ЕМБАЕВСКАЯ ФЛОРА
Ембаевская флора это особая часть нашей прекрасной, интернатовской, военной, ребячьей жизни. Весна, а весна в Ембаево дружная, и снег синеет уже в марте, а поскольку он глубокий, то соступив с натоптанной тропинки или наезженной дороги, ты очень быстро проваливаешься и попадаешь в воду, которая мощными потоками журчит под снегом. Счастье, что снег уходит быстро. Начинается половодье. Тура соединяется со своей старицей — нашим любимым озером. Очень быстро теплеет, и в мае мы вовсю купаемся в мелких, хорошо прогретых озерцах, оставшихся от разлива высыхающей протоки между Турой и озером. Сейчас я не понимаю, как мы умудрялись не болеть. Просто уму непостижимо, но это факт. Первая, весенняя радость ребятни это вскрытие ямы с картошкой. Это целый ритуал. Сначала аккуратно отбрасывается земля, укрывавшая яму с картошкой, потом солома, и вот он, верхний слой. Картошка не замёрзла, но в верхнем слое крахмал начал чуть-чуть сахарить. Вот в этом и прелесть. Картофелина чуть сластит, похрустывает, ну просто яблоко и всё тут. Ну, это так же, как зимой натереть корку чесноком и, закрыв глаза, представлять себе, что ты ешь хлеб с колбасой. При хорошей доле фантазии жизнь так хороша.
Неприятность этого времени это обязательный и поэтому противный сбор проклёвывающейся крапивы. Той самой молодой крапивы, из которой нам варят обалденной вкусноты щи. Их варят с картошкой, морковкой и потом сдабривают зелёным диким луком и молоком. Но последнее редко, а лук мы собираем всё там же, в пойме. Этот дикий лук из поймы я вспомнил, когда впервые увидел шнитт-лук на участке нашей с Мариной дачи. Знаете, аж сердце ёкнуло узнаванием, и я много лет не давал убрать его и заменить на какой-либо другой. Ведь он был свой, это был лук моего детства, и он вылезал прямо из-под снега. Потом приходила пора щавеля. Прелесть лука и щавеля в том, что это охота, это добыча, и поэтому мы это делаем с удовольствием, с соревновательным задором, но всегда, необъяснимо как, в меру. Всё-таки мы уже деревенские и понимаем, что взять нужно столько, сколько можно за один раз съесть. Иначе завтра уже нечего будет собирать. Мы уже не потребители, а рачительные хозяева. Потом, когда переросла крапива, отошёл щавель, флора становится игрой, а не подкормом для интерната. Всё у нас постепенно. Ушло одно, поспело другое. Всегда есть что-то, что для радости. Ну, кто из сегодняшних ребятишек знает, как вкусен спелый паслён? Думаю, что мало кто. Ну ладно паслён, а конопля? Испокон веков на Руси конопляное масло всегда было в обиходе. И оно, по моему мнению, вкуснее масла из подсолнечника. А уж то, что жареные семена конопли в разы вкуснее семечек, так это совершеннейший, многократно проверенный ребятнёй факт. Другое дело, что в то время никому и в голову не могло придти о каких-то наркотических свойствах этого растения. В страшном сне не могло. Мне кажется, что и узнали-то в России об этом после подписания в 1961 году конвенции ООН о борьбе с наркосодержащими растениями. А так вспомните фонтан «Дружба народов» на ВДНХ. Так вот там конопля, подсолнечник и пшеница представлены в камне. И заслуженно.
А конопля, причём конопля выше нашего роста, росла огромными зарослями по околице Ембаево, и когда она созревала, то нужно было, только очень аккуратно, ссыпать её семена из кистей в любую ёмкость или прямо себе в майку, а потом жарить на сковороде, поддерживая маленький огонь в костерке и помешивая ложкой. Господи, как же это вкусно и сытно. Вот я сказал в костерке, а был ведь у нас и ещё один способ. Мы делали из глины маленькие кирпичики, из них печку размером 25 на 45 и высотой сантиметров 15–20, вооружали вытяжной трубой высотой сантиметров в 20–30 и затапливали кизяком. Кирпич обжигался, и на этой печечке можно было поджарить и сварить всё, что угодно. Мы подсмотрели эти печечки у местного народа. Их возводила детвора, чтобы на дворе дымом кизяка гонять комаров. Ну и приготовить что-нибудь. И они были разного размера, не печку же в доме летом топить.
Помню, был такой замечательный период времени, когда поспевала клубника. Садовых ягод никаких не было, а вот степная клубника была! Там же лесостепь, причём леса, кроме сосновой рощи между Яром и Ембаево, практически никакого не было. И по этой степи, построившись фронтом человека в 3–4, двигаемся потихоньку и принюхиваемся. Вот пахнуло, и кто-то кричит: «Пахнет, ребята, пахнет!» Это значит, что пахнет клубникой. А день жаркий, клубника пахнет ароматно — сил нет! Все подтягиваются к этому месту, по запаху выходим на полянку, и на этой полянке, по мелкой-мелкой травке, пятна жёлто-розового цвета. Это мелкие кустики с ягодами, а ягоды крупные, с трёхкопеечную монету и мельче. С одной стороны ягоды розовые, с другой — жёлтые, очень спелые. Аромат такой, что это просто не передать. А вкус незабываемый. И самое удивительное это то, что мы искали её, не как обычно, ну так, чтобы под ноги смотреть, а по аромату. Вот такое прекрасное воспоминание.
Ну, а грибы! Каких мы собирали маслят в нашей сосновой роще и по её опушкам. И главное, сколько! Корзинку за час, это как нечего делать.
И всё это вместе было бы воистину счастливым детством, если бы время от времени не перемежалось страшными, по настоящему трагическими событиями, когда в село или в интернат приходили известия о гибели близких и часто единственных родственников. А сведения эти приходили, и приходили часто, потому что война шла кровавая. Жуткая, страшная война.