Кому Вася, а кому и Василий Анатольевич. Это я о тёзке, о Солкине, который из Владивостока. Есть «В контакте», можете убедиться.
А знаю я его с доперестройки, когда он ещё щеголял в форме старшего лейтенанта флота и был редактором гарнизонной газеты на Русском острове. Встретились мы в литкружке приморского поэта Бориса Лапузина; да вскоре сбежали оттуда: ляПузин обоим нам был чужд, без юмора какой-то.
В перестройку Васю Солкина «ушли» из флота, так как юмора у него было слишком много, да и демократил он. И нашёл Вася работу в Институте географии ДВНЦ, делящем здание с Институтом океанологии, где трудился я. Выпускник факультета военной журналистики Военно-политического училища в бандеровском Львове, Вася фотки и фильмы делал классные.
Старый турист, он в экспедициях был как рыба в воде. А точнее, как безлёгочный тритон живородящий; есть у нас такая ящерица-лягушка краснокнижная. Лучшие биологи никак не могли заставить его (тритона, а не Васю) рожать в неволе. А Вася Солкин заставил!
Собрали Учёный совет стариков:
- Доложите, молодой коллега, как Вам это удалось.
- А просто любить её надо, тритониху! – заявил Вася. – Любить! Я, молодой, её люблю - вот она и родила. А вы, старые, уже потеряли способность любить объект исследований.
Доктора наук остолбенели, потом закряхтели…
Ну, нам рассказал Вася, что приехал он из экспедиции да и сунул банку с тритонихой в холодильник до утра. А ей для родов лишь и надо было холод и темноту.
Не пощадил Вася Солкин и академических жён. Дело было в Доме учёных. Я там устроил для шибко культурных жён докторов, членов-коров и академиков литвечер из поэзии Киплинга. Его тогда мало издавали, и старушки ничего не знали, кроме детского «Маугли».
К концу читки подошёл Вася Солкин с гитарой. «Вот сейчас будет настоящий концерт!» - понял я, уступая ему место. Ох, недооценил я! Ведущий объявил: «Поэт пушкинской поры!»
Вася поставил журнальный столик, на него – свечу в подсвечнике и бутылку из-под коньяка. И – стал снимать штаны! Мужского стриптиза дамы высшего света отродясь не видели.
Обнажив свой волосатый торс, Вася остался в белых флотских кальсонах со штрипками; задрал босые ноги на столик и забренчал на гитаре. Это он Дениса Давыдова изображал, вроде как в гусарских лосинах.
Публика успокоилась: ведь не до Адама же он разделся, и даже не до трусов. Но рано радовалась: после «…Вы оставлены на племя, я назначен на убой» и «серет королями» она насторожилась. А Вася обличал царских вельмож:
Где спесь да подлости, вельможа да холоп,
Где заслоняют нам вихрь танца эполеты,
Где под подушками потеет столько жоп…
Тут все дамы подскочили, будто именно у каждой из них вспотели эти самые…
А Вася не унимался, пошёл далее, про монашку:
Отказ идёт как обещанье:
«Нет» на словах – на деле «Да».
И – грешница – всегда сначала
Она завОпит горячо:
«О, варвар! Изверг! Я пропала!»
А после: «Милый друг, ещё…»
Публика густо покраснела. И тогда милый друг Вася выдал:
О рыцарь! Идол усачей!
Гордись пороками своими!
Чаруй с гусарами лихими
И очаровывай бля…ей!
Зал взорвался… нет, не аплодисментами. Видно, дамы последнюю строку на свой счёт приняли. Кричали что-то вроде «Уходи! И гитару уноси!»
Вася понял, что надо сматываться из дворянского собрания. Не спеша задул свечу, спрятал её и коньячную бутылку и стал вальяжно одеваться. В море злобных лиц поймал мою восторженную физиономию, кивнул ей и гордо удалился.
А вскоре Солкин получил от американцев грант на издание экожурнала «Зов тайги». Тут он развернулся: отличные статьи, суперфотографии. Правда, однажды проскочило: « поэт Некрасов Николай Александрович». Кто-то ехидный заметил, что другой великий поэт писал: «Некрасов Коля, сын покойного Алёши…»
- Это по бумагам, - парировал Вася, - а ты уверен, что мама Некрасова спала только с Алёшей, а не с Сашей иногда?
Как премию за журнал, Васе дали визу и билет в США. В культпрограмме – приём его в вожди индейского племени. Корону ему из перьев, томагавк, трубку. У костра среди вигвамов старейший вождь вдруг стал обличать зверства бледнолицых и предложил:
- Кто за то, чтобы выкопать топор войны против Соединённых Штатов? По обычаю, первое слово – младшему вождю Васе!
Солкин офонарел: «Вот она, провокация! Пойти против индейцев или объявить войну США?»
Думал он недолго: под одобрительные вопли индейцев объявил войну Америке. И ждал, что посадят лет на пять как террориста. Но его с почётом проводили в Россию.
- Да это у них инсценировка, обряд такой! – успокоили Васю во Владике. – Через день уже трубку мира курят.
- Но я-то всерьёз объявил! – задумался Вася. Не написать ли ему письмо в Госдеп с предложением мира? Честь не позволяет. Так он и живёт до сих пор в состоянии войны со Штатами.
Уезжая из России, я взял диски с фильмами Васи Солкина: о тиграх, леопардах и Уссурийском заповеднике. И в трудные времена укрепляет меня низкий баритон Васи, рассказывая о Дальнем Востоке.