ЗАПАХ МЯТЫ, или ностальгия по вкусу и запаху.
(По мотивам рассказа Рафаила Тухватуллина «Запах мяты»).
(Из цикла «Ностальгия»)
Сборник произведений моего отца - писателя Рафаила Тухватуллина, изданный в 1990-м году на русском языке, называется «Запах мяты», в него включен и одноименный рассказ. Приведу коротенький отрывок из этого рассказа, в котором мать передает приехавшему погостить в родную деревню на берегу реки Ашыт сыну пучок травы:
"Джаббар засмеялся:
- Ну а это зачем, мама? Неужели ты хочешь и сено везти в Альметьевск? Чего-чего, а травы у нас достаточно. Рядом Зай, да и до леса недалеко.
- Это я мяты, сынок, - смутилась мать, - ты ведь сам говорил – нету в ваших краях мяты.
Правда, говорил. Действительно, не встречал он мяту нигде. А ведь где только не стояли их буровые вышки – и на лесных диких полянах, и на лугах, и в дремучих чащобах, и на берегах речек и речушек, но не видел он никогда эту траву, которая в изобилии росла вокруг родной деревни. И только там, наверно, нигде больше. Во многих селах пришлось ему жить, когда вели разведочное бурение, но и тогда ни в одном доме не встречал он на обеденном столе мяту. Как тосковал он о еде, посыпанной сухой измельченной мятой. Были дни, когда мог сорваться с места и лететь домой к родному порогу. А потом привык, а потом забыл и запах и вкус этой травы, так забыл, что даже не сумел узнать ее сегодня во сне… Эх, Джаббар, Джаббар…"
А ведь и я помнил этот запах и вкус мяты, и я тоже на много-много лет и десятилетий забыл этот необыкновенный аромат и вкус. Эх, Рустам, Рустам…
Дело в том, что у моей бабушки Сабзебахар в деревне Новый Кинер, стоящей на берегу реки Ашыт, на обеденном столе рядом с солонкой и перечницей всегда стояла, не знаю, как назвать – мяточница, наверное, в котором находилась высушенная и мелко измельченная мята, и мы любое блюдо обильно посыпали этой травой, и блюда становились вкуснее и ароматнее. Я и не знал, что это мята, в семье эту траву называли по татарски – б;тнек. Когда мне было семь лет, наша семья переехала в Альметьевск, а еще через несколько лет, после смерти дедушки Габдулгазиза, – бабушка переехала в Казань к старшей дочери, и, когда, уже будучи студентом, я заходил к ним в гости, на столе всегда появлялась измельченная мята, и суп опять приобретал необыкновенный вкус и аромат. Откуда в Казани бабушка доставала мяту, я не знаю, наверное, привозили знакомые из деревни. Прошло еще много лет, давно не стало бабушки, я женился, один за другим родились трое детей, мы получили от завода трехкомнатную квартиру, на заводском участке завели сад-огород. Построили каменный домик с железной крышей, посадили яблони, малину, смородину, вишню, сливу, крыжовник, иргу, даже облепиху. Само собой – огурцы, помидоры, лук, морковь и прочие огородные растения. Но тут наступили девяностые. Кругом начали появляться пункты по приему цветного, а потом и черного металла. Сначала в огородах исчезла вся алюминиевая посуда, заборы из алюминиевой проволоки. Но это было мелочью. Потом исчезли металлические заборы и столбы, металлические емкости для воды, выкопали и даже все трубы с арматурой для подачи воды. Все разрезалось автогеном и увозилось глубокой осенью, когда на участках никого не было. Но и это было мелочью, народ продолжал ходить в огороды, вместо металлических заборов появились деревянные заборы, воду для полива стали брать из вкопанных в землю ржавых бочек, благо, высокий уровень грунтовых вод это позволял. Потом исчез мощный металлический забор вокруг всего заводского участка, огороды превратились в проходной двор, исчез и металлический мостик с перилами через речушку. Но народ продолжал ходить в огороды, через речушку перекинули гнилые доски, набросали автомобильные покрышки. На заводе платили мизерную зарплату, да и ее задерживали до девяти месяцев, а огороды были хоть каким-то подспорьем в хозяйстве. Но пришла новая беда – стали десятками сгорать садовые домики, а заодно и деревянные заборы. За два-три года сгорели практически все садовые домики, остались всего две будки на отшибе. Бабушки и женщины стали бояться одни ходить на свои участки. По телевизору шла мощная пропаганда – ну зачем в нашей стране нужны эти участки в шесть соток, вон – в Америке – все покупают в магазинах, а на своих участках возле домов там выращивают только цветы и газоны. Отдыхайте, бабушки и дедушки дома, нечего вам гнуть спины на своих шести сотках, покупайте овощи и фрукты в магазинах. И заперли бабушек и дедушек, еще не старых мужчин и женщин в панельных хрущевках, а ведь большинство из них – это выходцы из деревни, для них повозиться в земле, посидеть возле цветущих яблонь и вишен, отведать свои сочные, свежие огурцы и помидоры - – это почти единственная отдушина в этой городской суете, особенно при этом бардаке девяностых – начала нулевых годов. Им оставалось только посидеть на скамейке возле подъезда и опять заходить в свою душную хрущевку отдыхать – смотреть телевизор с льющейся оттуда чернухой. Да и скамейки чаще всего были заняты пьющей пиво и громко орущей молодежью. И пошла среди крепких еще женщин, и, особенно мужчин – смертность. Каждый год – потери, и у всех почти – из-за проблем с сердцем. Больно было это видеть и слышать, ведь все они были специалистами очень высокой квалификации, и большинство из них я знал. До сих пор помню одного из своих соседей по участку – симпатичного, всегда улыбающегося, приветливого мужчину, чтобы уберечь свой домик от пожара, он почти все лето жил и ночевал на участке. Но все же его домик сгорел, когда его не было. А через день и его сердце остановилось. А через год его участок уже зарос, забор исчез. Прошло еще несколько лет. Территорию участков объявили городской зоной, и глава администрации сказал, что на городской территории не будет садов-огородов. Сейчас всего две семьи наших пожилых заводчан, которых я прекрасно знаю и глубоко уважаю, продолжают выращивать овощи и фрукты на своих участках, им повезло – их участки оказались на отшибе, в стороне от проходных тропинок. Но они в общей картине уже погоду не делают. Все строения сожжены, разрушены, количество плодовых деревьев резко уменьшилось, а оставшиеся – стали дикорастущими. Теперь можно за бесценок купить эту территорию для городской застройки. Об этом нам объявили в прошлом году, и в этом году я уже ничего не посадил на своем участке. Участок зарос травой почти в человеческий рост.
К чему я все это пишу, и причем тут запах мяты? А вот причем. Года три-четыре назад, пропалывая свои высокие грядки, я обратил внимание на один удивительно жизнестойкий сорняк с приятным запахом, неизвестно как попавший на мою грядку. Как только тщательно я не пропалывал, как только не перекапывал эти грядки, на следующий год этот сорняк бурно рос, словно его и не пропалывали, словно он о чем- то хотел мне напомнить своим запахом и своей удивительной жизнестойкостью. И я никак не мог вспомнить этот с детства знакомый запах. Как-то на свой участок забрел сосед, он уже давно ничего не сажал, просто ноги сами частенько несли его в огород. И в разговоре с ним я пожаловался на этот сорняк. Он ответил – это ведь мята, попробуй класть его в чай. И тут я вспомнил – это ведь б;тнек! Я собрал, высушил, измельчил этот сорняк и весь год добавлял его в блюда. И в памяти всплывали события более чем полувековой давности. Наверное, запах мяты и был той последней каплей, которая заставила меня поехать с семьей в мою родную деревню, обрести там старых и новых друзей. Но это – тема другого рассказа. Именно запах и удивительная жизнестойкость мяты, которая заключалась в ее длинных корнях, которые невозможно было уничтожить самой тщательной прополкой и перекопкой, убедили меня в том, что сила человека – в корнях, в памяти о родных местах, в памяти о родителях, бабушках и дедушках. И эта сила будет помогать нам в жизни, какие бы тяжелые события не происходили с нами и вокруг нас, как бы не пытались нас перекапывать и выкорчевывать.
P.S. В 1993 году мой папа Рафаил Тухватуллин очень надеялся к своему 70-летнему юбилею издать сборник на татарском языке, и назывался этот сборник «Б;тнек исе», или, в переводе на русский язык – «Запах мяты». Так он хотел встретить свой последний юбилей с запахом мяты. Но это были 90-е годы. Уже был получен макет книги, но книгу не издали. А еще через полгода сердце Рафаила Тухватуллина остановилось. И есть что-то мистическое в том, что запах мяты напомнил о себе через много-много лет. Уж очень жизнестойкая трава.