За годы, проведенные за рулём такси, столько было увидено, услышано, пережито, что впору слагать собственноручную «Сагу о Форсайтах». И не сомневаюсь, что хваленый англичанин не раз бы поморщился от лёгкой зависти. В показанном им тоскливом прозябании аристократов явно не хватало огонька, встреч с незнакомыми людьми, трагедий и комедий.
Какие-то они снулые, сверхвежливые, совсем не наши. Что касается таксистов, то любой из них такое мог рассказать, стольким поделиться. Я хотел бы припомнить эпизоды, которые происходили с моими коллегами. Вряд ли эти люди что-то присочиняли.
Вымыслу весьма трудно тягаться с тем, что происходило в реалиях. И, кроме того, как-то неуловимо разнится выдумка от правды. Постараюсь, по возможности, сохранить речь моих бывших, увы, коллег. Слова, которые они употребляли и употребляют, вводят в некоторую оторопь иностранцев. А нам, будто музыка.
Мой новый приятель в Германии Арон Моисеевич. Около тридцати лет он отбарабанил в днепропетровском такси. Арон Моисеевич сидел за рулём ЗИМа. Зимисты относились к сикхам таксопарков. Высшей касте. Жёлтозубые толстяки. Жёлтые зубы не от курения. Драгметалл, как говорили работники уголовного розыска первых лет советской власти с её новыми словообразованиями.
В народе назвали данный металл «Рыжая Сара». С рядовыми водилами «Волжанок» они, конечно, общались, здоровались и даже снисходили к совместным восприятиям вовнутрь. Но границу, планку держали. Все знали, кто есть кто. Когда-то я случайно познакомился на футболе с одним мужиком. Сидели рядом, беседовали о жизни, спорте, политике.
За кого он меня держал, не знаю. Но явно не за того, кем я был. И вот, когда он повстречал меня в таксопарке в ранге его «неполноценного» коллеги, а Аркаша работал на ЗИМе, его разочарование было всеобъемлющим. Я так и не был им прощён. Как он вспоминает меня сейчас в Штатах, неизвестно, но вряд ли «нэзлым, тыхым словом». Ошибиться такому человеку, как зимист!? Трудно себе представить.
«Я, - вспоминал Арон Моисеевич, - как-то еду в парк. Конец смены, план сделал, и на карман кое-что положил. Даже насвистывал песню свою любимую про трёх танкистов. Вроде, про таксистов сочинили. А дождь зарядил такой! Как из ведра. Никого на улице, хотя время не позднее.
Вдруг замечаю, что на остановке автобуса стоит женщина. В одном платье. Лето, июль месяц. Насквозь мокрая. Платье её облепило, баба аппетитная, сразу скажу. Сам притормозил возле неё. Она колотится, руками себя обхватила. И вдруг заметила мою тачку». «Где вы всё время ездите, - заявляет она, а сама зубами чечётку отбивает, - я уже час мочусь на остановке и никого.
Ни автобуса, ни ваших. Но у меня никаких денег нет, сразу заявляю. Только проездной билет на автобус и трамвай». «Ну, что делать? - продолжал мой собеседник, - уезжать, везти за свой счёт, рисковать и не включать счётчик, а потом гореть с контролем?». Я пожал плечами.
Вопрос поистине на высокофилософском уровне. Когда-то средневековые схоласты рвали глотки, доказывая друг другу, что было раньше: яйцо или курица. «Вот так и я задумался, - радостно продолжил он, - а потом взял и отвёз её домой. За свой счёт. И свидания не назначал. А ты говоришь?» Кто говорит?
В нашем таксопарке работал один невзрачный чувачок. И когда бы ни зарулил в парк, через полчаса уже бухой ходит. Руками в стороны разводит, с кем-то беседует, песни вслух запевает. И, что странно, ни с кем не замечался в общих возлияниях вовнутрь. Просто единоличник какой-то.
Коллектив недоумевать начал. Но как-то его всё-таки раскрутили на откровенность, и чувак раскололся. «Выискиваю специально прилично поддатых, - рассказывал он, - а я всегда подъезжаю вечером под гастрономы, рестораны, - посажу в тачку, а они продолжают в машине засасывать. Некоторые, бывает, прямо из горлА хлещут.
«Батя, может, угоститься желаешь?» – спрашивают и бутылку дают. А я говорю, что, никаких проблем, не откажусь ни за что в жизни. Но неудобно, сидя за «бубликом» пить. Давайте пляшку, я выйду из машины и возле багажника втихаря сглотну. «Так о чём ты думаешь? - говорят, - бери и пей. Сколько войдёт. У нас ещё есть».
Ну, выхожу, иду к багажнику, открываю. А там заготовленная ёмкость на литр почти. Пластиковая, конечно, чтобы не разбить, не дай Бог! Сливаю в неё, сколько не жалко. Они меня за открытой крышкой багажника не видят. Закупориваю, ставлю обратно и иду к своей дверке. И губы вытираю. И даже крякаю иногда.
Вроде потянул дозу. А там, глядишь, кто-то ещё попадается из таких же поддавал, но уже с другим пойлом. К заезду, бывает, такой коктейль образовывается в пляшке, что с ног от пары глотков валишься. И всегда запас имеется. Всё же не выпьешь сразу. Так что напрасно вы бухарей не берёте. Чистенькими хотите быть. В перчаточках беленьких возить. А наша работа требует серьёзного отношения».
Водитель по кличке «Телепейка», имени которого не знал, практически, никто, кроме кадровиков, обычно выезжал из парка в часа четыре утра. С таким расчётом, чтобы в одиннадцать утра поставить машину на стоянку, а самому рулить на зону сварки. Там собирался наш бомонд. Телепейка обычно верховодил в таких компаниях, тамадой маленьким крутился.
Хотя весил килограмм 120, не меньше. И несло от него, как от тхора. Не мылся, что ли? А там уже такие, как он, четырёхчасовики восседали, кто на чём. Шёл разлив по стаканам, которые заботливый сварщик Петя, царство ему небесное, заранее мыл и вытирал насухо. Выпивали довольно крепко, но и какую-то пищу тоже вкушали. Чтобы с каблуков не скопытиться.
Но суть была не в приёме пищи. Главное – контакт. И вот здесь можно было выслушать те ещё истории. У одного корешок в такси. Но не в киевском, а где-то в Харькове или «Днепре». «У них там один водила есть, - рассказывал кто-то, - Фимка Гордон. Маланчик, но мужик классный. Свою смену полностью в тачке проводил. У него и подушка с одеялом в багажнике лежали. Ездил в любую сторону, на любое расстояние. Лишь бы «башляли». У них водилы так и говорили, когда вырывались без отметки диспетчера за город: «гордонить». Хороший был мужик.
К нему однажды два чурки подходят. А Фима на ЗИЛе работал. Членовозе. Их по старости несколько штук списали из обкомовского гаража, но в таксопарк загнали за какие-то бабки. Никто садиться не хотел. Запчасти уже не выпускают, и бензин жрёт, как не в себя. На нём движок стоял восьмёрка. Восемь «горшков». Но Фима сел на неё. Он попов возил в Крым, цеховиков, свадьбы обслуживал. Так-что на запчасти и бензин хватало, и себе кое-что оставалось.
«Отвезёшь, - спрашивают чурки, - «жмура?» Жмурами называют покойников. Очевидно, от слова зажмуриться, закрыть навсегда глаза. И адрес говорят. Где-то в Грузии или Чечне. У них братуху завалили, а хоронить надо только дома. А в ЗИЛ гроб легко входит. Но заднюю стенку вырезать надо, всё-таки. «Повезёшь сам, - говорят, - но чтобы без хитростей. Пять тонн за поездку платим.
(Тонной тогда называли тысячу). Вот тебе аванс, а остальные получишь после доставки на место. Название аула, и где он расположен как-то ему растолковали. Ну, он и повёз. И «деревянный бушлат» (гроб) из цинка, а так тянуло от покойника, что продохнуть невозможно. Несколько дней вёз.
В ауле его встретили родичи, забрали груз и отдали остальные деньги. Фимка потом нам рассказывал, что чуть в штаны не наложил. Аул глухой, людей не видно. Денег-то на руках оказалось почти три тысячи рублей, а задаток он домой отвёз сразу. Но пронесло. Правда, смотрели как-то задумчиво, а не тронули. Напарник эти дни отдыхал на рыбалке. В парке Гордон с начальством раскоцался (рассчитался), салон ему мойщицы раз пять с порошком драили. И всё равно запах оставался долго».
А Телепейка при всех своих сверхзаработках отличался патологической скаредностью. Его и слесаря за это не уважали. В нашем, как и других таксопарках необъятной советской родины, без дополнительной оплаты труда слесарей надеяться на качественный ремонт было просто смешно. До колик в животе. На все виды работ имелись негласные таксы, которые свято выполнялись обеими договаривающимися сторонами.
Я уже рассказывал, как когда-то по тупости не оплатил в сборочном цехе труд слесаря, и он по словам. А. Райкина «одну винтку недовинтил», т.е. не затянул гайку тормозного штуцера. А она при езде взяла, да от тряски и открутилась. Ещё чуть-чуть и была бы трагедия. Как-то удалось «выслизнуть» из ситуации, сползти с крутяка по Кругло-Университетской улице.
Телепейка расплачивался точно по счётчику и со своими коллегами тоже, когда ехал в качестве пассажира, что считалось просто неприличным. Сам же пассажиров обдирал на полный рост. Практиковался, в частности, на несчастных, приехавших на похороны. В таких случаях, как правило, люди не считаются с расходами. За это многие таксисты недолюбливали подобных водителей-коллег.
Однажды произошёл забавный эпизод. Сын Телепейки вернулся в Киев после «дембеля». Разбалованный денежным папой экс-солдат, прибыл на киевский вокзал в часа два ночи. Он бы и в более раннее время суток не счёл для себя приличным добираться домой в трамвае, или не к ночи будет сказано, пешком.
А здесь сам Бог велел нанять такси. «Фильтровщик-таксист (водитель, выбирающий выгодных пассажиров) посадил демобилизованного в своё авто, завершив на нём комплектацию едущих в один район города, клиентов. Сынуля проживал на улице Оболонской. Хапуга за рулём, как не без остроумия назвали когда-то моих соратников по баранке в газетке «Вэчирний Кыив», повёз чЕстную компанию в направлении Подола.
Дембель должен был на этом самом Подоле и выходить, а остальные ехали дальше. Кажется, на Троещину или Оболонь. Через Рыбальский мост. На углу Константиновской и Верхнего Вала водила тормознул. «Молодой, - обратился он к телепейкиному потомку, - здесь выходи». «Но мне же на Еленовскую, - запротестовал возмущённый парень, - а тут ещё пять кварталов (или, как у нас говорили: углов) топать!» «Шо тебе эти пять углов по твоим годам? - сказал водила, - даже смешно? Дороги не найдёшь, что ли?»
Дома, после объятий и слёз радости, он рассказал изумлённому папе, как его употребил папин же сослуживец. «С какого парка козлина!? – проревел Телепейка, - наш, или из другого?» «Да ваш, ваш, - успокоил разнервничегося батю сын, - я посмотрел, а на стойке дверки выбито ТМП-1». «А номер запомнил, - переспросил отец, - я же ему душу выну в парке, гниде. Сколько он зарядил?» (Зарядить – запросить несусветную цену за проезд). «Пятёрочку».
Папа чуть не выпал в осадок. От вокзала до того места, где дембеля высадили, счётчик показывал меньше рубля всего-то. «Ладно, - возмущался в парке Телепейка, - ну зарядил. Понятно. Не везти же бесплатно. Но почему не довёз до дома». Как оказалось, он так и не вычислил, кто же обслуживал любимого отпрыска. Так ему и надо, нехорошему Телепейке!