Она не верила своим ушам. Еще недавно другая жизнь манила ее в свои объятия, а теперь два слова ставили под сомнения не только другую, но и жизнь вообще. Возможно, не одну.
Несколько дней назад она наслаждалась положением абитуриента и выбирала университеты, а теперь оказалась в положении, которое принято называть интересным. Однако интерес – это не то ощущение, которое испытывала она.
Она успешно сдала другие тесты и планировала в ближайшем будущем сдавать только такие. Но несколько дней назад результаты неожиданного теста привели ее в тесный, насквозь пропитанный советским прошлым кабинет врача. А он подтвердил:
- Вы беременны.
Она вспоминала фильмы, в которых беременность после тестов не подтверждалась или вообще девушек жестоко разыгрывали, до последнего хваталась за не стопроцентную точность тестов и изменение состояния здоровья сводила к нервам. Но голос гинеколога звучал безапелляционно.
Врач и сам был бы рад опровержению результатов теста – с такими молодыми девушками всегда много мороки и моральной, и материальной. А желанного от нежеланного ребенка он научился отличать за долгие годы практики.
Она вышла из кабинета, не зная, как реагировать. Ей хотелось плакать, кричать, бежать, кого-то бить и даже кататься по земле. Ей хотелось, чтобы из кабинета вышел врач и сказал, что он ошибся или вообще пошутил. Ей хотелось закрыть глаза или заснуть, а открыть глаза небеременной. Ей хотелось, чтобы этого не было, но это было.
В таких случаях принято говорить, что она шла, словно в тумане. Автомат тянул ее домой, в кровать, во что-то согревающее. Она ощутила себя маленькой беззащитной девочкой.
Сон принял в свои объятия морально измотанную девушку и, возможно, спас ее от глубокой душевной травмы или суицида.
Некоторое время она не говорила родителям, пыталась предугадать их реакцию. Отношения с ними у нее были достаточно нормальными, но она знала, что так происходит до тех пор, пока она соответствует их требованиям. Они умели хвалить ее за высокие баллы, но жестко негативно относились к нестандартным проявлениям ее личности, ограничивали ее свободу. Со временем и она приняла эти правила игры, поставив отношения в семье выше некоторых личных интересов.
Тем не менее, молчать было невозможно. Она боялась, что длительное молчание они посчитают обманом и еще жестче накажут ее. Так же ей банально хотелось поделиться этой новостью с кем-то, а родителям она доверяла больше, чем подругам. Она надеялась на понимание близких.
- Мама, я беременна, - прошептала она, с каждым слогом усилием воли делая голос крепче.
От этой информации женщина оказалась прибита не меньше, чем ее дочь.
- Повтори еще раз.
По тону мамы она поняла, что поддержки ждать не стоит, лучше вообще было не говорить, ей хотелось отказаться от своих слов или сказать: «мама, набери меня, я телефон найти не могу». Но было поздно. Она повторила.
- Точно? - тоном палача, которому не хотелось убивать жертву, спросила она.
- Сколько?
- Я знаю об этом меньше недели.
- Ну, хотя бы рассказала, - человеческим тоном сказала она, а затем железно добавила, - выйди.
Мама будто выгоняла ее не из комнаты, а из квартиры, это города, этого мира.
Она отматывала время назад и думала о том, что лучше бы она сделала аборт. Это страшное слово показалось на тот момент спасительным. Ее родители зависели от общественного мнения, и эта зависимость оказалась важнее любви к дочери.
Пришел папа, и началось психологическое насилие, удары с двух сторон. По логике родителей получалось, что она переспала с неизвестным только им назло и для того, чтобы втоптать их в грязь перед городом. Этим поступком она перечеркнула их доверие, общее прошлое и свое будущее.
И если с идеями их обвинений она еще могла согласиться – она ненавидела себя – то форма проявления напоминала дешевые ток-шоу. Когда она попадала на подобные программы, ей хотелось избивать и правых, и виноватых, и ведущих за пустые разговоры и бесконечные обвинения. А теперь и она оказалась в такой ситуации – только ведущего не хватает.
На долгое время крик, мат и слезы заглушили желание узнать факты. Родители явно перегнули планку – она хотела убежать из дома, сделать аборт и умереть. Или что-то одно из этого, или всё вместе. При том, что суицидальных наклонностей у нее не было, она за короткое время узнала и отчаяние, и определенную сладость желаний своей смерти.
Со временем агрессия немного улеглась, и отец задал логичный вопрос:
- Кто он?
Он так же смотрел в будущее с надеждой. Но благодаря более крепкому социальному статусу в его взгляде было больше уверенности. Его отец был небогатым, но обеспеченным, надеясь на продолжение семейного бизнеса.
Он ни в чем не нуждался, но не терял амбиции добиться еще большего. Университет в его случае был формальностью – после получения диплома его ждала должность в фирме отца.
Он ощущал баланс между баловнем судьбы и в меру трудолюбивым парнем, умея сделать ровно столько, сколько необходимо для достижения цели – и ни единицей энергии больше.
Он любил уйти в отрыв, но, в отличие от своих друзей, умел вовремя остановиться, оказаться не при делах или, наоборот, заняться делом.
И вдруг в эту размеренную жизнь врываются грубые люди, неизвестно откуда узнавшие о нём.
Непросто, да и не надо восстанавливать хронологическую последовательность дня их встречи. Ее потеряли обе стороны конфликта. Важно, что несколько минут сделали из уверенного в себе молодого человека и родителей с крепким положением в обществе оправдывающихся, даже робких в некотором смысле людей. В обычной жизни ее родители не рискнули бы напасть на людей с гораздо более высоким положением, но эта ситуация придала им небывалой храбрости.
В определенный момент родители будто забыли о детях – он и она встретились взглядами и вспомнили всё.
Выпускники параллельных классов шли встречать рассвет вместе. Он никогда не замечал ее, но праздничные платье и макияж заставили его по-другому на нее посмотреть.
Из-за напряженной учебы она шла на выпускной с мыслями «будь что будет».
- Поговорим? – с несвойственным простодушием спросил он.
Она согласилась.
И он говорил с ней по душам. Таким образом говорят люди, с общим прошлым, которое не пересекалось и будущим, которое не имело точек соприкосновения. «Почему я тебя не замечал?», - думали оба.
Он обнял ее, поцеловал. Он никого еще так не обнимал. Одно дело – отношения, а другое – ощущение того, что тебя понимают. Хотелось говорить с ней гораздо дольше. Он еще не знал, что это был последний разговор по душам в их жизни.
Интимный акт почти ничем не запомнился обоим – он был не в ударе. И только с приходом ее родителей он вспомнил слова, ставшие ключевыми: «Ощущения не те».
Интимная близость, вопреки своему названию, не сблизила, а отдалила их. Намеки на возможные отношения они перечеркнули ироничным игнором.
Но их всё-таки заставили быть вместе.
Холод и быт – вот что определяло их отношения. Они поженились и вели себя так, что знакомые их родители поверили в большую любовь их детей.
Университеты пришлось отложить. Ей навсегда. Он через несколько лет поступил на заочную форму обучения, но это не принесло ему ни перспектив, ни ощущения студенческой жизни.
Рождение ребенка не сблизило их. Ребенок напоминал им об ошибке, перечеркнувшей возможные успехи. Из-за него их не понимали семьи.
Они не могли объединиться, договариваться.
И лишь с годами договорились до одного – до взаимоговоренных измен. И только они добавляли интерес однообразию жизни.
Когда-то она бы слово «залетела» могла поставить рядом с бабочкой или птицей. «В комнату со двора залетела бабочка». И теперь это легкое и возвышенное слово полностью изменило ее жизнь. И эти бесконечные выяснения отношений, крики, бытовые трудности и переплетения чужих людей назвали залёт.