних праздников, когда лучше всего было ходить к кому-нибудь в гости. «Вгости» бывали к самостоятельным людям, в компанию ученых или сотрудников музея. Хлебосольные хозяева готовили десяток дешевых закусок и были искренне рады творческим посиделкам, сдобренным стихами модного тогда Евтушенко, да и сам рыжебородый Александр Петрович был просто поэт. На дворе стояло время, когда вчерашняя свобода шестидесятников еще будоражила мощный творческий потенциал страны и он сохранял высокий градус, время тех самых семидесятых, когда уже события в Китае не вписывались в общую радужную картину, но резня на Даманском полуострове не отрезвляла еще никого из нас, а оккупированная Чехословакия смотрелась большим недоразумением…
Праздники плавно перешли в постоянные субботние общения, к которым мы даже готовились и приводили с собой своих слушателей.
Вот с подачи Александра Петровича я и открыла для себя Вертинского: «Ваши пальцы пахнут ладаном..», «Мадам, уже падают листья…»
…Вот в рассказ о Вертинском вмешивается Галочка – экскурсовод музея искусств и добавляет что-то, известное только ей.
На столе свечи, шуршит игла проигрывателя…
Иногда Александр Петрович устраивал творческие вечера сам – читал свои сказки и стихи. Они были непривычны для моего школьного комсомольского уха – белые, чаще верлибры.
Другие посиделки была посвящены творчеству, к примеру, Иеронима Босха, затем беседам о возможной находке Янтарной комнаты… Потом мы «заболели» персидской поэзией, затем импрессионистами…
Роман между нами происходил, правда, какой-то уж деликатный и вялотекущий. Я, конечно, втайне надеялась, что демонстрация талантов моего ухажера посвящена исключительно мне, а не его честолюбию, или хуже – тщеславию.
Встречи были каждая интереснее другой – одна так и заставляет меня гордиться собой: я была приглашена Александром на охотничий обед, где подавали зайца в красном вине и фазана в белом.
Посаженная в центр стола, я украшала стол собой и шляпой с фазаньим пером, – а вокруг было человек двадцать студентов – красавцев.
Всем досталось по кусочку крылышка и лапки – заяц был с кошку, а фазан с цыпленка на две дюжины оголодавших студентов, но все равно, было очень романтично.
Как всегда, подобный «симпозиум» был обильно сдобрен беседами, песнями и, в этот раз, молодым вином.
Вскоре я получила от Александра Петровича необычный презент – сборник его стихов, напечатанных на машинке, сшитых вручную и оформленных обложкой.
Одно из них мне нравилось больше всего «Ах, как нежданно грянула зима…» Эта строчка проходила рефреном и вызывала томительное чувство печали.
Следующее лето прошло в разлуке.
Осенью он привез мне записные книжки, скорее, дневники, продолжающие разговоры со мною. Видно было, что кавалер мой долго, очень долго собирался и вот, наконец, перешел к решительным действиям: наступил момент, когда Саша пригласил меня к себе «на серьезный разговор» в съемную комнатку неподалеку от университета.
Зашли.
Вдоль стены – красная шелковая штора, напротив узкая кровать, тумбочка.
Садись, – он указывает на кровать.
Я присела лицом напротив этой красной шторы и замерла.
Он становился передо мной и оказался на фоне этой ярко-красной шторы – рыжебородый, высокий, взволнованный…
Собирался с духом, вздохнул и – отдернул штору!
А там…Господи!... В рамочках, на булавочках сотни бабочек и жучков – и все приколоты насмерть сначала в головочку, потом к коробочке, а сверху – стеклышком. И так вся стена, сверху донизу…
Лицо у него было счастливое, видно он долго копил деньги на эту штору, на эти коробочки… Он любовно произносил латинские названия этих крошечных мумий, тыкал пальцем в редуцированные жвала и редкую мимикрическую окраску особей, все пытаясь меня приобщить к радости обладания этим паноптикумом…
…Когда прошел слух, что он был вынужден жениться по деликатным и неотложным обстоятельствам, я не очень огорчилась. Позже, защитившись, он уехал в ближнее зарубежье и там остался преподавать в вузе.
Но вот что странно, я периодически перечитываю его рукописную книжку и вспоминаю изумительно густую атмосферу искренней романтики, которая с тех пор не появлялась ниоткуда сама собой.
Прошли годы. Я оказалась в Новогоднюю ночь в компании ростовчанина и его подруги в Москве, школе для высшего комсомольского состава. Там было замечательное общежитие с общей кухней, где все жильцы этажа всенепременно встречаются.
Таким образом, выйдя за полночь на кухню что-то приготовить оголодавшим застольникам, я за чисткой картошки познакомилась там с двумя дамами из Элисты. Угостились сигаретами, разговорились – оказалось, они из местного пединститута. Так там же преподает Александр Петрович! – припомнила я, расплываясь в улыбке и строго соответствуя пословице «на чужой сторонушке рад своей воронушке».
Они его знали и в подробностях рассказали, что он уже заведует кафедрой, защитив докторскую диссертацию по энтомологии(?). К этому времени я уже писала стихи сама и тут же, на кухонном столе, присела отписать ему ответ на его стих «Ах, как нежданно грянула зима…»
Элистинки мне дали торжественное обещание, что по приезду передадут Александру Петровичу лично в руки.
Уже собирались распрощаться, как на новогоднюю ночную кухню вышла делегация голодных тараканов и выдвинула вперед двух борзых рыжих парламентеров, а они влезли прямо на стол, за которым я писала, и – пошли прямехонько на меня…
Вот тут я снова вспомнила о том, с какой силой не люблю насекомых, пожалуй, вместе с энтомологами, прости Господи.
И забрала назад листочек с недописанным стихом.
А.Фомичёву,энтомологу
Ах, как нежданно грянула зима!
Еще не все плоды с ветвей упали ,
цветы дыханье меда источали,
в душе бродили сладкие печали,
ах, как нежданно грянула зима…
Гудела разодетая страна!
Под пяткой смяты, в крошеве арены
хрипели листья о судьбине бренной;
и в солнце, так запятнанном презренно,
клинком вонзилась бледная луна …
Еще вчера здесь ойкала вода,
прикидываясь кровью голубою –
а нынче, скрыта коркой ледяною,
застыла с тыла, изготовясь к бою,
команды поджидая для атак.
Союзники – лишь сонмище зевак.
Обветренные первою изменой,
равняли плечи выступы и стены,
храня ступни под глиною вселенной,
над прахом гладиаторов. И так,
ах, как нежданно грянула зима!
Памяти Александра Ивановича Фомичёва(11.01.47-20.08-2008)
Фомичёву А.И., энтомологу
Доброе слово уже бессмысленно.
Всё. Опоздала. Лишь Бог узнает.
«Двое жнут в поле», не слыша выстрела,
ты был на мушке у горнего Снайпера.
Не жесткокрылые – жестоковыйные,
будь хоть поэтом, да хоть энтомологом –
встретиться б, слово прощальное вымолвить,
а не давиться елеем некролога.
Жизнь бушует: бойцы сменяются,
отряд не заметил, и танки быстры…
Хочешь песню допеть майскую –
ан, оркестр поменял регистры!
Смерть, как любовь, соблюдает сроки:
«двое в поле, один возьмётся» –
всё понимаю, вникая в строки,
только слеза за слезой льётся.
Нет похоронок, лишь слухом полнится
наш Интернет, что доска объявлений,
мне-то всё помнится!
Обесплочивается
тень исчезающего поколения…
Видимо, буду ходить по городу,
полному юных чужих незнакомцев,
модных, успешных, беспамятных, гордых,
радуясь зробленному потомству.
Галина Ульшина
https://stihi.ru/2020/01/15/7039
стихотворение Фомичёву А.И., энтомологу
http://www.ssc-ras.ru/files/files/CEB4(3)mem-Fomichev.pdf
здесь некролог и фотография А.И.Фомичёва